Офферлунден

Я живу в маленьком сказочном королевстве, в Дании, точнее, в одном из ее среднестатистических городков – примерно 5 000 человек, живущих преимущественно в одноэтажных коттеджах. Городок, в котором я живу, называется Свенстроп. Улица, на которой я живу, состоит примерно из 100 вилл с небольшими зелеными приусадебными участками. Эта улица называется Офферлунден. Я тоже живу в маленьком домике с зеленым приусадебным участком. Наш домик стоит на самом краю улицы. Дальше домов нет, только поле.
А когда-то давно здесь был лес. Когда-то давным-давно вся Дания была покрыта дремучими лесами, и люди вырубали часть леса для того, чтобы освободить немного земли для своих поселений. Или выжигали часть леса.
Те поселения, которые возникали на местах вырубок, получали названия, оканчивающиеся на -троп. Это слово на старом языке викингов как раз и означало – поселение, поселок, например Гленстроп – Поселок вблизи озера Глетинг, Беутроп – Поселок на холме, Мостроп – Поселок на болоте, или еще проще, прямо по имени хёвдинга – главы племени, которое поселилось в этом месте – Бендстроп – Поселок Бента, Гистроп – Поселок Гисла (или Гислы), Свенстроп…
Кстати, Свенстроп как раз и означает – Поселок Свена. Это значит, что когда-то давным-давно, во времена викингов, часть племени во главе с человеком, по имени Свен отделилась от основного племени и решила обосноваться здесь. Они вырубили часть дикого леса в понравившемся им месте, поставили свои дома и стали здесь жить. А окрестные жители так и начали называть этот поселок – Поселок Свена, Свенстроп.
Те поселки, которые ставили на полностью расчищеных от леса местах, получали окончания -рёд, что означало – поселок, поставленый на расчищеном месте, а для начала названия обычно использовалось название деревьев или кустов, от которых это место было очищено, или имя человека, который это сделал. Так на карте появились – Эллерёд (полностью расчищено, или расчищено ото всего), Биркерёд (расчищено от берез), Хасселрёд (расчищено от орешника) или, например, Асминдерёд, т.е. расчищено Асмундом, и Эбберёд – расчищено Эббе, ну, и так далее.
 Но названий, оканчивающихся на -троп всё-таки больше. Одних только Свенстропов семь.
Конечно, есть города и поселки с другими названиями и окончаниями, но почти все они ведут свое начало с давних времен, и их названия что-нибудь да означют. Так что при достижении определенной степени владения языком начинаешь читать карту страны, как учебник по ее географии и истории.
Например, есть такое старое слово – лунд. Оно означает – роща, дубрава. Сейчас это слово употребляется довольно редко и имеет поэтический оттенок. А вообще оно означает небольшие рощи, которые особенно красиво расположены, или имеют свое особое назначение, или еще чем-то отличаются. И на карте мы читаем – Фредерикслунд – роща Фредерика, Шарлоттелунд – роща Шарлотты, Хаслунд – Ореховая роща, Фрёлунд – Лягушачья роща, Хестлунд – Лошадиная роща, Хунденслунд – Собачья роща, Кальвслунд – Телячья роща, Кравелундов даже три – название означает Воронья роща. Сейчас всё это названия городов, а когда-то давно на месте этих городов были расположены красивые рощи или лесочки, которые или кому-то принадлежали, или в которые выпускали пастись домашних животных, или было еще что-то такое особенное, связанное с ними. Название Кравелунд объяснения, мне кажется, вообще не требует, такие Вороньи рощи мы все хорошо знаем.
Слово “оффер” тоже старое, тоже сохранилось в языке со времен викингов и тоже имеет свое значение. Слово “оффер” означает – жертва, а также – жертвоприношение. “Офферлунден” – так в древние викинговские времена называлось потаенное место в лесу, где стоял алтарь, и где приносили жертвы страшным, мудрым и жестоким богам викингов.
Примерно в Х веке на смену старым религиозным верованиям пришло христинаство, старые боги и их алтари были забыты, а названия сохранились.
