Смерть Кощеева. Часть первая. 1, 2, 3...

1
Царь Додон Пятый объезжал свои угодья, когда увидал странного зайца. Он натянул тугой лук, прицелился, но заяц не убегал. Это смутило царя; он подумал – вот непуганая зверюга – и прицелился вновь. Тут заяц повернулся к нему хвостом и издал громкий звучный пук. От неожиданности у царя даже лук выпал. Пока он слезал с коня, зайца и след простыл. Додон повесил лук на седло и крикнул в ту сторону, где был зверь:
-Скотина невоспитанная!
То, что произошло, ему очень не понравилось. В последнее время он стал замечать, что вокруг творится много нехороших, хотя и безобидных с виду, вещей.
Взять хотя бы этого зайца. Это уже не единичный случай в лесу. И главное, все это происходит рядом с Кощеевым царством. Додон был уверен, что именно оттуда идет вся зараза.
Совсем распоясался сосед! Последний раз, когда Бессмертный начинал творить беспредел, был жив его прапрадед Феодор Красный. Тогда чуть не назрел большой политический скандал, но вмешались Старцы-Ведуны, пригрозив Кощею то ли вечными цепями, то ли чем-то еще пострашнее, и скандал вроде как утих. Теперь снова назревало что-то нехорошее, Додон это чувствовал каждым волосом бороды.

Вечером того же дня Додон прибыл к Лешему. Визит это был неофициальный и необъявленный, и Лешак суетился и елозил перед царем, явно не готовый к приему гостя, нервничал и поводил в сторону замшелым носом. Царь был явно не в духе, даже березовая брага, которой Леший часто смягчал сердце Додона, не дала никакого результата.
Отхлебнув лишь раз, Додон отставил деревянный кубок с питьем и стал выстукивать по скамье. Это был нехороший знак и Лешак это знал.
-Ты что же это, Леша, за зверьем своим не следишь. Совсем отбились от рук. Даже
зайцы – ишь моду взяли…
-А что зайцы, батюшка? – подался вперед Леший, заскрипев всеми сучками. Сам он был деревянный, осиновый, и все в его доме было деревянным. Леший, одним словом.
Царь поморщился, то ли от скрипа, то ли от воспоминания наглого зайца.
-Что зайцы? – передразнил он. – То же, что и все! Совсем оборзели твои селяне, мать их перетак. Просто никакого уважения к власти. К человеку.
-Так, батюшка, что ж я могу? Это все Кощей чудит, пробку ему кленовую! Мое зверье, как к нему попадает, он своих оборотней да хмырей к ним подсылает с наркотой всякой. Мои зверюшки, как коры копченой нажрутся или мха стоялого, так возвращаются совсем дурные, вот и безобразят.
Так я и знал, подумал Додон, Кощей, точно.
-Что ж ты, Леший, в своем лесу, и порядка не можешь навести, - сказал Додон, и в голосе его прозвучала издевка.
-Мой, да не мой, - пожаловался Леший. – Я, небось, не главней Кощея. Зверь, если перебегает на его половину, я уже не указ. Там Кощея царство, там он и командует. А как я зверя удержу, лес-то общий.
-И часто от тебя звери к Кощею бегают?
-Знаешь, Додя, - Лешак обиженно заскрипел. – Зверям на ваши с Кощеем разборки наплевать. Их границам не научишь. Для них лес – и лес, а чья там половина, их не интересует. Скачут там, где нравится, где жратвы больше.
Никому другому, включая детей, царь бы такой фамильярности не позволил. Только жена имела право его так называть, и то лишь с глазу на глаз.
Но Леший был особый случай. На его деревянных руках и глазах он вырос, всегда Леший был ему вторым отцом и мог иногда позволить себе непозволимое. Как-никак, а старый он уже был.
Царь сменил гнев на милость и стал напряженно думать. Борода нетерпеливо чесалась.
-Можно доказать хоть один случай?
-Чего? – не понял Леший.
-На факте мы его поймать можем? Как его оборотни наше зверье травят?
-Так как поймаешь-то…, –   Леший словно поперхнулся. – Так, царь-батюшка. Звери-то официально не твои. Ну, поймаешь ты за руку его, за костлявую, а он тебе – какого, мол, надо, чем докажешь, что твоя косуля или заяц. Его-то кикиморы да Яги всякие ему в верности на крови присягали, цепи целовали.
-Какие цепи? Ты голову свою деревянную ерундой не забивай. Ты скажи, можешь ты мне доказательства предоставить, что моих зверей по велению Бессмертного дурью поганой морят?
-Ну, - замялся Леший. – В принципе, я могу лохматых своих послать.
-Не нравятся мне твои лохматые…
-А тогда и нечего ко мне цепляться. Ты от меня власти в лесу требуешь, а сам по рукам вяжешь. Я в прошлом годе шептунов на границе с Кощейкой поставил, чтобы никто туда-сюда не шастал. Так нет, ему же это не понравилось, он тебе пожаловался, ты сразу решил дорогого соседушку успокоить, чтобы, чего доброго, на конфликт не нарваться. Так что нечего меня винить в чем-то.
-Ладно, ладно. Ставь своих шептунов, посылай лохматых, только обеспечь мне порядок полный.
Еще не доволен, что я его шептунов убрал, думал царь, возвращаясь домой. Да они пострашней кикимор будут. Машку чуть насмерть не напугали. Охранники. Ладно, пусть наводит порядок Лешак. На плечо Додону сел воробей Вася.
-Васьк, Васьк, - Додон ласково поводил бородой, поглаживая птичку. Воробей приветливо чирикнул.

