Фамилия

 Писатель Максим Максимыч Мокропопов страдал. Ежедневно, еженощно, периодически даже ежесекундно.
 «Вот, — рассуждал Максим Максимыч, отхлебывая жиденький чай на своей гробообразной кухне, — у всех писателей фамилии как фамилии, а у меня? Ну, разве можно с такой фамилией стать великим писателем?! Вот, к примеру, Булгаков — звучно, красиво! И, самое главное, хрен догадаешься, откуда корни растут, то ли из булки с гаком, то ли еще из какого кренделя... Или вот — Акунин... Звучит! И хищно звучит! Тут тебе и куница, и окунь... Сразу ясно, что про убийства человек пишет, про зверье дикое в шкурке человеческой... А у меня... Ну, разве это фамилия для писателя! В мыслях произнести, и то язык не поворачивается!»
 Конечно, был у Максим Максимыча и псевдоним, под которым он в газетку местную пописывал, но душа славы и известности желала, под фамилией настоящей!
 Чтоб одноклассники удивлялись: вот, мол, Мокропопов, — какой удалец!!! А ведь вонючкой был и букашкой ничтожной!
 Чтоб околоподъездные старушки участливо о здоровье справлялись: «Здравствуйте, Максим Максимыч! Как Ваша язвочка двенадцатиперстная, не мешает ли процесс пищеварительный процессу творческому? Гладок ли тракт Ваш кишечно-желудочный? Нет ли поносу или другой хвори скоропостижно проявляющейся?»
 Чтоб в редакции родной желторвотной газеты в буфет вне очереди пропускали, а ставку гонорарную персонализировали и максимально укрупнили.
 Чтоб все людишки мелкооптовые, с которыми Максим Максимычу за всю жизнь общаться довелось, из недр памяти знакомую фамилию изрыгнули и почтительно вздрогнули.
 Но с такой фамилией — куда? Вспомнить то, вспомнят, но почтения не проявят! Посмеются только, поглумятся бессовестно... И не псевдоним тут, ни смена фамилии паспортной не помогут — кто ж тогда узнает, что за буквицами новыми тот самый Максим Максимыч скрывается?
 Поэтому и страдал Мокропопов. По ночам вскрикивал и взбрыкивал, но не писать — не мог! Как не мог — не дышать, не ездить в троллейбусе и от любимых пышнотелых пирожных отказываться. Надеялся все на что-то, а на что — и сам недопонимал.
 Особенно огорчали Максим Максимыча походы в издательства, куда он относил толстобрюхие распечатки своих романов — о жизни светлой, романтической, сексуально активной и детективно запутанной. Однако сочинения эти, насквозь пронизанные лучами солнечными и символами фаллическо-мистическими, редакторов не впечатляли. Завидев в дверях физиономию Максим Максимыча, они нервно хихикали в ёжистые усы (почему-то, почти поголовно, все редакторы были поразительно усаты или бородаты) и сочувственно качали головой:
 — Извините, но мы не можем принять Ваш роман, по причине несоответствия тематике издательства. У нас теперь все книжки сериями, а Ваше руко... — простите — произведение ни под одну не подходит, — говорил очередной редактор и, хлопнув ладонью по рукописи, так, что нимбообразным облачком взлетала пыль, с облегчением отодвигал ее от себя.
 Конечно, Максим Максимыч догадывался, что редакторы врут и дело тут не в сериях, и не в тематике, а в фамилии. Кто станет покупать книгу, на которой черным по белому или светло-персиковым по темно-лиловому написано: «Мокропопов»? Только слепой или извращенец, да еще может быть старикашка с геморроидальным синдромом, принявший сию книжицу за откровения лечащего врача.
 Так и мучился Максим Максимыч. Грыз ногти на руках, а иногда и на ногах, кусал бледные губы, а поделать ничего не мог. Только пирожные воздушно-кремовые кушал и толстел многозначительно. Так бы и сгинул Максим Максимыч в небытие, околев от бесплодных страданий, не случись однажды событие, которое жизнь Максим Максимыча видоизменило самым ненатуральным образом...
 День был мутный, декабрьский, жгущий морозом и пощечинами неоновых вывесок. Но Максим Максимыч, окрыленный гонораром за очередную нелепую статейку, возвращался домой, полный надежд и сомнений, тугосплетенный клубок которых всегда обещает подступающий Новый год.
 Забрав из раскоряченного хулиганами почтового ящика ворох бесплатных газет, Максим Максимыч бойко взбежал по заплеванной лестнице и очутился в своей убогой квартирке. Родное жилище приветливо пахнуло ему в ноздри холостяцкой затхлостью и ласково напомнило тему многолетних страданий. Настроение у Максим Максимыча сразу скукожилось, заиндевело и мягко влилось в прежнее русло уныния и безысходности. Со злостью отшвырнул Максим Максимыч никчемные газетенки и хотел уже было целиком отдаться своему всегдашнему страданию, но заметил вдруг, что из газетной пачки грузно выпорхнул голубой конверт многообещающего вида.
 Письма Максим Максимычу приходили не часто, поэтому это было событием достойным всяческого внимания и любопытства. На нестандартном конверте из плотной бумаги было начертано: «Мокропопову М.М.», а в качестве обратного адреса: «Агентство межвременного и пространственного надзора за соблюдением реинкарнационных воплощений. Земное отделение». Почтовой марки не было, но в одном углу стоял фиолетовый штампик «Оплачено», а в другом тисненая золотом эмблема в виде двух сплетающихся спиралей. Аккуратно разрезав кухонным ножом почтовый пакет, Максим Максимыч вытянул оттуда глянцевый листок и прочитал:

