Предел

Предел

Дома у меня висит одна картина.
Всего одна.
Только одна картина.
Это аллея, уходящая в осень. В общем-то, незамысловатый сюжет. Но я люблю сидеть вечерами у камина (особенно, когда на море шторм), не спеша курить трубку и смотреть в бесконечность дороги, следуя за призрачным силуэтом куда-то за пределы. Там, снаружи, гулко ухают волны, многотонной тяжестью обрушиваясь на скалы. Иногда взлохмаченные порывы ветра, откидывая легкий тюль, обдают лицо солеными брызгами моря. А кажется, что это где-то там, за пределами, море не в силах смириться с назначенными ему границами. Оно зовет. Нет, настойчиво требует тебя, чтобы принять в свои объятья, открыв все тайны мира, но дразня лишь смутными намеками на свое присутствие. И ты всей душой стремишься к нему, но натыкаешься на незримую преграду и в бессильном отчаянии отступаешь. Однако что-то вновь и вновь с каким-то нечеловеческим упорством заставляет возвращаться назад, продолжая истязать тебя. И ты понимаешь, что ты заложник моря, и оно никогда тебя не отпустит…

…Мазок. – Волна.
Взмах кистью. – Мазок. – Еще волна.
Кисть ломается. Краска небрежно рвет девственность холста.
Нет, не получается. Чего-то не хватает (с досадой). Что-то ускользает от взгляда. Но что?.. что… (мучительно)
Все. Хватит! Надоело! (раздраженно)
Все к черту! (небрежно отбрасывает кисти в обреченный холст. Делает движение в сторону, чтобы уйти, но останавливается)
А как же самолюбие? Ты же великий художник. Помниться твои картины на аукционах продавались за тысячи долларов. Музеи с мировыми именами готовы были разориться, чтобы иметь в своей коллекции хотя бы одну из них! Никто из Великих художников при жизни не был удостоен такой чести. (Голос звучит ехидно, вкрадчиво, рождаясь откуда-то изнутри)
Боже, какие пустые бездарные картины я писал. (воспоминание мучительно, причиняет почти физическую боль) И однажды утром я собрал их все и пачками стал выкидывать в окно, смеясь над испуганным недоумением прохожих. Наверно, они решили, что я сошел с ума. А я всего лишь избавился от ненужного хлама. (с облегчением, радостно, освобождаясь от боли)
Великий художник (насмешливо, с налетом легкой иронии).
Ха-ха-ха!
Да, ты действительно велик (с иронией).
Настолько велик, что не в силах отобразить на холсте какой-то жалкий клочок моря (в бессильном раздражении). Что-то внутри останавливает руку, уже взявшую кисть и готовую писать. Что-то важное не может найти выход из глубин подсознания. А может быть все бессмысленно? (бессильно)
Но нет. Не правда. (внутренне протестуя)
Что-то ведь есть. Должен же быть во всем этом хоть какой-то смысл. (как бы убеждая самого себя)
Помню, однажды какой-то старик, непонятно откуда взявшийся в этом необитаемом, заброшенном уголке мира, сказал мне, что море – отражение Вселенной. А Вселенная не может быть бессмысленной. (с надеждой, ищущей поддержку)
Но где же Истина? Где путь к ней?
Господи, подскажи…

