GrandDead

Это невозможно и неправильно! Как навозный жук, хожу уже тридцать минут в своей запертой комнате. Кошмар! Откуда? Из какой жопы на меня навалилось столько проблем? Меня все припёрли к стенке. Предки, девушка, учителя, лучший друг, любимый хомяк, который сдох этой ночью. Это невозможно…
Ужасно душно. Куда отсюда девался весь кислород? Его-то, наверное, хомяку вчера и не хватило. Как не хватило чего-то моей девушке. Иначе она бы не ушла. А, может, всё изначально некрепко было? Скорее всего, так и есть. Но ей проще было во всём обвинить меня. Боже, зачем этому остолопу за стенкой надо так громко что-то колотить? А  я, как дурак, должен слушать это его стукачество. Ненавижу стукачей! Особенно своего друга. С чего он решил, что моей девушке нужно всё про меня знать? Тем более про мою старую подругу. Не понимаю.  Наверное, они все сговорились. Точно! Ведь это так клёво загнать меня, как хомяка, в клетку, чтобы потом поржать всем вместе. Это нечестно… Нечестно, что предки сердятся на меня из-за пустяков. Ну, не до конца закрутил кран в ванной, ну, не запер дверцу холодильника, отчего он молотил всю ночь. Ну, не пришёл ровно в 21:00, как договаривались. Ещё эти проклятые преподы завалили трояками на этой недели. А  всё, потому что я лишь выражаю свою точку зрения, а не вылизываю им зад, как некоторые. Но ведь этих принципов предкам не объяснишь. Вот они и срываются на меня из-за всяких мелочей. Хотя эти мелочи давно уже слепились в один здоровый снежный ком, готовый придавить меня в любой момент…
Но вначале меня прибила сирена маминого голоса:
- Зачем ты там заперся! Иди, посуду мой за собой! Весь день гоняюсь, как белка в колесе, по четырём офисам, а этот лентяй даже не удосужился посуду помыть…
Начина-а-е-ется!.. Нацепив гордую и независимую физиономию, я отправился на кухню выполнять свои сыновни обязанности. Тщательно перемыл всё, что лежало в раковине, вытер полотенцем и расставил в шкафу. Все мои старания остались без замечаний со стороны мамы. Она только своим директорским голосом выдала свою дежурную фразу: «Уроки сделал?» Иногда мне кажется, что она будет спрашивать это даже через двадцать лет, когда я уже устроюсь работать в одном из её чёртовых офисов. Как бы то ни было, я молча отправился в свою комнату. А через час пришёл папа. Веселее не стало. Первое, что он мне сегодня сказал, - «почему в туалете лампочку не поменял? Ты же видел, что она перегорела. Можно было и догадаться».
Бр-р-р. Как же достали. Чем дольше я сидел в своей запертой комнате, тем больше это всё походило на тщательно спланированный кем-то заговор. Типа того, что был в фильме «Игра». И почему это всё происходит со мной? Захотелось вырваться на свободу... Я отворил дверь, машинально обулся в кроссовки и выбежал на лестничную площадку. Ждать лифта показалось бы тогда мучительно долго. Поэтому я понёсся по ступенькам, срывая  руками  поручни с оглушительным грохотом. С удивлением для себя все восемь этажей я пробежал довольно быстро. Запинаться я начал только ближе к концу. Последний прыжок перенёс меня сразу на улицу. Резкая встреча с холодным воздухом мгновенно перевернула моё сознание. Я оказался в совершенно другом мире, не имеющем ничего общего с моей повседневной руганью и постоянными проблемами. Передо мной одиноко цвёл фонарь и лениво падал редкий снег. На улице было минус двадцать, не больше. А я, как клоун, в кроссовках. Но ощущение холода пришло не сразу. Сначала мои мозги переворачивались, как та избушка на курьих ножках. И всё же долго стоять на улице было трудно. Дождавшись, пока курьи ножки, встанут, как положено, я полетел домой,  в этот раз прибегнув к помощи лифта. Восьмой этаж как-никак!..
Только мои ноги перешагнули за порог, с кухни тут же раздался недовольный мамин голос:
- Ты почему дверь за собой не закрыл?
- Да я не надолго выходил.
Мама выглянула из кухни, поглядела внимательно на меня и спросила:
- Где ты был?
- Гулял, - буркнул я.
Мама ещё раз осмотрела меня с головы до ног.
- В кроссовках? – как сумасшедшего, спросила она.
- Так ведь в тапках там слишком холодно, - уверенно пояснил я.
На это она только неодобрительно покачала головой и нырнула обратно на кухню. Я поглядел на настенный календарь. Завтра  воскресенье. Планов никаких. Весь день дома. В голове помутнело...