 Уважаемый, Мокропопов Максим Максимович!

 Настоящим посланием приносим Вам свои извинения и извещаем, что в последней инкарнации Вашей сущности за номером 867586/4544, была допущена ошибка, результатом которой явилось воплощение в человеческом субъекте с недопустимым персональным словесно-информационным кодом (фамилией). В настоящее время, нашим подразделением наконец-то изыскана возможность исправления этой ошибки, путем перемещения Вас в параллельную реальность с одновременным изменением персонального словесно-информационного кода, который будет выбран автоматически из имеющейся базы данных первого разряда.
 Для подтверждения своего согласия на вышеупомянутую процедуру, просим Вас позвонить по телефону 565-565-56 в любое удобное для Вас время.
 К сожалению, по некоторым, не зависящим от нас причинам, точную дату Вашего перемещения сообщить не можем.

 С уважением, инспектор агентства Счетчиков А.Я.

 Шрифт был обычный, компьютерный, типа «Таймс», а перед фамилией инспектора красовалась замысловато закрученная подпись похожая на клочок спутанных волос. Мысли Максимыча лихорадочно задвигались, заметались, пытаясь понять суть написанного, и бессильно уперлись в один из тупиковых отделов головного мозга.
 — Чушь какая-то, — пробормотал Максим Максимыч, — Кто-то явно решил надо мной поиздеваться... Мало того, что они у себя в редакциях надо мной измываются, они теперь еще и на дом письма шлют!
 Максим Максимыч яростно скомкал послание и жестом смертельно обиженного человека, забросил его в мусорное ведро.
 Этой ночью Максим Максимыч долго не мог заснуть. Он ворочался, перекатывался с боку на бок, считал кучерявых овец и круторогих баранов, думал о приятном и эротичном, но сон не приходил. Вместо него явилась и стала настойчиво стучаться костлявым кулачком мысль: «А что, если это письмо не шутка?»
 Конечно, Максим Максимыч не понимал до конца содержания письма, но все же каким-то инстинктивным чувством осознавал, что звонок по указанному телефону, призван был облегчить его фамильные страдания.
 «Может быть там, в небесной канцелярии, или этом чертовом агентстве, действительно просчитались и теперь хотят исправить свою ошибку?» — думал Максим Максимыч. — «И вот теперь этот спасительный шанс, этот бикфордов шнур, о котором я даже не смел мечтать, лежит в мусорном ведре среди картофельных очистков и селедочных голов!»
 «В конце концов, что я теряю?» — восстал в постели ночным привидением Максим Максимыч. — «Если это шутка, если они там, на другом конце телефонного провода ждут моего звонка, я доставлю им это удовольствие. Пусть! Пусть поглумятся! Может быть, им в конце концов, станет стыдно! А если это не шутка...» Тут мысли Максим Максимыча спутались и, боясь потерять нахлынувшую решимость, он впрыгнул в тапки и торопливо прошлепал на кухню.
 Извлеченное из ведра письмо пахло соленой рыбой и еще чем-то отвратительным. Расправив липкую промасленную бумажку, Максим Максимыч еще раз внимательно перечитал текст и набрал номер телефона. Несмотря на то, что было уже два часа ночи, короткие гудки говорили, что линия занята. Наконец, с третьей попытки, сигналы стали длинными, а потом вдруг резко оборвались и в трубке стало тихо.
 — Алё! Алё! — растерянно прохрипел в микрофон Максим Максимыч, но на том конце не отвечали.
 Мокропопов хотел было уже бросить трубку, как вдруг в ухе что-то щелкнуло и механический женский голос, тщательно разделяя слова, произнес:
 — Уважаемый - Максим - Максимович - Ваш - голос - идентифицирован - подтверждение - получено - благодарим - за - принятое - решение - спокойной - ночи...
 Снова что-то щелкнуло, и частые гудки известили, что сеанс связи окончен. Максим Максимыч разочарованно повесил трубку, пожал торчащими из дырявой майки плечами и отправился спать.

