Философский камень. Текст 12. Предназначение власти

Утром, как только был объявлен перерыв, я убежал из дурдома, захватив папку с протоколами Великого Синклита. Мне нужно было найти Машу. Она оказалась с мольбертом и красками на крыше дома Ольги Ивановны под распахнутым широким зонтом. Художница задумчиво водила пальцами по холсту, как разводит руками постановщик пьесы по пустой сцене. Она рисовала падающий снег.
- Посмотри, - сказала она, - какое совершенство! Белое небо и белый свет, сошедший снегом на белую землю.
- Блаженный нашелся! - заорал я - Он в дурдоме.
Маша оторопела.
- Где, как, почему?! - рассыпала вопросы.
Я, как мог, ответил на них.
- Мне надо быть с ним, - объявила она.
- Тебе надо быть здесь.
- Зачем?
- У тебя есть друзья в газете, на телевидении. Наступил решающий момент, когда надо использовать все возможности. Возьми протоколы Великого Синклита. Ты сама решишь, кому их следует показать. Надо к ним привлечь внимание публики. Пусть услышат Блаженного. Без этого его нет, и никогда не будет! Быстрей, времени мало!
Мы собрали её принадлежности, перенесли в мою квартиру, и она ушла в неведомое море средств массовой информации, положив мою папку в интеллигентный чемоданчик.
Я понимал, что взвалил на неё сложнейшее дело. Кто будет публиковать заумный бред? Там нужен ходовой товар, простой и понятный, приятно раздражающий, эротичный, захватывающий, играющий на простых эмоциях. Прибыль определила полезность, целью которой стала деградация ума, человечности, совести, истинного знания. Только безумцы могли вступить в бой с победно наступающей циничной простотой. Таких безумцев в среде журналистов не осталось. Нужно было отыскать хотя бы любителей сенсаций.
*
Вечером обитатели дурдома стали собираться на открытие второго акта заседания Великого Синклита.
Сумрачная комната, служившая залом, уже полностью заполнилась персонажами истории и мифов.
К столу приблизились члены Великого Синклита и расположились по своим местам. Философ зажег свечу. Её свет колебался и вспыхивал в бессильных попытках высветить хоть какое-нибудь лицо. Плавающие тени, перемежающиеся с печатной рельефностью рисовали образы персонажей.
Я сел невдалеке на пол, как в прошлый раз, разложил бумаги, проверил перо и выразил своим видом полную готовность добросовестно выполнять порученное дело.
Напротив сел Идиот. Его лицо выражало готовность сострадать. А значит - ничего не выражало. Потому что идиотское сострадание похоже на издевательство.
Невдалеке примостился сгорбленный Поэт.
Внезапно по залу прошелся шорох. Обитатели вставали, расступались, очевидно, кого-то пропуская к центру зала. И вот, наконец, из темноты вышел грузный человек и предстал перед судьями.
Это был Президент.
- Трон Президенту! – закричал Идиот, - подайте трон!
По рядам пронеслось эхо: - Трон! Подайте Президенту трон!
В глубине зала раздался лязг и визг, и десятки рук вытолкали на сцену электрический стул.
- Садитесь, - галантно предложил Идиот. Однако предложение было проигнорировано.
- Зачем вы лжете всем, - тихо сказал прибывший низким голосом, с негодованием глядя на Синклит, - что любое присутствие привносит хаос.
Вопрос искал жертву.
- Являет собой несовершенство, - поправил Философ.
- Покойнику ничто не угрожает – звонко произнес Поэт. - Живому угрожает всё. И он мишенью уязвимой несовершенен для убийц, как для огромной дикой кошки хромой цыпленок нетерпим.
- И я, превознесенный всеми над собой, - несовершенство? Разве я подсуден?
- Подсуден, - угодливо кивнул Преступник. – Чем более присутствие виднее, тем больше обвинений.
- Если так, судите трон, а не меня. Любого этот трон сделает жертвой.
- Символы судить нельзя. А человека можно. Причем любого, кто его займет, - заметил Философ.
- Любого? Даже если он жертва? – Президент повернулся к залу. – Не верите, что трон несет несчастье? Посмотрим. Есть доброволец сесть на президентский трон?
Послышалась возня, сдавленные возгласы и, наконец, из темноты проявился мелкий лысоватый мужичек. Он выжидательно посмотрел на президента.
- А знаешь ли ты, что значит сесть на этот трон? Это значит проникнуть в ад. Знаешь ли, какое напряжение ты должен выдержать? Унижение, лесть, обман, тяжелый груз сомнительных решений. Победы, хуже поражений и поражения, которых не простят. Выдержишь, - ты святой!
- Я согласен. Я готов. Можно?
- Бог тебя накажет за гордыню, но я буду просить его не делать этого, потому что ничего другого у тебя нет. Садись, кандидат в святые.
