Кукла

Старик опустил экран, заслоняющий прозрачное с одной стороны зеркало, и посмотрел на сидящую в соседнем кабинете женщину необыкновенной красоты. “Таких воспевали древние поэты,” - подумал он, - “Неудивительно, что она любовница принца Токиро... Правда, поговаривают, что принц предпочитает мальчиков... Чистокровная японка! Такое чудо в наши дни.”
Он достал из кармана коробочку с лекарством и бросил в рот несколько горошин. Сердце сдавало катастрофически быстро, современная медицина уже бессильна, когда тебе почти четверть тысячелетия... Конечно, для него, Роберта Батшона, не было препятствий продлить себе жизнь почти до бесконечности, но он не хотел этого. “Современная молодежь грезит бессмертием... Вечными телами... Им не объяснить, что такое старение души, желание покоя. А оно придет и к ним, когда-нибудь придет...”
Роберт Батшон создавал живых кукол. Именно так он называл свои творения - живые куклы, хотя по внешнему виду и поведению они ничем не отличались от обычных людей. Впрочем, его заказчики тоже считали их куклами... кроме тех, конечно, кто заказывал клон близкого человека. Но эта сторона деятельности Батшона оставалась в тени - клонирование было строго запрещено законом. А официально фирма “Creature” создавала телохранителей, нянек, любовников - чаще всего, первых и последних в одном лице. Именно такой заказ сделала госпожа Норико Мечиро, последняя официальная любовница Его Императорского Высочества принца Токиро. Почти такой...
Старик глубоко вздохнул и открыл дверь в комнату, где сидела посетительница.
– Приветствую Вас, госпожа Мечиро.
Женщина немедленно поднялась с низкого дивана и склонилась в официальном японском приветствии.
– Здравствуйте, Батшон-сан.
Все в ней - и покрой кимоно, и украшенная прическа, и жесты - говорило о безупречном вкусе и воспитании, и веяло какой-то бесконечной древностью, словно женщина сошла с полотна старинного мастера, а не прилетела на дорогом наисовременнейшем флаере.
– Госпожа Мечиро, я должен огорчить Вас, – Батшон склонил голову, признавая свою вину, - Я выполнил Ваш заказ, но непредвиденные обстоятельства помешали мне сделать его безупречно. В лаборатории произошла небольшая авария. Боюсь, что он выглядит не так, как Вы пожелали. Не совсем так. Если Вы пожелаете, я сделаю еще одну попытку.
В черных глазах красавицы на миг мелькнуло странное выражение, но тут же исчезло.
– Если Вы позволите, Батшон-сан, я хотела бы взглянуть, что получилось.
– Разумеется, госпожа Мечиро. Пройдемте со мной.

На столе, отделенный от зрителей прозрачной перегородкой, лежал тоненький беловолосый мальчик лет шестнадцати, абсолютно обнаженный.
Батшон поднес к губам коммуникатор и негромко скомандовал:
– Просыпайся.
Мальчик пошевелился, сел на столе и посмотрел на людей бледно-розовыми глазами без бровей и ресниц.
– Боже, как он уродлив! - в ужасе воскликнула госпожа Мечиро, и тут же добавила, внимательно разглядывая бледную фигуру за стеклом, - Впрочем, он весьма недурно сложен... Что он умеет?
– В физическом плане - все, что Вы пожелали, госпожа Мечиро. В интеллектуальном - он абсолютный ребенок. Впрочем, с потрясающей способностью к обучению. Он будет знать и уметь все, что Вы пожелаете, это несложно.
Норико кивнула, рассматривая свой заказ.
– Вы можете исправить ему лицо?
– Нет, госпожа Норико. Или, во всяком случае, не за короткий срок. Уровень регенерации тканей слишком высок, результат любой пластической операции будет сведен на нет за считанные недели.
– Попросите его встать, я хочу посмотреть, как он двигается.
По приказу Батшона мальчик соскользнул со стола и медленно и грациозно принялся демонстрировать плавные движения древней борьбы-гимнастики.
– Замечательно! - госпожа Мечиро зааплодировала, - Это необыкновенно! Его дети тоже будут альбиносы?
– Он абсолютно стерилен, - сухо сказал Батшон.
– Какая жалость! - весело воскликнула женщина, но на суровом лице старика не появилось и тени улыбки.
– Давайте уточним, насколько хорошо Вы представляете себе ситуацию, госпожа Мечиро. За игры с генным материалом наследника престола нас с вами пустят в расход невзирая на официальный запрет на смертную казнь. Я говорю “нас с вами”, поскольку, как Вы понимаете, мне не поверят, что я сам побывал во внутренних покоях Императорского дворца. А я хочу умереть спокойно. Считайте, что я оценил Ваш юмор. А теперь, я слушаю Ваши пожелания. Что должен знать и уметь наш питомец? Кстати, дайте ему имя.
– Имя... действительно... - Госпожа Мечиро задумалась на минуту.
– Пусть его зовут Мэриэру.