2
-Что могешь?
-Домовой я, - ответил парень и перевесил мешок на другое плечо.
-А где ж твой дом, коли ты домовой? – стрельцы засмеялись. Допрашивал парня десятник Илья, здоровый малый, который любил поиздеваться над новичками. Он решил проэкзаменовать парня, но тот видно сразу понял, с кем имеет дело, и, никак не отреагировав на шутку, стал смотреть в сторону, куда-то поверх плеча Илюхи. Десятника такое безразличие к своей персоне не устраивало.
-Ты чо, оглох? – он взял домового за плечо.
-Ну, чего скопились, дела нету? – на дворе появился воевода. Стрельцы поспешили рассосаться, а Илья отпустил домового, но продолжал стоять, глядя на воеводу с улыбочкой.
-Ладно, живи Домовой, - он встретился взглядом с парнем и почувствовал вдруг, как сердце захолонуло, и внутри все похолодело. У парня были необычные изумрудно-желтые глаза, от их взгляда десятнику вдруг стало жутко. Не по себе было от этого взгляда. Как-то неожиданно Илья оказался у стены за углом, стоял в холодном поту, прижавшись к стене, ноги дрожали. Мало что могло заставить дрожать его колени; из людей, по крайней мере, никто. Илья перекрестился.
-Свят, свят!

-Кто такой? – воевода подошел к парню.
-Домовой, Фома, пришел царю служить.
-У царя домовых и без тебя хватает.
-Да? – Парень выглядел разочарованным. – А я слышал, что у вас вакансии имеются.
-От кого это ты слышал?
-Да я…, - парень замялся и, казалось, совсем сник.
Воеводе стало его жалко:
-Ладно, найдем для и тебя работу. Иди в холопскую пока.
Парень обиделся:
-Я домовой, а не холоп.
Воеводу удивила подобная дерзость, но он сказал:
-Ладно, иди в домовушню.
Фома снова перекинул мешок и пошел к черному ходу царских хором, куда показал ему воевода. Царская домовушня находилась за стеной от царских покоев.
-Ишь ты. Не холоп он, - воевода стоял и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за дверью. Потом смачно, с силой сплюнул.

