Кавалерист-девица или верхом на антисемитке

               
                (М и н и - э п о с)
      
                Глава первая.
               
      Т У Ч И   Н А Д   Г О Р О Д О М   С Т А Л И,

      В   В О З Д У Х Е   П А Х Н Е Т   Г Р О З О Й . . .
      

      В одном  из  своих  воспоминаний я уже рассказывал о своей
 сестре Люде - она старше меня на пять лет, росла резвой девчон-
 кой, ничего и никого не боялась,  совсем маленькой смело подхо-
 дила к огромным соседским собакам,  которые относились к ней  с
 явным  уважением  и снисходительно разрешали ей трепать себя за
 уши... Не боялась самых  устрашительных  аттракционов  в  парке
 культуры - парашютной вышки,  например,  или  другого, который
назывался   "Летающие люди": это - садишься в
 седло на конце длиннейшей штанги,  тебя привязывают, конечно, а
 потом штангу  отпускают,  и  эти привязанные люди действительно
 резко высоко взлетают;  штанга, описав в воздухе гигантский по-
 лукруг, опускается  с висящим вниз головой "пассажиром" на про-
 тивоположный  упор,  а  потом - обратно, и так - несколько раз!
 Наслаждение этой забавой, наверное, сравнимо с ощущением очаро-
 вательной Марион Диксон (из кинофильма "Цирк"), когда ею  выст-
 реливали из пушки на Луну...  Я в свои детские годы  как-то  не
 решался на такое,  а, когда стал взрослым, то понял, что, "рож-
 дённый ползать" - ну, даже - ходить и бегать, - летать, всё-та-
 ки,  не должен...  Да, боевая была девчонка и в детстве дружила
 больше с мальчишками, а в грозном сорок первом году ушла добро-
 вольцем  на  фронт и провоевала почти всю войну в кавалерийском
 корпусе генерала Белова, - "кавалерист-девица", так сказать, и,
 хоть саблей не рубила, а служила медсестрой во фронтовом госпи-
 тале,  но на лошади ездила и привезла с фронта дорогое мне  су-
 щество,  милую девочку, радость моей юности, предмет моих забот
 и теперешних нежных воспоминаний, теперь она сама уже бабушка и
 имеет  двоих  внуков!  На что ещё была способна храбрая и реши-

                - 2 -
 тельная натура Люды - это мы узнали потом,  и я  просто обязан в  своих
 воспоминаниях отдать ей должное, она это заслужила...
      Мы жили в хорошей, но, к сожалению, не отдельной квартире,
 у нас были две маленькие комнатки, в которых мы помещались впя-
 те - мама,  Люда с ребёнком и мы с Леночкой (я  недавно  же-
 нился, но ребёнка ещё не было); уж как мы там размещались, - не
 помню, а две другие,  побольше, занимала семья высокопоставлен-
 ной  папиной сослуживицы,  но жили мы в довольно терпимом сосу-
 ществовании, имея  вместе большую общую кухню и ванную.
    Однако, так было лишь до тех пор, пока наши соседи не вые-
 хали,  получив отдельную квартиру,  а  к  нам  подселили  очень
 странную семью,  состоявшую из пожилого, обрюзгшего речного ге-
 нерала (тогда работники речного и морского флота носили форму и
 погоны), его жены, намного моложе его и поведения явно психо-
 патического,  и их приёмного сына-подростка. Тужиковы - была их
 фамилия,  и мы не жили, а, действительно, - тужили с ними, и не
 один год, а, впрочем, уже и не помню, сколько - много лет прош-
 ло с тех пор...
      Отношения как-то  сразу  не  сложились,  а это так важно в
 коммунальном сосуществовании,  но ещё и не сразу мы  поняли  их
 юдофобскую суть,  особенно - её, генеральши! Сначала эта стерва
 не давала житья маме на кухне,  постоянно скандалила, ограничи-
 вала её  везде,  без  нужды занимала часами ванную,  мама часто
 плакала - ведь мы все с утра уходили по своим делам, а мама ос-
 тавалась наедине с этой мразью. Ну, а дальше - из тлеющих голо-
 вешек антисемитизма,  из отравленного зловонного воздуха  окру-
 жавшей нас  в  стране  звериной ненависти - сгустилось в жуткую
 реальность - знаменитое и мерзкое "дело врачей",- оно, в основ-
 ном,  было напрямую связано с профессорами нашего Первого меди-
 цинского института, на пятом курсе которого я тогда учился.
      В воздухе над Москвой повисла тревога, но мы ещё  даже  не
 знали, какая была уготована и тщательно спланирована идеологами
 партии гибельная участь советским евреям.  Дело шло к  "оконча-
 тельному решению еврейского вопроса" - на советский  манер. Уже
 скапливались на запасных железнодорожных путях  сотни  товарных
 вагонов, которые должны были увезти евреев в никуда... По неко-
 торым, позднее дошедшим до меня сведениям, этим эшелонам предс-
 тояло затем, уже далеко от Москвы, попасть в крушение, в много-
 тысячную мясорубку,  якобы  - случайно-трагическую,  а на самом
 деле - также запланированную!..  Вот так,  - вот, что ждало нас,
 не умри великий вождь всех времён и народов...  Один  из  очень
 уважаемых мной людей сказал мне,  что,  возможно,  эти страшные
 вещи являются легендой, но я склонен доверять другим, тоже ува-
 жаемым людям,  которые,  к тому же, были информированы лучше. А
 расстрел Еврейского антифашистского комитета  тоже  был  леген-

