Став Богом

Став Богом…



День первый

Зазвенел будильник, призывая проснуться, откинуть в сторону одеяло и встать с теплой, согретой теплом собственного тела и приятными сновидениями постели.
Шесть часов утра. Новый день только начался. Но, несмотря на это, чертовски хочется спать!..
Будильник продолжал неистово голосить, призывно и неотступно требуя подъема. Точно также звенят, пищат и гудят другие разноголосые будильники, радеющие о своевременном подъеме своих хозяев, у множества других людей во всем мире, но каждый человек по-своему относится к их обязанностям. Кто-то с радостью встречает новый день и быстро подскакивает с постели, как только слышит, что время справедливого сна подошло к концу, а кто-то старается подольше задержаться в приятных сновидениях и не упускает момент лишний раз погрузиться в очередное увлекательное путешествие по волшебному миру грез, где нет границ и пределов, и возможно буквально все. И именно таких людей, любящих поспать, раздражает и злит извечный спутник суеты, шумный ценитель точного времени, беспощадный убийца красивых сновидений – будильник.
Рука тяжело опустилась на суматошно трезвонящие часы, и те, в последний раз коротко звякнув, обиженно умолкли.
Сквозь неплотно задернутые сиреневые шторы в комнату вливался ленивый рассвет, разгоняя застоявшуюся ночную тьму и наполняя жилое помещение прохладным утренним светом.
Просыпался город. Звуки очнувшейся от ночного забытья жизни проникали в открытую форточку и уже не оставляли шансов, сомкнув глаза, еще хотя бы на пару минут забыться, уйти в свои мечты, такие далекие от реальности, а оттого такие сладкие и счастливые.
Не в первый раз Сергей Афанасьевич Любов проклинал наступившее утро и нехорошо думал о новом дне, от которого можно не ожидать ничего хорошего, как, впрочем, вряд ли может случиться и что-нибудь плохое. Неприятности обязательно будут – это неизбежно, но они не выйдут за рамки обыденности, такой скучной и серой, и привычной до боли. Вот и вся жизнь такая – скучная и серая. И болящая. Безрадостное, бессмысленное существование…
Любов откинул в сторону одеяло и медленно спустил ноги с кровати на пол. Минут пять молча сидел, стараясь вспомнить так неожиданно и бесцеремонно прерванные сновидения, но приятные картины ускользали все быстрее и быстрее, оставив после себя лишь щемящее душу и сердце грустное чувство расставания с чем-то хорошим. А вот с чем именно, Любов уже припомнить не мог…
Он вздохнул, нашарил тапочки под кроватью и шаркающей походкой неизбалованного жизнью человека побрел в ванную.
Умывшись теплой водой, он взглянул на свое отражение в запотевшем зеркале. Усталое даже после девятичасового сна лицо, покрасневшие глаза, впалые щеки, глубокие морщины, изрезавшие серый лоб… И не скажешь, что этому человеку только пошел сорок третий год. Казалось, жизнь только началась…
Любов горько усмехнулся и закрыл краны.
На сегодня завтрак его состоял из яичницы с помидорами и двумя кусочками сырокопченой колбасы. В прошлый раз, помнится, на завтрак было то же самое… хотя нет, вчера было три кусочка колбасы…
Достав из кухонного шкафа кружку, Любов бросил в нее две чайные ложки дешевого растворимого кофе и три ложки сахара, залил кипятком и поднял глаза на настенные часы.
Шесть тридцать три. Обычно он выходил из дому без пятнадцати семь, но сегодня немного припозднился. Что ж, главное только не опоздать на работу…
Взяв кружку в руку и осторожно, маленькими глоточками отхлебывая горячий кофе, Любов встал у окна и стал смотреть на улицу.
Сонная парочка, мужчина и женщина, вяло беседуя друг с другом на отвлеченные темы, выгуливали своих собак, которые, в отличие от хозяев, весело и оживленно носились друг за другом, несмотря на разницу в породах, размерах и характерах – огромная немецкая овчарка, своим лаем способная напугать не слабого духом и телом мужчину, и маленький, тщедушный пекинес, тявканьем своим веселящий разве что малых детишек да нежных барышень.
Седой дедуля в синем спортивном костюме совершал утреннюю пробежку, уверенно нарезая круги вокруг дома, только иногда останавливаясь, чтобы перевести дух. Вслед за ним легко бежала молодая, красивая темноволосая девушка. Может быть, внучка?
Любов невольно загляделся на симпатичную девушку. Девушка обладала великолепной фигурой, так удачно подчеркнутой черным облегающим трико. Темные волосы ее от бега растрепались и пышной волной ложились хрупкие девичьи плечики. Груди в такт движениям колыхались в коротенькой белой футболке.
Сделав глоток из кружки, Любов восхищенно покачал головой, улыбнулся и перевел взгляд с округлых бедер девушки на настенные часы.
Еще слишком рано, так что можно позволить себе полюбоваться цветущей красотой молодой девушки еще минут пять…
Но седой старик, а вслед за ним и девушка, уже скрылись за углом дома и больше не появлялись.
– Неужели эта красотка живет где-то рядом? – вздохнул Любов и отвернулся от окна.
Шесть пятьдесят одна. Пора собираться на работу.
Из своей квартиры он вышел поздно – в пятнадцать минут восьмого. Оказалось, что в шкафу нет ни одной свежей рубашки, лишь смятое в кучу тряпье валялось в углу ванной, чем-то отдаленно напоминая грязную, залежавшуюся в вечной сырости одежду. В придачу к тому же утюг, как назло, долгое время отказывался нагреваться, пока не выяснилось, что основная проблема кроется в розетке, а именно в ее неисправности. Но разбираться с розетками Сергей Афанасьевич уже не мог, не было времени, поэтому, надев самую пристойную на вид рубашку, покрутившись перед зеркалом пару лишних минут, приведя себя в порядок и аккуратно причесав волосы на пробор посередине, торопливо вышел.
Свежий, приятный, еще не испорченный ядовитыми автомобильными выхлопами воздух наполнил легкие и заставил взбодриться и поднять голову, дабы взглянуть на синее безоблачное небо, по которому неспешно катился желтый диск летнего солнца, согревающего улицы родного города жаркими золотистыми лучами.
Странно, но улицы в это начало рабочего дня были пока что пусты. На автобусной остановке тоже почти никого не было. Только двое молодых парней, тихо переговаривались между собой, да старушка тучной комплекции топталась неподалеку с огромной цветастой сумкой, которую она крепко держала обеими руками и опасливо поглядывала по сторонам, будто боялась, что в такое раннее время на нее могут напасть грабители, прельстившиеся размерами сумки.
Только Любов присел на скамью, как подъехал его автобус. Вздохнув, он поднялся и направился к открывшимся дверям.
Старушка, кряхтя и вздыхая, тяжело несла свою сумку впереди, поторапливаясь, собираясь поскорее занять свободное место и это притом, что автобус был почти пустой. Парни быстро подошли к пожилой женщине и предложили помочь. Но старушка сердито цыкнула на них, недоверчивым взглядом смерив обоих, и еще крепче вцепилась в сумку.
Парни пожали плечами, огляделись по сторонам, и вдруг один из них толкнул старушку в бок, а другой схватился за сумку и дернул на себя. Старушка охнула, оступилась и тяжело опустилась на землю. Удивительно, но свою сумку она не отпустила.
«Да что там у нее, золото что ли?» – успел подумать Любов, прежде чем броситься на помощь бедной пожилой женщине.
Парни, увидев тщетность своих усилий и опасность быть схваченными на месте преступления, рванулись в сторону, но одного Любов все же успел схватить за рукав куртки и… тут же получил сильный удар кулаком в лицо. Теперь Любов охнул, разжал пальцы и тяжело опустился на землю.
Так он и сидел, медленно приходя в себя.
Старушка, даже не поблагодарив, бесследно исчезла. Давно уехал автобус…
Улицы заполнились суетливыми, спешащими на работу, на учебу и домой пешеходами.
Люди проходили мимо Любова, сторонясь и, кто с удивлением, кто с недовольством и раздражением, но очень редко кто с искренним сочувствием поглядывали на странного, рассевшегося посреди улицы мужчину.
– Еще один алкаш! – фыркнул кто-то рассерженно. – Нажрался как свинья, подрался со своими собутыльниками, а теперь приходит в себя, другого места не нашел!
Одна сердобольная девушка подошла к Любову, села рядом с ним на корточки и участливо спросила:
– Вам плохо? Может, вам нужно в больницу?
– Нет… – Любов, не поднимая глаз на девушку, покачал головой. – Все в порядке. Спасибо вам.
Девушка внимательно поглядела на Любова, хотела что-то сказать, но передумала, поднялась и ушла.
Все в порядке. Разве это так? Нет, все очень плохо…
Любов поднялся с земли, отряхнулся, осторожно потрогал рассеченную и распухшую бровь, утер кровь с лица, подвигал челюстью, посмотрел на часы.
Восемь тридцать две. Он опоздал.

