Смерть Кощеева. Часть первая... 10, 11, 12, 13

10.
Звуки исходили откуда-то издалека. Все было забито густым толстым вакуумом, но эти звуки вклинивались, пытаясь напомнить о чем-то, о чем он когда-то помнил. Вдруг Серега осознал, что сидит в глубокой темной яме и сидеть ему здесь придется долго, если не сказать – бесконечно долго. Однако, страха не было, наоборот, было удовлетворение от того, что он сидит так глубоко, выбираться отсюда не хотелось. Но звуки попадали в яму, они угрожали его покою, и это раздражало. Как дробь пробивали они обволокшую его паутину, он никак не мог избавиться от них. Недовольно заерзав, Серега почувствовал, как что-то твердое давит в левое ухо. Он зашевелился еще сильнее, и, наконец, открыл глаза.
Из пещеры выходили хмыри. Их было много, и исходящий от них шум, заполняя лес, расходился неравномерными раскатами. Большой отряд топотал и переговаривался, создавая уникальную звуковую палитру, и все никак не кончался. Серега потирал ухо, наблюдал за ними. Потом посмотрел на валун, где только что лежал. Ни фига ж себе, камушек. Прилег на минуту и на тебе. Не простые, видать, камушки.
Ему хотелось теперь оказаться подальше от этих валунов, но отряд все выходил и выходил. Уже достаточно темно, но если он сейчас вылезет, то его, как пить дать, заметят. Приходилось ждать. Он старался не поднимать головы, но и к камням не прикасался.
Судя по тому, как были обмундированы эти хмыри, Серега понимал, что скоро где-то произойдет серьезное побоище. Конечно, он не догадывался, что находится рядом с логовом Кощея, но чувствовал – как зверь чувствует существо другой породы – что это место враждебно и ему, и той девчонке. Девчонка!
Больше ждать нельзя. Как только последние звуки от удаляющегося отряда смолкли, он решительно вскочил и бросился к проходу в стене.

Сквозняк продувал спину, щекотал лопатки. Сперва ничего было не видать, Серега спотыкался, поскальзывался, приходилось опираться о стену. Воздух был влажен, а на стенах эта влага лежала крупной росой. Наконец, впереди замерцало. Обозначился проход, освещенный несколькими факелами. Проход был узким и слегка вихлял. Если бы кто-то сейчас появился впереди, спрятаться Сереге было бы некуда. Но никто не появлялся. Спустя десяток факелов Серега остановился: путь раздваивался. Левая дорога клонилась вниз, а правая шла все также ровно. Надо идти направо, решил Серега. Прошло еще некоторое время. Здесь было уже не так сыро, и стены были почти сухие. Впереди возникла новая. Та, что направо – такая же, а левая зияла черной дырой. Факелов у них, видать, не хватает, подумал Серега и, раз выбрав одно направление, продолжил путь направо. Небольшой поворот – и он чуть не налетел на хмыря. Тот стоял, прислонившись, должно быть охранял подступы к чему-то важному. У, подумал, Сережка, как все серьезно становится. Что-то ему подсказывало, что он ищет девицу там, где надо.
Он сидел и ждал, когда восстановится ровное дыхание. Кажется, хмырь его не заметил. А он ведь чуть ему прямо на морду не налетел. Серега аккуратно выглянул. Большой серолицый урод стоял у стены, неестественно опустив голову. Веки были опущены, а рот был полуоткрыт, неровные зубы торчали темно-серой грядой, из пасти вырывались чуть слышно сиплые звуки дыхания. Хмырь спал.
Дальше был еще один хмырь и еще один. И все они спали. Серега шел мимо них, сначала стараясь не издать ни единого звука, потом почему-то осмелел. Он вдруг почувствовал уверенность, что чтобы разбудить их, пришлось бы приложить немало усилий. После четвертого хмыря, также безмятежно спящего, проход стал расширяться.
И тут Серега попал в большое просторное подземелье.  Как большое круглое блюдо, оно было увенчано здоровенными колоннами, а на уходящем ввысь потолке висело подобие люстры. Большие желтые свечи торчали на ней, отбрасывая мутные блики света.
От этих бликов падали неясные тени, среди которых небольшими кучами на полу то тут, то там возлежали хмыри; все они тоже спали. Лишь некоторые иногда ворочались, издавая жалостное мычание. Не обращая внимания на хмырей, у стены собрались какие-то старухи, то ли кикиморы, то ли еще какие-то ведьмы. Они сбились в плотную стаю и о чем-то неслышно лопотали. Может быть, даже и не лопотали, но что-то там у них происходило. Еще Серега заметил пару больших серых собак, которые лениво бродили среди хмырей, иногда обнюхивали.
Серега увидал впереди два прохода. Один, что побольше, был прямо перед ним, то есть самый прямой путь туда был путь через всю «залу», по центру. Второй был почти незаметен, правее, и Серега направился к нему, на цыпочках перебираясь вдоль стены. Здесь было темнее, поэтому был шанс пройти, не привлекая внимания старух. Главное, чтобы собачки сюда не приближались, думал Серега. Он совершенно отчетливо почувствовал, что второй, небольшой, проход ему и нужен. Если деваху куда-то и запрятали, то именно туда.
Новый проход оказался ýже, да и факелы здесь явно экономили. Света было только-только, так что, оказавшись рядом с очередным хмырем, он успел остановиться, уже почти врезавшись в него, скорее учуяв неповторимый запах – сильный, мощно бьющий по носу – чем благодаря зрению. Детина, как и все предыдущие, стоял, облокотившись, опустив голову.
Он стоял так, что в отличие от тех создавал проблему для дальнейшего продвижения. Чтобы протиснуться мимо него и не задеть, нужно было обладать завидной гибкостью, это создавало немалую трудность, и в определенный момент Серега подумал – а ну ее, эту кишку, пойду лучше другим путем. Но он совершенно отчетливо представлял, что девчонка где-то здесь, поэтому, пережив момент слабости, он встал на четвереньки. С горем пополам, проползя под нависшим хмырем, он поднялся, сжал посильнее пику и устремился далее.
Больше никаких чудиков по пути не попадалось. Дорога становилось неровной, факелы встречались все реже, в потемках Серега постоянно спотыкался о выступающие то тут, то там обломки, даже чуть было не вывихнул ногу. Ему это надоело, и, подойдя к очередному факелу, он потянулся, чтобы снять его. Ну, и повесили же, думал он, пытаясь дотянуться до древка, но одной рукой было неудобно, и Серега хотел было уже отложить пику, чтобы не мешала. В это время кто-то зарычал.