Проснулся рано. Открыл глаза и внимательно осмотрел потолок. Не обнаружив в нём никаких изменений, встал и направился в туалет. Пока там мочился, меня вдруг охватило непонятное беспокойство. Что-то не так было в квартире. Поднял голову и ещё раз осмотрел потолок. По-прежнему никаких изменений. Только одна лампочка не горит. Надо будет заменить, а то отец по этому поводу опять развоняется. И так уже в квартире дышать нечем. И всё же что-то было не так, как обычно бывает в воскресенье утром...  Тихо. Вообще тихо. Только унитаз ворчит и больше ни звука.
- Мама? Папа? - громко спросил я.
- Никого, - ответила Тишина.
«Странно», подумал я. Было только девять утра, а родителей уже нет. И всё же сидеть в туалете, пока они не приехали, я не собирался. Поэтому быстро вышел оттуда, врубил центр на полную катушку, дабы мой любимый сосед весело встретил это утро со мной, и направился готовить завтрак. Фантазии хватило только на гренки со сгущённым молоком и какао. После завтрака перемыл всю посуду, расставил её по нужным полкам и отправился за пылесосом. Старательно высосал пыль в каждом углу и вдобавок протёр влажной тряпкой. Затем заменил в туалете неработающую лампочку, выключил музыку и уселся с книжкой в комнате ждать родителей. Увидел бы я себя со стороны, я бы разбил себе голову об стенку со смеху: примерный, домашний сынуля! Но мне просто не хотелось портить себе день, выслушивая глупые замечания от предков.
Родители вернулись в 14:00, задумчивые и тихие.
- Доброе утро, - сказал я.
- Доброе, - безрадостно и неубедительно ответил папа. Они молча стали избавляться от верхней одежды.
- Сегодня бабушку положили в больницу,- снимая ботинки, проговорил папа. – У неё что-то с сердцем.
- Ей 80 лет, вот что у неё с сердцем, - перебила его мама. – Мы ей давно говорили: «Мать, давай мы тебя на обследование положим в больницу». Так нет ведь, до последнего оттянула.
- И что? Что сказал врач?
- Состояние сложное, но не безнадёжное, - ответил папа.
В квартире снова повесилось молчание.
В такие моменты начинаешь вспоминать, волноваться, думать, где ты был всё это время? почему не часто навещал Их? Почему так мало уделял Им внимания? В памяти всплывают разные фильмы, книги, где главные герои переживают потери своих близких, и старая реклама с голубями  и лозунгом, типа «Позвоните родителям!»… Раньше мне всё это казалось занудной и неудачной слёзовыжималкой...
На следующий день после школы я отправился в приёмную больницы, куда положили бабушку, Нацепив поверх ботинок специальные целлофановые тапки, я прошёл в седьмую палату. Там, на кровати, Она, закутанная в одеяла и платки, молча осматривала потолок. В  нос была вставлена длинная жёлтая трубочка, через которую Её кормили глюкозой. Питаться самостоятельно Она была не в состоянии. Руки были крепко привязаны к бокам кровати, чтобы те ненароком не сдёрнули трубку. От этого запястья покрылись крупными фиолетово-зелёными синяками. 
- Привет, - тихо сказал я. Её взгляд плавно перекинулся с потолка на меня. – Как ты?.. Мне кажется, тебе слишком туго привязали руки. Врач разрешил мне их освободить, если ты пообещаешь не вынимать трубку из носа. Через неё ты питаешься. Договорились?
Её отрешённый взгляд я принял за согласие, и поэтому быстро развязал тугие верёвки. Её слабые руки невольно потянулись наверх к носу.
- Э-э-э, нет. Так дело не пойдёт. Ты же мне обещала, что не будешь этого делать. –  И я нежно погладил её кисти, отчего они вернулись обратно на кровать.
- Ты кто? – тихо спросила она.
- Я твой внук, сын твоего Володи.
- Вну-у-ук? - удивленно переспросила она. – Саша?
- Да. Но тебе сейчас лучше не разговаривать.
Она одобрительно посмотрела на меня. Потом на свои синие руки и спросила:
- Меня что? Пытают?
- Да. В космос готовят... Тебя, может, покормить.
Она молча смотрела на меня.
- Ты есть будешь? – переспросил я.
- Буду.
Её голос был похож на голос инопланетянина в фильме Стивена Спилберга «Е.Т.». Я достал из рюкзака приготовленный заранее термос с куриным бульоном и начал по ложечке вливать его сквозь отсутствие её зубов. Она слабо открывала свой бесчелюстной рот, проглатывала тёплый бульон и смыкала обратно вялые губы. Я провёл у неё отведённые всем навещающим пятнадцать минут и с блестящими, влажными зрачками вышел из палаты...

