Мой старый учитель

       
Умер мой школьный учитель, с которым практически не виделись после того, как я закончил десятый класс средней школы №4 им Короленко в городе Речице.
У меня сохранилась выпускная фотография после окончания седьмого класса, где учитель физики и математики Наум Матвеевич Комиссаров с огромной шевелюрой восседает посередине пирамиды.

В первом ряду сидят «три мушкетера»: Эмка Богданов, Марик Косой, я и Игорь Гребенчук.

Судьба разбросала нас по весям России. Изредка мы встречались на жизненном пути с Мариком. Эмка окончил строительный техникум и где-то работал строителем, женился, родил детей. Игорь стал профессиональным военным, кажется, работал на аэродроме.

Прошли годы. Мы проделали нелегкий путь по Израилю: кибуц «Ашдот-Яаков», кибуц «Амир», Кирьят-Шмона, Хайфа, Иерусалим…
И вдруг в нашем доме оказался Марик - турист из Ленинграда.
Мы стали встречаться, общаться, наверстывать упущенное.
Ведь по сути дела человек не меняется. Он может похудеть или ожиреть, сгорбиться, поседеть и полысеть, но душевная суть человека остается той же.
Хотя мы и стали религиозными, старающимися строго соблюдать Законы, а они – пока что нет, но все мы остались теми же «мальчишками далекого детства».
Мы, вспоминая учителей детства, чаще всего говорили об учителе физики и математики Науме Матвеевиче Комиссарове, не зная ничего о его судьбе.

Немного об учителе.

Все учителя СШ №4 им Короленко были слабым подражанием по сравнению с Наумом Матвеевичем Комиссаровым.
Он стремительно входил в класс на своей несгибаемой ноге. Он быстро бросал пронзительный «орлиный» взгляд выразительных черных глаз, моментально взором гроссмейстера оценивая обстановку. Усаживался за столом или возле доски, ружейным дулом выставляя впереди себя не сгибающуюся после ранения ногу.
Его уроки были необычными. Физику и математику он любил, рассказывал интересно и увлекательно, постоянно ставя задачи и вопросы ученикам. Бороться с послевоенными классами не любил, а может быть, и не желал. Он почти не употреблял общепризнанные приемы: ставить в угол, выдворять за дверь, пригонять на ковер к завучу или директору, исключать временно из школы или, что для меня было страшным, вызывать родителей...

Уроки Наума Матвеевича были до крайности оригинальны и не похожи на советские схемы. Он не очень уважал классную массу. Для него существовали только талантливые, думающие ученики, среди которых большинство оказывалось евреями. Он никогда и ни перед кем не скрывал своего еврейства, да и внешность, и выговор у него были типично еврейские, как и подход к делу – тахлес. Зная, что ученики терпеть не могут учебную скуку и всегда занимаются на уроках втихую чем-то интересным, он этого «не замечал», лишь бы не мешали ему вести урок.
Внезапно он задавал какую-нибудь задачу с условием, что кто первый ее решит, тот свободен до конца урока, и может тихонько делать все, что пожелает. Вот тогда-то мы и включали свои задолбанные ненужной зубрежкой мозги. Ведь каждый хотел заработать свободу: играть в морской бой, сочинять рифмы, гулять по морям и странам мира, писать записки и еще тысячи интереснейших занятий. Получалось так, что все те же люди, включая Марика и меня, выигрывали этот «комиссарский» приз.

Заочно мы его звали «комиссар».

Комиссаров прошел Финскую войну и сразу же ушел воевать с немцами. Попал в окружение, прошел штрафной батальон. И эти события объединяли его с моим отцом. Они могли быть откровенными и рассказывать друг другу то, что тщательно скрывали даже от родных. Затем ранение в ногу, и уже его правая нога не сгибалась навсегда.

1944 год, послевоенная Речица, его маленькие дочь и сын нашли подозрительную вещь. Этот предмет взорвался у них в руках. Дети были ранены. Дочка осталась с поврежденным глазом. Война, война, война…

***

Итак, мы буйно и бурно спорили за столом с Мариком (Меиром) Косым, моим школьным другом. О Комиссарове спорили иногда до неприличия, как бывало в детстве, не глядя на то, что я уже весь в седой бороде, а Марик потерял свою шевелюру. Однажды спор был до того яростным, что наши субботние гости включились в него, хотя кроме сестры Зины никто его в жизни не видел…

Через пару дней – бешеный звонок. На том конце провода – Марик:
-Догадайся, кто приехал в Израиль?
Я стал перебирать всех наших бывших знакомых, даже предположил, что Эмка приехал из Америки. Но все оказалось неверным…
-Приехал Комиссаров!.. – Марик был очень возбужден и взволнован, рассказал мне, что был на встрече, где были речичане, и ему сказали, что приехал Наум Матвеевич с дочерью Лёлей. Живут они в Ашдоде...