Оттуда, куда он шел, на него пялились два налитых кровью и светом глаза. Пялились довольно-таки неприятно, так, что Серега решил не отпускать пику, но двигаться тоже боялся, понимая, чем чреваты в данной ситуации резкие движения. Хороший песик, еще успел подумать он, а затем зверюга, уже без всякого рычания, бросилась на него. С одной стороны, поза, в которой он стоял (лицом к стене) выглядела довольно смешно.  Но это, возможно, и спасло ему жизнь.
Когда собака бросилась, он резко развернулся и, неожиданно для нее, выставил вперед пику. Зверь прыгнул с такой яростью, что пика, уткнувшись зверю в плечо, вошла в него наполовину, застряв в теле надежно и крепко. Зверь издал скулящий звук, дернулся в сторону и, завалившись набок, испустил дух. Серега долго стоял и слушал. Нет, скорее всего, этого никто не слышал. Хмырь спит крепко. Вроде бы все тихо Серега нагнулся, схватил копье и стал тянуть. Наконец, окровавленное, оно оказалось освобожденным, Серега поставил его и полез за факелом.
Вскоре свет его факела стал единственным источником, дававшим хоть какую-то видимость. Дальнейший путь совсем перестал напоминать дорогу, идти приходилось, переступая большие глыбы или утопая во внезапных щелях. В общем, это была скорее длинная дырища, прогрызанная кем-то кое-как. Серега уже понял, что дальше скорее всего будет тупик или ход сузится настолько, что он здесь застрянет совершенно конкретно. И тут справа обнаружилась новая дыра.
Это была небольшая пещера, что-то вроде каменной комнаты. Посередине лежала небольшая куча камней. Видимо, когда-то они служили местом для костра. У Сереге в желудке запело. Мысли об очаге забередили горестные воспоминания о пище. Хмыри не убьют, так от голода опухнешь здесь, подумал Сережка.
Если есть одна такая пещера, значит должны быть и еще. Он оказался прав. Дальше, то тут, то там попадались точно такие же небольшие «комнаты». В одной валялись чьи-то кости: человеческие и еще чьи-то. В другой вообще валялась целая груда черепов – рогатых и клыкастых. Выйдя уже из восьмой или девятой пещеры, Серега присел на корточки и стал тереть глаза, которые от факельного света вовсю чесались. Сколько ж их тут еще? Если девицу кинули в такой каземат, то зачем так далеко от выхода? Все равно ж места свободные – кости одни. Нет, видать, не судьба ему девчонке помочь. Он вытянул факел перед собой, посмотрел туда, где еще не был.
Мать честная, неужели конец! Впереди был тупик.
Свет падал на стену камня, преграждавшую дорогу. Там, рядом с тупиком была еще одна пещера. Серега вздохнул и тут же ощутил подземный холод, словно протекший через легкие. Что ж. Если здесь нет, то все. Можно идти обратно.
Ничего, успокаивал он себя. Еще есть большой проход в той зале. Заглянув в последнюю темную дыру, он увидал очередную груду. Хотел уже выйти, как вдруг сердце екнуло, рука, сжимавшая пику, дрогнула, а в желудке что-то зашевелилось. Так он привык к камням, что случайное движение за ними чуть не повергло его нервную систему в глубокий шок. Неужели, подумал он и полез через камни. Там было пусто. Подумал – неужели проглючило. И тут сбоку что-то зашуршало. Это была крыса.
Почти двухдневный голод вдруг проявился всецело, всплыл наружу и полностью поглотил сознание. Крысу надо было съесть. Сожрать прямо сейчас, пока она здесь ползает вялая, пока не успела шмыгнуть в какую-нибудь свою потайную щель. Никакого огня, никакой варки-жарки – не надо. Впиться в живое мясо, пить теплую живую кровь. Солоноватую, такую густую… Он знал, что это даст много сил, именно живая кровь. Он уже приготовился напрыгнуть на нее… И тут перед глазами встал оборотень.
Должно быть, он чувствовал то же самое, когда жрал коня. Что ж, теперь он его понимает.
Серегу остановил не стыд и не какой-то там суеверный страх перед самим собой. Голод сейчас оправдывал все. И он уже почти готов был переродиться. Теперь он видел: когда-то молодой и сильный человек, сильнее его, пришел сюда, и голод заставил съесть его свою первую крысу.
Потом было много крыс, собак, лошадей. А потом были и люди… Все это проходило перед Сережкиным разумом, его это даже не коробило. Он просто понял, как стать оборотнем. А для чего тот человек пришел сюда? А он? Спасти девчонку?
Вот это его и остановило в последний момент. Если он сожрет крысу, то голод победит, и тогда будет совсем легко стать зверем.
Тогда он не будет спасать девчонку. Но зачем же он тогда лез сюда?! Чтобы спасти девчонку! А если он сожрет крысу? Серега не мог принять глупость.
А прерывать поиск, отказаться от цели, когда столько уже прошел – это было глупо. Поэтому нельзя жрать крысу. И поэтому он не стал есть крысу.
Он сидел и наблюдал за ней, а она, в свою очередь, ползала рядом с ним, изредка бросая взгляды своих бледных выпученных глаз.
Интересно, а почему ОНА не пытается напасть на меня, думал Серега. С едой-то здесь не особо здорово дела обстоят.
Уже у выхода он обернулся и, глядя на камни, за которыми она сидела, тихо сказал:
-Если я ее не найду – Я ВЕРНУСЬ И СОЖРУ ТЕБЯ.
Он смотрел на обратный путь и никак не решался начать его. Что-то он здесь еще не проверил, носом чуял. Где-то чего-то не упустил. Серега облокотился о монолит, служивший тупиком.
Вернее сказать, хотел облокотиться, но не уткнувшись в ожидаемую опору, стал заваливаться назад, то есть фактически провалился сквозь стену и упал спиной на твердый острый каменный уступ. Ничего не понимая, только чувствуя резкую боль под лопаткой, Серега стал ворочаться, пытаясь врубиться, что только что произошло.
Кусок факела торчал из стены, которая была перед ним. А ведь только что она была сзади. И как это факел застрял в стене? Серега обернулся. Ничего не видать. Он потянул за древко – и факел прошел сквозь стену. Серега вытянул руку, и рука ни во что не уперлась.
Колдовство. Серега слыхал про шапки-невидимки и скатерти-обжорки, но про мнимые стены, которые никто потрогать не мог, он узнал впервые. Это кто-то специально здесь глюк навел, чтобы никто дальше не совался, понял он. Значит, там что-то важное есть. Впереди проход продлевался метров на десять. Дальше был новый тупик. У самого тупика был совсем узкий, еле заметный вход. Серега осторожно потянулся к стене. Камень холодный, но не влажный. Твердый – не глюк. Ну, что ж, остается одна эта щель.
Протиснуться можно было только боком. Сперва в мерцании факела пространство показалось тусклыми, заполненным какой-то пылью. Свет расходился вокруг нехотя, еще более нехотя проступали из глубины стены.

