Возвращение к Вере

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ВЕРЕ
"За Веру, Царя и Отечество, — гремело над Бородинским полем.
С теми же словами, перекрестившись, растрескавшимися губами
прошептав и призвав на помощь Господа Бога, поднимался в атаку
русский солдат на фронтах -первой мировой.
 В февраяе 17-го года по многим причинам
отрекается от престола последний русский царь
из рода Романовых—Николай П.
Из боевого призыва выпадает второе слово
 
но осталось непреходящее — Вера и Отечество! Осталось, чтобы первая из трех составляющих —Вера — прошла через горнило мыслимых и немыслимых испытаний.
Пришедшая к власти партия большевиков в облике двуликого Януса, где с одной стороны были многообещающие

 призывы, лозунги и прочая зомбированная атрибутика, а с другой, истинной своей личиной, — с маузером на боку и все позволяющим мандатом в кармане, начала истреблять...
Россия чем жила? Началось массовое выхолащивание из людей веры, веры в правду, справедливость, высший разум, наконец, в элементарное уважение человеческой личности. На глазах стариков и старух рушился не только их уклад, разрушались русские православные святыни. С деревянной церквушки, где они крестили детей и внуков, где их самих благо-словлял на земной путь сельский священник, одурманенные всепозволяющей властью они, их дети, сбрасывали с этих церквей кресты. Нелюди врывались в святая святых церквей — алтари, чтобы разграбить священные раритеты, на вес, а не на духовную значимость оценивали их стоимость. Да что говорить о них, простом сермяжном пьяном быдле, громко именуемом себя комиссарами, если новая власть имущих вывозила за границу и выставляла на аукционах вековые святыни России. Я отвечаю за написанное — в первых перестроечных журналах "Огонек" читатель найдет упомянутое мной выше.
Апофеозом этих деяний стал превращенный в прах рукотворным взрывом храм Христа Спасителя. А ведь они даже не подумали, что уничтожили Храм, построенный на средства народа и его руками, они вырвали у России память, дань уважения потомков героям Отечественной войны 1812 года. Они уничтожили страницу истории прошлого своей Отчизны, предав и осквернив его в планах своих, решив воздвигнуть на священных руинах многометровый монумент своему умершему идолу. И пусть затея не претворилась в жизнь, место все равно было осквернено, превратившись в общую людскую полоскальню, в которой плескались люди и нелюди.
А чем отплатила эта власть интеллигенции и высшему духо-венству в период страшного голода, охватившего, как это ни парадоксально, южные районы России — ее основные плодо-родные земли? Люди, на деле претворив в жизнь принцип "Не оставь в беде ближнего", собирали средства для оказания помо-щи голодающим. Цена этой помощи - расстрельные списки!
 Посылая в лагеря обезумевшую от вида умирающих на глазах голодных детей мать, укравшую с убранных и уже разворованных полей охапку колосков, верные псы "железно-го Феликса" использовали в свое оправдание одну из заповедей - "Не укради!" Нет! Чтобы ни одна крошка не пропала из рациона вождей, в который входили такие блюда, как жаркое из рябчиков, в чем они, кстати, упрекали буржуев, шампи-ньоны, красная рыба и прочие деликатесы из меню фирменных дорогих ресторанов. И все это прикрывалось бессовестной ложью и призывами помочь голодающим рабочим Питера и других крупных городов. Воистину, нет предела лицемерию! Но это лишь одно звено из страшной цепи времени длиною в 80 лет, и оно касается немых свидетелей творимых кощунств.
Другие во много раз страшнее. Это стальные кольца, на-брошенные именно на души и мысли русского христианства. Надо отдать должное этому диктаторскому строю и его вож-дям, сумевшим за короткий срок, где физической силой, а где посредством лживого внушения изменить мировоззрение боль-шей части своего народа.
За право носить в нагрудном кармане над сердцем красную книжечку человек не только снимал с себя нательный крестик, оберегающий и предостерегающий от непотребных поступков его душу и тело истинного христианина, не только снимал из красного угла избы семейную икону, десятками лет передаваемую из рук в руки, но он, и это самое ужасное, вешал на свою Душу и Веру замок. Если быть точнее, Вера и Душа, не терпящие насилия, сами покидали тело. Образовывался вакуум, оставалось тело, способное жить, двигаться, но...
Пустоту надо было чем-то заполнить - и вместо Веры, Души, Совести у многих (конечно, об огульности не может быть речи и об этом отдельно) в телесной оболочке поселя-лись Страх, Недоверие, Ложь, Зависть. Да и не перечислить всего этого страшного списка, это можно объединить словом, взятым из сегодняшней жизни, - Беспредел! Беспредел низменных человеческих качеств - из человека делали трусливо
