Двадцать часов

    «Двадцать часов. Всего лишь…».
    Не могу точно сказать, откуда появилась эта мысль. Я сидел в фойе одного из кинотеатров на окраине Москвы, потягивал пиво из высокого стакана и разглядывал бушующий внизу город, когда подумал о том, что осталось двадцать часов. Точнее, даже, не подумал – просто, внезапно, вспыхнула на мгновение в голове мысль и тут же погасла, как неоновая надпись над доживающей свой век мелкоформатной забегаловкой. До чего именно оставалось двадцать часов, и какое это имеет отношение к сегодняшнему вечеру, я не имел ни малейшего понятия, но, отчего-то, меня моментально охватило беспокойство, спустя несколько минут, переросшее в раздражение. Я не мог понять, что это означает, и, мало того, с трудом вспоминал то, о чем думал за мгновение до этого момента.
    Я уставился в окно и принялся разглядывать огни проносящихся машин, суетящуюся молодежь перед входом и сумрачное осеннее небо, но беспокойство не проходило. Тогда я решил заказать джина с тоником, но, поймав, практически за руку, официантку, передумал и заказал виски с колой и сэндвич. Я уже почти заставил себя успокоиться, когда, после первого глотка терпкого коктейля, зазвонил телефон.
- Привет, - сказал я, разглядев-таки в полутьме номер на определителе.
- Привет. – эхом раздалось в трубке.
    Последовавшие несколько секунд тишины, дали мне возможность потушить сигарету и сделать еще один глоток.
- Что делаешь?
- Сижу в кафе, пью виски.
- М-м-м… Один?
- А что?
- Слушай, ты же сама этого хотела, - сказал я, не выдержав очередной «минуты молчания». Я старался, чтобы мой голос не выглядел усталым, но получилось не особо убедительно.
- Значит, ты решил? – спросила она.
- Извини, но я не намерен дальше жить с твоей депрессией. У меня хватает поводов для собственной. Наши отношения – игра в одни ворота, и если я не могу ничего с этим поделать, то, может, удастся кому-нибудь еще.
- Поделать с чем?
- Я не могу до бесконечности просить тебя оставаться. Я решил уйти сам. – я сделал еще один глоток.
- Но…, ты не понимаешь…, - начала она, но я не дал ей договорить:
- Я не хочу сейчас ни о чем говорить, тем более по телефону.
    Снова тишина, еще один глоток.
- Пока. – послышалось наконец в трубке.
- Пока, - ответил я и постарался, как можно быстрей, выключить телефон, но все же успел зацепить несколько коротких гудков.
    Понаблюдав еще немного за происходящим на улице, я опомнился и взглянул на часы. Тут же, как по команде, сзади послышалось:
- Только не говори, что уже напился!
- Да, я и сам удивляюсь – как это, я еще трезв? – ответил я, оборачиваясь, и укоризненно посмотрел на часы. Моя спутница опоздала на четверть часа.
    Она виновато улыбнулась, ослепительно, как всегда у нее это получалось, и кивнула в сторону кинозала, куда уже подтягивался народ из фойе:
- Пойдем, сейчас начнется.
    Мы прошли в первый ряд и, усевшись, завели самый обычный бестолковый разговор. По каким-то, мало понятным мне причинам, она обожала первый ряд. Это меня особо не напрягало, и стало совершенно не важно, когда начался фильм.
    На экране кто-то долго разговаривал по телефону, потом стрелял, затем бегал и снова разговаривал по телефону. Лица некоторых актеров показались знакомыми, но в сюжет я даже не пытался вникнуть. На протяжении часа просмотра меня не покидала мысль, настолько плотно засевшая, что казалось, некто выгравировал ее в моем мозгу – «Двадцать часов».
    Что это могло означать? Может, я назначил какую-то встречу и напрочь забыл об этом? Может, через двадцать, нет, уже девятнадцать часов меня собьет машина? Нет, это слишком… Чертовщина. Или, это период инкубации?
    Я невольно, с сомнением посмотрел на свою подругу. Та, восприняв мой взгляд по- своему, положила голову мне на плечо и глубоко вздохнула. Ей не нужно было от жизни ни черта, и на протяжении нашего многолетнего знакомства ни у кого из нас не возникало желание посвящать друг друга в личную жизнь. Но, вместе с тем, она была аккуратна, и меня это вполне устраивало, когда в жизни выпадали периоды, вроде нынешнего.
    Я сидел, глазел в окно, пил пиво…, и что? Что я увидел или о чем подумал перед этим? Так, а если по порядку: я сажусь за столик возле окна; дожидаясь своего пива, изучаю входные билеты; пью пиво; закуриваю; смотрю в окно. Машины, люди перед входом, люди у подземного перехода… Все двигается, мельтешит…, хотя, я еще и на небо смотрел – тяжелое и сумрачное… Но, думал-то о чем!!?