День второй

Странной иногда бывает жизнь, очень странной… Вот кажется тебе, что все хорошо, все у тебя есть для простого человеческого счастья: любимая жена, двое замечательных детей, работа, которая не в тягость, хороший заработок, квартира, дача и приятные соседи, в конце концов. Живи и радуйся. Но счастье никогда не продолжается вечно, за счастливой порой обязательно должна наступить черная полоса неудач и разочарований, и если до этого счастье казалось тебе безграничным, то, значит, суждено тебе погрузиться в черный омут горестей и бед, из которого вряд ли найдется выход или спасительная лестница.
Эту суровую жизненную науку Сергей Афанасьевич Любов познал на собственном опыте.
Когда-то он был архитектором и работал в известной строительной фирме. Хорошо разбирался в живописи, архитектуре и литературе – это и были его главные увлечения. Жил он вместе с женой и двумя детьми в большой квартире в престижном доме, в хорошем районе; по выходным выбирался на природу, на дачу, где супруга занималась своими клумбами, цветами – она очень любила цветы и превратила небольшой дачный участок в настоящий цветочный сад. А он в это время лежал в гамаке, в тени белой акации, отчего-то очень хорошо прижившийся на его земле, и, прищурив глаза, наблюдал за веселой игрой своих детей, часто переводя взгляд на согнувшуюся над клумбой, пересаживающую кустики бегонии единственную любимую женщину.
Все было хорошо, пока, как это всегда бывает, нежданно-негаданно не нагрянула беда.
У Сергея Афанасьевича Любова появилось новое, требующее больших денежных вложений увлечение. Он стал играть. Играть в казино. И всегда делал крупные ставки, во всяком случае пока имелись деньги.
Теперь уже не имеет значения, кто пригласил впервые Любова в казино, важно другое: игра – это болезнь, и от этой болезни необходимо лечиться, но Любов понял это слишком поздно.
Где-то в глубине души он был даже рад, что жена ушла от него, забрав с собой детей, – им не пришлось наблюдать, как быстро опустился и до какого состояния докатился их отец.
Как-то незаметно вся жизнь превратилась в непрерывное перманентное страдание, порой переходящее в скучное однообразное существование, когда не хотелось вставать с кровати, не хотелось видеть людей, не хотелось попросту жить, и в такие дни антидепрессанты съедались сумасшедшими дозами, но скоро и на них не будет хватать денег…
Незаметно ушла любимая женщина, незаметно исчезли ребячьи голоса из детской, и не бегали больше маленькие ножки по квартире, да и сама просторная светлая квартира вдруг переменилась на двухкомнатный сарай в старом панельном доме, который уже год дожидавшимся капитального ремонта. Любов даже не успел понять, за что его уволили с прежней, высокооплачиваемой работы, лишь через некоторое время в голове всплыли обрывки фраз начальника о его, Сергея Афанасьевича Любова, «непотребном виде, небритом лице, неприличных выражениях в присутствии клиентов и постоянном, беспробудном, сумасшедшем пьянстве»…
Но после всех случившихся неприятностей страсть к азартным играм и алкогольным напиткам не исчезла, она только перешла в новую стадию, став более сдержанной, но и куда более мучительной. Точно так же терпит наркоман, корчась от боли, ломая руки, дожидаясь новой дозы.
 Ах, как хотелось иногда ночью выпить, просто так, для поднятия жизненного тонуса, но сердце ныло от осознания того, что в холодильнике нет даже бутылочки пива, не говоря уже о более крепких напитках!
Любов подсчитывал каждую копейку, экономил на всем, и однажды ночью мир взрывался вокруг феерией ярких красок, оглушал звуками пищащих, булькающих, звенящих игровых автоматов и пронзал мозг знакомой, горько-сладостной мелодией скачущего по кругу с нумерованными гнездами шариком. Этот шарик, этот рулеточный стол и манили Любова в казино. Случайная удача кружила голову и остановиться было уже невозможно.
В случае частых или крупных выигрышей к нему со всех сторон начинали слетаться, как ночные бабочки на яркий огонек или как мухи на дерьмо (оба варианта подходят по-своему), сладкоголосые, пышногрудые, длинноногие барышни и предлагали принести еще выпивки, либо подержать полупустой бокал или же сделать следующую ставку, и не только эти предложения можно было услышать из их прелестных, ярко накрашенных ротиков, когда призрачная удача, казалось, была на его стороне…
…А утром тяжело болела голова, и в пустых карманах гулял ветер…
Скучная, однообразная, бессмысленная жизнь…
На этот раз Любов не опоздал на работу. Но если в прошлый раз начальство не заметило его временного отсутствия, то в этот день…
– Любов! Где Любов, мать его?!
К Сергею Афанасьевичу Любову, покрывающему стены штукатуркой, – такая у него теперь была работа, вот куда определила жестокая, но неизменно справедливая судьба талантливого архитектора, – подбежал полный, щекастый, в белой рубашке с коротким рукавом, в больших очках в роговой оправе на мясистом носу мужчина и, размахивая каким-то бумагами, истошным голосом завопил:
– Любов, твою мать, ты где вчера шлялся?!
Любов отер руки о грудь и спокойно посмотрел в глаза бригадиру.
– Ну отвечай, мать твою! – продолжал громко голосить бригадир, брызгая слюной и размахивая бумагами перед лицом Любова. – Где был?! У нас план горит, а ты опять, мать твою, в запой ушел! Вот выполнишь работу, тогда и заливай в свою глотку хоть литры горючего, а пока план не выполнен, изволь работать!
– Я не пил, – покачал головой Любов. – У меня вчера случилась неприятная история…
– Да хоть две неприятных истории, хоть десять, весь мир – это большая неприятность, но плевать я хотел на это! Ты подумал о том, что другого штукатурщика у нас нет и заменить тебя некем? Подумал? Конечно же, нет! Разве может в голове пьяницы родиться трезвая мысль, у всех у вас одна забота – где раздобыть денег на бутылку. Свиньи! Настоящие свиньи!
Бригадир с отвращением плюнул под ноги штукатурщику.
Любов стоял молча и спокойно выслушивал гневную речь бригадира, ему было уже не впервой. Сколько пришлось выслушать таких вот оскорблений, гневных и злых высказываний в свой адрес за все время работы на стройке… Гордость тихонько и незаметно уползла на задворки сознания и более не казала носу, дабы не мешать жить, а вернее, выживать. Умерла и надежда, что когда-нибудь все переменится к лучшему или хотя бы появится смысл у этого нелепого существования, называемого то ли в шутку, то ли по глупой ошибке жизнью. Вот амеба, инфузория туфелька, она да, она действительно живет, а пустой, никому не нужный человек по имени Сергей Афанасьевич Любов – он не живет, он каждый божий день лишь мается…
– Ладно, надоел ты мне, – сказал уже более спокойным тоном бригадир после своей долгой гневной тирады. – Лишь убытки ты нам приносишь.
– Я все сделаю, – отвечал Любов. – Я все исправлю. Вчера меня не было лишь около часа…
Бригадир поправил очки на носу, хмыкнул.
– Ты уже ничего не исправишь и не сделаешь.
– Почему?
– Ты уволен. Сдавай спецодежду, получай расчет и вали на все четыре стороны. Передавай привет своим знакомым алкашам.
Злобно усмехнувшись, бригадир ушел, и скоро уже в другом месте строящегося здания раздались его гневные крики, похожие больше на истеричные вопли.
Уволен. Очередной удар судьбы оказался перенесен на удивление легко и без особых волнений и переживаний.
Увольнение. А ведь это хороший повод выпить. Необходимо будет отметить столь примечательное в жизни событие.
Теперь можно не вставать рано по утрам, не прерывать единственную оставшуюся в этой жизни радость, можно спать хоть целый день и никто не посмеет потревожить и разбудить его во время этого священного занятия.
Вот только что делать, когда закончатся деньги?
Возвращаясь домой, Любов успел подумать о том, чем будет заниматься дальше. Разные интересные идеи приходили ему в голову. По большей части криминальные, как раз под мрачное настроение.
Но укладываясь спать, он подумал, что никогда не переступит через себя и не станет заниматься черными делами будь-то ограбление или убийство; опустившись даже до самого низа, он никогда не покалечит и не убьет человека, потому что вся его сущность против жесткости, и пусть он снаружи превратился в грязного, черствого, вечно мрачного и не редко пьяного недочеловека, то в искалеченной невзгодами и несчастьями душе он всегда останется все тем же Сергеем Афанасьевичем Любовым – талантливым архитектором, ценящим и любящим свою семью и прекрасно разбирающимся в архитектуре, живописи и литературе.