-Все идет, как по маслу, царь, - бледная, с черным глазом и черным волосом старуха стояла, склонившись, подле большого бронзового трона. На троне восседал Кощей Бессмертный, не мертвец и не человек. Череп его и скелет облегала кожа, длинные бледные пальцы были в длинных же острых ногтях. На указательном пальце каждой руки располагалось по перстню в виде морды собаки и крысы. Глаза Кощея были прикрыты, лицо с коротким ястребиным носом не выражало никаких эмоций, отчего напоминало восковую маску. Руки Кощей положил на колени, которые покрывала черная мантия.
-Когда твой нелюдь начнет действовать? – рта Кощей не раскрывал, казалось, что голос вообще исходит не от него. Звуки шли словно бы сверху и падали металлическим звоном.
Старуха, услышав, поежилась, хотя сама могла кого угодно довести до ужаса:
-Он уже прибыл на место. Максимум два дня ему нужно, чтобы внедриться в семью, тогда все будет под контролем.
-Запомни, он должен сблизиться с семьей, все остальное не ТАК важно, - веки Бессмертного поднялись, желтые отталкивающие глаза забегали по лицу старухи.
Ничего с этим поделать он не мог. Его глаза всегда бегали, что делало их еще более неприятными. Потому он и не любил смотреть на того, с кем говорил. Зато голос свой он любил, любил им пользоваться, а все остальные этого голоса боялись. Вот и старуха почтительно склонилась, в знак того, что понимает суть приказа, но также под весом падающих сверху слов.
-Конечно, добывать и снабжать нас информацией он также может. Но это сейчас не первоочередное..., – Кощей снова закрыл глаза и долго молчал. Старуха сидела в ожидании продолжения.
-Теперь о главном. Как продвигаются дела в лесу, что там с твоими кикиморами?
-Работают, зверь постепенно приручается, многие уже почти полностью в нашей власти.
-Многие, говоришь? Давай, подсчитаем. Я владею половиной всего леса. Кикиморы, по твоим словам, зверье дурят уже больше месяца. А в результате, семь медведей, сорок волков и сотни две всяких мелких тварей согласились остаться. Прирост мог бы быть и получше. Хорошо есть старые резервы. Армия большая уже. Но тебе бы следовало постараться.
-Леший это все, - старуха заерзала. – Они ж ведь на него чуть не молятся, все эти птички-зверюшки. Любят они его очень.
-Любят? – Кощей словно не понял. – А с деревьями что? Тоже, скажешь, любят? Ты мне черной кровью сосны напоить обещала?
-Не пьют они черную кровь. А березы от нее, вообще, мрут.
-Ну, что ж. Пусть мрут, если по-хорошему не хотят.
-Зато вся область у болот наша. Я там топи давно подготовила. Уже второе поколение поросли на моих соках подрастает.
-А что мне проку в топях этих. На болота и так никто не ходит, какой смысл?
-Непростые это деревья, ходячие, царь. Лес, как ты знаешь, весь корневой системой связан. А мои осины болотные свободны от долгих корней. Они по лесу перемещаться могут и под здоровые стволы свои завязи внедрять. Так что, только скажи…
-Да, в свое время твои осины могут свою роль сыграть. Тогда и посмотрим, чего ты добилась.
Теперь про Водяного мне скажи. Как считаешь, можно на него рассчитывать?
-Я не осмелюсь выдавать свое мнение за стопроцентно достоверное… но я уже тебе говорила, что я думаю об этой плесени. Юркая задница. Ни одна моя кикимора и за десять алых мухоморов не даст ему счастья.
-Значит, на реку, по-твоему, в случае необходимости рассчитывать не стоит?
-Он труслив и верток. Но алчен, царь, алчен. Предложи ему подлые и в то же время безопасные для него условия и пообещай много. Он будет служить тебе ровно столько, сколько ты заплатишь, ровно, пока он не почувствует, что опасность близка. Но до тех пор, он может оказать тебе много приятных услуг.
А потом, советую, утопи его.
-Водяного? Утопить Водяного…
-Да. Отдай на растерзание врагу… Но он чуток, помни. Он не должен ничего понять раньше времени.
-Я так и поступлю, наверное. Как там с лихом у тебя?
-Трое уже рвутся в бой. В любой момент можем запускать.
-Пришли мне одного.
Старуха поклонилась. До самых огромных, узорчатых ворот подземелья она шла так, отступая и склонившись.
Как только она вышла из чертогов – выпрямилась и похромала, опираясь на черную, змеей, клюку. Стоящие у стен хмыри вжались в стену, пока она проходила мимо. Маленькая толстенькая кикимора подскочила и засеменила рядом с ней.
-Видал, - прохрипел рыжий с редкими щербатыми зубами хмырь. – Яга!

