Капкан для амура

 Новый год для Таи был пыткой. Для таких, как Тая, все является пыткой, потому что ждут они от жизни слишком много...
Так вот, в то время  как за окном сквозь игривый новогодний снежок бежали люди, увешанные сумками и елками, Тая сидела с учебником технологии... Они бежали в свои шумные компании, где, наверное, яблоку  негде  упасть, где свечи, умные разговоры и последний двойной альбом “Битлз “, а у Таи...
У Таи нет никого, кроме подруги Киры, которая  -  божество. Просто у божества роман, надо сидеть тихо и не мешать. Когда Тая увидела Киру в первый раз в колхозе, у нее чуть сердце не остановилось. Среди серых фуфаечных фигур  Кира летела по боровку, как костер по стерне. Неуместная грива волос победно металась по ветру. Тая, как всегда, осталась одна на две гряды и отстала. И ведра ей было некуда ссыпать. Но подошла Кира и, не глянув, высыпала все в свой мешок. И стала рядом собирать. Тая просто задохнулась. Разве таких можно посылать в колхоз? Ведь царевна! ..
Тая отрезала батон с колбасой, двинулась к телевизору, поддерживая локтем учебник. Телевизор можно смотреть всю ночь, хозяева уехали гулять в Задонск, это  на неделю. Свобода на всю квартиру, на целую вечность... Ну и что толку? Некому тут гулять, некому колобродить, некому убегать на балкон целоваться, не с кем...
Кто к ней может прийти? Один раз был Костя, лег на ковер у телевизора - и сидеть нормально не хотел. Он сказал, что любит на полу, а в заплеванной общаге  это немыслимо. Он был очень грустный тогда, убивался из-за очередного фокуса Киры, а когда Тая пообещала с ней поговорить, то он сразу повеселел и ушел. А Тая думала - к ней пришел...
Но за окном наливалась новогодняя ночь, и Костя с Кирой уже наверняка доехали до лыжной базы. Кира разбирает рюкзак, Костя, щурясь, разжигает железную печку, и отсветы пляшут... Вон уже гремит поздравление советскому народу. С Новым годом, дорогие товарищи! С Новым годом, дорогая Кира... Куранты и серебряные елочки на экране угрожающе расплывались, а Таю все хватало и стискивало, будто ей нельзя жить и радоваться, как всем людям...
“Гистерезис, - глотая поздравление советскому народу, учила Тая, - запаздывание, отставание, зависимость реакции на внешнее воздействие от того, было это воздействие раньше или оно впервые... “ С Таей такое было впервые. Она только встретила людей, за которых можно жизнь отдать, как тут же стала их терять. Кира подошла к ней первая, а Костя подошел первый к Кире. Вот и отдавай жизнь, за кого хочешь. Только  не требуется.
...На бухучете или на политэкономии Тая с Кирой устроились на своем пятом ярусе, как вдруг подошел маленький смуглый человек в необьятном полосатом свитере из овечьей шерсти и тихо произнес:
- Будь человеком, - и указал Тае глазами в сторону.
- Она и так человек! - вызывающе сказала Кира, придержав Таину сумку за ремень.
- Но в человеке все должно быть прекрасно, - не унимался претендент на пятый ярус.
- Допустим. Только стоит ли так вас баловать?
Свитер ушел на  нижний ярус и стал испепелять Таю издали. И она поняла, что общие лекции  для нее потеряны...
Кира кололась как иголками и проявляла гордость в различных формах. А Костя становился все изобретательнее. Когда у них  с Кирой горел синим пламенем  коллоквиум по высшей математике, Костя неслышно появился возле них в читалке и бросил цепкий взгляд кибернетика на их бледный конспект.
- Тут есть невосполнимые пробелы.
Но это было и так ясно!
Тогда он положил перед ними свою тетрадь с мелкостружечными формулками за весь семестр. А поскольку состояние было не то, чтобы воображать,  головы тут же склонились и застыли.
Кира сдала на пять, Тая - на три, но тетрадь владельцу потащила Тая. Она простодушно пришла в Костину общагу и спросила:
- Так какая тебе требуется награда?
Костя сел на прогнутую кровать и стал беззвучно смеяться.
- Ты из-за этого ехала сюда сорок минут? Отпад... награда должна исходить не от тебя, дурашка.