 го, злобного шакала, рвущего тело беззащитной жертвы, шака-ла с человеческим лицом! Но нет, и тысячу раз нет, если бы я хоть на йоту навешал эту мерзкую животную личину на весь мой русский народ, на его большую часть, намного большую той, о которой написано выше.
Давай, читатель, вместе со мной мгновенно перелистаем страницы истории истинной Веры, настоящей Любви к своей Родине, к людям, истории извечной доброты, честности, поря-дочности, истинно русской черты характера.
Несколько лет назад, находясь в Пустозерской пустоши, я попросил отвезти меня к месту сожжения протопопа Авваку-ма. Стоял перед поставленным потомками крестом в память о "неистовом Аввакуме" и думал: да, пусть почти фанатизм, да, по большому счету пошел против государственного строя и введения новой веры (вроде бы всего-то, вместо двух паль-цев—щепоть). АН, нет! Вера, истинная Вера в правоту свою, в дело свое без страха мук физических и духовных развеяла пепел тела его и сподвижников над тундрой. Огонь поглотил тела, но не уничтожил Веру и Душу этих людей.
Позже, объездив почти весь Север, побывав в бывших старо-верческих скитах и селах, я встречался с продолжателями дел аввакумовых, видел хранившиеся у них иконы и старинные манускрипты. Конечно, истинная православная религия напрочь отвергает фанатизм, но мои размышления ведь о Вере в целом, надеюсь, читающий меня христианин правильно поймет меня за подобную вставку. Смысл в том, что нельзя, невозможно никакому строю, никаким лагерям и камерам пыток сломать душу и уничтожить Веру в человеке, если он сам человек.
Когда я писал о красной книжечке в нагрудном кармане, тем самым не плевал в лицо и души тех, кто с этой книжечкой поднимался в свою последнюю на этой земле атаку, подни-мался не за новую лживую идею, он шел во весь рост за свою Родину, за свою захваченную врагами землю, за своих мате-рей, отцов и детей, за нас с тобой, читатель, за будущую свободную Россию! Наши будущие матери у многих из которых тоже была эта книжечка, не только ждали своих мужчин,
 они на ослабевших от недоедания ногах стояли у заводских станков, на себе и скелетных животинах пахали и убирали поля с хлебом. И они верили! И я знаю, уверен, что еле добравшись до своей постели, а в голодном промерзшем Ле-нинграде прижавшись к отапливаемой книгами буржуйке, шептали растрескавшимися губами: "Господи, помоги! Дай сил и терпения!" Шептали, потому что веками из рода в род, из поколения в поколение жила и живет в русском человеке Вера. Ее не заменишь на мандат, ее не выбросишь, и пусть даже она покидает тело нелюдя, все равно она где-то рядом. Даже самый закоренелый преступник в большом понимании этого слова в свой страшный час перед минутой неминуемой расплаты за содеянное перекрестится, хотя до этого никогда подобного не делал, и к Богу непроизвольно откроются его уста. И это тоже будет, хотя и запоздалое, но возвращение к Вере.
Описанное мной выше - всего лишь размышления, но вот и конкретные факты о силе Веры. Мой прадед Алексей Ивано-вич Остроконский, настоятель Заручевской церкви, в самом начале красной смуты прятал, позвав на помощь своих детей и прихожан, наиболее ценные иконы церкви. А ведь он знал, чем это грозит, знал, но верил! Верил, что придет другое время, что это все временное, наносное, неприемлемое для его Родины и народа, а значит, надо любым путем сохранить то, что хранилось годами. Исчез с земли дом моего прадеда в Заручевне; я благодарен своей матери, приведшей меня к разрушенному то ли временем, то ли людьми людскому пепелищу. Я благодарен ей за то, что что именно с этой земной точки, поросшей крапивой и лопухом, начался мой путь к Храму (так мы назвали свою газету), к Храму своей души, потому что путь к нему у каждого из нас свой.
Я отдаю дань уважения памяти простой русской крестьянке, Евдокии Григорьевне Беляевой, спасшей церковные святыни Успенского храма в безбожное время. Я преклоняю свою седую голову перед могилой нашего российского десантника, который, попав в плен к нелюдям, не отрекся от Веры, не
 сменил ее, не перекрасился, как это делали куда более силь-ные мира сего, не купил себе жизнь за отречение, он принял смерть во имя Веры.
Вот тебе, читатель, и конкретные факты, вот истинное про-явление стойкости, несгибаемости Веры!
Р. 5. Пусть простит меня читатель за разбросанность моих мыслей, стиль, но буквы выводила не моя рука, слова рожда-лись не в лабиринтах мозговых извилин - они рвались из души моей и только с одной целью - чтобы затронуть, всколыхнуть другие, не до конца очерствевшие от нынешнего бытия души.