День третий

Когда Любов обнаружил, что в холодильнике воцарилась настоящая ледяная пустыня, и на обед остались лишь два яйца да полпачки вермишели, то он с грустью осознал, что скорой прогулки в магазин за продуктами не избежать. Вообще-то он старался реже выходить из дома, но и погибать голодной смертью не собирался, во всяком случае в ближайшее время.
К тому же сегодня в магазине могла быть Тамара…
Любов вышел из пропахшего сыростью потекших труб, воняющего гниющими разложениями в мусоропроводе и нечистотами животного происхождения полумрака подъезда и моментально окунулся в сухую, хорошо прожаренную городскую атмосферу, с добавлением «живых» ароматов расплавленного под лучами жаркого солнца асфальта и остатков сгоревшего во внутренностях машин высокооктанового топлива. Прибавить к этому волнующие запахи шашлычков с острым кетчупом, пирожков с капустой, булочек с сосисками, приготовляемых в многочисленных кафе и закусочных, стоявших буквально на каждом углу, и можно представить себе, как сильно ударило в голову Сергею Афанасьевичу Любову и закружило в волнительном танце бурных ассоциаций, эмоций и впечатлений столь богатое разнообразие благоухающего городского воздуха.
По бело-голубому небу медленно ползло, размазываясь и растекаясь точно под широкой кистью неумелого художника-абстракциониста, грязно-серое пятно сажи и ядовитой пыли, так часто возникающее в атмосфере промышленных городов и именуемое просто – смог.
Пройдя неухоженными двориками, мельком взглянув на веселых, ползающих в куче серого песка малых ребятишек, не испорченных дворовой жизнью и пока еще смотрящих по телевизору детские мультики, а не криминальные сериалы, затем повернув у стоящих плотной стеной посреди когда-то зеленого, уютного и тихого скверика гаражей, Любов вынырнул на оживленную улицу и остановился перед светофором. Дождавшись зеленого света, он уверенно ступил на черную полосу пешеходного перехода…
Пронзительно взвизгнули тормоза, запахло паленой резиной.
Огромный серебристый джип, рассерженно рыча мотором и вытаращившись круглыми фарами, остановился в двух метрах от отшатнувшегося в испуге Любова.
Опустилось тонированное стекло и наружу из богатого салона с кожаными сиденьями и грохочущей музыкой, высунулась толстогубая, круглоносая, мясистая морда с маленькими свинячьими черными глазками.
– Ты че, твою мать, под колеса лезешь! – заорала «морда» на Любова. – Жить, твою мать, надоело?!
– Так это же… – растерявшийся Любов показал на светофор. – Зеленый ведь…
Маленькие черные свинячьи глазки крутого водителя крутой тачки взметнулись вверх на светофор, но тот, весело подмигнув, показал Любову – красный, всем остальным – зеленый.
– Урод! – рявкнула «морда» и спряталась в салон. – Смотри куда прешь, в следующий раз тормозить не буду.
Он не будет тормозить… Почему же в этот раз остановился? Боялся попортить капот своего рычащего железного монстра? Действительно, разве можно сравнить стоимость дорогого автомобиля с ценой жизни простого человека, особенно если этот человек – Сергей Афанасьевич Любов…
Лучше бы все-таки задавил и насмерть, тогда не пришлось бы топать по этим серым улицам, среди серых людей ради всего-то куска хлеба…
Зайдя в магазин, Любов перво-наперво огляделся и отнюдь не в поисках «куска хлеба». Увидев увлеченно разговаривающую с пожилой покупательницей пышную продавщицу в синем фирменном фартучке, Любов улыбнулся и неспешно направился к ней.
– Здравствуй, Тамара, – негромко поздоровался он.
– Ой! Сережик! – Продавщица всплеснула руками, прижала ладони к розовым пухлым щекам и покачала головой. – Ой, как давно тебя не видела! Ты где пропадал-то? Вы, это, берите свои консервы и уходите! – сердито обратилась она к пожилой женщине и жестом погнала ее прочь. – Ой, Сережа, рада-то как тебя видеть!
– А я гляжу у тебя новая прическа, – обратил Любов на почти полностью обесцвеченные волосы продавщицы, безжизненно повисшие вьющимися прядями.
– Да, что ты новая! Ну ты скажешь! – воскликнула Тамара и махнула рукой, но тут же кокетливо покрутила спадающую прядь в пальцах, похлопала черными, слипшимися от неимоверного количества туши ресницами и спросила: – А тебе нравится?
– Очень! – восхищенно ответил Любов, в этот момент покривив душой.
Полные губы продавщицы Тамары расползлись в довольной улыбке.
– Ой, а что ты стоишь, проходи! – словно опомнилась она, пропустила за прилавок Любова и зычным голосом крикнула: – Мариночка, замени меня!
Ничего привлекательного в своей знакомой продавщице Тамаре Любов не находил. Ну только, быть может, ее большие зеленые глаза могли ненадолго привлечь к ней его внимание, но и они не избегли участи быть погребенными под многослойным косметическим покрытием, уродующим пухлое и, по правде говоря, не очень привлекательное личико Тамары.
 Косметика – это либо прекрасное дополнение к природной красоте, либо спасение увядающей молодости и чудодейственное средство соблазнения в руках умелой, думающей, знающей свои достоинства и недостатки и, главное, с чувством меры женщины. В руках же Тамары косметика превращалась в некий строительный материал, которым она пыталась воссоздать то, чего никогда у нее и не было, вернуть то, чем никогда и не обладала. Как асфальтом покрывают дороги или дешевой краской бетонную стену – не жалея казенного материала, так и Тамара размазывала по своему лицу различные дорогие крема, а по своему дородному телу лечебные и косметические мази и гели, на которые никогда не жалела денег.
На голову ее изливались литры шампуней, но волосы после многочисленных химических завивок и постоянного обесцвечивания практически умерли, а ведь когда-то, в дополнение к прекрасным зеленым глазам, к плечам Тамары опускались превосходные, такие живые и такие яркие рыжие волосы.
В последнее время к Тамаре все чаще приходила мысль о пластической операции как о радикальном решении всех своих проблем, но пока что на этот шаг Тамара пойти не могла по причине отсутствия столь больших денег – все-таки продавщица в продуктовом магазине не зарабатывает миллионы. Но она тешила себя мыслью, что когда-нибудь удачно выйдет замуж, за какого-нибудь богатого мужичка, и тот будет любить и лелеять ненаглядную женушку, и станет расплачиваться за все ее прихоти. Смешно и грустно…
Шел Тамаре тридцать четвертый год и пока еще никто из богачей не положил на нее глаз, да и не заходили они почему-то в этот круглосуточный магазин. С Тамарой любезничали только местные пьяницы, частенько прибегавшие к ней в магазин за очередной бутылкой. А Любов… Любов так, временами захаживал, просто других знакомых женщин у него не было, которые к тому же так благосклонно к нему относились, как Тамара. Впрочем, он сам недалеко ушел от других знакомых Тамары и даже с многими из них был знаком – не раз приходилось выпивать вместе. Но в отличие от них ему повезло больше – Тамара словно чувствовала в Сергее Афанасьевиче бывшего интеллигента и творческую личность и тянулась к нему частицей своей широкой души и всем не менее обширным телом, чем он иногда не преминул воспользоваться…
– Зачем зашел? – спросила Тамара Любова, разливая по кружкам горячий чай. – И почему так долго не появлялся? Неужели разонравилась?
– Работал, – уклончиво ответил Любов. – А зашел, чтобы купить продуктов – холодильник совсем опустел. Ну и на тебя посмотреть, конечно. И гляжу я, ты похорошела.
Тамара зарделась прямо как девочка и смущенно опустила глаза. Вроде бы и комплимента-то никакого не было, но эти слова, как мед сладки, после обычных пошлых шуточек и непристойных предложений, которые приходится постоянно выслушивать Тамаре от своих постоянных покупателей, строящих ей глазки и улыбающихся похотливыми беззубыми улыбочками.
