Аргентинское танго в Большом зале Филармонии

О концерте  голландского SEXTETO CANYENGUE в Большом зале Филармонии   я узнала от соратников по тангоманству. Решение посетить сие мероприятие пришло не сразу, а как раз тогда, когда  в кассах города  остались только дорогие билеты. Оставалось ждать заветного дня и надеяться на дешевые входные без мест…
Так и получилось. Завладев заветным билетиком, я, в окружении значительного количества любителей достойной музыки, очутилась в вестибюле Большого зала Филармонии.
Концерт sexteto не остался незамеченным среди питерских тангоманов.  В зале было много знакомых лиц, постоянно встречаемых мной на милонгах.  Народ жаждал услышать бандонеон, по сути своей гармонь, только с кнопками на корпусе, а не на специальной панели.
Также много было (как раньше бы сказали) рафинированной питерской молодежи. Отовсюду слышались знакомые имена Пьяцолы и Гарделя,  рассуждения на тему, было ли последним такое-то произведения такого-то автора, или же это только легенда,  и т.д., и т.п. Чувствовалась подкованность нашей интеллигенции в вопросах аргентинского танго. Это вдохновляло.
На хорах, куда меня занесла судьба обладательницы билета без ярко выраженного места, я устроилась прямо напротив сцены и стала рассматривать партер. Неожиданно ко мне подсела маленькая бабуся. Она тут же принялась болтать,  показывать мне газетную вырезку с фотографией чудо-инструмента бандоненона, а также концертную программку, что было очень кстати. Помимо классиков и несомненных метров аргентинского танго, собирались играть Бернстайна. Это было интересно. Бабуля была постоянной слушательницей Филармонии.  Во время концерта она аккуратно ставила галочки напротив каждого исполненного произведения , и по окончанию первого отделения не досчиталась таки двух или трех, о чем с возмущением сообщила мне.
С другой стороны от меня разместилась величественная дама, видимо, тоже из завсегдатаев. На лице ее ясно читалось неодобрение происходящим. Возможно, это было врожденное неодобрение, а, может быть, ей не нравилось, что музыканты позволяют себе не быть серьезными в ТАКОМ месте, как Большой зал Филармонии.
А они действительно позволяли себе. Солист был снабжен бумажкой с приветственным русским текстом (в транскрипции, разумеется), который и зачитал нам, радостно  коверкая слова. Зал тепло встретил такое проявление космополитизма. Потом была еще пара попыток пошутит по-русски и добавить уюта в строгую классическую атмосферу Большого зала. Зал не препятствовал, но аплодировал без понимания.
Играли хорошо. Играли чудно. Играли с душой. Могу сказать, полагаясь, правда, только на мой, весьма далекий от совершенства, музыкальный слух, музыканты отлично понимали и слышали друг друга.
Возможно, не хватало экспрессии, огня… Впрочем, разжечь огонь под филармоническими сводами не так просто. Атмосфера обязывает к серьезности. 
В первом же отделении был исполнен Бернстайн. Отрывки из «Вестсайдской истории». Я была удивлена, тем, что в исполнении sexteto это произведение звучало заправским танго. Думаю, все дело в солирующем бандонеоне!
Во втором отделении на сцену хлынул симфонический оркестр под управлением дирижера-женщины. И какой женщины! Кто-то из ее предков явно был темпераментным латиноамериканцем. Сей факт выдавали и ее внешность, и вдохновенные жесты. 
Солист sexteto творил чудеса. Такого взаимопонимания оркестра и солирующего музыканта я еще не слышала. 
К завершению концертной программы зал потеплел и развеселился. На бис вызывали долго и бурно. Какой-то дедушка из партера задорно выкрикнул: «Кумпарситу!».  Кумпарситу не сыграли. Только  пару отрывков из уже исполненных произведений Пьяцолы.  Мы выдвинули предположение, что оркестр был не готов к исполнению чего-то, выходящего за рамки концертной программы.  А вот знаменитый sexteto обязательно исполнил бы горячие пожелания публики, считали многи. Кто знает…
Стоя в очереди в гардероб,  я вслушивалась в полемику моих знакомых, обсуждавших услышанное и увиденное.  Кто-то был в восторге, кому-то не понравилось, кто-то был доволен тем-то и не доволен этим-то… Все, как после любого другого концерта в Филармонии.  И только одно ощущение было не обычным: очень хотелось танцевать.