Девушка сидела на корточках, прижавшись спиной к стене, обхватив колени руками. Ее широко раскрытые глаза ничего не выражали, а только смотрели бессмысленно и неотрывно куда-то мимо. Девушка дрожала.
Серега приблизился и сел рядом с ней, факел прислонил к стене, рядом. Но девчонка никак не реагировала.
-Эй, - позвал он шепотом. Но она не слышала. Он повысил голос. – Эй!
Девушка продолжала смотреть куда-то мимо. Серега протянул руку, подумал, может она глухая, и тут вдруг она, очнувшись, замахала руками, стала отбиваться, будто боялась, что он с ней что-то сделает, при этом издавала странные звуки. Видимо, хотела закричать, но не могла, только сдавленные всхлипы рвались из груди.
-Тихо, тихо, - Серега пытался ее успокоить, наконец, перехватил руки и попытался прижать ее к себе.
Какая она слабая, подумал он сперва, сгребя ее, но она продолжала отбрыкиваться, дергалась, вырвала руку и полоснула Серегу чуть не по глазу. Самыми ногтями полоснула. Серега охнул и отпустил ее, стал ощупывать лицо. Под глазом все горело.
-Ты что?! – чуть не заорал он. Девчонка вдруг вся обмякла,  успокоилась и даже перестала дрожать.
-Ничего, - безжизненным голосом ответила она. Надо же, не глухая, подумал Сережка.
Минуты две они сидели молча. Сережка держался за глаз, а она вдруг перевела взгляд на факел, потом на него. Что-то у нее, видно, в голове стало приходить в норму.
-Ты кто? – спросила она. Перед ней был парень. Простой такой, обычный парень. В этом кошмаре он выглядел неуместно, даже, пожалуй, абсурдно.
-Серега… А ты кто?
Этот вопрос пробудил ее полностью. Теперь все окружающее было бредом. Кроме него.
-Я – Маша, - она вдруг зарыдала и прижалась к Сереге, он в первый момент даже немного напрягся. – Помоги мне, спаси меня, слышишь?! Помоги мне. Пожалуйста…
Серега не мог понять, в себе девчонка или нет: то морду царапает, то о помощи просит. Но девчонка закрыла лицо руками и продолжала рыдать, всхлипы расходились по пещере глухо, и Серега подумал, что надо бы эти сопли прекращать – а то кто-нибудь нехороший на них может сбежаться.
-Ладно, ладно, тихо ты, не плачь. Слышишь?
Девчонка немного отошла и смотрела на него мокрыми глазами, в надежде и страхе.
-Там старуха, ей нельзя попадаться. И еще один.
-Хорошо, хорошо, только тихо. Ты идти можешь? – она закивала.
Он помог ей встать и протянул руку, в которой держал копье, повел к выходу. Факел, в правой, вытянул перед собой.
-Не бойся, здесь стены нет. Глюк это. Колдовство.
Девчонка продолжала держать его мертвой хваткой. Ишь уцепилась, думал Серега; но, конечно, понимал – после таких приключений девка сильно стремается, поэтому боится, что вдруг исчезнет. Маша, значит, подумал он, в этот момент она сильно дернула его и остановилась.
-Подожди, - он обернулся к ней, приблизив факел. На ногах у Маши ничего не было, ноги были расцарапаны и, видимо, доставляли хозяйке мало приятного. Может на руки ее взять?
-Хочешь, я свои тебе дам? – ему было стыдно, что он идет в хороших сапогах (единственной вещью оставшейся от деда), а девчонка должна ковылять.
-Не надо, спасибо. Ты просто тише иди.
Может, правда, взять ее на руки? Только сколько он ее пронесет? Без харчей-то и не подымет, небось. Да и куда факел с пикой, в зубы?
Идти что ль с ней за компанию, босиком, подумалось ему, но это, конечно, была не очень умная идея.
-Так тебя Сережей зовут?
-Да, Серегой, - «Сережей». Только баба так обозвать могла.
-А тебя батюшка послал?
-Какой батюшка? – Серега посмотрел на нее.
В это время Маша сильно вскрикнула.

-Убежать хотели? – голос старухи шипел и дрожал, явственно демонстрируя недобрые намерения.
У нее из-за спины выскочила пара кикимор и ринулась к Сереге. Одной он факелом раскроил башку, та упала с горящими патлами. Второй пика вошла в щеку, она завизжала, но Серега провернул копье, и кикимора, смолкнув, осела. Машка прижалась к его спине, и это придало ему удивительной решимости.
Старуха со своей клюкой двинулась на них. Они стали отступать. Словно не замечая, переступила она через кикиморовы тушки и, чуть не доходя до Сереги, остановилась. Жутко хрипя, выплюнула в них какое-то заклинание, после чего подняла клюку и ударила что есть мочи по камням. Странный звук пошел со всех сторон. Стены вдруг подернулись, вся пещера закачалась, словно гладь воды, и как по воде, по стенам стали идти разводы. Волнами, разводы спускались к ногам Сережки и Маши, они вдруг почувствовали, как что-то их сковывает, не давая шевельнуться. Теперь они были в плену, приклеенные невидимыми чарами к полу.
-Ну, вот, - прошипела старуха. – Ну, вот…

Очнулся Серега на плече у здоровенного хмыря, который тащил его через заросли. Странно, подумал он, чего меня сразу не решили? Наверно, топить несут. Хмырь держал его железно, рыпаться не стоило. Он чувствовал, что надо добивать роль бессознательного тела. Голыми руками с этим уродом говорить было, конечно, не о чем.
В это время в животе заурчало, забурчало и заквакало, напомнив Сереге о чем-то далеком и фантастическом – пище, да так, что хмырь даже приостановился. Тряхнув тело так, что позвоночник чуть не сошел с ума, он продолжил свой путь.
Серега пытался понять и вспомнить, как далеко он сейчас от пещеры. И куда дели девчонку. Машу. Красивое имя. Простое и красивое. Кажется, старая карга что-то там еще с ней делала, подошла, потерла ей лоб своими когтями, а потом Маша за ней пошла, как собачка. Ну, сука дряхлая! Заколдовала девчонку. Значит, искать ее надо там, где ведьма эта. Она ее тоже куда-то из пещеры выводила… А к нему… Нет, показалось. А к нему подошла, тоже в бровь куда-то ткнула, тут он и вырубился… Блин, что ж такое?! За пазухой что-то мешалось. Шевелилось. Неужели клопы от хмыря этого? Нет. Шевелилось что-то крупное, покрытое шерстью. Мать!! Серега, конечно, был не брезглив, но чтобы какой-то там хомячок прогрыз ему полшеи – его это как-то не особо привлекало. И главное, сделать ничего нельзя.
Хмырь принес его на болото. Небольшое такое болотце. Как раз для него. Гадский грызун ворочался за пазухой у самой шеи, но пока не кусался. Судя по всему, он намеревался выползти. Серега представил, как зверек выскакивает и залезает ему на лицо, ему стало тошно. Тут еще напомнил о себе голод. Сожру этого, точно – подумал, и желудок опять заверещал. В это время мощные волосатые руки сбросили его с бесцеремонной небрежностью на землю.
Он лежал, не раскрывая глаз, пытаясь оценить и прочувствовать последствия броска на своей и без того изломанной спине. На груди ползал звереныш. Видимо его тоже лихо тряхануло. Хмырь отошел куда-то в сторону, и Серега открыл глаза. Тот отвернулся и задумчиво стоял у самой воды. Серега уже хотел было запустить руку за пазуху, но хмырь повернулся к нему. Серега закрыл глаза, а через какое-то мгновение почувствовал, как мощные клешни уцепились за ноги и потянули вверх и на себя. И тут из-под рубашки выскочило, пробежало по телу, а потом по ноге. А дальше Серега почувствовал, как лапищи вдруг отпустили его, и хмырь громко и дико заорал. Главное, испуганно. Серега вновь открыл глаза.
Он лежал, позыбыт-позаброшен, а рядом метался хмырь, лупя себя по тупой картофельной башке, как будто она вся у него была облеплена большими кусачими мухами. Сначала Серега не мог понять, что случилось, и почему обезумел хмырь.
Но, приглядевшись, увидал большую серую крысу. Мать честная! Это ж та – которую он не сожрал в пещере. То есть – она еще там к нему залезла; а теперь выпрыгнула, чтобы защитить его от хмыря!… Странная крыса. Серега смотрел, как орет и скачет этот хмыряга, никак не может поймать крысу, и чувствовал, что надо бы что-то делать, сматывать надо, линять, пользуясь моментом. Но не линял. Он, как зачарованный лежал и смотрел на хмыря. Странная крыса.