                - 3 -
 дой?!
      Увольняли массами квалифицированных сотрудников-евреев  из
 клиник нашего института и других,  конечно, учреждений. В трам-
 ваях и очередях алкаши и кликуши охотно распространяли слухи  о
 том,  что "явреи  рак  разносють" и прочее, реально ожидалось на-
 чало погромов...  Ещё не было широко известно гнусное групповое
 убийство  членов  Еврейского  антифашистского комитета,  не все
 помнили и не все ещё понимали смертельную опасность, приближав-
 шуюся к нам - уже, наверное, сразу после того,  как был подло и
 зверски убит великий Король Лир, неподражаемый мудрец и философ
 Тевье  -  гениальный Соломон Михоэлс,  о чём  лицемерно сообщала
 короткая заметка на последней странице газеты :
      "В результате несчастного случая  (!) в Минске погиб известный
 буржуазный националист (!) С.М.Михоэлс"...  Во как!  Увы, тогда
 ещё не до всех "дошло" то страшное, что над нами нависло!
      ... И вот, в этой дикой обстановке воспряла и всплыла гря-
 зной пеной всякая,  прежде хоть немного робевшая и стеснительно
 таившаяся сволочь и нечисть,  и наша соседка - тоже; удивитель-
 но,  как в её тщедушном тельце умещалось столько взрывной злобы
 и, прямо-таки, садистского злорадства! Она уже почти в открытую
 оскорбляла нас, но, особенно, исподтишка, чтоб не было свидете-
 лей - маму, которая очень переживала и плакала. Муж этой ведьмы
 вовсе не старался хотя бы умерить её пыл,  а наш папа был дале-
 ко,  ох как далеко!  - дослуживал  военный стаж  для  своей
 полковничьей пенсии в далёком казахском гарнизоне, где проходи-
 ли испытания первой атомной бомбы.  Папа дослужился до пенсии и
 до щедро доставшейся ему радиации, впоследствии мучительно сгу-
 бившей его грозным онкологическим итогом...
      Рано утром я зашёл в ванную, включив  свет, она тут же его
 погасила; я  вышел и снова включил,  она снова погасила...  Это
 была уже открытая и откровенная пакость, уверенная в своей без-
 наказанности. Тогда, не привлекая свидетелей, я тихонько сказал
 ей одно только слово, в которое я вложил, однако, всю свою "лю-
 бовь" к ней и ей подобным мерзким тварям... "Ах, ты курва!.." -
 сказал я возможно нежно и ласково (и,  на всякий случай - шепо-
 том...). Но эта сушёная вобла вдруг обрела голос, подняла дикий
 визг, разбудив всех и, в частности, своего мужа, который выско-
 чил в коридор в ночной полосатой пижаме - "Вань, ты слышишь, он
 назвал меня "курвой"! Какая я тебе "курва"?!"- истерически ора-
 ла она ("Уж какая есть, ласковая ты моя!" - подумалось мне...).
      Она-то хотела,конечно, привлечь свидетелей оскорбления её,
 но какие могли быть свидетели!  Я,  что ли, буду свидетельство-
 вать?..  Всю жизнь мечтал!  Молча и спокойно я  стоял,  выражая
 (скорее - изображая...) полное недоумение и,  даже, - жалостное
 сочувствие несчастной жертве её же неадекватного нервного  сры-