Дания – страна старых традиций. Датчане вообще очень любят свои традиции и сохраняют их – очень “традиционные”, так сказать, люди. И очень не любят новшеств. Поэтому и названия в языке живут долго и со временем почти не изменяются. И если, например, необходимо дать название новому району города или новой улице – обычно используется то, которое уже существовало и уже было связано с этим местом.
А в Дании почти у каждой кочки есть свое название, связанное с историей этого места. Когда-то вся Дания была покрыта лесами, а теперь лесов почти не осталось, потому что повсюду здесь жили люди, которые всем местам дали свои названия и оставили на земле свой след и кусочки своей биографии.
Вот такой у меня получился экскурс в историю Дании и в датский язык. *
Зачем я пишу все это? Просто если бы я заранее все это знала, то сильно сомневаюсь, что вообще приехала бы жить в Данию, а тем более в крайний дом на улице Офферлунден в городе Свенстроп.

II

Одним из неудобств, постоянно сопутствующих мне в жизни является то, что очень многое из того, что для нормальных людей является то ли сказкой, то ли вымыслом, то ли предрассудком, оказывается для меня самой что ни на есть настоящей реальностью, имеющей, к тому же, весьма материальные проявления и вполне ощутимые последствия.
Так оказалось и в этом случае. Когда мы приехали сюда впервые, я была просто очарована местом – после суеты и загрязненности многомиллионного города с его толпами дурнопахнущих людей, с его машинами со “свежими выхлопными газами”, которые никакой ветер не в состоянии выдуть с улиц и площадей, и со всеми прочими прелестями столичного мегаполиса – вдруг полнейшая тишина, сопровождаемая шелестом деревьев и пением птиц с самого раннего утра до самого позднего вечера (первая птица начинает петь где-то в половине четвертого утра, а когда заканчивает петь последняя – я так и не смогла заметить, я засыпаю всегда раньше); невероятной красоты восходы и закаты с заревом на три четверти неба, с невероятными переливами красок и с облаками невозможных цветов (такой эффект получается потому, что солнце здесь встает из-за моря и уходит за море, и блеск его восходов и закатов, играющих на глади морских просторов отражается на низком северном небе); с малюсенькими белыми маргаритками, которые цветут здесь круглый год, даже под снегом, и с которыми местные жители борются, считая их сорняками; с розами, цветущими на улице в середине декабря под снегом; с крокусами и подснежниками, размером с небольшой тюльпан, которые растут здесь такими густыми кустиками, как будто их тесно-тесно, стебелек к стебельку, напихали в стакан с водой; с небольшими изящными деревцами магнолии, которые с середины февраля по июнь сплошь покрытыми огромными бело-розовыми цветами, каждый величиной с котелок среднего размера; с травой, которую невозможно вытоптать, сколько по ней ни ходи; с ветром, от которого невозможно спрятаться, и который приносит воздух такой чистоты и свежести, что если он вдруг прекращается, то начинает казаться, что что-то не в порядке, что-то разладилось, скучно стало, что ли – в общем, всего и не расскажешь, лучше приезжайте и посмотрите сами.
Ну, так вот. Вначале все было просто прекрасно – природа, я имею в виду. Обычных житейских неприятностей всегда хватает, не о них речь.
Потом мне на глаза начали попадаться всякие маленькие человечки, и очень маленькие человечки с крылышками, и совсем не маленькие человечки, которые возникали ниоткуда, и иногда просто проходили мимо, а иногда пристально вглядывались в нас и точно так же в никуда исчезали.
Потом меня начали беспокоить во сне. Кто-то о чем-то меня просил – то ли с чем-то разобраться, то ли в чем-то помочь. Просили долго и настойчиво, и я никак не могла понять, в чем дело, пока мне не показали, как всё произошло.