Машка шла вслед за кикиморами, взгляд ее остекленел, движения были деревянными, словно кто-то дергал ее за ниточки. Скрюченные, прыщавые кикиморы двигались по тропе, даже не оглядывались, так они были уверены в силе ведущих царевну нитей. Они сопровождали пленницу, но скорее из формальных соображений, ведь захотеть убежать она не могла. Царевна шла по тропе, ветки хлестали ее, шишки и мелкий щебень впивался в ноги, но она ничего этого не чувствовала.
Вдруг чья-то рука вылезла из кустов и, схватив ее за шкирман, дернула на себя.
Он навалился на нее всем весом, держа руку на лице, чтобы она не могла закричать, она же брыкалась, царапалась, пыталась завизжать, прокусив для этого ему уже два пальца. Девчонка была, как во сне и никак не могла проснуться; что-то тянуло ее, неведомая сила не отпускала и заставляла бороться за продолжение пути с кикиморами. Серега уже начал уставать. Сил у девчонки оказалось ого-го, она была вся красная, но, знать, очень ей хотелось вырваться и догнать кикимор.
На голову залезла Крыса.
-Да уйди, ты еще! – он чувствовал, что она сейчас сбросит его или просто выскользнет и, разозлившись, вдруг врезал изо всех сил по щеке, неожиданно для самого себя. Удар получился не мужицкий, но и не пощечина, а что-то глухое и непонятное. Царевна Мария вырубилась.
Сережка, тяжело дыша, сполз в сторону и лег рядом с распростертым девичьим телом. Дрожащей рукой снял крысу с головы. Подумал – а ведь это она. «Если б она мне на рожу не залезла, я б так не рискнул ее «оприходовать». Возможно, она бы тогда все-таки выскочила. Опять эта крыса находила для него самый оптимальный выход. Если, конечно, это можно назвать оптимальным выходом. Да, непонятный зверь, очень странный. Он не знал, как ее называть, поэтому она была просто Крысой.
Время стучало в висках, он понимал, что долго так валяться нельзя. Скоро начнется погоня, и если их поймают на этот раз – ему лично уже никакая крыса не поможет. Очень хотелось спать, хронический голод отступил куда-то из сознания, а вот спать хотелось очень. Но надо было вставать.
Он встал. Напрягся и поднял тело. Напрягся еще и взвалил его на себя. И понес. Крыса, тем временем успела уже куда-то залезть. Удивительно, он ее практически не чувствовал, во всяком, она ему не мешала. Он шел быстрым уверенным шагом. Стараясь беречь дыхание и силы, периодически останавливался, но тела не снимал. Он шел туда, где ему казалось, был родной дом, он понимал, что идти придется долго, но был готов к трудностям.
В конце концов, говорил он себе, полдела уже сделано. О возможной неудаче старался не думать.

Когда ноги стали отказывать совсем и начали заплетаться уже не по-детски, он понял, что пора бы сделать привал, даже несмотря на опасность. Меж кустов, через которые он продирался, потеряв какую-либо тропу, оказался небольшой овраг, в который он благополучно и завалился, а на него, в свою очередь, съехала и царевна. Когда он стал переворачивать ее, Маша застонала. Подумалось, только бы опять драться не начала. Сейчас, лежа в это занесенной малиной яме, он вдруг вспомнил про оставленную лошадь. Может стоило все-таки ее разыскать? – думал Серега, обгладывая с сушняком ягоды, до которых мог дотянуться, лежа, стараясь экономить силы; теперь бы геморройничать не пришлось. (Хотелось надеяться, что животина смогла отвязаться и избегла участи коня…) Где-то сейчас эти кикиморы рыщут? Возможно, совсем недалеко. Эх, попал ты, парень!
Ну, нет. Раз уж взялся за гуж, нечего нос воротить. Девчонку, Машу эту, он вытащит, не даром же мучился так ради нее. Тут девка застонала вновь. Серега стал ее рассматривать. А красивая все же. Видная. Возможно, что и знатного роду-племени, так что ему может что-нибудь за нее и перепадет…Только какого хера она на коне том, поперек седла оказалась?…
-Пить… - голос был слабым, но, судя по всему, девчонка приходила в себя.
Серега поднялся, запустил руки в кусты, руки тут же пропитались росой – от холодной влаги приятно побежали мурашки.
Мокрыми руками он осторожно гладил ее лицо: лоб, нос, глаза, губы. Она открыла рот и ловила его пальцы губами. Потом открыла глаза.
С видимым трудом подняла руку, отвела его ладонь и, как бы в первый раз увидев, смотрела, пытаясь понять, кто он и для чего здесь, подле нее. Так смотрели они друг на друга довольно долго, по крайней мере, так им показалось.
-Есть хочется, - она сказала это таким будничным и легким голосом, что он подумал – а может никакой погони нет? Они брат и сестра, вышли из дому под вечер, зашли в лесок недалеко и уснули, а сейчас проснулись и вернутся обратно домой. Вон и дом, за той сосной, а там все хорошо, все свои и никаких тебе оборотней и прочей мрази. Он устремил глаза кверху и подумал: «А правда, который час?». Судя по всему, день шел на убыль. «Начинаю терять ощущение времени».

Он насобирал всяких ягод, шишек и орехов, корней и даже, чуть было не убил белку. А потом они ели это все, смакуя и наслаждаясь пьяной тишиной леса.
-Идти надо быстро, иначе догнать могут. Так что, сидеть здесь больше нельзя, - он посмотрел на ее разбитые и грязные ноги – синяки одни да царапины. – Сможешь идти?
-Смогу.
-Может, мои сапоги все-таки оденешь?
-Да нет уж, спасибо. У меня и ноги уже привыкли.
-Ну, тогда пошли.
-Пошли.
И они пошли.
Он старался не очень гнать, поглядывая на нее, но Маша вроде бы действительно попривыкла, шла ровно, не жаловалась. Продвигались они, блуждая между деревьев: берез и елей – туда, где, как считал Серега, лежит вожделенная опушка, а за ней – поле. И дальше – родные до боли места. Лес ему уже порядком надоел, хотелось увидеть чистое небо и оказаться на пространстве, где древесные изваянья не застят свет.
-А ты дорогу-то помнишь?
-Не боись, - на самом деле, брел Серега в совершенно неопределенном, но выбранном четко направлении, веря своему внутреннему голосу, наитию, которое безошибочно помогло ему найти Марию и теперь должно было вывести его тем же путем.
-Так тебя отец послал?
-Какой отец?
-Одного?
-Какой отец?!
-Что?
Серега повернулся и подождал, пока она его догонит.
-Какой отец?
-Как это – какой? Мой, разумеется… Ты что, не стрелец?
-А ты кто, чтоб за тобой стрельцов посылали?
-Царевна! А ты – кто – думал?
Ептыть, подумал Серега. Ухмыльнулся недоверчиво.
-Чо, серьезно? Царевна?
-Да. Так ты – не стрелец?
-Нет. Не стрелец.
-А кто?
-Никто, я сам по себе.
-А меня зачем спас?
-Как зачем? – Серега опешил. Ни фига себе, зачем спас! А действительно, зачем?
-Ну, кто тебе за мной ехать приказал?
-Да никто мне не приказывал! Сам я по себе… Вижу, козел какой-то тебя тащит, ну, я думаю, нехорошо, вот проследил за ним, тебя в пещере нашел.
-Да?
-Да.
-Значит, просто помочь хотел?
Не нравилась Сереге эта экзаменовка, он вдруг стал чувствовать смущение перед этой «царевной», даже красным лицо пошло. И смотреть она начала на него как-то по-другому, с каким-то уж очень бесстыдно нескрываемым интересом. И дело тут было не в титулах. Неизвестно почему, но, услышав, что идет рядом с царской дочкой, совершенно не смутился. Словно ему на это наплевать было. Не потому, что не поверил, нет… А тут вдруг почувствовал, что с девчонкой что-то происходит. Вот дурак – распелся, бля, про подвиги, а она и зацвела.
-Помочь, значит, просто решил?
-Поганое это место; не для нормальных людей, - вдруг полез за пазуху, достал Крысу. – Вот. Даже зверье там какое-то никакое.
Маша ничуть не испугалась грызуна, а с интересом стала рассматривать и даже погладила. Ишь ты, подумал Сережка, не боится. «Повезло мне, и на морду хороша и на все там остальное. И не капризная, и крыс не боится. Да еще и царевна.»
Когда вокруг деревья стали вливаться в массу ночной непроглядности, он понял, что пора сделать привал, но все шел и шел за каким-то фигом. Он не знал, куда идет. Но я и при свете не знал, рассуждал он. Машка ковыляла где-то позади, стараясь не потерять его спину из вида.
-Нам еще долго идти?
-Еще немного пройдем и привал сделаем.
Они прошли еще немного, пока, наконец, единственным, что светило, не стали точки звезд, проскальзывающие где-то там, среди крон. Стволы завесила ночь, Серега чувствовал их только носом, еле-еле не натыкаясь. Машка схватила его за рукав и держалась так теперь. Она больше не спрашивала ни о чем, терпеливо ожидая, когда он решит остановиться. Он чувствовал, как она хромает.