3.
Царь сидел на краю кровати, склонив голову вниз, сзади сидела царица в нижней серой рубашке и разминала ему шею. Додон довольно покряхтывал.
-У, у… Слыхал, у нас новый домовой завелся?… у, у.
-Да, батюшка. И ладный такой. Машке теперь не сидится, все на стену поглядывает.
-Молодуха… У, у… Все бы на парней попялиться, у, а замуж идти не хочет, коза.
-За кого идти-то? Мужиков-то нормальных не осталось.
-И то верно, у, у. Мужиков нет, одни бычки… Так пусть за посла идет, у, у, за Никиту. Сколько раз ей говорил.
-Да старый он.
-Какой же старый, сорок с небольшим?
-Ничего, пусть в девках походит пока.
-Да, знаю я вас, у, у. Сперва в девках, а потом забрюхатит сдуру, позора не оберешься.
-Ты что?! Типун тебе!
-А что, у, у… Да хватит, хватит, измяла совсем. Заволокет ее какой-нибудь домовой тот же. Сама ведь говоришь, в болести вся. Знаю я этих ловкачей. Помнет, не спросит… А так бы при муже была.
-Да, ты знаешь, батюшка, - царица озабоченно села рядом. – Уж очень этот молодой глазастый!
-Да?
-Да. И глаз у него зелен. Мне самой аж не по себе стало, как я глянула на него. Ты б его к себе поближе пристроил, чтобы на глазах был. А то, чувствую я, бедовый это парень.
Царь плюнул.
-Ты мне эти бабские бредни брось. Бедовый! Наговорят на парня, потом начинают приглядываться да присматриваться. Человек только на службу поступил, а его уже записали. И хватит! Мне и без тебя делов полон рот, вон опять Кощейка шебуршить начинает. За дочерью следи, а не за слугами царевыми.
-А я говорю, к себе возьми, парня! Сам сказал, прижмет – х.р спросит.
-Ладно, ладно, - царь недовольно повернулся к стене, накрывшись с головой одеялом.