                - 4 -
 ва, скорбно воздев к вышним очи свои, и чувствуя, что сзади, на
 лопатках, что-то подозрительно зачесалось - видимо, начали про-
 резываться  ангельские  крылышки...  Никакой для себя пользы из
 своей провокации она не извлекла,  а я, изобразив ангельскую же
 кротость  и смиренное недоумение,  спокойно удалился...  Но она
 успокоиться не могла,  её мерзкая сущность жаждала мщения! Раз-
 вив неожиданную и энергичную деятельность,  она помчалась в мой
 институт,  проникла на кафедру кожных болезней,  где я проходил
 субординатуру   (откуда   только   всё   узнала,  стерва?!)  и,
 представьте, - нашла там себе подобную дрянь и покровительницу,
 отвратную старуху-антисемитку,  доцента Апасову (парторг клини-
 ки!),  стараниями которой были изгнаны из клиники лучшие врачи,
 заболел  и  преждевременно  умер  наш  любимый  преподаватель -
 ассистент Александр Петрович Дубинин.  Эта  дряхлеющая  корова,
 даже не имея доказательств моей вины, решила вынести моё "дело"
 на расширенное комсомольское собрание,  с целью исключения меня
 из комсомола и отчисления из института - вот так, ни больше, ни
 меньше!..  Какие там ещё доказательства,  когда всё государство
 дышало всеобщим зловонным антисемитизмом! Но хозяином на кафед-
 ре, всё же , была не она, а всеми нами почитаемый и глубоко по-
 рядочный  профессор  Рахманов (тоже - Виктор Александрович!..).
 Он вызвал меня в свой кабинет, и я ему рассказал всё, как было,
 и тогда он сказал:  "Ладно, Рудаев, никакого собранияя  не будет, я всё отменил, продолжай заниматься, и  клади на эту свою соседку - от Москвы до Киева
(так и сказал!), только не связывайся с ней больше".  Тем и закончилось это всё
 - для меня, но Люде ещё всё предстояло, и ведь мой рассказ - о ней!.. Впрочем, мне тоже ещё кое-что предстояло, "за компанию"... Итак, за мной, читате-
 ли,  не отставайте,  - уверяю вас,  предстоит ещё  более  инте-
 ресное,  достаточно  детективное  и  вполне криминальное - впе-
 рёд!..

      

 Глава вторая (и, кстати, - последняя, зато- самая большая ...)


             О С Е Д Л А Ю   Я    Г О Р Я Ч Е Г О    К О Н Я .  .  .
.


      ... Эти  враги  рода  человеческого  были бы рады принести
 свою пакость во все места и, даже, заодно - папе, но, повторяю,
 он был  далеко... А тревога всё нарастала, раскаты  грома - всё
 ощутимее, гроза приближалась!  Прибегала в тревоге Фирочка, Ле-
 ночкина мама,  сообщала  всякий  раз,  что  в её далёком районе
 Ростокине, в родном дружном переулке,  соседи всё  тревожнее и упорнее твер-