Датчане – люди спокойные, серьезные, целеустремленные и рациональные. Свою жизнь они проводят в зарабатывании денег – только в рабочее время, поскольку личное время свято для каждого датчанина, в отдыхе – получении удовольствия от жизни, что, строго говоря и является основным занятием, и если позволяет возраст и темперамент – в развлечениях. Всем этим они занимаются серьезно и сосредоточенно, как и пристало серьезным людям. Они не будуть тратить свое время и силы на всякие неуловимые мимолетные движения и тихие ночные шепоты. К шести годам они уже твердо выучивают, что ничего “такого” быть не может, потому что не может быть никогда, и только в декабре месяце – такова старая традиция – все датчане украшают свой дом и сад скульптурками и всякими-разными изображениями нисов, которые в представлнии датчан являются чем-то средним между нашими домовыми и гномами, и зажигают свечки – на столах, в горшках с цветами и на подоконниках.
Согласно легенде нисы заселили Данию раньше людей, потом, когда сюда пришли люди, какое-то время жили рядом с ними, и постепенно куда-то исчезли. Согласно официальным данным последних нисов в Дании видели в 1741 году. Они жили у одной ведьмы и помогали ей работать в огороде.
Согласно традиции принято считать, что весь год нисы занимаются своими делами, а в декабре приходят к людям. Знаете почему? Хотите, расскажу?
В декабре месяце в Дании очень темно. В 4 часа дня уже сейчас, в середине ноября, темно, а в декабре темнеет еще раньше. Вот нисы и приходят поближе к людскому жилью – чтобы посветлее им было. Холод им не страшен, а вот света не хватает. И весь декабрь шутки шутят – то спрячут что-нибудь, то наоборот, что-то не то подсунут или еще что-нибудь натворят. И серьезные датчане в декабре месяце всей страной играют в нисов – делая вид, что понарошку, и серьезно в глубине души.
Вы поняли? Правильно! Это и были те самые маленькие человечки, которые пришли ко мне знакомиться первыми. Я-то ведь не датчанка и не знаю, чего это “такого” быть не может, потому что не может быть никогда! К тому же, пока я трижды в день гуляю со своими шестью собаками – по три за раз, причем все это время вокруг нас нет ни людей, ни машин, ни других собак, мне ведь надо куда-нибудь смотреть широко открытыми на мир глазами, которыми наградила меня моя мамочка!
Ну вот, опять. Собиралась написать историю не отвлекаясь, а вместо гладкого рассказа получается какой-то лингво-страноведческий словарь по Дании.
А вот дальше начинается совсем невеселая история, имеющая далеко не смешные последствия. И произошла эта история на том самом месте, на котором сейчас стоит дом, в котором я живу, в те давние-давние времена, когда вся Дания была покрыта дремучими лесами, и когда люди, называвшие себя викингами, дали этому месту название – Офферлунден, что означает – потаенное место в лесу, где стоит алтарь, и викинги приносят жертвы своим страшным, мудрым и жестоким богам.

III

Они – брат и сестра – были чужаками в поселке. Я не знаю, откуда они были родом, как попали в поселок и отчего умерли их родители. Она была красивой тоненькой темноволосой девушкой с пышными волосами, а он был сильным и ловким молодым мужчиной, хотя еще и не совсем взрослым.
Их дом стоял на краю поселка, несколько в стороне от других домов. Он был небольшим, но вполне надежным, и хорошо защищал от холода и непогоды.
Хотя жили они здесь уже довольно давно, все же они оставались в поселке чужаками. Особенно девушка – уж слишком отличалась она от местных жительниц, у которых волосы были прямыми и светлыми. Они не отталкивали ее, но и не слишком привечали.
А вот ее брата местные жительницы принимали с большим радушием – он был молодым, но таким быстрым, сильным и ловким! И так умел любить! Женщины были от него в полном восторге.
Сестра тоже кое-кому в поселке очень понравилась – на свою беду. Потому что понравилась она не просто кому-то, а самому хёвдингу, главе племени. Поэтому никто больше не смел обращать на нее внимание. И даже не это было самое плохое. А просто – не нравился он ей! Уж очень он ей не нравился.