Громко стукнула бутылка водки о стол. Тамара, вопросительно глядя на Любова, все еще держала ее за горлышко.
– Нет-нет, – протестуя, замахал руками Любов. – Я не буду.
Тамара улыбнулась и мигом убрала бутылку. Но другая тотчас появилась на столе – уже коньяк.
– Я не буду пить, – твердо сказал Любов, посмотрев в зеленые глаза Тамары. – Я ведь зашел только еды купить да с тобой поболтать.
Кто бы знал, какие усилия приходилось ему прилагать, чтобы сдерживать себя! Ему предлагают бесплатную выпивку, а он отказывается. Но Любов твердо знал, что если сейчас наляжет на спиртное, то не получит этим вечером главного.
Тамара заулыбалась пуще прежнего – нет, она была абсолютно уверена, что не ошиблась в этом человеке, он всем отличается от тех пьянчуг, что давно, подобно ветхим лодочкам, плавают в безбрежном океане алкогольной зависимости и все никак не могут ни выбраться на сушу, ни окончательно уйти ко дну.
– Тогда ты посиди здесь минутку, я сейчас быстро сбегаю и вернусь, – сказала она, убирая бутылку под стол.
Тамара мигом исчезла, оставив Любова сидеть в одиночестве.
Он бездумно помешивал ложкой сахар в кружке, мысленно целиком и полностью оставаясь с двумя бутылками под столом. Ну да ладно, это ничего! Можно и потерпеть немного. Сегодня вечером у него будет все: и выпивка, и закуска, и женщина.
Вот только счастье никогда уже не вернется… Оно ушло навсегда, оставив после себя только боль, разочарование жизнью и состояние полной безнадеги, когда не хочется ни радоваться, ни горевать, и даже редкие любовные утехи не приносят ни малейшего удовлетворения. Остается только лечь спать и не просыпаться как можно дольше, оставаясь в единственном месте, где бывает иногда тепло и светло – в своих воспоминаниях и мечтах.
– Тогда зачем все это? – спросил себя Любов. – Не лучше ли вернуться домой и попробовать забыться и забыть этот дневной кошмар?
Он уже поднялся со стула, но в этот момент к нему возвратилась Тамара.
– Вот, держи.
Она, запыхавшаяся, как после долгой пробежки, но с довольным лицом, протянула Любову два полных пакета.
– Я не думаю, что смогу за все это расплатиться… – несмело начал он, все же принимая из рук Тамары пакеты, полные всякой всячины, которой с его-то спартанским образом жизни хватит месяца на два, а то и на все три.
– И не надо. Сегодня вечером ты мне отдашь все… – Тамара игриво подмигнула ему. – Ты расплатишься за все, не сомневайся.
Они негромко захихикала, но потом замолчала и опасливо огляделась. Закрыла дверь в помещение, в котором находились только она и Любов. Хитрая, фривольная улыбка появилась на ее лице, когда она повернулась к нему, глаза заблестели хищным огоньком.
– А может прямо здесь? – Тамара недвусмысленно приподняла длинную юбку и аж подскочила, встряхнув большими своими грудями. – Чего ждать-то?
«Господи, до чего же я докатился! – грустно подумал Любов, мысленно вздыхая и закатывая глаза, но все же заставляя себя улыбаться и давя в себе невесть откуда взявшееся отвращение к этой никогда не милой ему женщине. – Меня имеют все: начиная от бывшего начальства и бригадира и заканчивая продавщицей в магазине. До чего же ты докатился, Любов! Как же низко ты пал…»
Он покачал головой и изобразил сожаление.
– Я не могу. Я только с работы, сама понимаешь, устал я…
– Эх вы мужики, мужики! – досадливо вздохнула Тамара и опустила юбку. – Даже в этом деле от вас иногда толку никакого. Ну ничего, – она нежно погладила Любова по груди, – вечерком у нас все получится, ведь правда?
Любов угрюмо кивнул, желая поскорее избавиться от этой женщины и покинуть этот магазин. И зачем он вообще сюда заходил, на что надеялся? А вот на что надеялся, то и получил, только теперь ничего из этого ему не нужно! Разве что продукты… их можно оставить, кушать-то хочется…
Выйдя из магазина и снова очутившись на ярком солнце и горячем воздухе, Любов ощутил огромное облегчение, что смог сбежать, так и не успев согрешить. Хотя нет… ложь, обман, да эти пакеты в руках… Придется смириться с тем, что теперь вся его жизнь есть один большой грех. Невыполненные обещания, разрушенные мечты и надежды, исковерканные судьбы людей, оказавшихся рядом в тот злосчастный момент, когда вся жизнь покатилась в темную бездонную пропасть – разве есть этому всему оправдание, разве можно это все простить?..
Уныло повесив голову, Любов возвращался домой. Заметив по пути газетный киоск, он остановился, решив купить газету с объявлениями о трудоустройстве, и пошарил в карманах в поисках мелочи, хотя что там могло быть еще, кроме жалких копеек?..
Он подошел к окошку, нагнул голову и тут, совершенно случайно повернувшись, увидел ее!
Вот она – сама красота и невинность! Разве может хоть как-то сравниться с этим прелестным грациозным созданием та развратная толстая баба, что работает в магазине продавщицей и ежедневно ругается матом с особо словоохотливыми и острыми на язычок покупателями?
– Вы что-то берете? – спросил кто-то Любова, замершего при виде той самой темноволосой девушки, что позавчера делала утреннюю пробежку у него под окнами.
– Нет-нет, – быстро ответил Любов и отошел в сторонку, продолжая жадно съедать глазами девушку.
Вблизи она оказалась еще прекрасней. Пышущее красотой и молодостью тело, блестящие шелковистые волосы, плавно ложащиеся на нежные плечики, черные глаза… ах, как невыносимо тянет заглянуть в эти два черных омута и без сожалений утонуть в них!
Если в магазине Любову пришлось сдерживаться от отвращения к женщине, то здесь он буквально давил себя, не в силах устоять перед давно забытым чувством, разрывающим грудь и сжигающим мозг, к незнакомой девушке.
Любов со всей силы сжал кулаки, постарался успокоиться и привести в норму дыхание и вырывавшееся из груди сердце, бешеным стуком оглушающее его, но вдруг вздрогнул, и горячая волна мыслей, эмоций, желаний захлестнула его. Он почувствовал, что сильно вспотел.
Держа в руках глянцевый журнал, вчитываясь в интересный текст, девушка, не поднимая глаз, направилась прямо на него!
– Здравствуйте, – вдруг ни с того, ни с сего ляпнул Любов, когда она приблизилась к нему.
Девушка подняла голову и поглядела на него. О Боже, какое смущение и стеснение испытал тогда Любов! Ведь что видит перед собой эта милая девушка? Незнакомого ей мужчину, неприглядного, неопрятно одетого, с печатью бессмысленно прожитых дней, проведенных в пьянстве, душевных беспокойствах и самоистязаниях на сером лице… Сейчас она высокомерно хмыкнет, отвернется или даже рассмеется прямо ему в лицо…
Однако на ее лице Любов не заметил ни тени насмешки, лишь серьезное и даже немного грустное выражение царило на прекрасном лике, и глубокое понимание жизни и всех ее преходящих радостей, неурядиц и горестей таилось в прекрасных черных очах.
– Здравствуйте, – ответила девушка ему. – Мы знакомы?
– Нет, но…
– Настя! Быстрей иди сюда! Наш автобус едет!
Девушка, взглянув на прощание Любову в глаза, словно извиняясь перед ним, побежала к группе молодых парней и девушек, стоявших на остановке. Любов проводил ее жадным, завороженным взглядом, чувствуя, как качается и кружится уходящая из-под ног земля, как он сам растекается, расплывается, растворяется в воздухе, полностью отдаваясь во власть чувства, захлестнувшего его и сжигающего изнутри, чувства доставляющего немалую боль и огромное наслаждение. И это великое чувство поможет ему обрести новый смысл жизни, добавит ярких красок в его серое существование, заставит ощутить себя полноценным человеком, способным любить.
Настя. Еще зовут Настей. Анастасия. Настенька…