                - 5 -
 дят, что "скоро будут бить евреев"... А наша соседка всё нагле-
 ла. В этих условиях нарастающего,садистски систематизированного
 издевательства, главным образом, - над мамой, Люда решила также
 действовать:  поехала в Министерство речного флота,  где служил
 на высокой должности муж нашей стервы,  речной генерал,  и была
 принята секретарём  парторганизации.  Говорить  Люда  умела,  и
 упор,  в  основном,  был на то,  что "в нашей великой советской
 стране все нации равны и не должно быть места антисемитским вы-
 ходкам и попустительствам таковым, не так ли?.." - "Так ли, так
 ли!" - лицемерно заверяли её и, как бы "между прочим" советова-
 ли успокоиться  и  не  давать делу ход ("Мало ли что бывает меж
 соседями!.." - конечно,  им ближе был их партийный генерал...).
 Письменное заявление от Люды,  написанное толково и грамотно, в
 отличие от не умевшей выразиться  нашей  (русской!)  соседки  - все же
 пришлось секретарю парткома министерства - принять.  И,  как бы
 то ни было, - так ли, не так ли,  - каша заварилась, это было первым
 ответным ударом, но Люда тоже на этом не успокоилась и написала
 письмо - не куда-нибудь,  а в ЦентральнуюКомиссию партийного контроля  при
 ЦК ВКП(б),  где умело изложила всё.  Кажется, главным там в это
 время был некто Шкирятов.  Это было шагом с её стороны  серьёз-
 ным, если не опасным! Понимала ли она это - не знаю, смело пош-
 ла ва-банк,  ни с кем не советуясь.  Враги наши, узнав об этом,
 почувствовали уже первые колебания земли под ногами и, хотя со-
 чувствие власть имущих,  мы знали, было не на нашей стороне, но
 уже была неприятная для генерала огласка этого скандального де-
 ла...  Ну,  что ж, раз они - так, значит, и мы - так же, тем же
 приветом...  Польза от этого предпринятого противодействия была
 очевидна, мы в этом убедились потом, но каков же был и риск!..             
      ... И был вечер, и было утро, Люда была дома. Я забыл ска-
 зать, что Люда  была  педагогом-математиком, и в этот день  или
 в эти часы у неё, кажется, не было уроков.
      Наша ничтожная,  но не унимавшаяся кикимора, встретив Люду
 в коридоре и,  зная о предпринятом ею ответном противодействии,
 исходя бешеной, злобной вонючестью, не утерпела и, буквально, -
 мимоходом, на свою беду, вдруг опять ядовито ужалила:
"Двух Коганов уже посадили,  и ещё посадят!..".
      ... Эта внезапная, необдуманная, спровоцированная  единст-
 венно лишь неудержимой и уже не контролируемой злобой, выходка,
 - была роковой её ошибкой, риском для  жизни, номером совсем не
 для нервных и беременных!..
      ... Моей Людмилой моментально овладел и заполнил её всю  -
 пьянящий,  уже  неуправляемый  и  чётко направленный "озверин",
 взыграл в ней боевой и охотничий инстинкт,  заложенный  в  нас,
 повидимому,  ещё  генами  далёких наших предков - если не стра-
 шил-питекантропов,  то,  по крайней мере,  - изящных  по-своему
кроманьонцев...  И вообще, говорят, что нашими, еврейскими, да-
 лёкими предками были _воинственные хазары - ах,  не сбирался  бы
                - 6 -

вещий Олег "отмстить" им на свою голову!  Ведь помните,  что из
 этого всего вышло?..  Жаль,  конечно,  храброго князя,  но ведь
 сколько раз история твердила:  не связывайтесь, не враждуйте с
 евреями - плохо будет и стране,  и людям!.. Разрушались в итоге
 государства,  исчезали бесследно и навсегда народы, даже памяти
 по себе не оставляли!  А евреи - вот они,  живы, себя защищают,
 как надо, и даже свою страну возродили, и про-цве-та-ют!.. Кня-
 зя жаль, но ведь и Люду понять можно!..
      ... Душу её всколыхнул и ожёг тлевший где-то в глубине, на
 время притаившийся, но не погасший пламенный порыв фронтовика!
      ... Она бросилась на эту тварь,  как дрессированный кот на
 мерзкую крысу,  вцепилась ей в волосы;  та, - не ожидая такого,
 дико заорала и, едва вырвавшись, бросилась бежать в свои комна-
 ты, Люда - за ней, и нагнала её в её же квартире; но, успев бо-
 лезненно ужалить,  эта  гадюка  вдруг  упала  на   четвереньки,
 поскользнувшись на своём же,  тщательно натёртом, паркете; Люда
 вскочила на неё,  как привычно в прошлом,  - на ездовую  лошадь
 ("Мы - красная кавалерия, и про нас...") и с упоением принялась
 дубасить её кулаками!..  Остановить её не было никакой  возмож-
 ности, и некому - я был в институте, генерал - на службе, а сын
 злополучной жертвы непредвиденного насилия,  подросток,  как ни
 рвался,  не мог проникнуть в комнату,  так как захлопнулся анг-
 лийский замок двери - они,  вселившись,  сразу и демонстративно
 "врезали" в двери обеих своих комнат никогда прежде не  имевши-
 еся ни у нас,  ни у соседей внутренние замки,  - боялись нашего
 проникновения в их апартаменты!
      ... Навоевавшись вволю,"отведя", как следовало, душу (!..)
 на, порядком  уже обмякшем,  объекте приложения своих педагоги-
 ческих и воспитательных усилий, Люда соскочила, наконец, с коня
 (в данном случае - с плачущей кобылы,  но не повела его (её) на
 водопой, а устало направилась на нашу половину, где её встрети-
 ли встревоженные мама и дочка,  моя дорогая племянница Ларочка,
 ей было тогда - около восьми лет...  Сын нашей соседки  не  ре-
 шился наброситься на Люду - кулаки у неё были крепкими...
      Между тем,  "машина раскрутилась и заработала" - с "самого
 верха" пришло письмо-запрос в Министерство речного флота,  Люду
 не раз вызывали в партком министерства, где с ней, не без нажи-
 ма, беседовали,  пытаясь склонить к отказу от её обвинений,  но
 она была тверда; с ней беседовали иезуитски-вежливо, заверяли в
 том, что - да,  конечно, согласны, в советской стране все нации
 равны, что  против  случаев  проявления антисемитизма (который,
 конечно  же, не типичен для советской действительности...), следует
 бороться, но, знаете, не надо бы поднимать этот вопрос, тем бо-