Ее брат был высоким, стройным и гибким, как лиана. Он был веселым и любил смеяться. Хёвдинг был полной противоположностью ее брату, и значит, совершенно не был красив. К тому же, с ее точки зрения, он был недостаточно молод.
Хёвдинг был крепким, жилистым, широкоплечим мужчиной, при взгляде на которого как-то не верилось, что он тоже когда-то был молодым. К тому же, в отличие от ее брата, который никогда не задумывался о завтрашнем дне и о последствиях своих поступков, хёвдинг был очень умным – или хитрым? – и упорным и привык добиваться своей цели любыми средствами. Во всем поселке, а может быть, даже во всей округе не было человека, способного помешать ему осуществить свое намерение, если уж он что-нибудь решил.
Вот он-то как раз и обратил внимание на девушку и начал ее преследовать.
Сначала он попытался добиться ее расположения подарками и приторными улыбками – он не привык улыбаться, и улыбка не шла ему. Увидев, что так ему ничего не добиться, он начал понемногу ее притеснять – любыми доступными и недоступными ему способами, своими и чужими руками, потому что никто не смел не выполнить его желание.
Жить сестре с братом стало тяжелее, но она не сдавалась, хотя частенько подумывала об этом. В конце концов, не всегда женщины живут с теми, кто им нравится. Ничего в этом такого страшного нет, тем более, что неизвестно, на сколько времени хватит его интереса к ней. Но когда дело доходило до того, чтобы она каким-либо образом проявила свое согласие, ей становилось невыразимо противно, и она убегала. Брат понимал её и только смеялся. Он любил сестру и ничего не хотел заставлять ее делать.
Тогда хёвдинг разъярился. Ему не смели перечить! Его власть и авторитет – как ему казалось – поставили под угрозу! И кто?! Чужаки! Девчонка и ее брат, которые только его милостью и живут в поселке!
Чувства любви и нежности девушка у него уже не вызывала, но сломить ее стало его целью. И с присущей ему целеустремленностью он принялся ее добиваться.
Для начала он запретил им принимать участие в общих работах – отделил их от возможной помощи. Они не поняли этого и только смеялись. Брат был хорошим охотником, и проблем с питанием у них не возникало.
Через некоторое время он запретил ее брату продавать дичь в поселке. Они смеялись по-прежнему. Брат продолжал охотиться, а желающих купить у него дичь хватало и в соседних поселениях. Жить стало немного тяжелее, потому что девушка начала страдать от нехватки общения. Можно было бы совсем уйти из поселка, но они прожили здесь так долго, они всех здесь знали, здесь стоял их дом, и у ее брата было здесь так много подруг!.. Наверное, со временем все успокоится. Не может же так продолжаться вечно!
Потом хёвдинг вообще запретил ее брату появляться в поселке и днем, и ночью. Он больше не смел приходить домой даже ночевать.
Брат только смеялся – женщины его любили, а он любил их, он был по-прежнему удачлив на охоте, он приносил дичь – а женщины находили дом, чтобы он мог переночевать, чтобы он оставался в поселке, и чтобы хёвдинг не мог его найти. Женщины очень любили его. Он так умел любить!
А вот девушке пришлось хуже. Она осталась в доме совсем одна, и хёвдинг мог прийти к ней в первую же ночь. Или прямо днем. А его она уже ненавидела.
И она ушла жить на Офферлунден – на то самое, страшное, потаенное место в лесу, где стоял алтарь, и где викинги приносили жертвы своим мудрым, страшным и жестоким богам. Она решила посвятить себя им и ухаживать за этим местом. Здесь никто не смел ее тронуть! Опасно связываться с богами викингов!
Брат приносил ей еду, но даже он не осмеливался оставаться в этом месте надолго. Уходить из поселка им было уже поздно – она посвятила себя богам. Теперь она могла жить только здесь.
Жизнь, состоявшая из охоты, женщин и азартной игры с хёвдингом, заполняла молодого человека до краев. Никогда еще он не получал от жизни такого удовольствия, как в это время. Он любил охоту – и был удачливым охотником. Он любил женщин – и никогда еще не пользовался у них таким успехом. Женщины поселка готовы были сражаться за свою очередь спрятать его на ночь – у себя под одеялом, разумеется.