***
 Ловко запущенным серпантином пролетел декабрь, зеленым змием прополз похмельный январь, наступил лихорадочный февраль, а в жизни Максим Максимыча Мокропопова ничего не менялось. Он уже начал забывать о письме, посчитав его дурацкой шуткой коллег или особо циничных издателей, но событие близилось, нагоняло торопливыми шагами и, наконец, схватив Максим Максимыча за шкирку, погрузило в свои пушистые объятия.
 Этим понедельнишным утром все казалось Максим Максимычу несколько странным. Едва он переступил порог собственной квартиры, как испуганно замер. Вместо облезлых, изуродованных подростками стен и желтоватых луж на бетонном полу, лестничная клетка встретила его свежевыкрашенными панелями и чистенькими ступеньками.
 — Ремонт что ли сделали? И когда успели? — спросил сам себя Максим Максимыч и пальцем провел по косяку.
 Палец остался чистым — стена не пачкалась. Максим Максимыч осторожно спустился по лестнице и вышел во двор. Там тоже было непривычно уютно. Тропинки очищены от снега, около мусорных баков подметено, а зимующий под окнами полусгнивший соседский «Москвич» куда-то бесследно исчез.
 «Наконец-то занялись делом!» — позитивно подумал Максим Максимыч про коммунальщиков и побрел на остановку.
 Свой любимый троллейбус он чуть было не пропустил, потому что не узнал. Дребезжащее рогатое чудовище подкатило, сверкая свежерасписанными боками. Рекламный слоган на его жестяном теле, облагороженном изображениями полуголых девиц с пронзительно томным взглядом, гласил:
 
 Если Вам обновку надо —
 Приходите в «Эльдорадо»!