В день рожденья Киры Костя явился как привидение сразу после первой  смены блюд. На диване шел бурный просмотр журнала мод “Силуэт”, Кира, кося горячим глазом, ставила тарелки в раковину, Тая мыла, и над всем этим пел Рафаэль!.. Вошел человек как две капли воды похожий на Рафаэля - черные ласковые глаза, темные длинные волосы, белая водолазка. Он недоуменно приподнял плечи и спросил у всех:
- А мне, скажите бога ради, кому на плечи руки класть?
Та, у которой я украден, в отместку тоже станет красть.
Все застыли как при игре “море волнуется раз”. Потом он вручил Кире косматую хризантему, потушил свет и стал читать стихи... При  свечке. Стихов Костя знал море.
Он так долго читал, что на заднем плане стыдливо попили чай с тортом и разошлись, а он остался. Вот какой он был хитрый, когда надо... Наверно, это он придумал сделать из Таи телефон... Он - Тае, Кира - Тае, а   информация циркулировала. Вроде между прочим...
Но Тая, глупая, на все согласна, лишь бы они не исчезали совсем... Вся  группа смеется - Кира, вон твой хвостик... Надо сдать зачет по технологии. “Гистерезис - это зависимость... “
Утро застало Таю спящей в кресле перед слепо мигающим телевизором. Она честно прибралась, сделала  яичницу... Ну и как они там, не закоченели на своей лыжной базе? В Боровом, конечно, очень красиво, все в инее, пологие холмы с голубой полоской елей. Но у Киры слабые легкие, это такое ухарство, кошмар...
Тая не выдержала и поехала Киру проведать. Все равно надо вместе идти на зачет, так, может, Кира и не знает, в какой аудитории и вообще... Но Кира была еще в халате!
 - Скорей одевайся! Не успеем в свое время, пойдем с четвертой группой, вечером...
- О чем ты?
- Как? ... Зачет по технологии! А ты что, не идешь? Да у тебя температура, что ли? Опять простудилась!
- А ты... не простыл? Без шапки? А тебе ведь тоже сдавать  программирование...
Тая застыла: “Она думает, что я Костя “...
- Я только лоб потрогаю, ладно? - протянула руку Тая.
Кира отвела ее ладонь...
- Ты зря волнуешься, всего лишь тридцать восемь.
- А ты врача вызывала?
- Колдуньям не помогает. Отлежусь. А ты лучше о себе подумай, тебе сильней досталось, хоть ты и деревенский.
Тая неслышно заплакала. Она стояла одетая у окна и с высоты пятого зтажа читала протоптанные в снегу гигантские буквы: ЛЮБЛЮ КИРУ.
- Не сердись, маленький, я пошутила. С Новым годом. Сними свой палантин, и мы выпьем по глоточку диброя.
- Но как же технология?
- Опять за старое! Пойми, зачет - не жизнь. Сидишь, уткнувшись, получаешь закорючку - а жизнь прошла. А что там было? Неизвестно!
- А что там было, правда?
- Все было феерически. - Кира подала фужер. - Товарищ сделал мясо и костер для любимой. Танцевали вокруг транзистора, и харизматические ели испускали сияние.
- Какие ели?
- Поезжай, посмотри. - Кира оперлась на руку с фужером и стала рисовать рожицы.
Она всегда выводила в задумчивости то, что недоговаривала. На листе запроступали химеры. Холодная красавица, из глаз торчат ножи. Бородавчатая харя в двух шапках.
- Кто это, Кира?
- А это сама жизнь и есть. Можно даже сказать - лик счастья... Ладно, ты бери свои ключи и шубы, мы отчаливаем.
Тая сбегала за своей затерханной шубой и  Кирочкиной дубленкой... И помертвела от страха. Подружка лежала ногами на спинке дивана со свернутой набок головой, словно ей хребет перебили... Ма-ама! ..
- Помогите! А-а!
- Что стряслось, маленький? - Кира повернула голову.
- Ты опять? Ты можешь хоть раз пожалеть, не добивать?
-Ты очень впечатлительная. Я тебе уже втолковывала, что занималась акробатикой, там и научилась. И потом, без слов понятно. Кукла сломалась. Особой трагедии нет, но для ребенка расстройство.
Запыхавшись, они проникли в автобус.
- Знаешь, у меня раньше на акробатике бывало - пойду крутить колесо и вдруг застряну, с головы на ноги не перейду... Вот и сейчас так. Неслась себе, катилась, а потом стоп! .. Яма.