…Я увидел ее в каком-то из многочисленных музеев мира. Казалось, он вынырнул из потаенных глубин времени, без имени, без прошлого, материализовавшись из воздуха, а может быть из параллельных миров.
Она висела в каком-то дальнем закоулке бесчисленных коридоров (куда давно уже не заглядывали посетители) на обветшалой стене, с которой кусками отваливалась штукатурка, так что был виден стареющий, крошащийся кирпич. В одном месте стена дала трещину, и через нее из внешнего мира заглядывало Солнце, разрезая холод и полумрак средневековых стен ярким столпом света, в котором, кружась, переливалась вековая пыль. Бескрайние поля наполняли воздух ароматом летних трав и стрекотом кузнечиков. Небо, звенящее жаворонком, щемило сердце пронзительной голубизной. Вьюнок, гибкий и упрямый, цепляясь за выступы в стене и въедаясь в мельчайшие трещины, стремился вверх, как бы утверждая силу жизни над смертью.
Жизнь радостно кипела и звала в свои объятия.
Однако картина тоже жила, но какой-то своей странной, другой, жизнью. Потертая, местами облупившаяся, но живая.
Она дышала.
Я почувствовал пряную свежесть опавших листьев. Шелест листвы мягко накрыл меня волной и растворился в пустоте коридоров. Кленовый лист, скользя, чуть тронув мои волосы, кругами, чтобы продлить полет упал к моим ногам. Я взял его в руку и всем своим существом ощутил ту, другую, жизнь. Она была величественна и непостижима. Она тянула к себе намного сильнее, чем та, что пробивалась сквозь щель. Сама Вселенная заключалась в этом маленьком листе. И хотя прошло уже много лет, время его ничуть не тронуло, и он также пахнет свежестью осеннего леса, а я нисколько не приблизился к разгадке его тайны…

… Но что это там? (напряженно всматривается в даль. По кромке воды, не оставляя следов, приближалась чуть размытая фигура в длинной светлой тоге)
То ли мужчина, то ли женщина. А может быть призрак. Откуда он (или она?) здесь, в этом безлюдном краю.
Подходит ближе.
Женщина. (удивленно)
Но какая прозрачная, невесомая, будто скользит по воздуху. (начинает сомневаться)
- Кто ты?
- Твое отражение. (Голос неизвестной на всем протяжении разговора мягкий, ровный, спокойный. Звук не сфокусирован в одной точке, а рождается как бы сразу ото всюду, наполняя собой все пространство и делая горы, море, пляж более объемными)
- Ты? (насмешливо и в то же время настороженно)
- Ты звал меня, искал. Почему же смеешься сейчас?
- Но ты – женщина, а я – мужчина. Как же ты можешь быть моим отражением? (в растерянном недоумении)
- Загляни в себя. И увидишь отражение противоположного.
- Кто же тогда я?
- Ты отражение мое. Ты другое другого. Но вместе мы одно.
- Почему я не знал тебя раньше?
- Ты не был готов видеть и слышать.
- Зачем ты сейчас?
- Научить тебя.
- Чему?
- Тому о чем ты просил. Пойдем со мной. Вспомнив себя, ты поймешь.
- Я умру?
- Нет.
- Я вернусь?
- Если захочешь…

…Когда-то я был Вечностью…
Я был морем и небом, уходящими в бесконечность горизонта.
Я был рассветом, растворяющимся в розовой неге пуховой постели облаков.
Я был закатом, пылающим страстными маками по девственной скатерти небосвода.

Мое дыхание было дыханием ветра.
Моя музыка – пением птиц в утреннем пробуждении и одинокой скрипкой сверчка в молчании звездного неба.
Моя душа – Бесконечностью Вселенной.
Мой разум – Великой Пустотой.

Я не знал чувств и страсти. Я не знал порока и добродетели.
И тогда я родил Мужчину. – И стал Мужчиной.
Я родил Женщину. – И стал Женщиной.
Я стал двумя половинами целого.

Я испытал Ненависть и понял, что значит Любовь.
Я познал Боль и Страдания и понял, что значит Счастье.
Я видел Жестокость и понял, что есть Милосердие.
Я предавался Пороку и понял, что есть Чистота Духа.
Я понял, что Мудрость в равновесии.

Я издевался над своим телом, издевался над своей душой.
Я спускался на самое дно ада. И следил за своим падением, как монах-созерцатель наблюдает за движением своей души. Я испытывал себя на прочность.
Я видел множество масок зла, прикрывающегося добродетелью. И узнал его. – Я сам был злом.