Что может быть сильнее азарта, когда ты молод, ловок и удачлив, а ставка в игре – твоя жизнь? Такова была его игра с хёвдингом. И только иногда темным пятном набегала мысль о судьбе его сестры – но он не привык задумываться о последствиях, поэтому в первую минуту его охватывало что-то вроде раскаяния, а во вторую – он выкидывал всё из головы.
Хёвдинг не зря был главой племени. Он умел думать, умел выжидать, умел принимать решения, и умел мстить. Он не спешил, но и не ослаблял внимания. И однажды брата девушки все-таки поймали.
За нарушение запрета не появляться в поселке, за нарушение запрета продавать в поселке дичь – доказательством послужила дичь, найденная в доме, за браконьерскую охоту в примыкающих к поселку лесах хёвдинг распорядился отрубить молодому человеку правую руку до локтя. И проследить, чтобы он покинул территорию поселка.
Истекающий кровью, почти теряющий сознание от боли, зажав обрубок руки какой-то тряпкой, он покинул территорию поселка и ушел в лес. Жители поселка молча смотрели ему вслед. О чем они думали?..

IY

Конечно, он пришел к сестре. Куда же ему было ещё идти?
Он пришел к ней и свалился, потеряв сознание, прямо но пороге ее шалаша.
Она посмотрела на него, поняла, что произошло, втащила его в шалаш и уложила на ветки, служившие ей постелью. Потом пошла в лес, чтобы найти растения, которые могут уменьшить боль и залечить рану, и долго стояла перед алтарем, вглядываясь в изображения богов, словно спрашивая, что же теперь делать, и о чем их теперь молить.
Так ничего и не придумав, она положила на алтарь часть найденных растений, словно принося богам жертву, плеснула немного воды и пошла заниматься делами.
Она согрела воды, обмыла брату лицо и руку вокруг раны, опасаясь приближаться к ней слишком близко, и размотала тряпку. От того, что она там увидела, ей стало дурно.
Она пересилила себя, очистила рану и приложила к ней измельченные растения. Потом снова замотала руку чистой полоской материи. Всё это время он пролежал без сознания. Теперь можно было приводить его в чувство.
Что она чувствовала? – Наверное, правильнее всего будет сказать, что ничего. Полное опустошение. Ненависти не осталось – на нее не хватало сил. Упрекать себя в глупости и упрямстве – поздно, да и не имеет смысла. Могла бы – поступила бы по-другому. Надо было во-время настоять и уйти жить в другое место – помешала любовь к брату. И вот что в результате получилось.
Осталась опустошенность и работа, потому что за раненым необходимо было ухаживать.
Они так и остались жить вдвоем в шалаше, стоявшем на Офферлундене. Рука постепенно зажила, и он помог сестре укрепить и подправить шалаш – предстояла зима – хотя поставить настоящий дом у них не хватало сил. Жители поселка им не помогали.
Нет, отчасти помогали, конечно, потому что теперь намного чаще и обильнее стали “жертвоприношения”. Под этим предлогом люди стали приносить еду, одежду, домашнюю утварь – то, что дома не было нужно, а они могли бы использовать.
Викинги не были злыми людьми. Наоборот, жизнь, которую они вели, и природа приучили их к тому, что в нужный момент необходимо сплачиваться и поддерживать друг друга – без лишних разговоров и без ожидания благодарности. К тому же в какой-то степени все они испытывали угрызения совести. Молодые люди не сделали жителям поселка ничего плохого, наоборот, они жили вместе с ними, вместе росли, вместе работали и вместе отдыхали. А теперь вот так получилось…
Молодой человек понемногу оправился, хотя прежняя веселость к нему уже так никогда больше и не вернулась. Он снова начал охотиться, хотя с одной левой рукой у него получалось намного хуже.