 Причем в слове «Эльдорадо», вместо первой буквы «О», было нарисовано подмигивающее лицо с идиотской улыбкой.
 До редакции родной газеты Максим Максимыч доехал в обычной компании ворчащих пенсионеров и навьюченных рюкзаками студентов. За окном медленно проплывали городские улицы, которые казались нескончаемой декорацией к какому-то авангардному спектаклю. Облупленные фасады школ чередовались с зеркальными стеклами модных магазинов; гигантские сотовые телефоны скалили кнопкозубые пасти и НЛО-шными тарелками нависали над заляпанными плакатами заборами, где сквозь голые задницы стриптизерш проступали выцветшие носы и уши прошлогодних кандидатов в депутаты...
 Бессмысленным, загипнотизированным взглядом скользил Максим Максимыч по ярким щитам, спешащим автомобилям и меховым фигуркам прохожих. Иногда, в стеклах проезжающих мимо автобусов, он встречался глазами с собственным отражением и тогда гипнотический сон на несколько секунд оставлял его, а встрепенувшийся мозг отсчитывал остановки: Три... Две... Одна... Пора выходить!
 Редакция встретила Мокропопова своей обычной беготней, хлопаньем дверей и трыньканьем телефонных звонков. Максим Максимыч забежал в журналистскую, сбросил пуховик и, на ходу раздавая рукопожатия и короткое «Здрасьте!», прямиком отправился к редактору, показать написанную за выходные статью.
 Отбив по двери положенную барабанную дробь, Максим Максимыч робко, но решительно протиснулся в кабинет и поздоровался:
 — Доброе утро, Маргарита Львовна! Вот, принес статью про комбайны...
 — А-а-а, это ты, Максим Максимыч! Здравствуй... Проходи, садись. Подожди минутку... — не отрывая глаз от монитора, пробубнила Маргарита Львовна — волнующе дородная женщина, словно сошедшая с одной из питерпаулерубенсовских картин. Пальцы ее скакали по серым клавишам, отстукивая какой-то бесовский марш.
 Максим Максимыч с удовольствием прилепился к мягкому кожаному креслу и принялся рассматривать многочисленные полумагические символы на задней стенке монитора, которыми наивные производители, очевидно, хотели предохранить его от поломки.
 — Кстати, тут тебе внеплановая премия, распишись, — на секунду выглянула из-за монитора Маргарита Львовна и, сверкнув голубыми контактными линзами, придвинула Максим Максимычу бланк с длинным столбиком фамилий.
 — Мне... Премия? — переспросил Максим Максимыч.
 — Тебе-тебе, — отозвалась Маргарита Львовна из-за своего вьюсониковского убежища. — Всем из вашего отдела дали... Деньги с того года остались, и дали. Расписывайся!
Максим Максимыч стянул со стола листок, но своей фамилии в списке не нашел. Тогда он, на всякий случай, еще несколько раз внимательно пробежал глазами все строчки, но также безрезультатно.
 — Ну, что — расписался?
 — Нет меня тут... — буркнул Мокропопов.
 — Ой, ну прямо как дети малые! — приподнялась из-за стола Маргарита Львовна и, качнув развесистой, как разбухшая виноградная гроздь, грудью, выхватила листок, — Дай сюда!
 — А это здесь КТО? Вася Пупкин что ли? — зло выдохнула Маргарита Львовна и ткнула заостренным ногтем в середину списка.
 Максим Максимыч подался вперед, но в указанном месте своей фамилии так и не обнаружил.
 — Не вижу... — нерешительно возразил Максим Максимыч.
 Маргарита Львовна закатила глаза, шлепнула бумажку на стол, обвела одну из фамилий красным маркером и, бережно наклонив Максим Максимыча за шею, произнесла:
 — Вот это — ЧТО? Читай по буквам Г-О-Р-Д-О-Г-Р-У-Д-Ц-Е-В!!! Расписывайся!
 Маргарита Львовна освободила шею Максим Максимыча и полезла в сейф за деньгами. Но Мокропопов так и остался стоять полусогнутой буквой «г». «Издевается, что ли?» — подумал Максим Максимыч, — «Не похоже на нее...»
 — Вымотал ты меня, Гордогрудцев! Забирай деньги, оставляй статью и вали. Сама за тебя распишусь. Завтра — зайдешь!!!
 Маргарита Львовна сунула растерянному Максим Максимычу тысячерублевку, но видя, что тот не трогается с места, грозно добавила:
 — Не буди во мне леопарда, Гордогрудцев!
 Максим Максимыч пропятился за дверь и, стукаясь плечами о пробегающих мимо сотрудников, побрел в свой кабинет. Там кипела обычная журналистская работа: квадратными островками мерцали мониторы, стучали раздолбанные клавиши, заспанные лица с красными глазами пялились в тормозные вёрды и лукавые яндексы. Пахло палеными проводами, порошковым кофе и табаком. Изредка кто-нибудь из коллег восторженно всхрюкивал и зачитывал вслух анекдот или интересную фразу, выуженную из сетей интернета. Ему отвечали короткими смешками или недоуменным хмыканьем, а затем все снова превращались в клавиатурных дятлов и пощелкивающих мышеводов.
 Мокропопов безучастно сидел за своим столом и несколько минут тупо смотрел в пространство. Наконец, сам не зная почему, встал, подошел к одежному шкафу, достал из пуховика свое редакционное удостоверение и с удивлением прочитал: «Гордогрудцев Максим Максимович». Он повертел его в руках — та же самая потертая, поцарапанная корочка. Внутри, тоже все знакомо, даже фиолетовая печать на фотографии стоит точно также — верхушка буквы «й» в слове «ограниченной», охватывает снизу левый мокропоповский глаз, напоминая расплывшийся фингал.
 «Неужели подменили, пока я был у Маргариты Львовны?» — подумал Мокропопов, все еще не допуская мысли, что это вовсе не шутка, и краем глаза посмотрел на коллег. Но в его сторону никто не косился, никто не лопался от еле сдерживаемого хохота, прикрывая рукой предательски растягивающийся рот. «Ладно, черт с вами! Все вы тут заодно», — обиделся Максим Максимыч и, напялив пуховик, отправился домой.