День четвертый

Все утро он думал о той случайной встрече возле газетного киоска. Весь прошлый вечер он думал о ней. Даже когда заявилась Тамара, он думал о Насте. Даже расплачиваясь за продукты, он представлял себе прекрасное личико милой девушки, ее черные глаза, шелковистые волосы, мысленно ласкал ее тело, целовал ее губы…
Тамара ушла в полном восторге. Она и не думала, что Любов еще способен на такие подвиги в постели. Она не думала, что кто-то вообще на такое способен! Она и не догадывалась, что мысли Любова в это время находились в другом месте, с другой женщиной, и роль Тамары в столь прекрасной и незабываемой для нее ночи на самом деле в эмоциональном плане была невелика.
Проснувшись, Любов сразу же бросился к окну и просидел у него более полутора часов в надежде, что появится прекрасная черноокая девушка, совершающая обязательную утреннюю пробежку, и ему вновь удастся увидеть ее милую фигурку, так легко и непринужденно бегущую среди грязных, серых строений мрачного города, освещая своей улыбкой лица хмурых людей.
Точно прекрасный цветок, она взошла посреди серости и убогости, и засиял мир вокруг нее!
Но девушка сегодня так и не появилась.
Наверное к лучшему, что тогда у киоска Настя ушла, так ничего и не сказав ему. Да и не мог у них получиться нормальный разговор, ведь они друг друга абсолютно не знают! Что ж, все еще впереди…
Валяясь на стареньком, скрипучем диване с газетой в руках и без особого интереса просматривая объявления о приеме на работу, Любов услышал стук в дверь.
Неохотно поднявшись, он пошел открывать дверь.
– Здорово, Серега. Можно водички набрать?
В дверях стоял вечно пьяный, вечно небритый и с неприятным запашком от засаленной, грязной майки сосед Любова Петр. Красными, не выспавшимися глазами он смотрел на Любова, ладонью потирал колючий, небритый подбородок и все чего-то ждал.
Любов жестом пригласил соседа войти.
– Ты понимаешь, – сразу начал оправдываться Петр, – в моих кранах опять только шипение. Чего-то этот сантехник, чтоб ему пусто было, натворил, так теперь я каждую неделю страдаю – ни пожрать сварить, ни умыться нельзя.
По виду Петра нельзя было сказать, что он очень уж печалится от того, что ему никак не удается умыться. Скорее всего, он заглянул к Любову, только затем, что знал, что тот никогда не будет против провести этот вечер втроем – их двое и бутылка. Ничего не скажешь, приятное времяпрепровождение, особенно сейчас, когда у Сергея Афанасьевича появился слабенький огонек надежды, что все в его жизни может устроиться, и огонек этот постепенно разжигает настоящую огненную бурю в душе. Впервые за прошедшие годы бессмысленного существования ему не было так хорошо от душевных страданий, принявших совсем иной характер, когда сквозь хмурые тучи несчастий и бед, заполонивших некогда голубое небо счастливой жизни, пробились яркие лучики жаркого солнышка и согрели холодную и, казалось, до этого безжизненную землю. Но сейчас, благодаря волшебному появлению прекрасной девушки Насти, в жизни Любова мог произойти коренной перелом, который либо вознесет его на вершину заоблачного счастья и сладких душевных волнений, либо безжалостно отбросит в черные, беспросветные глубины уничтожающей душу депрессивной тоски, дающей возможность полностью осознать никчемность и бесполезность своего серого существования.
Держа в руках трехлитровую стеклянную банку, сосед прошел на кухню.
– Ого! – услышал Любов громкий восхищенный возглас. – Ни фига себе! Чтоб я так жил!
Тяжело вздохнув, Сергей Афанасьевич заглянул на кухню, чтобы узнать, что так потрясло его неопрятного, неприятного соседа.
– Что там еще? Чего кричишь?
Петр, поставив банку в раковину, с превеликим интересом копался в продуктах, которые Любов так и не убрал в холодильник.
– Ты разбогател? – спросил Петр. Глаза его оживленно блестели, а потрескавшиеся губы дрожали от волнения.
Любов только рукой махнул.
– А может того?.. – Петр жестом, знакомым всем пьющим и выпивающим людям, явил свое предложение. – Раз такое дело, грех не выпить. Закуски у тебя полно, а я принесу все остальное, у меня как раз дома стоит одна… Нет, две.
У Любова имелись смутные подозрения, что Петр только затем и зашел к нему, чтобы высказать это свое предложение, и оно последовало бы всенепременно, даже если бы на столе не находилось столько разной снеди, выданной вчера продавщицей Тамарой Любову за определенные услуги.
В общем, не долго думая, он согласился.
…В распахнутое настежь окно врывался поднявшийся к ночи сильный ветер и раздувал по кухне застоявшиеся хмельные запахи, тяжелые спиртовые пары и табачный дым.
Низко склонив голову над пепельницей, Петр подержал в руках пустую бутылку, долго смотрел на нее, словно не понимая или не веря, что она опустела.
– Налей! – охрипшим, срывающимся голосом промолвил Любов, голова которого покоилась между граненым стаканом и потрескавшимся блюдом с нарезанными тонкими кусочками сыра и колбасы.
– Чего налить-то? – Петр перевернул бутылку, и на пол соскользнула последняя капля хмельного напитка. Громко опустив бутылку на стол, Петр тяжело вздохнул. – Налить больше нечего, – сообщил он.
Любов пробормотал что-то невразумительное, икнул и закрыл глаза. В голове его гудело, все тело неприятно скручивала ломающая кости боль, отчаянно хотелось пить простой воды и спать.
– Пойду я, – сказал Петр, с трудом поднимаясь из-за стола и опираясь о стену. – Поздно уже, а тебе завтра на работу.
– Не надо, – пробубнил Любов.
– Чего не надо? Не надо уходить?
– Не надо на работу. Меня уволили.
– Как уволили? – без особого интереса спросил Петр, чувствуя сильные позывы своего желудка избавиться от бурлящей в нем ядовитой смеси спиртов и разнообразных кушаний.
Сделав над собой громадное усилие, Любов открыл глаза и приподнял голову.
– Эта все ерунда, – сказал он. – Но я встретил такую девушку!.. Ты бы знал! Она… она прекрасна!
– Чего же не привел ее к себе? Или сперва необходимо познакомиться с ее родителями? – усмехнулся Петр, уже оглядываясь на дверь туалета.
Любов через силу улыбнулся, хотя в этот момент ему ужасно захотелось врезать этому ухмыляющемуся, бессовестному, незнакомому с чувством прекрасного недоумку по его нахальной морде.
– Ты не понимаешь… – уныло покачал головой Любов, подавив в себе злобу. – Она ни с кем не сравнится…
– Даже с твоей прежней женой? Помню, о ней ты тоже говорил всякие… – Петр сглотнул неприятный комок, поднимающийся вверх по горлу, – …лестные речи.
– Не знаю… Но ее прекрасные черные очи, мягкие волосы, аромат которых хочется вдыхать вечно, губы, прильнув к которым, невозможно оторваться, а тело!.. Ты бы видел это совершенное в своей красоте тело! Это тело хочется ласкать бесконечно, нежно проводя пальцами по бархатистой коже… Что с тобой? – спросил Любов, посмотрев на позеленевшее лицо соседа.
Петр не ответил. Он вдруг прижал ладонь ко рту и бросился в туалет, где моментально приник к унитазу. Его сильно рвало.