Я был Демоном.
Я был Ангелом.
И понял, что труднее быть Человеком, ибо он носит в себе обоих и в его власти создавать новых Демонов или новых Ангелов. Я сделал свой выбор.
Но Память, покинувшая меня, продолжала терзать, прячась в тумане Забвения. Осталась лишь Тоска по чему-то потерянному где-то за пеленою веков.
И тогда я сделался безумным, презревшем законы тяготения, чтобы в грохоте городов услышать голос Вселенной. Я стал монахом, слушающим тишину, среди бурлящей суетой толпы и остановил Время.
Я услышал шум моря и почувствовал соленный запах бриза.
Рухнули барьеры Памяти…

…Взмах кистью. Мазок. Волна – Грудь моря вздымается, во вдохе вбирая в себя мелкие ракушки и камешки.
Мазок. Еще волна. – Грудь моря опускается, расслабленно растекаясь вглубь берега. (Движения кистью мягкие, вдумчивые, но в то же время легкие, в такт движения моря)
Я пишу лишь море. Теперь я слышу его музыку, вижу его цвета. Для меня больше не существует границ. Я постигаю море. Я постигаю Вечность.
Море!
Вечное и непостоянное.
Море, ты никогда не бываешь одинаковым. Мгновение – и ты уже другое и никогда не будешь таким же, как секунду назад.
То ты вылизываешь, как собака своих щенков, прибрежный песок. То с яростной ненавистью обрушиваешься на берег, ломая его линию. То ты дымчато-голубое, задумавшееся о чем-то своем, далеком. То ты озорное, бирюзово-зеленое, как лукавый сорванец, приглашающий поиграть в прятки. То уставшее и седое, как глубокий старик, глухо кашляющий в ночи и как бы жалующийся на свое одиночество. То неукротимое, проступающее чернотой, как дикая кобылица, вставшая на дыбы.
И все же ты всегда останешься морем. Ты всегда будешь называться морем.
Море, ты как Вселенная, всегда находящаяся в постоянном движении.
Душа человеческая подобна тебе, Море, тебе, Вселенная, ибо рождена вами.

…Эту картину написал неизвестный художник. Говорят, он был сумасшедшим. И в расцвете славы уничтожил все, что написал до этого. А после – ничего, кроме осенней аллеи. Никто не помнит, но, скорее всего, никто и не знал его имени. Никто не мог сказать был ли он мужчиной или женщиной. Хотя некоторые говорят, что он был и мужчиной и женщиной. Никто не знает, когда он родился и когда умер. И жил ли он вообще. Никто не может сказать, где он похоронен. Однако некоторые утверждают, что он и не умирал вовсе, а ушел в картину, ибо, как они уверяют, странный призрак появился на дороге как раз тогда, когда исчез неизвестный…

…Люди не понимают моих картин, называя меня безумным. Они боятся смотреть мне в глаза, утверждая, что они бездонны, как океан. Они боятся этой бездонности. Людей всегда пугает неизвестность, находящаяся за пределами их сознания. Они думают, что, перешагнув предел, они потеряют себя.
Потерять себя, чтобы вновь обрести.
Потерять ничто, чтобы обрести все…

…По дороге, усыпанной осенними листьями, мы продолжаем наш Путь в Вечности, пересекая Бесконечность. Ветер доносит до нас откуда-то из-за горизонта гулкие раскаты моря, с силой бьющиеся о скалы. Мы с моим спутником идем молча, ибо слова нам больше не нужны. Я знаю его. Это он был тем самым стариком. Это он явился ко мне, помогая выйти за пределы. В трудные моменты моего Пути это он являлся то мужчиной, то женщиной, то стариком, то ребенком, то силами Природы, но я не узнавал его.
Он – мое отражение. А я – его. Он – это я. Я – это он. Каждый из нас является частью другого.
Каждый из нас –  отражение Вселенной.