                - 7 -
 лее, -  на  таком высоком уровне...  Ей пытались осторожно гро-
 зить,  предупреждая  о  возможных,   нежелательных   для   неё,
 последствиях, и тэ дэ,  и тэ пэ, и пятое, и десятое... Всё было
 бесполезно,  Люда стояла на своём,  а, между тем, она ходила по
 лезвию  не  ножа - бритвы!  Дело "закрутилось" нешуточное - уже
 вызывали её в райком партии нашего Киевского района,  где  тоже
 ей упорно внушали,  что она клевещет на советскую власть, кото-
 рая не допускает национальной розни и ненависти... Жертва кара-
 ющей десницы успела уже сбегать к  судмедэксперту  и заручиться
 справкой о наличии "лёгких телесных повреждений" (она безуспеш-
 но настаивала на слове "тяжёлых") и подала заявление в суд, са-
 ма вручив Люде судебную повестку  -  дело  принимало  серьёзное
 звучание: статья 112 УК РСФСР, - до 1 года лишения свободы, это
 в случае части первой, а, если - второй, то - значительно боль-
 ше!..  На  какое-либо  снисхождение в случае судебного разбира-
 тельства надеяться не приходилось, опять-таки следует вспомнить
 то время, - среди врагов мы жили ! И были обложены кругом...
      Наконец, нас вызвали (меня тоже!) в райком партии для раз-
 бирательства в  комиссии партийного контроля при райкоме (мы не
 были коммунистами,  я был комсомольцем,  а Люда уже  выбыла  по
 возрасту), но партии подчинялись все... Туда же вызвали и гене-
 рала Тужикова,  а сама страдалица - жертва побоев, по состоянию
 повреждённого здоровья явиться, как объявили, не могла, да она,
 эта истеричка,  и двух слов  не  могла  бы  связать,  она  была
 способна только задыхаться в дремучей юдофобской ненависти...
      Обстановка там,  куда нас вызвали, была гнетущая, подозри-
 тельная и,  как мне показалось, не обещавшая нам в итоге ничего
 хорошего - прошли мы мимо милиционера по  пропуску,  и  у  меня
 мелькнула мысль,  что обратно нас могут и не выпустить...  Раз-
 вернувшееся дальнейшее действо настроения мне не прибавило.
      Мы вошли в небольшой зал и увидели вокруг себя много,  не-
 доброжелательно глядевших на нас, лиц. Тотчас начался разговор,
 принявший по  отношению  к нам форму грубого допроса и окриков.
Ох,  и обвиняли же нас, ох, и обвоняли!.. Впору - погибнуть!..
 Мы,- сказали, довели несчастную женщину до нервного потрясения,
мы (!) систематически оскорбляли её, - "Да как вы смели, вы хоть
 понимаете,  что она - мать?! Мать!!! (Да, знаю, - мать его, по-
 думал я...) - Вы посягнули на самое святое!!!  И Вы знаете, где
 Вы сейчас находитесь, в каком святом месте - в комиссии партий-
 ного контроля райкома партии!!!"...  Впору было перекреститься,
 прослезиться и коленопреклониться в порыве благоговейной и уст-
 ремлённой к небесам божественной святости...  В ход пошли такие
 высокопарно-гневные словеса,  обращённые,  в основном,  ко мне,
 и, хоть  у  них  не  было и не могло быть свидетелей моего сло-
 весного преступления, но я чувствовал себя находящимся на псар-
 не,  где  нас явно хотели разорвать:  со всех сторон - рычание,