-А ты видала, ты видала?
-Ну, Маш, ну расскажи…
-Да идите вы отсюда, надоели уже.
Если бы кто-нибудь слышал, что прислуга позволяет себе обращаться к царевне на ты, их бы, конечно, выпороли, а может и того хуже. Но почти всю свою жизнь они были вместе и скорее были похожи на подруг, чем на холопок с госпожой. Во всяком случае, в своих покоях царевна позволяла Дашке с Наташкой почти все. Молодость у Маши пока брала верх над пониманием своего высокого титула и связанного с ним чувства субординации.
-Ну, Маш, не вредничай, - Дашка села на кровать рядом с царевной и, обняв за плечи, стала просительно тыкаться ей в щеку. Наташка, всегда красная и задорная, сидела перед ними на коленях, в глазах бегали веселые любопытные огоньки от предвкушения романтического рассказа. Она-то уж знала, что от Дашки царевна не отделается – та своим нытьем всегда уламывала ее – да и самой Маше, как она ни старалась показать свою неприступность, явно не терпелось поделиться с подружками переполнявшими ее эмоциями. Так было всегда, они делились друг с другом всем самым сокровенным, рассказывая кто в кого влюбился, кто на кого посмотрел.
-Ну ладно, ладно, - в этот раз ее долго уламывать не пришлось. – Вы как к северному крылу меня искать побежали, я подождала, подождала немного… Хотя нет, посидела какое-то время…
-Так, ты где, за троном была? Я ж тебе говорила, надо было там посмотреть…
-Тише ты! Ну?
-Потом стала вылезать, а тут он! Ой, девчонки, я как его увидала, у меня ноги словно к земле приросли; стою и глаз не могу от него оторвать.
-А правда, что у него глаза зеленые?
-Правда, - Маша мечтательно закрыла глаза, представив его снова, как делала это сегодня уже раз восемнадцать.
-Ну и?
-Он меня и спрашивает: «Не скажете ли, девушка, как мне в домовушню попасть? А то я тут заблудился». Я ему говорю, из зала выходишь, вниз, там спросишь, а сама глаз оторвать не могу. И он смотрит на меня… потом улыбнулся и ушел.
-У-у, - провыла Наташка разочарованно. – И это все?
Дашка же, наоборот, была счастлива.
-Класс, - потом добавила, глядя на Машу. – Завидую я тебе, Маш. Как можно быть такой счастливой.
-А что завидовать-то? – ответила царевна, но на лице ее отражалось состояние, при котором этот вопрос был совершенно неуместен. – Он же домовой… это вам легко, с кем хотите, с тем гуляете. А мне. Понимаешь, батюшка только и предлагает, что козлов старых, - она вздохнула и положила голову на Дашкино плечо.
-А по-моему, Никита Валерьянович совсем еще ничего, - сказала Наташка и тут же получила.
-А тебя вообще никто не спрашивает!
-Да, - поддакнула царевне Дашка.
-Если так нравится, то сама за него и иди.
-А что, я бы пошла, - Наташка потянулась, расправляя и без того широкую грудь.
-Маш, хочешь, я расспрошу про него Мишку своего.
-Так холопов к домовым же не пускают.
-Ну да, не пускают! Моего Мишку пустят. Он про него все разузнает… А, Маш?
-Не знаю, как хочешь, - царевна попыталась выглядеть бесстрастной.
-Ой, ой, ой, не знает она, какие мы равнодушные! – Наташка знала чем раззадорить царевну. – Влюбилась же.
-Я влюбилась?! – Машу это возмутило до такой степени, что она не знала, что сказать. При этом она очень быстро и очень сильно покраснела.
-Машка влюбилась, царевна наша влюбилась!
-Наташ, перестань! – Даша была более чуткой, чем подруга, она понимала, что над чувствами лучше не смеяться, а то можно из разряда подруг вернуться вновь на классовую лестницу. Но было уже поздно.
-Это я влюбилась?! А ну-ка, пошли отсюда!
-Царевна влюбилась, влюбилась! – весело хохоча, запрыгала к двери Наташка.
-Маш, ты ее не слушай, сама не знает, что говорит, - попыталась пожалеть царевну Дашка, перед тем, как дверь хлопнула изо всех сил перед ее носом.
А Маша прислонилась спиной к этой двери, и перед взором ее стояли зеленые до невероятности глаза.

