После долгого молчания

                Тетра ла четра и канта…

Я наслаждался бесконечностью теплоты этого вечера, его безысходным чёрно-жёлтым теплом. Таков Петербург каждую осень. Знаете, как это обычно бывает? Вот-вот, вы идёте по разбитому тротуару где-то в районе Сытного рынка, и сверху лишь линия жёлтых фонарей дарит полумистическую свою иллюминацию. А когда на небе, затянутом ночными тучами, высвечивается большое светлое пятно – это значит, что зажжена главная подсветка Санкт-Петербурга. Стоя в глухом дворе-колодце, когда побочный свет ограничен высокими стенами, наполненными жильцами, как тараканами, можно подумать, что это ещё один внезапный рассвет или, точнее, восход Луны, застал нежданно мой полупьяный взор…
Что поделать? Свет тысячами пучков направлен в небо – такова особенность города на Неве. И ты бредёшь по этой улице, такой случайный, сам ставший как будто архитектурной деталью, сродни грифону на фасаде во-он того особняка.  С той лишь разницей, что грифон способен летать, а ты – нет. Редкая реклама голубеет вдоль улиц – она зовёт посетить мгновенные места, такие как круглосуточные магазины. Что там делать? Только потратить ещё денег, выпить ещё водки… И ты идёшь дальше мимо искусственного тепла вино-водочных ночников, мимо луж, мимо оскаленных парадных и арок, ведущих в грязные и чарующе-опасные дворы.
Когда улицы в Питере кончаются, это значит, что наступает вода. Или они упираются в реки и каналы, там, где нет мостов, либо (что намного романтичнее, хотя и плачевнее для пешехода) уходят прямо в порт. Порт же как некий организм, сверогромный и сверхпрожорливый, поглощает улицы, дома, трамваи, людей… Это очень серьёзная штука – порт. Лучше просто так туда не соваться, поверьте моему слову!
Ну, тогда остаётся лишь свернуть, mein schatz, туда, куда-нибудь, где глухие и полузаброшенные дворы перемежаются ухоженными особнячками и площадками около школ, выметенными, с аккуратными платными туалетами. Проходя по всем этим Питерским местам, я почему-то вспоминал тех поэтов, с которыми Вечный город связал свою судьбу в последние двадцать лет. Чиж, Шевчук, Борис Борисович, город Питер вдохнул в них свою прекрасную бесконечную музу. Это один выдох, один вдох, соразмерный с шумом морского прибоя. Как будто ты стоишь на одной из двух лучших и наиболее достопамятных кос в городе. Одна – у гостиницы «Прибалтийская», там, где виндсерферы штурмуют балтийскую волну на своих хрупких снарядах. А другая – это там, где чайки кричат и садятся на камни, там, где проходит трасса «Невское кольцо», где, пройдя по крупным камням, ты оказываешься на заросшей травой береговой линии и, сев на камень, наблюдаешь за всем заливом в самые прекрасные часы восхода и заката. Там великолепная звонница высится, вся белая с золотым, переполненная сакральными звуками. Закатные облака, как небоскрёбы дальнего города, высятся, неся с собой шторм над Балтикой. Это бесконечное наслаждение, которое останется с тобой раз и навсегда. Всегда в тебе. И всё это да будет так!
И вот, ты чувствуешь себя наполненным кувшином, в котором полным-полно драгоценного прекрасного вина, которое не хочется разбавлять дешёвым пойлом. В такой момент пора собираться домой, неся вновь обретённое сокровище в лёгком опасении, чтобы не разбрызгать ни одной капли рубинового напитка. Левашовский проспект ведёт тебя с островов домой, мимо Барочной улицы с её будто взятыми из романа в стиле фэнтези башнями. Ты проходишь через трамвайные пути, как бы отделяясь от края, в котором властвует закатное волшебство, некоей человеческой границей. Теперь тебя ждёт сон, прекрасное явленье, в которое ты окунёшься, усталый, чтобы впитать необыкновенные впечатления сегодняшнего дня и смыть с себя всё лишнее, оставаясь лишь собой.
И тем собой, самим собой ты пробудишься на следующее, новое утро. Привет тебе, мой друг! Здравствуй! И да будет благословенен твой путь.