Принц Токиро отпустил край свитка, и тонкая шелковистая бумага тут же свернулась в изящную замысловатую фигуру с закрученными уголками.
– Это необыкновенно... странно. Кто написал эти стихи? Я знаю автора?
– Нет, мой господин, - улыбнулась Норико. Она сидела на узорчатых подушках у ног принца и перебирала тонкими пальцами бусинки нефритового ожерелья.
– А если я захочу его узнать?
Наследнику Императора Японии было всего пятьдесят. Он был ловок и строен, этот представитель древней династии, но придворные шепотом поговаривали, что принц не задержится в роли наследника дольше, чем нужно для взросления его младшего брата. Все ухищрения искушенных придворных дам были бессильна - просто Токиро не любил женщин. Любоваться ими, восхищаться их умом и талантами - пожалуйста, но спать с ними... это было выше сил принца. С положенными по сану любовницами он проводил не более двух-трех месяцев, после чего с богатыми подарками отсылал прочь. Норико жила в его покоях уже пятнадцатую неделю, и во дворце бились об заклад: даст ли наследник и ей отставку, или возьмет в жены. Нравится, не нравится - а наследнику полагается быть женатым...
Госпожа Мечиро о своем будущем не гадала. Она-то прекрасно знала, что Императрицей ей не быть. Но месть, заготовленная ей для неверного Токиро, была столь сладка, что ради нее можно было ждать столетия.
– Я хочу его знать, Норико.
– Да, мой господин, - отозвалась женщина, - Он сидит в моем флаере. Прикажи доставить его сюда.
Принц дотронулся до сенсора, спрятанного в искусной броши на его одежде, и приказал:
– Во флаере госпожи Мечиро сидит человек. Приведите его сюда.
Норико опустила глаза, боясь выдать себя их блеском. Брошь слабо пискнула.
– Мой принц знает, что это киборг? - уточнил дежурный офицер.
Токиро перевел взгляд на Норико. Она кивнула.
– Так и есть, мой господин. Это киборг.
Принц усмехнулся уголками губ и распорядился в селектор:
– Предохраняйтесь, как хотите, но я желаю видеть его здесь.
Несколько минут спустя ширмы раздвинулись, и в комнату шагнул беловолосый мальчик в зелено-голубой придворной одежде. Белые руки сложились у груди в официальном жесте-приветствии. Принц удивленно покачал головой и повернулся к Норико.
– Придворная кукла… Но чего ради?
– Поговорите с ним, мой господин, - ответила женщина, - Всего лишь поговорите.
“И когда-нибудь ты переступишь это “всего лишь”, мой принц, правда? И когда-нибудь потом, когда это уже не сможет мне повредить, я расскажу тебе, что ты занимался любовью почти с собственным сыном!”
Надеждам госпожи Мечиро не суждено было сбыться. Через неделю она покинула личные покои принца. Наследник заменил ее дочерью одного из придворных - главным образом, за то, что у нее имелся замечательно красивый брат, часто сопровождавший сестру в ее визитах к принцу Токиро. Кукла-альбинос тихо и незаметно, в полном одиночестве, провел в дальних покоях дворца несколько недель, после чего был подарен принцем на день рождения сыну сенатора Семисёби.