Сегодня мы впервые за два года всей семьёй собрались за столом. Кран не капает, все лампочки горят, сосед за стенкой молчит. Молчим и мы. Ужинаем. В этот раз желание «поесть именно сейчас» усадило нас всех в одно и то же время. Обычно набеги на холодильник  мы совершаем по одному. Первым молчание отвесил я.
- Я был сегодня в больнице, - папа и мама, не отрываясь от тарелок, посмотрели на меня. Потом глазами спросили: «И что? И как?»,  и снова обратились к тарелкам. – Она не сразу меня узнала...  Врач разрешил мне отвязать ей руки. А то они все в синяках были... Ещё он сказал, что внешне ей лучше: сознание вернулось, - но приборы показывают обратное: ухудшение работы правого желудочка сердца. Вообщем, грустно там.
Папа тяжело вздохнул. Мама доела суп, встала, подошла к раковине и начала, было, мыть тарелку, но её прервал телефонный звонок. Она пошла, искать трубку и так и осталась в другой комнате. Отец тоже доел суп, но вставать не стал. Только задумчиво посмотрел на меня и сказал:
- Хммм… Это тебе уже скоро шестнадцать лет будет!
- Угу. Ты только вдумайся в эту цифру, с ума сойти можно.
- Да-а, - хихикнул папа. Мысленно он уже перенёсся на двенадцать лет назад, когда я, чтобы помыть посуду, вставал на железный ящик с картошкой. – Помню, когда ты ещё совсем маленький был, то забирался на этот зелёный ящик, чтобы  дотянуться до раковины. А потом подрос и стал стукаться головой о верхний шкаф с посудой. Мать до сих пор это вспоминает. Вот увидишь, сейчас придёт, стоит заговорить о твоём Дне рождении, как она тут же запоёт об этом ящике.
Через четыре минуты пришла мама. По телефону говорила она совсем мало. Видимо, там ошиблись номером. Отец провокационным тоном начал:
- Это, мать, нашему сыну уже через две недели шестнадцать будет. Как же быстро летит время…
- Да, - живо воскликнула мама. – Вот как сейчас помню, - и только потянула руку в сторону раковины, как папа громко рассмеялся. Поняв, что попалась на какую-то удочку, мама смущённо поглядела на нас, но всё же продолжила мне свой рассказ. – Бывает, ты залезешь на зелёный железный ящик с картофелем и начинаешь возиться с грязной посудой да ещё с такой важной, взрослой физиономией и в детских колготках. А потом вдруг резко всё бросишь, слезешь с ящика и молча уходишь с кухни. Тебя спросят: «Ты куда?», а ты не отвечаешь. Тебе снова: «Саша, ты какать?». Ты гордо молчишь, как партизан. Потом запираешься в комнате и уже через пять минут идёшь по квартире во вздутых, отяжелённых колготках – ворчишь, как попугай: «Саша нехороший! Саша плохой!»

Тут уже все не выдержали от хохота. В первый раз, похоже, так легко  и хорошо было дома. Никакой неприязни, ругани, придирок друг к другу. Просто приятное общение с родными, которое раньше я видел только по телевизору в сентиментальных американских фильмах.

После неудачно сделанной бабушке операции мы прожили в такой обстановке достаточно долго...

З.Ы.: все события, герои и имена - непростой бред автора.