-Смотри.
-Чего?
-Свет вон.
Он постарался различить ее руку, куда она указывает. Наконец, сам заметил свет.

11.
В доме никого не было. Кто-то заботливо зажег две лампады и ушел. Серега с Машей стояли посреди дома и оглядывались. Чисто, лавка, стол. Печи нет, зато одна стена полностью завешана какой-то темной материей.
Больше ничего. Что за дом такой, подумал Серега. Кто здесь живет? Он приподнял материю. За ней – дверь без замка.
-Ты знаешь, чей это дом?
-Чей? – он не стал ее дослушивать, открыл дверь, заглянул внутрь. Вниз спускались ступеньки. Это оказалась небольшая комнатенка, типа погреба. Кто-то здесь тоже зажег свет. На небольшой полке горела свеча, а внизу, занимая бóльшую часть «погреба», стоял сундук.
-Ты знаешь, чей это дом?
-Чей?
-Здесь живут Ведуны!
-Почему ты так решила?
-Я тебе точно говорю, мы в Заповедной Пуще!
Серега про Ведунов тоже слышал, но предпочитал принимать эту новость не так близко к сердцу. Дверца сундука была не заперта. Серега поднял ее и замер. Чудеса!
-Видать, и вправду – Ведуны! – в сундуках, насколько он знал, хранились либо ценные вещи, либо деньги: сокровища там, каменья. А тут: какие-то шапки, мечи, коврики, боты, веревка, монеты какие-то потускневшие – зато полный ящик, под завязку.
-Закрой! – Маше казалось, что он сделал что-то ужасное.
-Да ты чего?
Серега хотел взять лежавшую с краю темно-серую шапку. Теплая, должно быть. Но Маша решительно шагнула к нему.
-Не трожь! Это – святые вещи.
Они стояли рядом, дышали, и в Сереге боролись два странных чувства. Ему хотелось взять эту шапку – теперь из одного лишь упрямства, чтобы не уступать. С другой стороны, совсем не хотелось спорить с ней, наоборот, почему-то хотелось подчиняться и делать так, как она скажет.
Он вытянул руку… и захлопнул крышку. Пошел вон из погреба. Сев за стол в большой комнате, уставился в лампаду, что горела у окна, освещая путь вот таким путникам, как они.
Царевна подошла и села рядом. Примирительным голосом сказала:
-Есть хочется.
-Нечего есть, - ответил Серега и, опустив голову на стол, закрыл глаза.

Он сидел напротив и смотрел на них. Смотрел и ждал, когда они, наконец, проснутся. Серега открыл глаза и, подняв голову, увидел его спокойное, обрамленное белым, словно ватой (или снегом) лицо. Маша лежала рядом, голова на левой руке, правой она держала за руку его. Серега сделал неопределенное движение, то ли хотел что-то сказать, то ли разбудить Машку, но старец поднес к губам палец, чтобы тот не суетился, Серега замер. Ведун поднялся и поманил его за собой. Рукой показал – только тихо. Серега осторожно высвободился из Машиной руки и пошел за старцем, который устремился в комнату-подвальчик за материей.
Там, стоя у сундука, старец сказал:
-Открывай.
Голос его был бодр и свеж, на удивление для такой пожилой внешности, но при этом тих и спокоен – в нем чувствовалась сила и умение убеждать. Серега послушно поднял крышку и посмотрел на старца, что, мол, дальше? А тот так по-простому, по-свойски ему:
-Ну, бери, что ты там хотел…
Ох, только и промелькнуло в голове. Ведь не было ж его тогда, когда он здесь лазил. Вообще в доме не было. А вот ведь, знает.
-Бери, бери… Хотел же что-то взять.
Серега посмотрел на шапку, темную с серым, взял, посмотрел на Ведуна.
-Теплая.
-Теплая, - старик улыбнулся.
-Такая на зиму сгодится.
Ведун улыбнулся еще шире, совсем задорно. Чуть не смеялся. Серега улыбнулся тоже, хотя не мог понять, что это со старцем.
-Да, теплая, -в конце концов, старик взял у него шапку, повертел в руках, погладил. – Ну, а еще чего-нибудь? Может что-то другое все-таки стоит выбрать?
Что это он, подумал Серега, ребус мне что ль тут предлагает? Посмотрел в сундук. Монеты, сапоги кожаные. Ну, сапоги еще неплохо бы. Что еще? Мешок какой-то. Палка узорная. Доспехи. Ящичек – шкатулка красивая. Вытянул, наконец, золоченый полированный шлемак. Хороший какой. Удобный, должно быть. И легкий – главное.
-Что-то ты все на головные уборы, молодой человек.
-А что надо-то? – Чего он от него хочет?! Серега недоумевал. Жалко, так он особо-то не просит ни о чем. Лучше б накормил дед. Они вон сколько по нормальному не жрали.
-Хорошо, хорошо, сейчас покушаем, - вот старик! – Сереге стало не по себе. Хоть совсем не думай при ём. – Ну, а все-таки, что бы такое взять стоило, как думаешь?
-Не знаю я…
-Не ленись! Мозгу напряги. Вам через лес еще топать. Не так, чтобы очень, а все-таки, мало ли, что там, в пути-то. Думай.
Серега снова заглянул в сундук. Ну что? В пути что ему надо? Сумка для жратвы, может? Если дед жратвы им с собой даст… Так и шапка в дороге – самое оно. Не зима сейчас, правда. Взгляд вдруг упал на еле заметную под всем этим хламом рукоять.