    Да, не о чем не думал! Просто, сидел и ждал!
    Нет, так не бывает, люди всегда о чем-то думают, пусть даже и рассеянно.
    Дались тебе эти двадцать часов?…
    Да, дались!!!
    Еще раз. Я поднимаюсь на второй этаж, иду в туалет. Там какой-то ублюдок матерится по телефону и плюет себе под ноги, в кабинке зеленым маркером написано: «С легким паром». Какому, интересно, идиоту пришло в голову написать это в сортире? Мою руки, выхожу, подхожу к стойке, заказываю Хольстен, бармен кивает. Прохожу мимо бородатого верзилы в кожаной жилетке, минуя двух развеселых студенток в одинаковых белых кофточках, с одинаковыми коктейлями в руках, сажусь за свободный столик возле окна, подвигаю к себе прозрачную стеклянную пепельницу, закуриваю, смотрю на часы: 23-44. Время навалом. Достаю билеты, разглядываю их. Официантка приносит пиво, я тут же расплачиваюсь. Она уходит. Я думаю о том, что неплохо было бы заказать каких-нибудь орехов, но остаюсь на месте. Делаю большой глоток, затягиваюсь сигаретой, вытягиваю ноги под столом и расслабляюсь. Смотрю на тяжелое темное небо, ни одной звезды, все затянуто ровным серым ковром облаков. Перевожу взгляд вниз, лениво слежу за перемещением габаритных огней и человеческих фигур. У входа галдят четверо парней в спортивных куртках. Поодаль стоит девица в кожаном плаще и нервно курит. Еще одна в бежевой ветровке, видимо ее подруга, яростно накручивает диск таксофона. Снова наблюдаю за потоком машин и…, «ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ».
    Нет, так не получится!
- Я сейчас, - сказал я, поворачиваясь к подруге и приподнимая плечом ее голову.
    Выйдя из зала, я сделал глубокий вдох и направился к тому же столику. Он оказался не занят, и сев на прежнее место, я попытался воспроизвести картину. Пытался до тех пор, пока не услышал за спиной:
- Тебе не нравится фильм?
- Не особо…
- Тогда, давай уедем отсюда.
- Давай, - сказал я вставая.
- Ты в порядке? – спросила подруга, изучая мое лицо.
- Да. А что? – спросил я.
- Ничего. Просто, я впервые вижу тебя таким.
- Каким?
- Настороженным…, - ответила она, и, подбирая слова, продолжила: - У тебя что, проблемы?
- Вроде, нет.
- Тогда расслабься! Пойдем в какое-нибудь заведение повеселее! – выпалила она и схватила меня за ягодицу.
   «И, правда, чего это я вдруг так загрузился?» – подумал я, спускаясь по лестнице холл.

    Утро началось с монотонного жужжания теледиктора и жесткого солнечного света, бьющего сквозь веки прямо в мозг. Некоторое время я пытался бороться с восприятием первого и второго, но вскоре сдался и открыл глаза.
    Первым что я увидел - была женская грудь. Самая обычная будничная часть молодого женского организма в лучах утреннего солнца, размеренно опускающаяся и поднимающаяся. Что может быть естественней и умиротворенней подобного вида утром?
    Какое-то время, я просто лежал и тупо наблюдал за ее плавным движением, до тех пор, пока не начала возвращаться память. Я слегка поднял голову – моя вчерашняя спутница мирно посапывала полностью игнорируя телевизионный шум. Происходившее накануне вспоминалось с трудом: мы зашли в какое-то заведение, где было много музыки и алкоголя, об остальном достоверно сказать было нельзя. Чем сильней я напрягал память, тем меньше мог сказать о прошедшей ночи, припоминались лишь Чистые пруды, при чем с довольно странного ракурса, будто я находился в воде. В остальном - сплошная статика. Давно мне не доводилось так напиваться.
    Полежав еще минуту, я все-таки заставил себя подняться и, аккуратно перешагнув через подругу и, отыскав основные элементы своей одежды, побрел в ванную. Джинсы, к стати, оказались сухими, так что про Чистые пруды мне, видимо, приснилось. По дороге, я выключил работавший всю ночь телевизор и включил радио на музыкальном центре.
    Умывшись под тихий и ненавязчивый джаз, я уже было собрался возвращаться в комнату, но ощупав подбородок захотел еще и побриться. Щетина меня обычно не напрягала, но иногда очень хотелось побриться, и в этот раз произошло именно так. Открыв навесной шкаф, я непроизвольно улыбнулся – оставленный мной полгода назад станок, лежал на том же самом месте, куда я его и положил. «День определенно начинается со странных вещей» - подумал я, намылил лицо.