                - 8 -
 брызганье бешеной слюной!..  Особенно выделялся там один, седой
 и коротко стриженный,  в оранжевой шёлковой тенниске, - видимо,
 - важная фигура в бюро райкома. Он больше всех нападал на меня,
 злобно рычал,  перебивал меня, когда я говорил об антисемитских
 постоянных выходках нашей соседки: "Имейте в виду, - орал он, -
 что, кроме антисемитизма, существует ещё и еврейский буржуазный
 национализм!!!" (видимо,  к представителям последнего  он  причислил и меня, хотя я, - свидетель Бог! - не был удостоен такой
 чести...). Ну да, как же, как же! - я, конечно, имел это в виду
и  вспомнил мученика Михоэлса...  Нам почти не давали говорить,
 перебивали и грозили Люде и мне - но что они могли нам сделать?
 Люде  увольнение  никак не грозило - педагоги-математики,  даже
 евреи (пожалуй, даже - тем более - евреи!..), были, что называ-
 ется,  "на вес золота", а я уже сдал госэкзамены и получил наз-ачение в далёкий Казахстан...  "Куда Вы едете?!" - грозно вопросили меня.  Я немного замялся - уж так не хотел "хвоста",  но теперь,  вспоминая, - смеюсь: наивно и бесполезно было пытаться
 что-нибудь  скрыть  от  их  всемогущественной  всеинформирован-
 ности...  "Куда едете?!" - грозно-паровозно  рявкнул  повторный
 вопрос  "оранжевый"...  "Витя,  ответь им!" - тихонько толкнула
 меня Люда.  Пребывая ещё в  состоянии  некоторого  обалдения  и
 уносясь  мыслями  к  молодой своей жене (каково-то ей будет без
 меня?..  - "А мне бе-бе-бедному эх,  да мальчонке - эх,  цепями
 ручки да ножки закуют!",  - припомнилось мне,  и ещё:  "Сижу за
 решёткой в темнице сырой",  и про то, как "Солнце всходит и за-
 ходит, а в  тюрьме моей темно!..",  ну и всё такое прочее...) -  я
 не сразу ответил.  Ребята,  смешно, да? Так напомню вам, что на
 дворе был тогда пятьдесят второй год!...).  Но я,  не  раскаяв-
 шийся  на  этом судилище грешник,  едва не забыл про Люду - вот
 ей-то как раз и грозило это "всё такое прочее"... "В Казахстан,
 в  Казахстан он едет!" - вдруг услышал я твёрдый голос неустра-
 шимой и неустрашённой сестры моей...  "В Караганду!"  -  очнув-
 шись,  кротко и, вместе, уже почти решительно и обреченно (э, будь, что бу-
 дет!) - возвестил я  и про себя добавил : ,,  … оранжевый и ласковый  ты мой…,,
  ...  "Мы напишем по месту Вашей  работы!!!".
 Ну,  уж это - дудки!  Пишите, махал теперь я на вас всех мягкой
 кисточкой...  Как говорили в армии - дальше фронта  не  пошлют,
 меньше роты не дадут...  Да нас, врачей, возьмут и крепко схва-
 тят хоть с какими письмами и характеристиками!  Врачей везде не
 хватало, а в Казахстане - тем более!..
      Спокойно, хоть и тоже не в нашу пользу,  иногда - увещева-
 тельно, но чаще - нас осуждающе и почти не обвиняя "другую сто-
 рону" - наших "дорогих" соседей,  говорил один лишь первый сек-
 ретарь райкома,  он не кричал на нас,  призывал к мирному сосу-
 ществованию, и даже несколькими словами дал понять, что и Тужи-
 ков  "ослабил  и упустил своё воспитующее влияние в собственной

                - 9 -
 семье",  да что-то вяло мямлил сам речной  генерал,  -  видимо,
 предвидя неприятные для себя последствия всего этого...  Време-
 нами мне его даже где-то было жалко...
     ... И вдруг этот, глубоко драматический, а больше - поганый и вонючий
 спектакль окончился,- видно, все устали и всем надоело, (а, мо-
 жет, партийным  жрецам  - и обедать уже была пора!..).  Нас вы-
 пустили (живыми!..) на волю,  все они выговорились, а, вернее -
 выорались!  Наших юдофобов,  конечно,  не осудили, но и мы были
 живы и почти невредимы...
               