- Кира, какая яма? Опять накручиваешь?
- Обычная яма, на зверя. Только попал туда не кабан, а мы с Костей.
- Живы, покалечились? ..
- Как видишь. Только закоченели очень.
- Но ведь мы приехали не на зачет... Это Костина общага.
- Да, могут не пустить, поздно. Ну ничего, есть черные ходы и подземелья. - И они полезли через ведра и швабры. На лестничной клетке веселые пацаны загородили их от вахтерши:
- И кому это так повезло на ночь глядя? Вы в какую, девочки? Может, завернете в семидесятую? Мы как раз сейчас разливать будем... Или вы к Берегу Слоновой Кости?
Костина дверь нехотя открылась, и сам он, лохматый и дикий, произнес:
- Думал - утюг принесли, а это не утюг, а вовсе даже наоборот...


И  они с Кирой пошли друг другу навстречу, как сомнамбулы, а Тая... Тая могла уходить, она свое дело сделала.
...Ни свет ни заря зазвонил телефон... Далекий голос Кости, едва слышный через треск и хаос коммутатора, просил ее срочно приехать... Таю снова стиснуло, и она заплакала не к месту.
Один раз он попросил ее приехать, и она долго ждала его в парке, совсем замерзла. Он пришел как будто между прочим, весело улыбаясь, вытер  ей нос и, поговорив минуг пять о том  о сем, проводил ее на остановку. Знакомая девочка из бухгалтерской группы, которая тоже жила в этом общежитии, клялась и божилась, что видела около парка... Киру.
Тая ей не поверила, потому что эти два факта связать между собой не могла. Но главное - ей и в голову не приходило, что Кира может разобидеться... Просто ей показалось, что звал Костя Киру, а за неимением...
Ладно, если человеку плохо, о чем рассуждать? Бросилась как миленькая в аптеку закупать анальгины, ампициллины и прочую горечь. Костя лежал поперек кровати в одних трусах и выл от боли. Он вытряхнул на пол Таину сетку и стал рвать зубами упаковку таблеток.
- Тридцать девять, помираю, - пробормотал он, - да зачем врач, не надо мне его, это гайморит, я знаю... Отпустит, ничего... Вода  вон, в чайнике...
Костя скрипел зубами и метался,  весь мокрый от пота. Тая намочила вафельное полотенце и положила ему на голову. Он прижал его вместе с ее руками сильно-сильно... Бедный Костя, продолбят ему лоб когда-нибудь... А на зачет и  сегодня  не успеть, придется идти с бухгалтерами. На часы лучше не смотреть.
- Ты, Костя, терпи, ты у нас самый сильный, - дрожащим голосом говорила Тая, - ты Ленинский стипендиат, а это кое-что да значит...
- Дай одеяло, - очухался вдруг Костя, - дай трикошки. Прости, что я голый, совсем очумел.
- Костя, а кто это в косыночке?
- Первая любовь, Рамзия. Татарочка.
- А ты разве из Татарии, из Казани?
- Нет, я из простой тамбовской деревни. Тамбовский волк мне товарищ.
- Раз ты такой волк, как же тогда в яму упал?
- Да как... Поехали на лыжах, Кира завоображала, рванула вперед - и загремела туда. Ну хоть бы крикнула, так нет! Я испугался - и за ней.И оба туда.
- А почему вылезти не могли, глубоко?
- Да уж метра  три и края под наклоном. Лапником поверх жердин закидано специально...
- Так как потом-то?
- Потом лесник вытащил, иначе бы  каюк. Жуткий такой лесник, весь в шишках. Опять, говорит, мелочь пузатая попала.
- Да он что, специально?!
- Кто его знает... Может, он  хотел зверя покрупнее, а может, побогаче... Вот я ему шапку-то и отдал.
- А сам простудился!
- О чем речь. Иначе она бы погибла. Ты бы пережила?
- Ты что? Когда я... Да я не знаю, она...
- Ну расскажи мне, что тебе в ней нравится, ну? ..
- По-испански умеет, по перилам съезжает, верхом,  я видела, умеет ездить, рисует... Когда в сквере, помнишь, сидели  -  пацаны пристали, и один хотел чикнуть Ленкину косу бритвой, а Кира подставила ладонь... Пацан испугался, и ей только по пальцам попало... Вот  за это, когда она к другим...
- У Киры был любовник, которого посадили. А?
Тая дрогнула и замолчала.