Меч был не особо каким расписным, но легким и, судя по всему, очень острым. Обоюдоострым. А так – простой такой, без всяких узоров, никакой гравировки. Но даже при свете свечи блистал он красиво. Шикарно блистал.
-Ножны вот, - откуда ни возьмись, в руках у старца появились ножны. Были они такие же легкие и такие же простые с виду.
-Меч не простой, - говорил старец, в то время, когда они уже выходили из «погребка». Серега нес меч и ощущал, как тот словно насыщает его руку чем-то теплым и ликующим. – Так что, смотри там осторожнее, без крайней необходимости не использовать.
Царевна Марья стояла и поджидала у стола. Увидя старца, она согнулась в глубоком поклоне и пребывала так, как показалось Сережке, чересчур долго.
-Да ладно тебе, - тихо сказал он. Не столько потому, что не понимает, что она делает; а скорее именно устыдясь, что сам не догадался и не сумел сделать то же самое перед великим человеком. Правда, сейчас он никаким великим старца уже не считал, после такого «разговора» был это свой в доску дед, такой родной и такой домашний. Но и Машка в общем-то не трепетала перед ним, просто старалась проявлять максимальную степень уважения. Старец небрежно кивнул ей в ответ и подошел к столу. Сам он тоже принес из сундука вещь – скрученный льняной коврик.
Марья посмотрела на Серегу, на меч.
-Вот, - он показывал меч, как бы оправдываясь. – Сам мне дал.
-Ну что, потрапезничаем, дети?
На столе была развернута узорная скатерть, тот самый коврик. И на этой скатерти лежали: хлеб, картошка, яйца, лук, помидоры, буженина, вобла, мед, молоко, пиво.
-Налетайте.
И они налетели. Им было очень вкусно. Старец ел, в основном, картошку с луком да запивал медом. Серега налегал на буженину. Царевна макала хлеб в мед и запивала это молоком. Крыса вдруг напомнила о себе, вылезла, сожрала кусок хлеба и залезла куда-то под стол. Когда на столе почти ничего не осталось, Ведун, разглаживая бороду, сказал:
-Ну что, кто воблу доест?
Серега потянулся к рыбе:
-Могу я.
-Смотри только, чтоб пузо не пучило, - проговорила Марья, сама сыто отдуваясь.
-Не боись.
-Ты, я смотрю, горазд поесть.
-Да и ты…
-Да, я люблю.
И они начали смеяться. Негромко, но как-то неудержимо и счастливо. Старец смотрел на них одобрительно, переводя взгляд, радуясь за этих молодых, которым так хорошо вместе и так хорошо от того, что они такие молодые, и с таким здоровым аппетитом, с такими хорошими желудками.
-До утра поспите здесь. На лавках, на лавках. Они удобные, лавки эти. А утром – в дорогу. Царь ждет вас.
Царевна с Серегой посмотрели на него, переглянулись, но ничего не сказали.
-Все, спать, спать.

Утром Ведуна не было. Словно и не было его. Словно он был сном, что приснился им этой ночью. На столе стояла крынка с молоком.
-Ну, и на том спасибо, - проговорил Серега, потирая глаза, а потом припал к крынке и пил долго, со смаком, пока внутри все не заполнилось теплым и тяжелым. Передал крынку Марье, а сам подумал – интересно, откуда он молоко берет. Потом вспомнил про чудо-скатерку и тут начал вертеть головой
-Ты чего? – спросила Марья, облизывая белые губы.
-Ничего, - тут он увидал лежащий у лавки меч, потянулся, чтобы взять его, как тут на руку ему прыгнула Крыса.
-Как ты меня заколебала пугать!
-Ты на нее так орешь… Как ты ее приручить смог?
-Я ее не приручал. Лучше расскажи, как это царскую дочь на коне какой-то придурок утащил. Если, конечно, не врешь, что ты – царевна.
-Можешь не верить, - Марья сделала презрительную гримасу и демонстративно отвернулась. Потом не выдержала и сказала, - Это – любовная история.
-Чего?!
-Я бы тебе рассказала, да ты смеяться будешь.
-Да ладно, - сказал Сережка, - чего я смеяться буду, рассказывай.
Царевна вдруг стала серьезной, лицо ее приняло какое-то несчастное, пожалуй даже страдальческое выражение, Серега подумал, что не стоило может быть спрашивать ее. Он-то ведь того гада видел. Сам чуть не обосрался, а уж ей-то каково было.
Но царевна рассказала ему все: как он появился, как она сама не своя стала, как он приворожил ее, чуть не сгубив, а потом похитил, привез в то жуткое логово, отдал той жуткой бабке.
-А потом, когда ты появился, а потом тебя ведьма эта заколдовала, она мне что-то в нос тряхнула, и меня куда-то потянуло. А потом, помню, очнулась на земле, рядом с тобой…
Сказав это, она посмотрела так, что он опять чуть было не покраснел. Тут он подумал и спросил:
-Так ты знаешь, кто это был – твой глазастый?
На лице царевны проступили ярость и омерзение:
-Надеюсь, что никогда больше не увижу его, - в этот момент она была особенно красива, Сережка с восхищением любовался ей. – Я боюсь, что если увижу опять, то снова попаду под его власть.
-Да уж… Оборотень это.
-Как?! Не может быть!
-Я видел, как он коня убил, того, на котором тебя привез. Руками и зубами   рвал – такое не забудешь! Человек на такое не способен.
-Он что, в зверя обратился?
-Нет. Но я тебе точно говорю –  нелюдь это.
Царевна никак не могла отойти от шока от только что услышанного:
-Этого не может быть. Я же любила его! С ним так хорошо было, он так завораживал.
-Да, необычный гад. Наверное, новый вид.
-У него же такие глаза, - Мария погружалась в воспоминания все самозабвеннее, возвращая минуты сладостного бреда. Прошлое не хотело отпускать ее, а она не хотела расставаться с прошлым. Серега даже забеспокоился.
-Ты что не поняла – гад это, оборотень!
-Да поняла, поняла! – она смотрела на него сердито и недовольно, так, что Серега подумал, с ревнивым чувством, что ж за глаза у этого «домового», что она его никак забыть не может. Даже после всего, что произошло.
-Ладно, пошли. Молоко допила?
Он встал, взял в левую руку меч. На правом плече уже сидела Крыса.