Большой с заросшей головой лохматый шел быстро, почти бежал. За его спиной двигались еще двое таких же, за ними не то семенили, не то парили по воздуху два шептуна. Они что-то недовольно бормотали, но лохматым их шепот благодаря шерсти в ушах был не опасен. Кроме внешней необычности этой группы у человека несведущего никаких тревог бы скорее всего не появилось. Но тот кто видел хоть раз, как вырывает с корнем девяностолетние дубы среднего размера лохматый или что может сотворить своим голосом шептун, наложил бы в штаны, попадись ему на пути такая компания. Существа не боялись никого, а слушались только Ведунов и Лешего. Именно Ведун сказал Лешему, чтобы тот послал кого-нибудь к северу. Леший как раз принимал березовый массаж и довольно и громко скрипел, когда в проеме его деревянной берлоги появился Ведун.
Все они были похожи между собой и все были, как одно. Никто не знал, сколько их, кто они, сколько им лет, сколько они живут, никто не знал их имен, словно имен и не было. Просто в определенный момент кто-то из них появлялся, чтобы защитить лес, когда тому угрожала беда. Ведуны были, пожалуй, единственными, кого боялся всерьез Кощей. Видимо, он считал, что они знают, где лежит его смерть, хотя этого не знал никто. Пожалуй, никто даже не догадывался о таком. В этом и была страшная сила Кощея. Все считали его бессмертным. Правда, не один век прошел с тех пор, как его пытались сжечь, четвертовать, сварить в кипящем масле. Но это стало как бы уже само собой разумеющимся. Кощей был при Горохе и даже до него, Кощея нельзя было убить и с этим приходилось считаться. Вряд ли кто-то на земле знал, что давным-давно в землях более древних, чем эта, молодой юноша продал свою душу за великое знание силы. Которая позволяет быть неуязвимым для времени, стрел и болезни, он потратил десятки лет на то, чтобы стать страшным колдуном с бегающими глазками, извлечь свою душу и замуровать ее в твердый горный хрусталь; при этом он продолжал дышать.
Душа умерла, а тело стало бессмертным. Правда, если бы можно было разбить хрусталь… Но это был секрет. Страшная тайна.
Борода старца была почти до земли и абсолютно белая; слишком белая даже для седины. Он стоял молча, пока Лешак не заметил его. Леший благоговел перед этими старцами, считая их своими вторыми родителями, после Леса. Он почтительно поклонился, думая – чем же это он удостоен такой чести.
-На севере не ладно. Кого-нибудь послать туда надо, - голос Ведуна прозвучал тихо, совсем по-стариковски. Затем он просто развернулся и вышел.

За деревьями что-то было. Лохматые, несмотря на заросли, видели очень хорошо, да и нос у них был превосходный. Увидав кикимор, прильнувших к уже почерневшим стволам, лохматые дико зарычали, а шептуны взвились вверх, и страшный шепот стал разноситься во все стороны. Кикиморы с визгом стали разбегаться, и уже лохматый снес одной из них голову, как чей-то голос заставил его задрожать и вот вдруг он стал метаться, а за ним и двое других, метаться между деревьями, не обращая внимания на кикимор. Шептуны заставляли бегать кикимор, а неведомый голос – лохматых. Словно два параллельных мира сосуществовали и воевали одновременно.
Яга сидела средь веток орешника и непрерывно повторяла одни и те же заклинания, которые попадали в голову лохматых, минуя шерсть в ушах и заставляя тех испытывать невыносимые муки. Шептунов она не боялась; хоть и не была неуязвима, как Кощей, но недаром ее считали самой ужасной после него, и недаром он держал ее при себе.
Лохматый упал замертво, второй, третий, кикиморы дергались в припадке, парализованные жуткими голосами маленьких парящих тварей. Вдруг шептуны замолчали. Яга что-то каркнув, потрясла своей клюкой змеей и два шептуна замерли в воздухе и больше не двигались, словно что-то их приковало к невидимой скале.
Странное это было зрелище, очень странное. Два чудика висят в воздухе, не летят и не падают. Яга вышла из-за орешника и осмотрелась. Некоторые кикиморы вставали, другие, с сумасшедшими, на выкате глазами и пеной у рта продолжали припадочно тряслись на земле. Старуха касалась таких змеей-клюкой, они чернели, превращались в угольные головешки и рассыпались в пыль. То же самое произошло с мертвыми лохматыми. Очухавшиеся кикиморы наблюдали за этим, боясь пошевелиться, но когда Яга закончила, она повернулась к ним со словами.
-Ну, что встали. Дальше давайте – быстрее, - и голос ее скорее напоминал шипение большой гадюки.
Вокруг стояли деревья, они чувствовали свою участь, весь лес чувствовал.