    Когда я закончил и вышел из ванной, подруга уже успела проснуться и, накинув голубой халат, суетилась на кухне, подпевая Брюсу Спрингстену, на очень неплохом английском.
- Привет, - сказала она, увидев мою фигуру в проходе, оглядев меня, добавила: - Отыскал свою бритву?
- Ага. Даже странно, что лезвие еще не затупилось.
- Ты завтракать будешь?
- А, чего есть?
- Чего сделаешь, то и будет. Чайник вскипел, кофе на полке, хлеб перед тобой, все остальное в холодильнике. Я пошла в ванную.
- Нормально…, - удрученно произнес я.
- А ты что думал, в сказку попал? Фига! Кромсай бутеры, пока я еще терплю твою гнусную ухмылку. – сказала она улыбаясь исподлобья, и проходя в сторону ванной, ткнула меня пальцем в живот.
- Нет, я точно утоплю тебя в ванне. – ответил я и направился за ней следом.
    Она юркнула в ванную и закрыла дверь. Я подошел к окну, и какое-то время смотрел на пустынный двор, посыпаемый мелким колючим снегом, после чего, все же, открыл холодильник.
    Позавтракав и выпив вместе с ней кофе, я начал прикидывать, как провести предстоящий день, когда зазвонил мой телефон. Один старый знакомый, из тех, кого с кем приятно поболтать, но постоянно не хватает на это времени, просил встретиться. Не имея определенных планов на предстоящий день, я согласился и через полтора часа уже входил в фойе «Атриума».
- Знаешь, я и не подумал бы никогда лететь в Японию, если бы не Дина. – произнес мой товарищ, после традиционного пятнадцатиминутного обмена стандартными фразами.
- Что, никак в себя не придешь? – поинтересовался я.
- Думаю о ней постоянно. Работы по горло, только сконцентрироваться попытаюсь, она пройдет рядом и все. В голове сплошной дым, сижу и не понимаю ничего.
- Со временем поймешь, или привыкнешь. – сказал я, и глотнул раскаленного кофе.
- В том то и пакость – чем больше понимаю, тем хреновей становится… В общем, я решил в командировку смотаться, обстановку сменить. Благо, возможность есть, а то сам по себе я туда не скоро попасть смогу.
- А почему Япония? – спросил я.
- А почему бы и нет? – ответил мой знакомый, - В Европе я не раз уже бывал, хочется посмотреть на что-нибудь еще. Расскажи мне как там?
- Ну, в Токио смотреть ни на что времени особо не будет. Это огромный суетной город. Постоянно напряженный.
- А Нагано?
- Там по другому. Быт более приземленный, и моря там нет.
- Нет моря? - переспросил мой собеседник.
- Ну да, нет моря. А ты думал – раз Япония, значит вокруг вода? – я рассмеялся и допил ароматное содержимое микроскопической чашки, которую тут же подхватила одна из официанток, и поинтересовалась, не желаем ли мы чего-нибудь еще.
- Два коньяка и лимон, пожалуйста. – отреагировал товарищ и, посмотрев на мое недовольное лицо, добавил:
- Давай мой последний день в Москве отметим.
- Слушай, я вчера немного перебрал…, - попытался было я, но он не сдавался.
- Подумаешь посидим немного, у меня и самого особо времени нет… А еще чего расскажешь?
- Так, за пять минут ничего не рассказать, тем более, что я сейчас не в лучшей форме для рассказов, - отмахнулся я и достал блокнот. – Вот тебе телефон в Токио. Это мой хороший знакомый, зовут его Такия. По всем вопросам можешь смело к нему обращаться, русским он владеет. Я думаю, он будет даже рад, если ты заедешь к нему в Хаконэ и за бутылкой бренди, которым он тебя уж точно угостит, расскажешь ему о том, как сейчас в Москве.
- Интересуется Россией?
- Работа у него такая, что требует много чем интересоваться. Он пишет статьи для одного из популярных местных журналов, и иногда для себя кое-что.
- Спасибо. Я как раз и хотел узнать, не остались ли у тебя там связи? – произнес он и, аккуратно сложив, убрал мой листок в бумажник.
- Не за что…, - ответил я, и мы, молча чокнувшись, проглотили коньяк. Мой желудок был явно удивлен такой наглости со стороны своего владельца, но безропотно принял обжигающую жидкость.
- А ты там не скучал? – спросил он, после долгой паузы.
- Бывало…
- Я имел в виду, по дому?