На пороге стояла Яга.
Серега бросил взгляд на ее клюку, в которую та вцепилась мертвой хваткой, вцепилась своей когтистой лапкой. Он знал, что подскочить и отсечь ей лапку, а лучше сразу башку, было бы, конечно, здорово, просто замечательно. Только вряд ли он успеет. Опять она клюкой своей стукнет, что-то скажет на своем ****ском ведьмином жаргоне, и его вновь скрутит – и тогда все. Тогда ни царевны тебе, ни света белого. И как разнюхала-то, старая мочалка? Он понимал, что рубиться она ему вряд ли даст, но все-таки не спеша положил правую ладонь на рукоять. Крыса на плече замерла.
Ведьма тоже обратила внимание на меч, он ее явно беспокоил и будил в памяти какие-то неприятные воспоминания. Поэтому действовать она не спешила, а молча наблюдала, что же будут делать молодые люди. А молодые люди наблюдали за ней. Серега чувствовал Машку рядом с собой, ощущал ее напряжение. Она, конечно, боялась, но всеми силами старалась не показывать своих чувств. Ведьма была одна, по крайней мере, никого больше рядом с ней видно не было. Серега стал вытаскивать меч из ножен. Тогда старуха закрыла глаза и начала что-то беззвучно бормотать. Вытащив меч, Серега взял его обеими руками и поднял вертикально перед собой. Ведьма продолжала бормотать, и это бормотание нарастало, переходя в неприятный угрожающий гул. Однако ничего пока не происходило. Должно быть, Сереге следовало броситься на нее, воспользовавшись затянувшейся паузой.  Но он стоял и чего-то ждал. Закрыл зачем-то глаза и тут только ощутил неведомую силу, исходящую от меча. От него шло тепло и какой-то удивительный трепет, будто это и не меч был вовсе, а кто-то живой, одушевленный.
Сквозь тишину прорвался вопль. Сережка открыл глаза и увидел темную фигуру, зависшую у потолка. Это была уже и не старуха, а лишь черная крылатая тень с неизменной палкой, которая раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник, готовая сорваться и налететь на него. Возможно, это был и глюк, но ужас, который он вселял, начинал подавлять волю и прижимал к земле. Марья так и сидела у Сережкиных ног, обхватив их, вперившись в ведьму, неспособная даже выдавить из себя вскрик.
Серегу что-то держало. Видимо, это меч не давал ему согнуться и упасть, страх разбивался о некую волю. Серега не знал, скорее чувствовать, что ему делать. Сталь была легкой и сама направляла руку. Серега замахнулся и сделал рубящее движение, но с места не двинулся. Меч вдруг как бы вылетел и прочертил дугу в направлении тени. Однако Серега все еще сжимал его в руке. Видимо, и впрямь это был не простой клинок.
Летящее лезвие чуть не рассекло черную фигуру, но та вовремя отлетела в сторону и снова стала раскачиваться. Серега опять замахнулся, и опять меч полетел, не покидая руки. И опять ведьма ушла, но теперь уже не стала останавливаться, а начала кружить, приближаясь к ним. А Серега продолжал метать меч, но ведьма была ловчее, она была настолько верткой, что смогла подобраться уже чуть не на вытянутую руку; и тут она сделала выпад своей мерзкой клюкой. Серега подставил меч и смог отбить клюку. От их соударения раздался сильный треск, будто хворост в лесу ломали.
Перепалка продолжалась. Старуха была быстра и неутомима, наносила и отражала удары, и Серега в какой-то момент почувствовал, что сил остается не так много. Яга, в свою очередь, выглядела очень и очень свежей.
Очередной удар чуть не выбил меч, Серега сделал шаг назад и стал заваливаться на спину. Он совсем забыл и не обращал внимания на Машку, та же продолжала цепко держаться, обхватив его колени. Он не то, чтобы упал, а сел на попу, ведьма, воспользовавшись этим, замахнулась для нанесения решающего удара, и в это время что-то произошло сзади. Ведьма повернула голову, увидела что-то там и на какую-то долю секунды замерла. Серега сделал выпад.

Тело рухнуло и стало быстро покрываться какой-то плесенью и дымом. Потом стало ссыхаться, и вдруг в воздух взмыл некий дух, он поднялся над потолком и там в мгновенье ока растворился. На полу ничего не осталось.
-Я же сказал – как встанете – сразу уходите, - это был Ведун.

12.
Кощей почувствовал, когда умерла Яга.

Додон, мрачный,  сидел в походном шатре, не веля никого к себе пускать. Не хотелось ни думать, ни принимать каких-либо решений. Да и какое решение здесь можно принять,в конце концов? Нет выхода. Нет! Отдать землю он не может. Какой он тогда, к хренам собачьим, царь. Но возразить что-то Кощею – выше его сил. Как он может пожертвовать дочерью? Одна она у него, кровиночка. Какое тут может быть решение? Никакого!
Эта мысль подавляла его. И главное – никуда не денешься. Рано или поздно придется дать ответ. Ну что ж, лучше позже. Ведун обещал, что все обойдется. Значит, надо ждать.
Из дворца приезжали, сообщили «весть». Пропал десятник и домовой. Вот он, зеленоглазый. Выходит, права царица была… А ведь он его, Додона, считай, от смерти спас. Что ж, это все специально задумано было? Заслали, чтобы сблизился, доверие заслужил? А потом, подобравшись к самому нутру, вырвал самое дорогое! У, враг!
Тем временем враг на том берегу явно к чему-то готовился. У Кощеева стана происходило какое-то шевеление, всякие хмыри прибывали и уходили; число оборотней увеличилось почти вдвое.
День сменила ночь, потом снова наступил день, потом снова ночь. Сутки накладывались друг на друга, как беспомощные аляповатые узоры. И тут что-то начало происходить.
Додон открыл глаза, и первым ощущением нового дня было: что-то должно случиться. Не то, чтобы это уж так его обрадовало, но все же ощущение было скорее умиротворяющим, чем тревожным. Он лежал и смотрел, как сквозь темную ткань палатки пробиваются настойчивые солнечные лучи. Новый день. Очередной день. Не может так продолжаться вечно, что-то должно произойти. Сдвинуться с места, измениться. Он повернул затекшую во сне шею.
В ногах стоял мутно-зеленый ночной горшок. И кто, спрашивается, моду ввел нужду в горшок справлять? Будто он – дите какое.
Хотелось пить. Он повернулся и взял кувшин, что стоял у изголовья. Испил вчера браги, вишь. А что ему еще делать?
Закрыв глаза, он стал снова проваливаться в небытие. И тут пришли воеводы. Двое. Евсей и Сторопа, уже оклемавшийся. Доложили. Враг готовит плоты.
-Полки готовы?
-Четыре подведены к самой воде, четыре за ними. Три стоят в резерве.
-Как начнут переправляться, стрельцам приступить к обстрелу.

Он хотел присутствовать сам при побоище. Нацепив кой-как доспехи, вышел в затертом, от деда перешедшем шлемаке, обозревая окружающий ландшафт. Завидя царя, народ воодушевился и возбудился несказанно. Отовсюду раздавались крики, вопли радости. И в это время хмыри полезли в воду.

Плоты заполнили все пространство реки. Облепленные орущей толпой они устремились вперед. Хотя течение старалось плоты снести, они приближались, медленно, но упорно. Стрельба давала мало результатов, и тогда людям было приказано метать горящие факелы и стрелы. Некоторые плоты загорались, хмыри, визжа, спрыгивали в воду и безвозвратно исчезали; на другие огонь попадал, но тут же затаптывался.
Может быть с четверть плотов, пылающих и опустевших, унесло рекой. Остальные смогли пристать, и серолицые волосатые уроды кинулись на ощетиненные выставленными пиками и щитами полки. Их все-таки было слишком много, и люди стали отступать. Полки, стоявшие сзади, пока не вмешивались, но князья готовы были бросить их вперед в любую минуту.
Близился полдень. Небо, которое с утра обещало ясный день, такой, какими были все прошлые, ясное синее небо в скромных барашках стало затягиваться. Правый фланг начал сминаться. Это был полк князя Никиты. Концентрация хмырей там становилась слишком опасной. Царь приказал Сторопе, что стоял за Никитой, пустить в помощь свою пехоту. Пошел дождь.
Дождь несильный, грибной сползал по лицу мокрыми мелкими бусинами, забирался в волос, Додон поднял глаза к выси, потом посмотрел на другой берег. Кощеевой палатки видно не было. Он стал искать глазами и тут увидел, как с берега сползает густым, тяжелым потоком, подобно лаве, неисчислимая стая.