Мужичек нахально забрался на металлическое сиденье. Тут откуда-то понабежали многочисленные уродцы, стали пищать, галдеть, плясать, гладить его, облизывать, щипать, рвать на нем одежду, выворачивать его карманы, а в это время другие закружили хоровод, изображая счастливых и благодарных подданных, чем отвлекли внимание сидящего правителя. А когда все разбежались, то оказалось, что доброволец сидит голым и приклеенным выделениями уродцев к металлическим частям трона в абсолютной пустоте. 
Мужичек сиротливо улыбался. Было ясно, что он обезумел, и взять с него уже было нечего. Тут кто-то из уродцев включил расположенный за спинкой трона рубильник. По телу сидящего помчались фиолетовые волны, и изумленный доброволец, поколотившись, сник.
- И теперь сможете судить? – спросил Президент.
Он подошел к трону, сильным движением вырвал из него тряпичное тельце и бросил в сумеречный зал.
Затем торжественно, словно под звучание гимна, опустился на сидение.
Тут же к нему, захватив стульчик, прибежал Преступник и сел рядом. Негодяй блаженно улыбался в ожидании захватывающих событий. Следом перебрались Бизнесмен и Священник.
- Мы поможем Вам с защитой, - доверительно сообщили ему.
Лишь Философ остался на прежнем месте. Философам противна близость к власти.
- Скажите, Президент, какая Ваша жизненная цель?
- Пробить дорогу к счастью для всех его желающих.
- Получилось?
- Нет. Не все хотят счастья.
В зале загалдели: «Не все! Не все!»
Идиот сказал:
- Счастье – это дырявая ложка, несешь – есть, а глотать нечего.
- Вы думаете счастье – это единственная цель человеческой жизни?
- Дурацкий вопрос. Богатство, здоровье, успех, - ну что еще человеку надо?
- А совесть как? Ведь когда другие за тебя страдают, она сможет всё вывернуть наоборот, - сказал Поэт.
- Дешевый вымысел. – Президент стал нервничать. – В конце концов, если тебя грабят по закону, то это грабят по совести.
- Такого счастья хотят или дураки, или подонки. – Поэт явно нарывался на скандал.
- Что не запрещено, то можно. И это будет правильно.
- У совести есть свои законы, - добивал его Поэт. - Они сильнее всех других законов тем, что преступления по ним не прощаются никогда. Вы слышите – никогда! Вы не заметили, что многие, достигшие здоровья, успеха и богатства по Вашему закону, наказаны жестокими и подлыми детьми?
- Но умными!
- Ум не является критерием целесообразности, - заметил Идиот. - Вот обезьяна умнее барана, но баран нужнее. На дураков всегда спрос больше, чем на умных, хотя и подлых.
- Перед богом все равны. Бог всех простит, и умных и глупых, - нейтрализовал его Священник.
- Отстраняетесь ли Вы, Президент, от Ваших избирателей, раз перед богом все равны? – включился в спор Философ.
- Нет.
- Значит, Вы ответственны за выбор Вас?
- Нет!
- Разве бог не ответственен за выбор его нами? – спросил Поэт.
- Бог не имеет вины, а значит ответственности, - возмутился Священник. – Человек имеет.
- Ваша Честь! Нельзя быть ответственным за поступки других! Где тут личная вина?
– вступился Материалист.
Президент остановил его.
- Я призвал единомышленников избрать меня для исполнения совместной нашей воли, и я ответственен за это.
- За выбор этой воли тоже? – продолжал Философ.
- Несет ли ответственность человек за поддержку его друзьями?
- Не за поддержку, а за выбор ложной цели, которая не может их не обмануть. Вам это нужно было знать.
- Обмануть людей нельзя! – опять вступился Священник, – если глас народа – глас божий, то президент избранник бога, и значит, об обмане не может быть речи!
Поэт затряс бородкой.
- Напомню, народ потребовал распятия Христа! Он выразил желанье бога? Народом управляет грех!  Грех – всё, что идет от желания, а не от обязанности перед каждым смертным, не от ответственности за всё, что происходит в мире. От простого примитивного желания устроиться получше. Вы апологет такой преступной цели.
- Поясните, Ваша Честь! – потребовал Президент. – Разве лучше жить преступно?
- Жить лучше без страданий с чьей-то стороны невозможно. Жить лучше без грабежа нельзя. Объекты грабежа – природа или люди. Никто из людей не воспроизводит то же в той же мере, что они берут себе, чем нарушают гармонию в природе. Прибыль – показатель дисгармонии. Природа или люди будут мстить за эту прибыль. Земля уже ветшает. А жить нам больше негде.
- По-вашему и жить нельзя!