***
 Едва он вошел в квартиру, как раздался телефонный звонок.
 «Ага, очнулись!» — злорадно подумал Максим Максимыч, — «Ну, давайте, давайте...» и снял трубку.
 — Гордогрудцев Максим Максимович? — вежливо осведомился незнакомец.
 Максим Максимыч ничего не ответил и тихонько повесил трубку на место. С минуту посидел, потом подошел к серванту, взял с полки паспорт и под прозрачной пленкой прочитал: «Гордогрудцев». Тогда он выдвинул ящик, в котором хранил важные бумаги, и стал доставать из него все подряд — свидетельство о рождении, аттестат, диплом... Но везде стояло одно: «Гордогрудцев».
 Мокропопов извлекал очередной документ, фиксировал фамилию и, жестом избалованной красотки отвергающей дары престарелого, но настойчивого любовника, вяло бросал на пол. Особо заинтересовала его лишь пачка старых отцовских писем, которые Максим Максимыч бережно хранил в специальном пакетике. На всех пожелтевших, замусоленных конвертах, знакомым почерком с характерными кружевными завитушками, было выведено: «Гордогрудцеву», «Гордогрудцев»...
 Максим Максимыч растерянно опустился на заваленный документами пол и, поворошив рукой разномастные бумажки, нервно рассмеялся. Мыслей не было — в голове зияла огромная сквозная дыра, как в фильме про второго, жидкометаллического Терминатора.
 Снова раздался телефонный звонок. Максим Максимыч послушно подполз к телефону и, удивляясь собственной важной интонации, произнес:
 — Гордогрудцев слушает!
 — Здравствуйте, Максим Максимович! — радостно отозвался все тот же голос, — Что-то у вас там со связью... Еле дозвонился! Меня зовут Вадим Петрович Перелесский, я директор книжного издательства «Магнум Ум». Знаете, конечно?
 — Да вроде знаю, — откликнулся Максим Максимыч, припомнив, что еще осенью отнес туда один своих романов, но какой именно уже не помнил.
 — Я вчера закончил читать Ваш роман, — продолжил господин Перелесский, — и хочу сказать, что это настоящая вещь! Да что я — у нас все издательство его прочитало! Все просто в восторге! Какой сюжет, какие характеры... Стиль, язык - все бесподобно! Дорогой Максим Максимович, если Вы еще ни с кем не заключили договор на его издание, то был бы очень рад, видеть Вас завтра в нашем офисе. Мы хотим издать вашу книгу, и как можно скорее, а также получить приоритетное право на выпуск всех последующих Ваших книг. Если есть что-то готовое — несите! Что скажете, Максим Максимович?
 Мокропопов растерянно почесал переносицу, пытаясь овладеть разбегающимися глазами, и не нашелся, что ответить:
 — Алло! Максим Максимович?!! — встрепенулся Перелесский.
 — Да-да. Я приду... Завтра... Во сколько?
 — Давайте с утра! Когда Вам удобней?
 — Ну, в десять... одиннадцать... — протянул Мокропопов, все еще не осознавая личноисторической важности происходящего момента.
 — Отлично! Буду ждать. Очень приятно было с Вами познакомиться, Максим Максимович... До свидания! — раскланялся Перелесский.
 — Да-да... Мне тоже было очень приятно... До свидания...