День пятый

Сергей Афанасьевич Любов в одиночестве сидел на лавочке в парке. Мимо, громко шумя и хохоча, проходили развеселые молодые люди. Многие уже подвыпившие, а оттого чересчур раскрепощенные и беззаботные.
Лавочка как раз и находилась возле дорожки, по которой, с наступлением вечера, все чаще и чаще прохаживалась шумная молодежь. Небо стремительно темнело, что было несколько неестественно для теплой летней поры.
Любов уже чувствовал, что пора уходить, что вокруг становится как-то неуютно. Сидеть в одиночестве, когда вокруг тебя бродят молодые люди, не отдающие себе отчет в том, что они говорят и делают в данный момент, – это не слишком приятное времяпрепровождение. Но почему-то Любов продолжал сидеть. Он чего-то ждал.
В очередной раз мимо него прошла компания из восьми – десяти молодых людей.
– Гор! Гор! – громко закричал один молодой человек из этой группы и огляделся по сторонам. – Гор!
По всей видимости, он, а вместе с ним и его приятели, кого-то искал.
– Да нет его здесь. Не мог он туда пойти, пошли отсюда.
Вся компания уже двинулась в сторону, но тут парень, который громко кричал, заметил Любова, одиноко сидящего на лавочке.
– Эй, мужик, че грустишь? – спросил он, широко улыбаясь. По его кривой ухмылке и блестящим глазам, а также по специфичному запаху, доносившемуся изо рта, Любов понял – парень пьян. Как, впрочем, и все его приятели.
Любов промолчал, но тоже улыбнулся, не собираясь провоцировать пьяную молодежь на грубость.
Парень тут же подсел к нему, и вся компания моментально окружила их.
– Че, пиво пьешь? – спросил парень, заметив бутылку, стоявшую возле Любова. – Можно отхлебну?
– Да там сок, – усмехнулся кто-то рядом.
Этот «кто-то» был абсолютно прав – Любов пил сок, пытаясь отделаться от неприятного жжения в горле, что не отпускало его после вчерашнего вечера, проведенного в пьянстве с соседом Петром, но сейчас бутылка была уже пуста, к тому же на ней не было этикетки.
– Она пустая, – так и сказал Любов парню.
– Че?
– Она пустая.
– А че она тогда здесь стоит? – Парень, не церемонясь, столкнул бутылку на землю, хотя урна стояла рядом, всего в одном шаге от него. – Пустые бутылки за борт! – сказал он, и все рассмеялись. – Пустые – за борт!
Любов про себя вздохнул. Надо было уходить пока была возможность, а сейчас нужно сидеть тихо и помалкивать, иначе эта лихая компания решит повеселиться уже другим, жестоким способом с мирно сидящим рядом мужчиной. И как назло поблизости не видно ни одного милиционера, а ведь они обязаны патрулировать парки и места массовых гуляний…
– Ну че грустишь? Потерял что ли кого-то? Я вот тоже потерял свою подругу. – Парень развел руками. – Стерва! Опять где-то шляется! А ты чего, как дышишь-то? Ровно или нет? – спросил он, обращаясь к Любову.
– К чему дышу-то? – простодушно спросил Любов, дружелюбно улыбаясь, хотя у самого кошки скребли на сердце, и ему сильно хотелось сейчас встать и куда-нибудь уйти, но он продолжал сидеть, глупо улыбаясь и слушая пьяные бредни парня.
– К чему, блин?! – Парень расхохотался, обрызгав слюной щеку Любова, и хлопнул его по плечу. – К моему члену, вот к чему!
Вслед за ним рассмеялась и вся компания.
– Говори: «дышу ровно, все нормально». Когда шпана козлов боялась? Да никогда! – Парень несколько раз прокричал фразу про шпану и козлов и ответом ему был громкий смех его товарищей.
Любов поначалу не понял, при чем тут шпана и козлы, но до него быстро дошло, что имеются в виду милиционеры, и он огляделся на наличие таковых вокруг. Но ни одного милиционера поблизости не было, иначе бы эту компанию быстро утихомирили. Хотелось бы в это верить…
– Покажите мне любого козла, и я его сразу же уделаю, – продолжал парень, а Любов мечтал о том, чтобы он поскорее заткнулся, а лучше вообще ушел отсюда вместе со своими приятелями. – Я ему сейчас вставлю свой пистон! Дайте мне его!
Но поскольку милиционеров поблизости не было, то парень, утихнув, вновь обратил свое внимание на Любова.
– Так чего молчишь? – спросил он, хлопнув Любова по колену. – И вообще, где ты живешь, а?
Кто-то спросил: «У тебя есть подружка?», с другой стороны поинтересовались: «Откуда ты?»
Любов не собирался отвечать ни на какие вопросы, поэтому только невнятно отшучивался и продолжал улыбаться.
– Ну не здесь же я живу… – ответил он шутя, и тут же кто-то воскликнул:
– Он здесь живет – в парке!
Все рассмеялись.
– Да не сиди ты здесь! – продолжал приставать к Любову парень. – Иди гуляй, пей пиво, ищи девок, вон их сколько бродит вокруг.
Тут кто-то наконец сказал:
– Ну пойдем отсюда, хватит тут торчать.
Парень напоследок хлопнул Любова по плечу, сказал, чтобы тот веселился, и ушел вместе со своей шумной компанией.
Сергей Афанасьевич еще несколько минут сидел на лавочке. В голове медленно плыли всякие разные мысли, ничего определенного на ум не приходило.
Но вспомнилась вдруг Настя, ее глаза, такие грустные и добрые. Вот чего не хватает этому миру: доброты и печали. Кто-то когда-то сказал, что человек становится ближе к Богу, когда смеется. Что за глупость! Неужели это молодое, вечно пьяное, потерянное поколение, что бесконечно веселится, проводит время в пьянстве и разврате, тешит себя жалкими легкомысленными развлечениями, ублажающими тело, но развращающими душу, неужели люди, возводящие грехопадение в норму своего поведения, стали ближе к Богу? Немыслимо!
Лишь в грусти и печали человек, забывая на время о преходящих радостях и задумываясь над вечными вопросами бытия, осознает себя и свое место в этом мире, замечает не серую действительность, но смотрит глубже и, тем самым, все отчетливее познает не материальный мир, но мир духовный, что уже приближает его к Творцу всего сущего.
Плача, и не только от горя, но и от великой, истинной радости, человек распахивает свою душу, в которую, и это уже по его усмотрению, может проникнуть и добро и зло. В этом извечном выборе человеку дается полная свобода, та самая свобода, которой наделил Господь людей. Но редко кто из людей способен самостоятельно выбрать верный путь. Человек слаб, и его непомерная гордыня не дает ему признаться в этом и принять помощь на перепутье…
Да, печаль и боль душевная… Страдание неизменно присутствует в этом мире, оно неизбежно, потому что именно через боль и смерть к людям снизошло спасение и истинная свобода, свобода духа, но не тела, и пропадет тот, кто не поймет этого и не примет. Но неужели страдание превращается в бесконечное испытание? Разве эта жизнь только и создана для проверки крепости духа? Что если это тягостное сражение тела и духа безжалостно давит человека, душит, если оно убивает, оставляя после себя лишь пустоту и холод одиночества?.. Как быть, если жизнь постепенно угасает, теряет краски и превращается в безрадостное пустое полотно, которое отбрасывает сам художник-творец за ненадобностью и бессмысленностью…
Становилось прохладно, и Любов поежился. Где-то в стороне негромко разговаривали девушки. Любову сейчас хотелось одного – чтобы его никто не трогал, чтобы он остался ненадолго один. Впрочем, если те девушки решат подойти к нему познакомится, то он совсем не против, ведь он еще не стар, всего-то сорок три года, а им на вид около тридцати…
Но не дождавшись первого шага со стороны женщин, Любов вздохнул, поплотнее запахнул куртку, сунул руки в карманы и побрел к выходу из парка.
И когда он шел по неосвещенным местам, ему почему-то становилось немного не по себе. Всюду мерещились неясные пугающие тени, скрывающиеся в кустах, затаившиеся в темных углах и мелькающие черными пятнами над головой.
«Вот так чувствуют себя особо пугливые люди, когда ходят ночью одни», – думал Любов, с опаской поглядывая по сторонам, и в то же время усмехаясь над собой. Ведь он никогда не относил себя к пугливым…
Чтобы как-то успокоиться, он стал глядеть на оранжевые фонари и повторял про себя: «Господь всегда со мной. Он никогда не даст меня в обиду. Господь везде. Он в этих фонарях, он в деревьях, в воздухе, он везде…»
Странно, ведь раньше он никогда не задумывался о Боге, и крещен он не был, но, правда, и к ярым атеистам себя не относил… Что же заставило его так измениться…
Тут же в голову Любову пришли мысли о том, что неплохо было бы научиться каким-нибудь боевым единоборствам, чтобы в трудную минуту можно было постоять за себя. Или приобрести газовый баллончик или электрический шокер. А лучше нож или пистолет.
«Почему бы ни купить тот перочинный нож, который я недавно видел в магазине, – подумал Любов. – У него такое лезвие, что даже и не скажешь, что этот нож – перочинный. Вполне подойдет для самозащиты и для запугивания противника. Все, решено! Необходимо заглянуть в магазин».
Он вышел на освещенное место и увидел, как в его сторону направляются две женщины с сумками в руках и мальчик лет двенадцати. Любов отчетливо почувствовал их напряжение (а может это просто иллюзия) при виде высокого мужчины, уверенным шагом выходящего из парка. Значит, есть люди, которые еще больше боятся темных мест и незнакомых людей, чем он сам…
Любов улыбнулся. Осознание того, что эти люди не доверяют ему и напряженно смотрят в его сторону, придавало ему уверенности. Он повел плечами, прогоняя последствия напряжения и холода, и зашагал увереннее.
На освещенных улицах города он почти забыл о неприятном ощущении страха, а ведь совсем недавно он ощущал именно страх, пускай даже это чувство был не слишком сильно, но, тем не менее, оно возникло, когда на лавочку к нему подсела компания явных отморозков, к тому же еще и пьяных.
Любов старался идти не слишком быстро, потому что быстрый шаг ассоциировался у него с бегством, а он не собирался ни от кого убегать. Не такой он человек, чтобы убегать. Даже от собственных страхов.
На обочине дороги, возле сухого кустика, Любов услышал мяуканье. Он поглядел в сторону и увидел черную кошку.
– Кис-кис!.. – позвал он ее и улыбнулся.
Кошка увидела и услышала его и побежала к нему. Однако получилось так, что она чуть не перебежала ему дорогу.
– Ну, блин, куда ты бежишь! Только дорогу мне не перебегай.
Любов шел в сторону, стараясь не переходить воображаемую черту. Кошка испугалась странного поведения человека и рванулась обратно в кусты. Любов с облегчением вздохнул. Он был не суеверным, но приметы знал и старался следовать им, при этом пытаясь не верить ни во что. Но после сегодняшнего, прямо сказать, не слишком приятного вечера, ему совсем не хотелось еще раз испытывать судьбу и накликать на себя еще какую-нибудь беду.
Ему навстречу шла молодая девушка, выгуливающая собаку. Она видела все маневры Любова, когда он старался не встречаться с кошкой, и слышала его слова, и поэтому она улыбалась. Любов улыбнулся ей.
 «Познакомиться бы с ней…» – подумал он.
Почему-то этим вечером ему хотелось познакомиться с какой-нибудь хорошей девушкой, поговорить с ней. Ему не хотелось оставаться одному, сейчас ему нужна была поддержка и добрые слова. И все из-за того, что он уже два дня не видел Настю. Она не появлялась ни ранним утром, ни днем, ни вечером… Она исчезла, оставив Любова страдать в одиночестве…
Странные мысли для человека, который уже давно остался один и терять которому было абсолютно нечего кроме своей жизни, но и она для него самого не имела большой цены…
И, по-видимому, закончить этот день Любову суждено было в одиночестве. Не наведываться же к Тамаре, которую он почему-то возненавидел и видеть ее больше не мог…
Он пришел домой, разделся и прошел на кухню. Однако есть не хотелось, где-то в глубине души залегло тяжелое чувство беззащитности и слабости перед обстоятельствами и перед другими людьми.
– Как же слаб на самом деле человек… – пробормотал Любов, ложась в кровать и выключая свет. – Вот пырнет меня по-пьяни кто-нибудь ножом и все – я труп. Глупо и бессмысленно… Неужели вот так всегда беспокоиться о каждом своем шаге, когда выходишь на улицу? Бояться каждого незнакомого человека? Нет, я так не хочу. Не хочу я так жить.
Сергей Афанасьевич засыпал и думал о том, что неплохо было бы владеть какой-нибудь силой. Силой, которая бы тебя защищала и не позволяла всяким мерзким типам портить тебе вечер… Силой, которой можно повернуть жизнь вспять и возвратить себе прежнее спокойствие и попытаться обрести истинное счастье.
– Господи, дай мне силы все исправить… – прошептал он, погружаясь в теплую и приятную темноту.