- Необходимо, но только в рамках меры, когда достаточно и необходимо. Труд и скромность оправдывают жизнь. Жить лучше – ложный выбор цели. Его Вы поддержали и даже больше – возбудили. А далее – преступность и обман.
- Но если так, в чем виноват народ? Ведь он хотел того!
- Народ виноват в стремлении к личному счастью. Люди истощают природные ресурсы, видя в том способ обогащения, и за это право истощать их сражается друг с другом. Успеть схватить первым и больше - вот главная задача. В этом сражении они все враги. Форма выбора правителя определяется страхом каждого быть ущемленным, обкраденным более сильным и коварным соседом. Отсюда вечное желание равенства избирательного права. Но дальше снова парадокс. Кого предпочитает выбрать каждый человек? Того, кто предоставит ему больше защищенности и свобод, а на противника найдет управу. Никто не придерживается обратного закона, по которому сильный обязан заботиться о слабом. Христианские заповеди уходят в плоть. Кого же выберут они? Лгуна, пообещавшего совместить несовместимое. Тогда вопрос. Может ли президент, избранный аморальными людьми, быть святее их? Отвечаю: нет, не может. И даже наоборот. Любой президент самый аморальный человек. Гордыня, как самый великий грех руководит им. Он фантом человека, но не человек в абсолютном  и нравственном смысле. Какие цели этой власти? Как у любого аморального человека, - получить удовлетворение своим страстям, и главной из них, присущей всяким властолюбцам и гордецам, – в лести. Для этого он применяет ложь и силу, как главные инструменты власти. Нравственность при этом исчезает.
- Вы можете иное предложить? – спросил Материалист.
- Да, принцип компенсаций. Аморальность народа должна компенсироваться беспримерной нравственностью власти. Народ и власть должны жить по разным законам. Как по разным законам жили жители Израиля и Иисус. Правитель не должен уподобляться каждому из избирателей его. Он должен укрощать мечты о счастье и демонстрировать ответственность, заботу, долг и этим побуждать к тому других.
- Мы что же, вновь придем к идеям коммунизма! – возмутился Бизнесмен.
- Господа, известно, что обществом может управлять страсть, а может и идея, которая объединяет всех. При управлении страстью соотношения свобод и ограничений ввергает общество или в диктаторский режим или в коррупцию. При управлении идеей автоматически образуется коммунистическое общество. Придем к нему, иного пути нет.
Президент заерзал.
- Кто это может доказать.
- Вы сами. Идея обогащения за счет других обращает друзей во врагов. Усиленная свободой от обязательств, она превращает мир в арену битв. Согласны с этим?
- Но ведь в законах предусмотрены границы!
- Кто ж может всех в них удержать? Продажной армией чиновников в погонах? И чем? Тотальным контролем, репрессией, тюрьмой?
- Сознательностью каждого, - ответил Президент.
- А что сознательность предполагает?
- Ограничение себя и долг перед другими.
- А это и есть коммунистическая идея.
- Она себя не оправдала, - заявил Президент.
- Ничто себя не может оправдать. Ни страсть, ни идея, ни Президент, когда они существуют вне предназначений человека.
- В чем состоит идея суда над властью? - попытался понять Президент.
- В том, что народ всегда выбирает Дьявола себе в вожди, чтобы защититься от дыхания ненавистного ему Бога. В том, что глас народа – глас ужаса, а не Бога. В том, что власть показывает Богу низость народа, а ротационные кольца, бескомпромиссно сражаясь с ней, очищает народ болью и этим творят мировую мораль. Любая власть, как орган человеческого подавления естества, побуждает Бога к скорейшему своему приходу, чтобы неестественное уничтожить.
Преступник, улыбаясь, поднялся со стула и, потирая руки, выжидательно посмотрел на Философа.
- Каков будет приговор, Ваша Честь?
- Сожгите трон, - предложил Председатель.
- С президентом?
Президент поспешно поднялся с трона и устремился в темноту зала. Присутствующие толкали его, щипали, гримасничали. Он отчаянно отмахивался, ругался, сделался маленьким и исчез. Потом его видели, когда он старательно лепил себе памятник из жеванных газет.
Преступник включил рубильник, электрический стул раскалился и расплавился.
– Нет и не должно быть атрибутов человеческой личной власти! - продолжал Философ. – Никто не должен служить народу. Каждый должен служить богу, создавшему народ. Богу, а значит – абсолютной идее. Должны быть проповедники идеи, проводники её, но не догматической идеи, как это было в советской стране, а интенсивно развивающейся. Догматизм идеи погубил страну.
- А кто же будет конкретно управлять? – спросил Преступник.
- Выпускники школы мудрецов, руководимой юродивыми, инвалидами, людьми духа, знающими совесть и честь.
- А как же выборы?
- Это уже отжившая идея. Выборная власть – это временное заполнение вакуума нравственности. Власть – это ущемление чести и достоинства.