С женщинами у него тоже разладилось. Нет, он любил их по-прежнему, может быть, даже сильнее – он становился взрослым и начинал многое чувствовать по-другому. Но уж слишком хорошо они помнили его таким, каким он был раньше, до того, как стал одноруким калекой, тогда, когда у него были две сильные ласковые руки и смеющиеся карие глаза.
Теперь даже мясо, которое он все-таки иногда приносил с охоты, не всегда помогало ему найти женщину, согласную взять его к себе в постель.
А потом пришла осень, и зима, и похолодало, и наступило темное время года.
Дни стали совсем короткими, зато ночи казались бесконечными. Теплой одежды у ни у нее, ни у него не было, далеко уходить на охоту он не решался. Они голодали.
От постоянного недоедания становилось еще холоднее. Они старались собрать днем побольше веток и заготовить побольше топлива, чтобы надольше хватило, потому что неизвестно, какая погода будет завтра и послезавтра. К тому же хижина – не дом, из нее тепло уходит быстро. А вот удержать в ней тепло почти невозможно.
Рука постоянно ныла.
Только во сне они забывали свои печали, голод и холод. Они спали, тесно прижавшись друг к другу, согревая друг друга своим теплом и дыханием. И они старались побольше спать.
Так это и произошло. Во сне.
Мы не вольны над своими снами. Иногда и нам сняться эротические сны. Одной долгой зимней ночью такой сон приснился и ему.
Она спала, повернувшись к нему спиной и тесно прижавшись, потому что в шалаше было уже довольно холодно. Он спал, обняв ее и тесно прижав к себе, потому что тоже уже начал подмерзать. В то же время оба они старались свернуться клубочком, чтобы сберечь тепло.
Он вдыхал запах ее волос, ощущал ее тепло, чувствовал все её упругое девичье тело. И он спал. Во сне он почувствовал ее грудь – и ему тут же приснилось что-то эротическое. Так же, не просыпаясь, он начал ее ласкать.
Она тоже уже не была ребенком, и ласки мужчины не могли оставить ее спокойной. Она тоже мучалась в одиночестве.
Ей тоже тут же начало сниться что-то эротическое, она прижалась к нему еще теснее и, тоже не просыпаясь, стала гладить руку, ласкавшую ее грудь.
Они ласкали друг друга все сильнее, захваченые прекрасным сном, его рука опускалась все ниже, лаская ее и одновременно освобождая от одежды, она помогала ему, впервые познавая мужское тело вблизи.
Не зря его любили женщины. Он и в самом деле был прекрасным любовником – ласковым, нежным, умелым и настойчивым. Он делал все, что только могла захотеть женщина, и именно в тот момент, когда она этого хотела.
В общем, когда они, наконец, окончательно вырвались из власти сна, и поняли, что произошло, было уже слишком поздно. Преступление свершилось.
В ужасе смотрели они друг на друга – брат с сестрой, невольные любовники, совершившие двойное святотатство на священном месте – на Офферлундене.


Y

Знаете, те существа, которых мы называем богами, на самом деле совершенно не нуждаются в том, чтобы люди им служили, так же как и в том, чтобы люди приносили им жертвы. Это сами люди всячески стараются привлечь к себе их внимание и урвать себе кусочек одеяла получше.
Но все дело в том, что если уж человек и в самом деле посвящает себя служению богам – или богу – то он действительно связывает себя с ним определенными обязательствами. И нарушение им определенных правил вызывает сильную негативную ответную реакцию. Это происходит потому, что существо, которое мы называем богом, с которым этот человек связал себя добровольными узами, начинает испытывать чувство, которое можно определить как неудобство/беспокойство, и которое может доходить до сильнейших болевых ощущений в зависимости от тяжести проступка.
Святотатство, совершенное на Офферлундене братом с сестрой, пусть даже не по своей злой воле, вызвало у богов, алтарь которых был осквернен, чувство невыносимой боли, как бывает, если, например, случайно сунуть руку в огонь. Только здесь боль жгла все тело – и снаружи и внутри. Если у них есть отдельно душа, значит горела и она тоже – они дали мне это почувствовать. Потому что в тот момент я была с ними одним существом и испытывала ту же боль.