Вожак поджал хвост и униженно повизгивал. Вся остальная стая лежала на земле, словно придавленная неведомой силой, и остекленелыми от ужаса глазами смотрела в одну точку.
Там, куда были устремлены звериные глаза, было нечто белое и стройное. Как будто статуя без лица возвышалась на два метра над землей, слегка раскачиваясь; и тишина вокруг обрывалась лишь повизгиванием вожака. Волки не могли оторваться от этой белой статуи, постепенно белый свет стал заливать их зрачки, заполняя все внутри. Вдруг вожак перестал взвизгивать и, замерев, склонил голову набок. Остальные стали подниматься и вставали в такую же позу. Теперь в них был уже не ужас, а интерес.  Белые зрачки с интересом смотрели на белое колышущееся изваяние. Изваяние вдруг исчезло. Но волки продолжали смотреть. Потом, будто услышав неведомый зов, они снялись и рысью побежали к кромке леса. Голос вел их туда.

Яга стояла и наблюдала со стороны своим черным глазом, как мимо нее подгоняемые с двух сторон кикиморами двигаются высокие трепещущие стволы осин. Их корни, словно деревянные узловатые ноги, тянулись вперед, утягивая за собой все дерево. Кикиморы взмахивали своими худющими, обернутыми в лохмотья руками и, как вороны, каркали вокруг, отчего деревья старались двигаться быстрее. Это был триумф Яги. Создать такую поросль из ничего – царь будет доволен. Он поймет, НАСКОЛЬКО она хорошая слуга. Ее осинки заразят весь лес. Вся чаща будет пропитана черными смолами.
Жаль, берез с дубами не уломать. Такой хороший материал. Не хотят пить черных соков. Ну, и пусть дохнут. Питомцы Ведуновы! Ягу даже передернуло при мысли об этих белых старикашках.

-Поспеши.
-Но я же послал…
-Поспеши!… Тех, кого ты послал, уже нет. Леса гибнет… Поспеши. – Они исчезли. Теперь их было двое и это напугало Лешего больше всего. Они никогда не приходили вдвоем. Зачем они пришли вдвоем? Какая беда может быть?
Они сказали – Лес гибнет. Что за ерунда? Это же Лес – он не может погибнуть. Даже, если пожар…
Надо собирать лохматых. Лешак усиленно заскрипел. Прибежал маленький зеленый лешачонок.
-К Засере беги. Пусть всех своих собирает.
Лешачонок не убегал, ожидая, что старший еще прикажет.
-Все, беги, к шептунам я сам…
Лешачонок выскочил, радуясь, что его не послали к шептунам. Не любил он их. Не любил и боялся. Леший это знал и жалел внука.
-Молодой еще. Зеленый, - говорил он.

В это время дня шептуны спали под корнями или в пустых дуплах. Леший шел и созывал маленьких чудиков. Один, второй, вот третий вылазит… Он знал их язык, как и любой уважающий себя леший. Пять, шесть. Они не то семенили, не то парили над землей. И бормотали что-то недовольно у него за спиной, но Леший их не слушал. Беда идет большая, так что будить вас, ребятки, придется всех.
Уже штук восемнадцать набралось. Они, как живой лохматый хвост, качались вслед за Лешим, и убийственное шептание глушило все вокруг и заставляло в страхе замирать. Попадающиеся ненароком белки, грызуны, пичуги заходились в судорогах, не в силах бороться с пробирающими насквозь ужасными звуками.
И тут появился заяц. Он выскочил шагах в семи от Лешака и стал с интересом смотреть на них. Никакой реакции на шептунов. Просто сидит и смотрит. Леший остановился. Это что ж такое? Ни один медведь перед шептуном не устоит. А уж заяц… Да еще, когда двадцать шептунов. Нет, нечисто здесь.
Может глухой? Он позвал зайца. Тот повел ухом и снова замер, любопытно наблюдая, что же будет дальше. Значит, слышит. Ну-ка. Лешак снова позвал его, приказывая подойти. Не было зверя, который бы не послушал Хозяина леса. Но этот не послушал. Вместо этого заяц повернулся к ним хвостом, громко пукнул и, не спеша, скрылся в кустах.
С ума сошел зверь, решил Леший, стараясь не отвлекаться от своего дела, снова двинулся вперед.