И вот мы уже рыщем по Ашдоду в поисках нужного адреса.
Встретились. Только по кому-то другому ты можешь понять, сколько прошло времени.
Но Ноах бен Мордехай (тут я узнал его настоящее имя) почти не изменился, немного усох, поседел, но такой же пристальный, пронизывающий взгляд, неиссякаемый юмор, точная мысль, ясная, светлая голова. Когда я его спросил, помнит ли он мою тетю Софью Захаровну Плоткину, преподававшую математику в той же школе, то он ответил так, как может сказать только Комиссаров:
-О, это был великий математик… Она умела считать даже до трех…

Мы сидели на солнечном балконе их квартиры. Лилось солнце, прохладный ветерок изредка нарушал полный штиль, был стол, заставленный закусками и бутылками домашнего вина.
Учитель и пил, и закусывал, и говорил, говорил. Вот тут-то я впервые узнал, что Ноах Комиссаров с раннего детства девять лет учился в одной из первых хабадских иешив в г. Кременчуге…
Затем, не пройдя ни одного класса школы, поступил в университет на физико-математический факультет, который закончил с отличием...

***

Потом мы пригласили их с Лелей к нам в Иерусалим на субботу. Мы сразу же поехали к Стене Плача (Котель Маарави). На площади перед Стеной было немного народу, светило солнце, чирикали птички, важно расхаживали по Стене голуби. Нам было хорошо и возвышенно...
Надо было видеть, как он с детской непосредственностью и с восхищением созерцал евреев, одетых в традиционные одеяния, как в умилении гонялся и обнимал детишек с пейсами и в развевающимися цицит…
Действительно, он никогда не был типичным советским учителем.

***

Два учителя

Самое впечатляющее событие произошло в воскресенье, когда мы поехали на утреннюю молитву к моему раввину и Учителю, праведнику Иерусалима, раву Ицхаку Иосефу Зильберу. После болезни он еще слаб, и утром, и днем мы приезжаем к нему домой, чтобы составить молитвенный миньян.

Я познакомил двух моих учителей: учителя моего детства и сегодняшнего Учителя жизни. Реб Ноах 1913 года рождения, рав Ицхак – 1917. Очень много общего у них. Оба – немолодые люди. Оба прошли тяжелейшие годы первых, средних и поздних периодов зверской советской власти. Оба с детства учились Торе. Рав Ицхак учился у своего отца-раввина, а потом – всю жизнь учился и учил Торе (все главы русских иешив в Израиле, России, Америке, Европе его ученики). Реб Ноах – 9лет в кременчугской иешиве и еще 6 лет с талмид-хахамом. Оба они ни одного дня не учились в нормальной школе. Оба поступили и отлично закончили физико-математический факультет университета.

Рав Ицхак – талантливейший математик, любимец академика Чеботарева. Оба работали учителями физики и математики в средней школе.
На этом сходство кончается.
Рав Ицхак всю жизнь с опасностью для жизни и семьи выполнял Заповеди, учил Тору и соблюдал Субботу.
Учитель Комиссаров, как большинство евреев того поколения, где-то сломался и пошел по обычному пути советского учителя.

После молитвы рав вдруг подошел к реб Ноаху. Рав Ицхак чувствовал себя совсем неважно, что было заметно по нему. Он подошел к нему с толстым томом Талмуда и тут же стал учить с ним, как определить кашерность, если полностью повреждены копыта, или – жевательный аппарат, как определить кашерность по рогам или по срезу седалищных мышц животного… Они занимались 40-45 минут без перерыва. Все обычные посетители рава разошлись, остались двое дожидаться его по какому-то срочному делу (а какие дела не срочные?!) Они сидели два седых, крепких еврея, чем-то очень похожие, хотя один с бородой, а второй – бритый. Чувствовалась та же хватка, острый взгляд учителя…

Я смотрел на них. Я смотрел, а в моих мыслях проносилось то, что я написал выше, сравнивая моих учителей. Слезы навертывались на глаза. Мне было очень хорошо, и очень – печально: почему мой отец не дожил до этих дней?
Когда мы ушли от рава, то р. Ноах, погрозив мне пальцем, сказал:
-Я, с Б-жьей помощью, проверю все это еще раз. Очень интересная глава… Твой рав – большой Ученый, а как скромно держится…

***

Ему уже не удалось проверить… Он лежал в постели, когда мы в последний раз навестили его в Ашдоде. Работала только одна рука, трудно было повернуть голову, еле говорил. Но его мозг, его светлая голова работали безотказно до последних минут жизни. Мальчику-родственнику он, играючи, задал ему несколько арифметических задач...

Мне выпала честь говорить Кадиш по Ноаху бен Мордехаю, зихроно ливраха!
 



© Copyright: Утешителин, 2003 Код: 2302250119

Количество прочитавших: 21 (список)

 РЕЦЕНЗИИ

Очень жизненно, правдиво и задевает скрытые, позабытые давно, чувсьва.
Ведь и такие учителя встречались...
Как бы хорошо всем пишущим начать серию (могут быть и курьеззы) о наших давних и первых учителях, в принципе, давших нам заряд на будущее..
Всего наилучшего. Ханука самеах! Эрик

<Erik Mendel> - 2003/12/20 23:51 •