За тебя, Художник!

 'Мы живем в особо знаменательные времена:
  тысячелетние соборы срывают,
  а императорские троны сваливают в чуланы'
  Генрих Гейне
   
  Знаешь, дневник, как это страшно, когда убивают твою мечту. Я тебе расскажу, как убили мою. Это случилось давно, еще летом. Но только сейчас, 31 декабря у меня появилось мужество об этом думать.
  В Москве я бывала и раньше, на самое же главное времени не хватало. И вот, этим летом, отделавшись от забот и повседневных проблем, я вырвалась-таки на два дня в Москву, чтобы осуществить то, о чем так давно мечтала.
  Я вообще-то не знаток литературы, но любимый писатель у меня есть. Нет, не любимый, а Любимый, то есть он для меня больше чем живший и творивший когда-то гений. Он - мой Бог, часть моей жизни. А мечта у меня была простая, земная. Побывать там, где Он жил. В Его доме. Прикоснуться к этим стенам, выглянуть из этого окна. Так просто. И так важно. Вот за этим-то я и приехала в Москву. Летела как на крыльях. Не замечала пьяного соседа по купе, тараканов в гостинице не замечала. Реальность видела как сквозь туман. Перечитывала знакомые, наизусть заученные строки из истертой книги. Знала адрес.
  Рано утром выпорхнула из гостиницы и, пробравшись через мясорубку Метро, вышла на нужной станции. Не зная точно куда идти, спросила проходившего мимо человека. Человек не знал. Я удивилась. Спросила другого. Не знал и он. Не знали нагло, пошло и безапелляционно. Хотелось плакать. Ища спасения в толпе, ухватилась как за соломинку за какую-то женщину. И она спасла.
  Не знаете?
  Разумеется, знаю.
  Нет, ты понимаешь, дневник, не просто 'Знаю', а 'Разумеется'! Живем.
  Я заскользила по улице, впитывая все вокруг: дома, дорогу, деревья. 'Рядом, - вертелось в голове, - совсем близко'.
  Наконец, Он. Дом с табличкой. Сердце у меня как-то странно подпрыгнуло и завалилось на бок. Так бывает, когда видишь любимого человека, с кем долго был в разлуке. Хотелось целовать эти стены, гладить их кончиками пальцев, каждый камень. Я свернула налево и вошла во двор. Он показался мне родным, этот двор. Ликуя и дрожа от волнения, я подошла к подъезду. Вот он, центральный. Сомнений не было - именно он. Черная железная дверь. Неприятно проползла где-то в подсознании мысль о том, что ни на двери, ни на стене нет опознавательных знаков. Я потянула на себя. Закрыто. Может:? Нет, ошибки быть не могло. С тревогой взглянула я вверх, но окна были слепы.
  Ища зацепки, я стала разглядывать дверь, и только тут заметила наполовину оборванную бумажку, на которой написаны были какие-то слова. Такие слова обычно не запоминаются. Что-то из разряда 'Постановлением: принято: предписано: сего числа'. Впрочем, это не имеет значения. Общий смысл был мне ясен. Я прочла смертный приговор.
  Какие-то: люди, или даже не люди: а человек. Так вот какой-то человек решил, что квартира эта не представляет достаточной ценности, чтобы делать в ней музей. Посему она передается в частные руки, дабы превратить ее : в офис.
  В офис. В о-фис. Сначала все оборвалось. То есть буквально внутри что-то оборвалось и с глухим стуком раскололось. Ведь здесь жил: жил и творил Он, тот перед кем должно преклоняться, тот из-за кого стоит гордиться, что живешь в этой стране. Его гений, Его вклад неоценим! Вот и не оценили. Обесценили.
  Машинально на ватных ногах бродила я по окрестностям. Вида из окна тоже больше не было, как выяснила я, обойдя дом с другой стороны. Все перекопали, вогнали в землю какие-то железные столбы. Как иглы. 'Обустраивают зону отдыха', - объяснил мне кто-то. Приятного вам отдыха, Господа.
  Бродила по городу я еще долго. Даже не бродила, а шла. Просто шла, не разбирая дороги. Когда ноги окончательно перестали меня слушаться, я решила присесть. Рядом оказалось что-то подходящее - то ли лавка, то ли бетонный бордюр. Присаживаясь, я взглядом встретилась с сидевшим в полуметре от меня человеком. Серый такой человек с постным лицом. Неудачник.
  Нечаянно мы разговорились. С незнакомцем. Знаете, как это бывает. Я даже не спросила, как его зовут. Знаю только, что он художник. Он художник, а я - дура. Так мы и познакомились. Он рассказывал что-то, не помню точно, много рассказывал. Он работал в какой-то мастерской, старейшей в России. А потом его выгнали. Как и всех. На улицу. Выбросили гравюры, полотна. Просто выбросили. Зато вместо старой мастерской теперь будет гостиница. Гостиница - это хорошо. Там тараканы живут.
  Странно, что мы встретились, да дневник? Так в сказках бывает. И в новогодних историях. А еще там бывает так: 'И они жили долго и счастливо. Вместе'. Но тогда был не новый год, а сказку из жизни выгнали давно и публично. Кажется, это называется наукой. Так что мы не вместе. И не счастливы. Ну, я-то уж точно, а он - не знаю. Я ведь не видела его больше. Да и зачем? Ни я ему не нужна, ни он мне. Право, странная была бы пара - дура и художник.
  Ты прости, дневник, что путаются мысли. Это все шампанское. Мы ведь вдвоем с ним встречаем этот Новый Год. Да я и не хочу его встречать. Пусть убирается обратно. Ничего хорошего он не принесет. Жизнь ошеломляюще пуста. Как пусты сердца этих людей, покупающих, продающих. Что ими движет? Идея - пусть даже самая плохая? Нет. Жажда наживы? Да ведь есть у них все! Есть сотни других способов пополнить свой счет! Есть миллионы квартир в этом безликом городе! Нет, это какая-то агрессивная пустота! Это даже не малодушие, ведь души у них: нет.
  Еще раз прости дневник, мне и самой стало жутковато от этих слов. Что-то я пустилась в круговорот не свойственных мне рассуждений.
  Между тем, не взирая на мой протест, подползает Новый Год. Я привыкла в этот день загадывать желание и пить за свою мечту. А теперь получается, что и бокал поднять не за что. Хотя нет, выпью за последнюю свою надежду в этом мире - за тебя, Художник! Где бы ты ни был, за тебя!