      
             Ну и, как положено - Э П И Л О Г !..
      

 Судебное дело развалилось - умер Сталин,  Люда "попала" под ам-
 нистию... Тужикова "рвала и метала",  "визжала и  плакала",  не
 раз бегала в суд, тряся  своей справкой, требуя суда над Людой,
 всем там надоела и,  наконец,  её просто выгнали: "Вы понимаете
 русский язык?! Вам говорят: а-м-н-и-с-т-и-я!!!". Так и осталась
 она с  битой  мордой...  Неожиданно  оправдательно  закончилось
 гнусное "дело врачей",  вернулся к нам в институт из Лубянского
 "санатория" побледневший, измученный  после пыток Борис Борисович Коган, наш
 профессор, вернулся В. Н. Виноградов и другие. Еврейство хоть на вре-
 мя возрадовалось и воспряло!  Мы в своей квартире устроили шум-
 ное, демонстративное  ликование,  пришёл  мой  сокурсник Аркаша
 Гинзбург - жаль,  что вы его  не  видали,  -  это  был  уникум,
 весельчак,  пародист  всех наших профессоров,  преподавателей и
 студентов.  Мы радостно наполняли бокалы и  рюмки,  и  нарочито
 громко  обсуждали  последние события наступившей,  как мы потом
 поняли, - оттепели, и, хоть многое ещё предстояло нам пережить,
 но  пока мы ликовали!  Наша крыса сидела в своей норе и даже на
 кухне не показывалась, но мы старались, чтоб ей всё было слышно
 в  её  комнате...  Папа  вернулся из своей добровольной ссылки,
 стал военным пенсионером.  Я уехал с женой по назначению в  Ка-
 захстан,  в Караганду,  и вскоре мама,  в радостных выражениях,
 написала нам, что наши враги-соседи выехали на другую квартиру,
 к нам приехали новые соседи,  хорошие люди, - приятная и друже-
 любная женщина с двумя взрослыми и,  тоже дружелюбными, сыновь-
 ями,  и,  по случаю их новоселья, как юмористично описала мама,
 был устроен совместный пир... Мои родители и Люда с дочкой про-
 жили  в  соседстве с ними многие годы,  были дружны,  а,  когда
 умерла мама,  отец сблизился с нашей доброй  соседкой,  которая
 наполнила радостью,  утешением и покоем его последние годы. Она
 на несколько лет пережила отца,  я вспоминаю её с тихой  благо-
 дарностью, мир и добрая память Вам, Ольга Михайловна!..

                - 10 -
      ... Вскоре  после  описанного  партийного разбирательства,
 генерала Тужикова, помимо вынесенного ему партийного взыскания,
 значительно понизили  в должности - за отсутствие деятельного и
 положительного влияния на моральное состояние "коммунистической
 ячейки" - своей семьи, и он совсем сник...  Не прошли им даром,
 неожиданно для них, их "художества", а, по отношению к нам - их
 систематические издевательства! Не помогла и мерзкая обстановка
 в стране, на которую они, видимо, уверенно ставили и очень даже
 надеялись! Дело в том, что партии очень не хотелось неблаговид-
 но выглядеть в свете шовинистической своей сути, дело было сли-
 шком глубоко разворошено и бесстрашно вскинуто на самый верх!..
 Ай,  Люда,  ай, молодец! За одно только это - она достойна была
 получения Нобелевской премии Мира, - мира и любви между народа-
 ми! Жалко, не в моей это власти,  а повлиять на деятельность и,
 тем более, на  решение Нобелевского комитета - дело неперспектив-
 ное, прямо скажу вам, - дохлое дело! Пытались некоторые...
      Зато эта злобная крыса так и осталась с битой мордой...
               
               
                Октябрь 2002 г.  Ашкелон

               
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
.