День шестой

Еще лежа с закрытыми глазами, он уже чувствовал, что мир вокруг него изменился. Но прислушавшись внимательно к самому себе, он с немалым удивлением понял, что изменился не мир, изменился он сам. Его восприятие шагнуло далеко вперед, разом обогатив, разрисовав новыми яркими красками и удивительно преобразив картины этого мира и явлений в нем возникающих. Теперь Сергей Афанасьевич Любов замечал каждую мелочь, проникал в невидимые ранее глубины вещей, и в то же время мог обозреть весь мир в целом в одно мгновение, не оставляя без внимания ни одной его детали.
Он ощущал малейшее колебание живой клетки, он видел вибрации неживых предметов материального мира, он мог потрогать бесконечные перетекания энергий, мог услышать свет и даже при желании остановить его и повернуть вспять, связать в узел и раскрутить в ничто.
Он полностью владел этим миром и его законами. Он мог подчинять его своей воле.
В одно мгновение ему пришло осознание всех его новых возможностей. Он стал велик, он обладал силой, недоступной ранее никому из людей.
И не зная как поступить с этой силой, Любов начал забавляться с окружающими его предметами. Менял их форму, структуру, молекулярное строение.
Поднявшись с кровати бодрым и веселым, он в один миг оглядел свою квартиру, когда-то серую, пыльную, но сейчас испускающую волнующие импульсы, многоцветные лучи, оставляющие после себя приятное тепло и приносящие в мозг множество новой информации.
Схватив стул, обычный деревянный стул, Любов замахнулся им и со всей силы бросил о стену. Но стул не ударился об нее и не сломался. Он, превратившись в густую грязно-коричневую жижу, медленно растекся по обоям.
Любов рассмеялся и захлопал в ладоши совсем как ребенок, увидев коричневую кляксу на стене. Вернув стул в прежнее состояние, он принялся обновлять свою квартиру, создавая буквально из ничего потрясающей красоты вещи. Если и раньше он чувствовал в себе тягу к прекрасному, да и сам обладал большим творческим потенциалом и немалым талантом, то сейчас его созидательные идеи и замыслы могли наконец обрести жизнь и иногда в самых причудливых формах.
Пища Любову уже не требовалась – энергия, пульсирующая в воздухе, в пространстве, втекала в него бурной рекой, заставляя не сидеть на месте, а действовать и действовать. Казалось, времени осталось так мало, а так много нужно успеть, и поэтому нельзя попусту тратить его на приготовление поистине королевских кушаний, которые Любов, тем не менее, себе приготовил, удивляясь появившимся в нем новым талантам и с удовольствием пробуя продукты, по его желанию появлявшиеся прямо из воздуха и аккуратно перелетающие на стол.
Насытившись, хотя голоден и не был вовсе, Любов выскочил за дверь казавшейся ему раньше убогой квартирки. Уже прыгнув на лестницу, он вдруг удержался, остановился и посмотрел на дверь соседа. Почему бы не помочь человеку, когда ты стал обладать такими потрясающими возможностями?
Он не стал заходить к Петру. Мысленным взором проникнув в разум и душу соседа, Любов с удивлением для себя узнал, что мечтает Петр всего-то о новом, хорошем телевизоре. Легко мог исполнить Любов столь мелкое желание, но глянул глубже и шире.
В тот день Петр словно очнулся после долгого, затяжного сна. Откуда-то появилось желание работать, проснулись в нем незаурядные таланты, и уже через месяц в местной газете появилась короткая, но чрезвычайно приятная для самого Петра и его новых друзей заметка:
«Впервые в нашем городе проводится такая необычная выставка цветов. На ней представлен всего один участник, но его чудесные, преисполненные безупречной гармонией и дивной красотой, а также нередко неожиданными, потрясающими воображение экспериментами цветочные композиции уже заинтересовали мастеров-цветоводов во многих странах. Приглашаем всех желающих посетить это поистине райское место. Вход свободный. Адрес…»
И это было только начало его любимой работы и долгой и счастливой жизни, которая, казалось, только началась…
Полный радостных надежд и грандиозных планов, с радостным чувством понимания своей необходимости и незаменимости, Любов выскочил на улицу, где благоухала жизнь, стремительно проносящаяся перед глазами множества людей, счастливых и несчастных, богатых и бедных, но одинаково живых людей, со своими бедами и горестями, мечтами и задумками и возможностями воплощения их в реальную действительность.
Любов горячо желал помочь всем нуждающимся, стремился дать покой смятенным, сломленным разными неприятностями людям.
Сергей Афанасьевич не задумывался над тем, от кого он получил столь бесценный дар, дающий ему возможность в полной мере воспользоваться всеми силами настоящей действительности и превзойти эти силы.
Он знал ответ.
Выйдя на проезжую часть, ощущая приятные приливы свежего воздуха, но и вдыхая серую пыль, опадающую и уродующую прекрасный лик Земли, Любов вместе со многими пешеходами остановился у пешеходного перехода.
Ах, как приятно, осознавая, как высоко ты поднялся над этой обыденностью, принимать примитивные условия этого мира! А ведь все в твоей власти, одно твое желание и весь этот мир будет существовать по твоим правилам. Одно желание – и ты можешь перевернуть жизнь стоящих вокруг тебя людей с ног на голову! Их судьбы целиком зависят от тебя, а они даже не представляют, что за человек стоит среди них. Да и человек ли?..
Вот если бы была возможность целиком искоренить злобу, жестокость, алчность и другие темные недуги человеческих душ, но эта сторона должна оставаться нетронутой, каждый человек сам делает свой выбор, даже если он заведомо ошибочен.
Но, в крайнем случае, всегда можно наказать преступника.
Любов замер от мысли, внезапно пришедшей ему в голову. Словно электрический разряд вонзился в его мозг, огненным всполохом прошелся по забытым страхам и обидам, вспарывая и извлекая на поверхность самые неприятные, больные воспоминания прошедших дней.
И Сергей Афанасьевич по-новому взглянул на мир, второй раз за этот только начавшийся день. На этот раз он отчетливо замечал все неприглядные стороны человеческого бытия.
Любов огляделся и поморщился. Вновь те же самые серые лица, грязные улицы и затаенная злоба в человеческих сердцах. Бесполезно бороться с этим, но почему нельзя покарать тех людей, что совсем недавно добавили в полную чашу боли и страданий несколько капель своей горькой и ядовитой желчи…
…Каждый день в автомобильных авариях погибает множество людей, еще больше получают различные травмы и остаются калеками на всю жизнь. Никто не удивился тому, что известный в городе предприниматель разбился на своем дорогом серебристом джипе. Не могло быть и речи о том, что на него было совершено покушение. Все знали о его неуемной страсти к быстрой езде. Вот и доездился. Обычная автомобильная авария, каких так много по всему миру…
А сам он не мог уже рассказать о том, что с ним произошло.
Теперь он лежал со страшной черепно-мозговой травмой в лучшей больнице города, но врачи не могли ему помочь. Скорее всего, оставшиеся дни свои он проведет в больничной палате, погрузившись в глубокую кому, и лишь одному Богу известно, что видит он в своем предсмертном забытье. Быть может, тот кроваво-красный ореол, что привиделся ему на дороге и что привел его к гибели…
…Комиссия так и не разобралась, почему обвалилась стена недостроенного высотного здания, и в итоге все свалили на халатность и не соблюдение строительных норм рабочими. Но бригадир той строительной группы так и останется на всю жизнь инвалидом. Сломанный в трех местах позвоночник никогда не позволит ему двигаться…