Сенатор сидел на верхней галерее, опоясывающей зимний сад, и смотрел, как его восьмилетний сын отправляется за покупками. Ему обещали великолепную игрушку за отличные результаты в учебе, и сейчас мальчик весь горел нетерпением, торопя воспитателя. За ними, как всегда бесшумно и молчаливо, следовал киборг-телохранитель.
Сенатор вздохнул. Эта кукла определенно внушала ему беспокойство. С виду он был абсолютно безопасен - худой и бледный, совершенно не похожий на лихих громил, охраняющих других высокопоставленных особ. За два года, проведенные в доме сенатора, он ни разу не причинил никому ни малейшего беспокойства, тихо присутствуя везде, где бы ни находился маленький Тэнори, и иногда участвуя в его играх. Правда, мальчику быстро надоело с ним играть - кукла была слишком ловка, быстра и сообразительна - во всем, кроме того, что ребенку скучно все время проигрывать. Сенатор сначала не доверял его способностям телохранителя, пока однажды в Универмаге Игрушек семилетнего Тэнори не попытались похитить... У сенатора до сих пор стояли перед глазами кувырки двух здоровых мужчин, разбросанных по торговой площадке через минуту после первого крика ребенка... Невзрачный семнадцатилетний парень просто парализовал нападавших несколькими ударами, после чего спокойно и мирно помог подняться невредимому Тэнори и проводил его к помертвевшим от страха матери и воспитателю. С этих пор сенатора передергивало каждый раз, когда киборг бесшумно появлялся у него из-за спины. Сплавить бы его куда-нибудь, но ведь от подарка наследника престола так просто не отмахнешься... Каждая пойманная в полете чашка, каждый раздавленный в пальцах орех, каждый не улетевший в драгоценные орхидеи мяч - все это только заставляло сенатора еще больше опасаться странного альбиноса. Но сильнее всего он не любил куклу за то отвратительное изящество, которым было исполнено каждое его движение, за это постоянное напоминание “Made for Palace”. А он, могущественный сенатор Семисёби, при всем своем влиянии остается лишь выскочкой-плебеем.

Тэнори оторвался от восторженного созерцания коробки с новой установкой для виртуальной игры и толкнул локтем сидящего рядом Мэриэру.
– Как ты думаешь, ты - вкусный?
– Как нужно понимать этот вопрос? – вежливо уточнила кукла.
– Твое дело - отвечать, - тон мальчика явно копировал отцовский. Мэриэру равнодушно ответил.
– Не знаю.
Мальчик некоторое время разглядывал его, словно впервые видел, потом захихикал.
– Я слышал вчера, как мама сказала тете Амели, что ты - ужасный урод, но она с удовольствием попробовала бы тебя!
Воспитатель нахмурился и смутился.
– Тэнори, нельзя повторять личные разговоры взрослых. Это дурной тон. Больше никогда не говори этого.
– Но она так и сказала - ужасный урод! - мальчишка захохотал во все горло, потом внезапно посерьезнел и сказал Мэриэру:
– Ты можешь не беспокоиться, я никому не дам тебя... попробовать. В конце концов, ты МОЯ игрушка.
Альбинос наклонил голову в знак молчаливого согласия.
Воспитатель покосился на высокого длинноносого конструкта на соседнем сидении флаера и подумал про себя, что никогда в жизни не согласился бы быть чьей-то игрушкой. Ни за какие деньги. Особенно у Тэнори Семисёби.