Не важно, что с тех пор у нас прошло много веков – для них время течет по-другому. Для них это было вчера, только что, сейчас. Боль жгла не ослабевая.
В моих ушах звучали их голоса, спрашивающие меня: “Что делать?.. Что делать?.. Что делать?.. ЧТО ДЕЛАТЬ?”
Почему они спрашивали меня? Потом они объяснили и это. Но об этом как-нибудь в другой раз.
А сейчас они спрашивали меня – “ЧТО ДЕЛАТЬ?” – и требовали ответа на свой вопрос.
Боль жгла невыносимо. И я закричала:
– Жгите! Жгите всё! Жгите, чтобы не осталось и следа от совершивших это преступление!
Конечно, я не имела в виду парня с девушкой, которые и так пострадали ни за что, и у которых и так жизнь оказалась искалеченой. Впрочем, не знаю, что с ними случилось потом. Может быть потом все изменилось и наладилось. Хотя сомневаюсь.
Я имела в виду хёвдинга, из-за амбиций которого и произошло святотатство.
Не знаю, насколько они меня поняли, и не просто ли сном было всё это.
С чем-то, похожим на вздох облегчения и успокоенности, меня отпустили. Боль тоже исчезла, как не бывала.
Еще не вполне оправившись от увиденного и пережитого, я встала и пошла в ванную. Под теплым душем начала понемногу приходить в себя. И тут меня ожидало следующее потрясение.
Здесь я снова должна ненадолго отвлечься.
Дело в том, что одна стена моей спальни как раз и выходит на то самое поле, где больше ничего нет. В спальне две двери: левая – в общие жилые комнаты, собственно в дом, правая – в мою любимую ванную/туалет с подогреваемым полом. Несмотря на сугубо утилитарное назначение, в этой комнате всегда какая-то особая атмосфера. В соседнем туалете, примыкающем к моему со внутренней части дома, несмотря на подогреваемый пол нет ничего похожего.
Как вы уже поняли, именно правая стена моей спальни и, соответственно, ванной комнаты выходит на поле. Когда-то давным-давно, когда это место начали называть Офферлунден, если верить тому, что мне показали, именно здесь, занимая часть спальни, часть ванной комнаты и двумя третями выходя за стену дома, располагался большой плоский камень, служивший алтарем, на котором викинги и приносили свои жертвы богам.
Стены моей ванной комнаты выложены темно-желтой плиткой с коричневыми прожилками – под мрамор.
Так вот. Когда в то утро я встала под теплый душ и начала понемногу приходить в себя, стоя спиной к льющемуся потоку воды, на одной из плиток, прямо на моих глазах, темные прожилки стали менять свои места, сдвигаться, и в конце концов образовали лицо – мужское, не вполне человеческое, но очень приятное, чуть грустное, в очках, с поврежденным и закрытым левым глазом. Если хотите, могу прислать фотографию.
Кстати, а вы знаете, что Один, верховный бог викингов, был слеп на один глаз? Он отдал его в уплату за искусство письма.
Как всегда, я не поверила своим глазам, и прорисовала лицо фломастером прямо по темным линиям.
На следующий день на плитке появились полутени, подтверждающие структуру лица.
А через пару дней я пошла к своему зубному врачу. Он работает у нас, в свенстропской клинике. Вообще-то он очень милый молодой человек, но на этот раз он был явно не в себе. Я спросила его, в чем дело.
Он ответил, что только что приехал с опознания. Два дня тому назад здесь, недалеко, в Свенстропе, среди бела дня сгорел дом. Сгорел полностью. Остановить пожар не удалось. Причину пожара установить не удалось. Сгорела молодая девушка. Её он и ездил опознавать – по зубам.
Совпадение? – Может быть. Только я потом узнала, что по статистике частоты возникновения пожаров тот Свенстроп, в котором я живу, намного опережает все остальные районы Дании.
Вот такая у нас жизнь, в нашем сонно-стерильном тихом омуте.

26.11.2002