День седьмой

Не жалел Любов ничуть о содеянном. Только душу жгло неимоверно проснувшееся чувство боли и одиночества, но во сто крат возросшее.
До позднего вечера бродил он по улицам города, без интереса наблюдая, как веселятся, смеются, ругаются и плачут люди. За одно короткое мгновение мог он определить весь жизненный путь того или иного человека, и редко увиденное в человеческих душах радостным всплеском отдавалось в груди, все чаще наваливалась чудовищная тоска и буквально валила с ног, не давая ни вздохнуть, ни двинуться. Что это было – болезнь или просто физическая и психическая усталость, Любов не знал, но понимал, что силы его быстро истощаются и с каждым негативным впечатлением их становится все меньше и меньше, в то время как внутри закипают и стремятся вырваться наружу злость и жестокость, ранее затаившиеся в глубинах подсознания.
Слаб человек.
Необходимо было отдохнуть. В одиночестве и спокойствии обдумать и оценить происходящие с собой перемены.
И он отправился домой. И пусть домом был для него теперь весь мир, но не люб и не дорог был ему этот дом.
Уже приближаясь к своему подъезду, Любов поднял голову, и словно лучик света промелькнул в надвигающейся отовсюду темноте! Это была она! Настя!
Сердце затревожилось в груди, мышцы напряглись, а в голове стучала одна лишь мысль: «Это последний шанс! Нельзя упускать его!»
Девушка не испугалась, когда прямо к ней из вечерней темноты направился высокий мужчина. Она лишь удивленно подняла глаза на него, когда он подошел ближе.
– А я вас знаю, – сказала она и улыбнулась. – Вы тот мужчина, что поздоровался со мной возле киоска.
Добрая улыбка ее, как живительный бальзам, моментально залечила все душевные раны Любова, и заставила сердце его петь хвалебную песню эмоциям и чувствам, творившим с ним такое.
Любов кивнул и тоже улыбнулся.
– А вы здесь живете? – продолжала говорить Настя, потому что Любов на некоторое время потерял дар речи и долго приходил в себя.
Он снова кивнул и выдавил из себя севшим до хрипоты голосом:
– Вот там, на пятом этаже.
Девушка подняла глаза, поглядела на черные окна квартиры Любова и сказала:
– А у меня здесь рядом тетя с дядей живут. Я к ним иногда заезжаю, вот и сейчас к ним иду.
– Можно… можно мне вас проводить? – несмело спросил Любов, краснея, как мальчик.
Девушка едва заметно двинула плечом и неторопливо пошла вперед.
– А я вас видел, когда вы утром бегали, – произнес Любов, шагая рядом.
Девушка улыбнулась, ничего не сказав в ответ.
Молча так они и шли рядом, соблюдая определенную дистанцию, до дома, а затем и до подъезда Насти. Остановившись у двери, девушка посмотрела в глаза Любову, улыбнулась.
– Вот мы и дошли. Спасибо вам, что проводили.
– Да не за что… – залился краской Любов и почесал затылок. Сердце его сжалось, остановилось на мгновение, и он, выдохнув, единым порывом спросил: – А можно мне будет с вами еще встретиться?
По прекрасному личику прекрасной девушки Насти скользнула виноватая улыбка. Скользнула и исчезла, только глаза грустно заблестели.
– Нет, – покачала головой Настя, – не думаю, что это будет разумно. У меня есть жених, и он…
Точно холодная сталь вспорола горячее сердце!
Бурным огненным потоком хлынула кровь, чтобы тут же застыть ледяной струей.
Но ведь рано сдаваться…
Любов уже не помнил, как распрощался с Настей, как добрался до своего дома, помнил только, что, влив себя добрую четверть бутылки водки, упал в кровать и закрыл глаза.
По темному потолку ползли белые пятна и полосы отблесков фар проезжающих под окнами машин. Громко залаяла собака во дворе, но быстро заткнулась. Завизжала вдалеке милицейская сирена и тоже захлебнулась, утонула в ночной тишине…
И засыпая, чувствовал Любов стремление своего разума покинуть бренную оболочку и вырваться в иные сферы, где есть возможность скрыться от всепроникающей душевной боли, от которой не спас даже истинный Божий дар.
И не стал противиться Сергей Афанасьевич и, погружаясь в темноту, отпустил свое сознание за грань обыденного мира, позволил вырваться себе в бесконечную тьму неведомых людям пространств…
Но то была не тьма, а звездное небо, бесконечно красивое, не черное, а со сверкающими искрами разноцветных звезд, сливающихся в радужные облака и туманности, с яркими каплями, завитками и многокрасочными мазками, которыми неведомый, но великий художник раскрасил полотно Вселенной.
И властителем всего этого вселенского многообразия стал Он. Когда-то в мирской жизни его звали Сергеем Афанасьевичем Любовым.
– Что мне Земля со всеми ее неурядицами, мелкими заботами и такими же радостями! – вскричал Он, потрясая своим гласом вакуум и заставляя звезды взрываться. – В моих силах создать сотни, миллионы, миллиарды подобных планет и на каждой я могу поселить существ куда совершенней, чем созданное по ошибке жалкое и погрязшее в грязи своих низких желаний и похотей человечество.
Он создавал звезды, уничтожал глобальными катаклизмами планеты, сметал с их поверхностей все живое, сталкивал галактики и превращал в межзвездную пыль и поток чистой энергии все, что каким-либо образом не угодило его утонченному мироощущению.
– Я же Бог! Я Бог! – кричал он, оглядывая царственным взором подвластное ему огромное пространство.
Но тихий голос отвечал ему, и было в этом голосе столько несомненного величия и всепоглощающей любви, что Вселенная на короткий миг замерла, внимательно прислушиваясь к льющемуся в нее живительным потоком гласу:
«Став Богом, во что превратишься ты? Кто ты сейчас на самом деле? И неужели ты считаешь, что сможешь приблизиться к тому, чье даже имя сокрыто от тебя навек? Тебе была дана сила управлять Вселенной, но кто создает их? Способен ли ты любить мелкую букашку так же сильно, как и целую планету? Есть ли в тебе любовь к одному человеку, грешащему и не кающемуся, и к огромному скоплению галактик, в которых, возможно, обитает не одна раса разумных существ, живущих праведным путем и неизменно движущихся к Свету? И разве можешь ты, подобно Богу, бесконечно любить человеческий род и давать ему свободу, при этом зная, что забудет он Творца, станет проклинать его в своих бедах и грехах, и лишь единицы сделают правильный выбор и последуют вслед за Спасителем. Нет, ты не Бог, ты всего лишь человек…»

Другой день

Проснулся Сергей Афанасьевич в холодном поту. Сердце гулко стучало в груди, губы и руки дрожали.
– Приснится же такое!.. – пробормотал он и взглянул на светящиеся фосфорическими полосками стрелки часов. – Половина шестого… Пора вставать и собираться на работу.
Кто-то зашевелился рядом в постели. Любов удивленно обернулся, в полумраке не разобравшись, спросил:
– Настя?
– Какая еще Настя? – проворчал кто-то сонным голосом. – Это же я.
– Кто?..
– Тамара! – обиженно заявила женщина.
О Боже!..