Прыжок... переворот... прыжок... два шага назад... прыжок...
Мэриэру стоял, чуть балансируя руками, на растянутой между двумя столбиками проволоке и прислушивался к звукам в зале. Так и есть - почти неслышные шаги по мягким татами, легкие, уверенные... Он поднял руку к лицу, желая снять с глаз повязку.
– Не надо! - не просьба, приказ.
Мэриэру спрыгнул с проволоки, ожидая, пока госпожа Семисёби подойдет ближе. Сегодняшний день был у него свободным - Тэнори пригласили во дворец Императора на детский праздник, а являться к Императору со своими телохранителями считалось самым дурным тоном. Мэриэру выспался, всласть наплавался в огромном бассейне, дочитал давно примеченную у Тэнори книгу, и теперь, пользуясь одиночеством, тренировался в пустом спортивном зале. Пока не пришла госпожа.
– Разве роботы нуждаются в тренировках? - чуть насмешливо спросила жена сенатора, останавливаясь в пяти шагах от альбиноса.
– Я не робот, госпожа Семисёби. Я - искусственно созданный человек.
– Человек? Разве? - госпожа рассмеялась, – Это очень смелое утверждение. Его надо доказывать.
Мэриэру промолчал. Он не мог спорить. Уровень его осведомленности о собственном положении позволял судить, что от людей он отличался резко и невыгодно. На самом деле он не имел никаких человеческих прав - он вообще не существовал юридически. То есть, наличие среди материальных объектов человекоподобного биоконструкта под кодовым именем “Мэриэру Янагава” заверялось несколькими документами, сияющими голографическими защитами от подделки, существовала дарственная от имени Его Высочества принца Токиро - и все. Удостоверения ЛИЧНОСТИ на него не существовало. Он – всего лишь игрушка, большая умелая кукла.
- Кстати, забудь это варварское имя – Мэриэру! Что за нелепая привычка держаться за древний акцент. Тебя зовут Мэрилл!
- Это женское имя, госпожа.
Она рассмеялась, от души позабавленная легким оттенком недовольства в голосе куклы.
- Мэриэру – тоже женское.
Госпожа Семисеби взяла его за опущенную руку и погладила узкую ладонь.
– Сегодня я расположена к дискуссиям... У тебя очень нежные руки, Мэрилл. Для чего тебя заказал принц Токиро?
– Я не знаю, госпожа Семисёби.
– Маленький лгун... разве ты не знаешь, что нельзя обманывать хозяйку?
– Я не могу знать истинных целей другого человека.
– Ах, да ты еще и философ! - удивленно засмеялась женщина. Мэриллу нестерпимо захотелось снять повязку с глаз - уж очень беззащитным он себя чувствовал от ее присутствия...
– Ну, хорошо... Чему тебя учили? Это ты должен знать. Ты строен, но некрасив, ты быстр и ловок, но не очень силен... Для чего тебя готовили?
– Меня учили дворцовому этикету, каллиграфии, рисованию тушью, стихосложению и искусству любви, – с запинкой проговорил Мэрилл.
– Хм! Неплохой набор для дворцовой игрушки... - ловкие и бесстыдные руки женщины прошлись по его телу, оценивая спрятанные под одеждой небольшие, но рельефные мускулы. Мэрилл не двигался. В конце концов, она может сделать все, что пожелает - он не имеет права возражать.
– Ничего лишнего - ну просто девочка для гарема...
Мэрилл знал, что такое гарем, но сравнение его не задело. Обижаться он просто не умел. Как, впрочем, и стыдиться.
Женщина развязала на нем пояс и посмотрела в бесстрастное белое лицо.
– Тебе безразлично, что я делаю?
– Да, - ответил киборг. Женщина с размаху ударила его по щеке.
– Сними одежду. Повязку оставь.
Мэрилл повиновался. Госпожа Семисёби погладила теплую шелковистую кожу на его груди и вздохнула.
– Принц тоже требовал от тебя этого?
– Принц не прикасался ко мне, госпожа.
Женщина оглядела его с головы до ног и усмехнулась.
– Мальчик... Невероятно! Но исправимо.

– Дура! – мощная ухоженная ладонь сенатора Семисёби врезалась в щеку жены, оставляя красные полоски на сияющей дорогой косметикой коже.
– Нет, ну какая дура! - сенатор побагровел от ярости и нависал над хрупкой супругой как волна цунами нависает над маленькой рыбачьей шхуной, - Неужели тебе трудно было поискать для удовлетворения своей похоти кого-нибудь другого?!
– Ты ревнуешь меня к кукле? - усмехнулась госпожа Семисёби, которая вовсе не выглядела испуганной. Сенатор с удовольствием отвесил ей еще одну пощечину.
– Если бы в твоей красивенькой головке помещалось хоть немного ума, ты могла хотя бы догадаться делать это молча! Плевать я хотел на твою верность, если бы не необходимость сохранять лицо, но какого дьявола тебе пришло в голову расспрашивать этого робота о принце Токиро?! Неужели ты не понимаешь, что это может быть элементарная ловушка, проверка на лояльность! Что если сейчас все твои слова лежат на столе Шефа Безопасности - и это перед самыми выборами в Конгресс!
Госпожа Семисёби молчала. Это было лучшее, что она могла сделать для успокоения разбушевавшегося супруга. В то, что киборг является шпионом, она не верила. Зато о том, что муж установил в собственном доме такую разветвленную систему слежения, следовало поразмыслить...