-Куда это вы собрались , мальчики?
-Яга?!!
Молодая, но уже высокая поросль странного вида осин – серых, словно больных чем-то – загородила им дорогу. Старуха стояла впереди и, сощурив глаз, с неприятной улыбочкой глядела на него. Шептуны вырвались из-за спины Лешего и ринулись к Яге. Та даже клюкой махать не стала. Вместо этого она спряталась за деревья и с подлым огоньком в глазах смотрела, как они подлетают и пытаются прорваться к ней сквозь осиновые ветки. Но странное дело, как только очередной шептун касался веток, он путался в них, трепыхался, пытался еще что-то сказать, но шепот вскоре замолкал, и чудик оказывался полностью запакованный ветками, словно они были живые и вязали его.
Когда Леший понял, что происходит, и стал их отзывать, было уже поздно. Все шептуны беспомощными, окрученными живой вязью кулями нависали на осинах.
-Может еще позовешь?
-Отпусти. – Голос Лешего изменился, сам он словно вырос ввысь и в стороны, ноги его стали походить на мощные стволы, руки-ветки тянулись прямо на глазах, во взгляде разгорался зеленый огонь.
-Что, дедушка, деток пожалел? Пожалей себя.
-Тебя сейчас жалеть придется! – словно весь лес, вместе с Лешим, навис над ведьмой с ее черными деревьями, еще минута и он мог поглотить их, сомкнувшись в страшном древесном гневе. Никто не знал мощи Леса и его хозяина. Однако…
-У меня привет тут для тебя от царя… Кощея. Он говорит, вы – старые знакомые.
Лес вздрогнул, а Леший замер и вдруг стал походить на мертвую корягу.
-Он говорит, тебя как-то от смерти отмазал.
Лешак ссыхался и уходил под землю. Но от этого было не уйти. Кошмар, про который он забыл, наконец напомнил о себе. Вот она, расплата. Рано или поздно это должно было случиться.
-Я ничего ему не должен…
-Ошибаешься. Твоя кровь, твой сок принадлежат ему. Ты еще не отработал.
-Нет!
-Ты убежал от него. Ты наверное думал, что все забудется.
-Нет, нет!
-Ты должен ему, тебя и так не беспокоили до сих пор, ты должен быть благодарен. Но пора возвращать долги!
-Что ты… Что он хочет?
-Отведи нас к ВЕДУНАМ.
-Нет!!! – Леший опять попытался восстать, но тут старуха вытащила откуда-то темный старый кусок коры и тогда глаза Лешего наполнились безграничным, не человеческим и не животным ужасом.
-ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ ЕМУ! – Голос Яги вдруг изменился. Это было не шипение, шипеть так никто бы не смог.
Казалось, смерть заговорила, и от голоса ее все вокруг стало мертвым, тусклым и пустым.
Леший больше не смотрел на нее. Теперь он был маленьким, черненьким, ссохшимся, весь трясся и почти не мог держаться на ногах.
-Ты проведешь нас к Ведунам. Аккуратно и без шума!

-Они идут.
-Да, их много.
-Две волчьи стаи, медведи, лихо.
-Старуха ведет странное войско.
-Да, и они пройдут.
-У нас много лохматых, но кто-то должен остаться, а кто-то должен уйти. Лохматые не спасут.
-И сила Леса нам не поможет.
-Это мы нужны лесу.
-Вот поэтому часть уйдет. А остальные примут их здесь.
-Додон должен посмотреть внимательно, что происходит вокруг. Если он не исправит ситуацию, мы не сможем помочь лесу.
-Мы ему не няньки, пусть сам выбирается.
-Но если Пустой захватит лес, придется уходить отсюда совсем.
-Пустой знает, что мы в курсе про его секрет.
-Не знает, только догадывается.
-Так что, все дело в этом?
-Да. Свидетелей убирает.
-Вот засранец. Решил завоевать мир, а перед этим избавиться от ненужного хлама!
-И все-таки, надо понаблюдать. Дать Додону еще шанс.
-Хорошо. Шанс дадим… Так кто останется?

Этой ночью двое оборотней подошли к Заповедной Пуще – дому Ведунов.