***
 Прошло полгода.
 Максим Максимыч привык к своей новой фамилии и даже стал забывать, каким именно образом он трансформировался из Мокропопова в Гордогрудцева. Так, свежеприобретенные лакированные туфли, искрящиеся саламандровым блеском, по прошествии N-ного количества времени, превращаются в тусклые, ободранные ботинки с пятнистыми следами чужих подметок и вмятинами женских каблуков.
 И все же, жизнь Максим Максимыча коренным образом изменилась! Теперь он работал в книжном издательстве господина Перелесского редактором отдела современной прозы. У него был отдельный, благоухающий кожаной мебелью, кабинет, широченный полированный стол, дорогой буржуйский ноутбук и даже половинка длинноногой секретарши (вторая ее половинка принадлежала другому редактору, занимающему соседнюю комнату, хотя у Максим Максимыча сложилось стойкое впечатление, что неофициально он имел ее целиком).
 Все вдруг перевернулось с ног на голову и запрыгало на этой ушастой голове, удивительным образом не набивая шишек и синяков. Теперь уже Максим Максимыч сам накладывал вето, карал безвестностью или миловал публичностью авторов поступающих к нему рукописей. К новому делу он относился оптимистично и добросовестно. Если книга не вызывала рвотно-икотного рефлекса при первом знакомстве, то он внимательно дочитывал ее до самого конца, тщательно анализируя и помечая в специальном блокнотике все достоинства и недостатки. А чтобы фамилии сочинителей не вводили его в заблуждение, Максим Максимыч попросил секретаршу Елизавету отрывать с рукописей все титульные листы и передавать ему произведения только в таком, неперсонифицированном виде.
 Хороших произведений попадалось мало. Все было каким-то второсортным, торопливо и неумело слепленным, как банальный снеговик, скатанный школьниками из грязного липкого снега во время короткой перемены. Откладывая в сторону очередное, неудачное на его взгляд, сочинение, Максим Максимыч удрученно елозил задницей в кресле и косился на застекленный книжный шкаф, где среди прочей шелестяще-шуршащей продукции издательства, затесался туго набитый корешок и его книги. Роман Максима Максимыча раскупали довольно активно, и уже был выпущен дополнительный тираж. Пресса заискивающе виляла обрубком бульдожьего хвоста и почтительно именовала писателя Гордогрудцева новым Толстым, Кафкой и Пелевиным в одном (кстати, весьма раздобревшем) лице, а многочисленные читатели и читательницы, возбужденные газетной шумихой, потирали руки и другие места, с нетерпением ожидая выхода из печати второй книги новомодного автора.
 Август в этом году выдался жаркий и душный. Кондиционер с утра работал на полную — тридцать заоконных градусов очень неохотно превращались в приятную кабинетную прохладу. Максим Максимыч громко отхлебнул остуженный в холодильнике, вчерашний чай, придвинул новую рукопись, познанию которой собирался посвятить все сегодняшнее утро, и углубился в чтение.
 Роман безымянного автора начинался с убийства, затем детективная линия незаметно подменялась любовной и плавно перетекала в какую-то отрешенно-готическую мистику. Читать было интересно, сюжет интриговал, герои удивляли, а юмор писателя несколько раз заставлял Максим Максимыча издавать характерные всхлипы. Но, чем дальше он листал рукопись, тем явственнее проступало ощущение, что он читает что-то очень знакомое, как-будто заглядывает в приоткрытую дверь несуществующей комнаты своей собственной квартиры.
 Через пару часов у Максим Максимыча созрело желание познакомиться с автором лично. Он вернулся к первой странице романа. В левом верхнем углу стоял номер «117». Отрывая титульные листы, секретарша Елизавета помечала их и соответствующие им рукописи одинаковыми номерами, чтобы потом можно было найти автора и приклеить титульный лист на место.
 Максим Максимыч поднялся, устало зевнул, показав равнодушной люстре недавно отреставрированные зубы, и выглянул в секретарскую. Елизаветы на месте не было, однако из-за двери второго редакторского кабинета доносился дюжий мужской хохот и женское мурлыканье.
 — Все у них хИхоньки, да хАхоньки... А я тут работай! — недовольно пробубнил Максим Максимыч и полез в шкаф, где хранились рукописи.
 Нужная папка нашлась сразу. Немного покопавшись, Максим Максимыч выудил лист с нужным номером. Прямо под ним значилась и фамилия автора. «Петр Потнопопов», — прочитал Максим Максимыч и брезгливо поморщился.

Декабрь, 2003 г.