В  комнатку ворвался тщедушный парень в штормовке на голое тело.
- Константиди, ты дома? -  с размаху встал  как стукнулся. - Э, да у тебя женщина... - Он прямо скис.
- Чего надо-то?
- Да похавать...
- У меня только чеснок и повидло... Без хлеба - надо?
- Давай.
Костя достал из тумбочки банку, Тая пошарила в сетке, вытащила батон, крутые яйца. Тщедушный честно отломил полбатона, и его ветром сдуло. Костя тоже пощипал еды и осторожно сгреб скорлупу в бумажку.
- Ну что ж ты молчишь? Или нельзя про любовника?
- Да я не знаю, Костя. Любовник или как. Лескин, художник. Его загребли за что-то антисоветское.
- Ну что тут может быть? -  рассуждал Костя.- Не спорю, может, она до меня прожила длинную жизнь. Может, я одноклеточный. Не сидел в тюрьме - это на женщин действует. Но отступать все равно поздно.
- Почему?
- Потому что  я все ступени унижения прошел, во мне все одеревенело. Да и что я перед ней такое? Технарь, собиральщик... В ней все непостижимо, гармония бешеная, она и сама не понимает...
- Костя... Ты море стихов знаешь... Тебя весь курс боготворит. Программирование никто лучше тебя не постиг. “Препы” тебя боятся и автоматы ставят... И ты единственный меня за человека считаешь, несмотря на то, что...
- Ну что уж ты реветь сразу... - Он погладил Таю по голове, шатаясь, попил из чайника. Хотел вернуться на койку, но промазал, сел мимо.
- Знаешь, - поглядел он снизу на Таю - так тепло и уютно, как только мог, - может, я ошибся с ней на всю жизнь. Может, с тобой бы я был как у Христа за пазухой. Я знаю, ты жизнь отдашь, а преданные женщины теперь редкость... Но меня уже повело, за нутро потащило... Есть какой-то рассказ: там влюбленных связали друг с другом надолго, чтобы они выдали тайну. И когда их выпустили - все, смотреть один на одного не смогли. Поэтому яма ускорила то, что я оттягивал. Знаешь, как мы от нужды мучились в этой яме? Я-то деревенский, а она глупенькая, стыдится, шарахается... Рамзиюшка  -  вот была дитя природы, и во всем с ней не было проблем... А эта фея скорчилась и стала отходить в мир иной...
Таю била дрожь. Сам великий Костя сидел у ее ног. Не задушевная подруга, а недосягаемый Костя не скрывал своего горя, не боялся быть жалким. Все равно наступал конец истории. И кто знает...
- Я не давал ей засыпать. Сделал вид, что пристаю, она мне влепила пощечину и упала. Тогда я взял, распутал свитера - и ее ноги к себе за пазуху... И сказал, что никогда ее не брошу, даже если мы свалимся в нужник...
- А она, Костя, что она?
- Она сказала, что “люблю, сохну, обожаю” - ерунда все это. Когда один другому что-то может дать, лишь эта связь чего-то и стоит... Значит, антисоветчик ей что-то дал. Что же? Запретные книги? Картины, которые никому неизвестны? Многолинейное  мышление? Но за этим за всем человек. Какое же искусство без человека? Ну и где он сам? В местах не столь отдаленных!  А я вот он... Ну потом - мы были в таком состоянии, когда не очень-то порассуждаешь. Я думал, что загнемся  мы тут навеки, приготовился конец достойно встретить, так сказать, лицом к лицу... Но пришел этот хозяин капкана...
- Костя, стой. - У Таи пересохло  горло. - Он что, твою шапку на свою напялил?
- Ну да.  А мне-то что?
- Как  что?  Кира  рисовала рожицы. Ну, девочку  с ножами из  глаз, так это, наверно, она - как глянет - пронзит. И еще рисовала мужика  страшного, бородавчатого, в двух шапках. И вдруг сказала,  что это лик счастья! Представляешь?!  И мы на ночь глядя поехали к тебе...
- А  еще? Что еще помнишь? - Костя так и взлетел весь !..
- Больше ничего. Так и сказала - лик  жизни, лик  счастья...
Костя как замороженный смотрел сквозь... Потом медленно снял с Таи  ее позорные очки в черной роговой оправе и  поцеловал долгим неверным  поцелуем. Тая даже  задохнулась...  Но нисколько  не обиделась и на свой счет не приняла. Потому что все  понимала.