- Дом у меня обычный панельный монстр, в котором на половине этажей нет света, с частенько неработающим лифтом и вечно заблеванным парадняком. С чего бы мне по нему скучать? – ответил я, проглатывая лимонную дольку.
- Нет, я серьезно.
- Серьезно, если будет совсем хреново, слетай на пару дней на Хакайдо. Этот остров как будто специально для депресняков создан. Я бы сказал, это самое русское из всех японских мест.
- А из Москвы до Токио, сколько по времени?
- Часов десять.
- Значит, туда и обратно – двадцать часов. Ладно, что поделать, хоть я и не люблю самолетов, но думаю, двадцать часов в год вытерплю… Ей, чего с тобой? – он озабоченно произнес последнюю фразу и, перегнувшись через столик, спросил: - Чего плохо?
    Это было уже слишком. Мне уже почти полностью удалось забыть это словосочетание, как вдруг оно неожиданно всплыло в беседе. Конечно, в жизни бывают еще и не такие совпадения, но когда речь идет о настолько странных вещах, игнорировать это невозможно.
    Я тут же попрощался с приятелем и как можно быстрей покинул здание Атриума. Несколько часов подряд я бесцельно бродил по замерзшей Москве, до тех пор, пока сам окончательно не замерз. Зайдя в первый попавшийся бар на Садово-Каретной, я заказал двойной кофе и плитку горького шоколада. Дожидаясь заказа, я успел согреться и, расслабившись под тихий вокал Криса Ри, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
    Все было бесполезно. За время своей прогулки я переворошил в памяти все, что могло быть связано с числом двадцать. Ничего…
    Я посмотрел на часы – 19:07. Оставалось пятьдесят три минуты. Так или иначе, скоро станет ясно, значило ли это хоть что-то, или я слишком много в последнее время нервничал.
    Криса Ри сменил Брюс Спрингстен, и я вспомнил свою вчерашнюю спутницу. Насколько, все-таки, спонтанна порой бывает жизнь. Мог бы я позавчера подумать, о том, что сутки спустя расстанусь с человеком, прожившим рядом со мной последние пол года? Или, сидя в кафе кинотеатра, пришло бы мне в голову, что возникшая мысль способна будет преследовать на протяжении всего следующего дня? Или, какова была вероятность того, что человек, который всегда был образцом самообладания и здоровой критики, станет скрываться от химер своего прошлого в Японии?
    То же самое я мог бы сказать и про следующие несколько дней. До конца отпуска оставалось еще три, и я не имел ни малейшего представления о том, как их провести. Прежде всего, надо было заглянуть домой и убраться. Она наверняка уже давно собрала свои вещи и ушла, но, может быть, и нет. Я не хотел с ней расставаться, но некоторые вещи приходится делать независимо от того, хочешь ты этого или нет. Иначе, будет только хуже.
    Я добрался до Измайлова в начале девятого. Двадцать часов уже истекли, но со мной ничего не произошло. Пропало беспокойство по этому поводу, и я обычным путем, без всяких происшествий, добрался до своей квартиры на 15-ой Парковой. Мой район, в целом, мне нравился, он была одна особенность, которая меня всегда бесила – парк, конечно штука неплохая, но к чему было называть в его честь целых пятнадцать улиц?

    В квартире было холодно из-за открытой балконной двери, через которую внутрь влетали мелкие снежинки и тут же исчезали, растворяясь на ковре. Свет горел только в ванной.
    «Так вот куда ты пыталась уйти…» - подумал я, а может, сказал вслух…
    Она выглядела как обычно, немного устало и бледна. Словно просто села на пол передохнуть, пока в стиральной машинке крутится белье, и задремала.
    Уже зная результат, я дотронулся до ее шеи – пульса не было. Неосознанно я поднял с пола подаренный мне друзьями на восемнадцатилетие охотничий нож, полотенцем стер с него следы крови, положил его на край ванны и опустился на пол.
    Я ничего не чувствовал. Не знаю точно, сколько времени я просидел, прислонившись спиной к теплой поверхности ванны, и плакал, пока в квартиру не зашел кто-то из соседей, обеспокоенный тем, что долгое время открыта входная дверь. В тот момент я хотел себя ненавидеть за то, что за все это время я так и не понял, какую роль играл в ее жизни. Я так и не понял, что значило для нее уйти. Но, я ничего не чувствовал и это было невыносимо.

    Может ли кто-нибудь сказать наверняка, что может произойти с человеком через двадцать часов в огромном городе, где под тяжелым пасмурным небом хаотично мельтешат люди и машины, нервно курят возле кинотеатров загадочные особы в плащах, а кто-то спокойно дожидается подругу, сидя за столиком в кафе?