Полки были оттеснены от самого берега, поэтому они спокойно выходили, никто им не мешал, не пытался спихнуть обратно, они выходили, не спеша отряхиваясь и бежали дальше, на бегу обращаясь в двуногих; переходили на бег на двух ногах, слегка склонившись, врывались в ряды хмырей, перескакивали через них, протискивались и начинали работать своими ножами, что висели в их кожаных куртках.
Оборотни – это и не люди, и не звери, и одновременно – то и другое. Они обладают звериной мощью, ловкостью, у них человеческий ум и хитрость. В бою они могут превращаться, вызывая ужас, смятение, пользуясь то ножом, то клыками.
Так было сейчас. Там, где хмыри не могли пробиться, они просачивались, рвали и кромсали. Собаками проскакивали под ногами у воинов и потом поднимались  и нападали со спины. Или прыгали сверху – вцеплялись в горло, а когда их пытались сбросить, вырастали и использовали руки.
Четыре передних полка истаивали, бреши в них все расширялись, и тогда был отдан приказ задним. Сначала с тыла ворвалась пехота. Враг, до сего наседавший, замедлил натиск. Князь Святослав с конной дружиной стоял сзади средним правым полком. Он первый ринулся в подмогу своим пешим солдатам. Потом с левого фланга к нему присоединился князь Аркадий. Андрей Андреич стоял с правого края, но ему было приказано оставаться пока на месте.

Дождь стал проходить, когда число хмырских тел и трупов вооруженных собак начало превышать человеческие потери. Теперь людская масса наваливалась на воющую толпу уродов и нелюдей. Человек с длинными изогнутыми ножами прыгал, рыча, на крестьянина или стрельца, но тут же три или четыре рогатины, пики, секиры пронзали его; здоровенный хмырь замахивался – и тут молодецкая сабля смахивала ему полкартофельного лица. Он еще продолжал стоять, как бы в раздумье, но вот кто-то задевал его, и уже толпа протаптывала по нему дорогу к реке, снося остальных неприятелей. Ружья, наконец, пошли в ход, сбивая летящую в прыжке тварь, отрывая руку хмырю…
Победа стремительно перебиралась на сторону Додона, была практически уже предрешена. Теперь он стоял, уже не так внимательно обозревая перед собой баталийную агонию, он чувствовал, что на данный момент битва выиграна. Но что эта сволочь может сделать с Машкой, за такое свое поражение. Кощей не смог одолеть его в бою, но он продолжает бояться его. Он все еще держит его за мошонку!
В это время, где-то сзади, из-за шатра послышался шум. Первым увидел Евсей, что стоял резервным полком подле царского лагеря.  По его выражению Додон понял, что радоваться, видимо, рано.
Зайдя за палатку, он увидел хмырей. Они шли с Заливных Лугов неторопливо, словно знали, что приход их – неизбежен. Их было много, почти столько же, сколько приплыло на плотах. «Да. Сюрприз».
Сначала они шли, а потом побежали. И царь понял, что сейчас сам может оказаться в очень неприглядной ситуации. Но резервные полки уже начали перемещаться, проезжая и пробегая мимо царя и его походного домика. Полки Евсея и Соколика были одними из самых сильных и опытных, почему их и приберегли про запас вместе с полком Данилы Белого. Теперь стрельцы, отдохнувшие, свежие, жаждущие пролить кровь ненавистного врага, неслись навстречу своей судьбе.
Вечер еще не успел сменить дневного света, когда последний удар меча добил последнего хмыря.

-Дочка.
Царевна Марья сидела среди трупов, склонившись над одним из тел. Судя по одежде, это был крестьянский сын. Глаза его были закрыты, а в руке был зажат меч. Рука сжимала меч и лежала на окровавленном боку. Парень еще дышал, но шансов у него практически не было.
-Дочка! – Маша вздрогнула, повернулась к отцу и сперва даже не узнала. Потом до ее сознания все-таки дошло, что это царь, батянька ее, она снова повернулась к парню.
-Это Сережка.
-Сережка?
-Он спас меня. Меня ведьма хотела убить… А домовой тот, Фома, это оборотень, оказывается. Он меня унес, похитил… там еще стрелец один был, все догнать нас пытался. Только он убил его. А Сережка спас. Знаешь, он даже не знал, что я дочь царская, просто поехал за мной.
-Пойдем, дочка, ему уже не поможешь. Пойдем.
Он потянулся к ее плечу, чтобы взять, увести за собой, но тут услышал, как его тихая, послушная дочка, совсем еще девочка, заговорила. Он услышал железные, твердые ноты в этом голосе. Стальные ноты. Говорила не молоденькая неразумная девушка, а взрослая, властная женщина, которая отстаивала свое право на дальнейшее существование, на счастье. На любовь.
-Этот человек спас мне жизнь. Без него Я НЕ УЙДУ.
Она говорила так, словно готова была умереть за этого крестьянина. Вот это да, подумал Додон. Вот тебе и царевна, и снова посмотрел на парня. Что ж это такое? Кто он, вообще? Спас его дочь… Что ж теперь, во дворец его везти? Бросил взгляд на Марью и внезапно встретился с ее глазами. Внутри что-то дрогнуло. Как она на него сейчас смотрела! Так дочь не просит родителя подарить ей долгожданный подарок. Взять с собой на охоту. Или взять в поход. Этот взгляд не просил об одолжении, он не шел на сделку или на компромисс. Это была мольба. Он понял, что ни за что на свете не сможет отказать ей в этой ее просьбе.
Принесли носилки. Осмотрев парня, перевязали, и только тогда Додон сумел уговорить Машу оставить его, чтобы его повезли следом за ними.
Все полки уже отправились. Осталась лишь дозорная дружина, да все тот же пресловутый полк Евсея дожидался царя с дочкой. Наконец, все поехали домой.

13.
-Дочка, пойдем. Поздно уже.
-Я не пойду никуда. Я буду ждать, пока он не умрет или не выздоровеет.
-Долго ждать, может быть, придется.
-Он меня спас, он батюшку спас, мне теперь все равно. Никуда не уйду, пока судьбу не узнаю.
-Отец. Ты хоть ей скажи.
-Пусть ждет. Может быть, она его и спасет.
Пусть ждет, думал Додон. Парень, и правда, заслужил. Все-таки жизнью ради нее рисковал. Вернул…
Пусть ждет. А ему теперь что делать? Конечно, армия Кощея (большая ее часть) уничтожена; только он-то не повержен. Ушел Бессмертный зализывать раны, но рано или поздно объявится вновь, с каким-нибудь новым планом. Нет, оставлять этого дела так нельзя. Он его не трогал, но раз уж говно завоняло, надо его вычищать. Начисто!
Оставив царицу с дочерью в покоях, специально отведенных для больного, направился в тронный зал. Князья с воеводами уже ждали.
-Ну что, судари мои. Могу вас поздравить с хорошо проведенной боевой операцией, - слова звучали ободряюще.
А впереди была ночь, за которую им предстояло придумать, как действовать дальше. Им всем.