Мэрилл лежал в темноте на своей кровати и прислушивался к собственным ощущениям. В этой области своих знаний он практиковался впервые, и никакого удовольствия от подобной гимнастики не получил, хотя и выполнил ее на высоком уровне. Похоже, чувства, описываемые в дворцовых трактатах по искусству любви, были ему недоступны. Госпожа Семисёби была абсолютно права - он не человек.

Огромное стеклянное здание Токийского GJ-порта казалось тесным от неимоверного количества народа. Гиперпрыжковые рейсы давно завоевали популярность у всех слоев населения благодаря своей дешевизне и удобству, а сегодняшнее мероприятие обещало быть особенно многолюдным - компания “Джапан Джи Джей лайнс” представляла миру свое новое детище, гигантский gj-лайнер элитного класса. На церемонии ожидался сам Его Императорское Высочество принц Токиро, который должен был первым ступить на борт супер-лайнера и совершить на нем гиперпрыжковый перелет на другой конец Японской Империи - наследник престола ожидали с официальным визитом в Африканских Соединенных Штатах Америки.
Тэнори был вне себя от возбуждения. Он категорически не желал спокойно идти рядом с матерью и воспитателем, и все время рвался подобраться поближе к невозмутимым статным гвардейцам в форме императорского дворца, оцепившим все проходы к регистрационным секциям. Мэрилл, вынужденный находиться в одном шаге за спиной своего подопечного, прекрасно знал, то именно вызывает этот дьявольский блеск в глазах мальчика - безупречные старинные клинки, разодетые в драгоценные ножны, что висели за спиной у каждого воина. Каждый из этих мечей представлял собой немалую историческую и художественную ценность, но использовался отнюдь не только в качестве украшения для парадных выходов, а обладал бритвенно-острым лезвием, пригодным для ближнего боя. Впрочем, гораздо чаще в ход пускались обычные парализаторы, уютно влившиеся в левую ладонь гвардейцев.
Госпожа Семисёби незаметно поправила выбившуюся из сложной прически прядку и бросила взгляд на миниатюрные кольцо-часики - их рейс был назначен на более позднее время, но пропустить церемонию было совершенно невозможно, и они прибыли в порт на два часа раньше. Впереди их ждали теплые морские волны и зеленая роскошь садов вокруг южной виллы...
Момент появления наследника со свитой можно было определить задолго до нарастающего гула толпы - гвардейцы неуловимо подобрались, впились глазами в беспокойно отпрянувших любопытных. Мэрилл, повинуясь требовательному подергиванию за рукав со стороны Тэнори, поднял мальчика на плечо - они стояли достаточно далеко от прохода. Всеобщее внимание сосредоточилось на матовых стеклянных дверях, из-за которых должен был появиться сын нынешнего Императора.
Принц Токиро шел быстрым легким шагом, сохраняя на тонких губах вежливую улыбку и коротко кивая окружающим. В какие-то пару минут он пересек огромный зал и скрылся в регистрационной кабине. Вслед за наследником туда же проследовали его свита и избранные счастливцы, которым предстояло разделить с Токиро комфорт и радость полета. Через зеркально чистую прозрачность стен gj-порта можно было увидеть, как принц приблизился к трапу, обернулся, подал руку красивой светловолосой женщине из своей свиты и первым ступил на борт лайнера, помахав на прощанье собравшимся.
Мэрилл попытался осознать, что он чувствует к этому красивому строгому мужчине, мимоходом распорядившемуся его судьбой, - и не ощутил ничего. Принц не стал исключением из других окружающих киборга людей. Возможно, если бы наследник знал об этом, его бы это позабавило...
Красавец лайнер дрогнул, мягко оторвался от бетонированной площадки и начал медленно набирать высоту. Из многих уст слетел вздох уважительного восхищения - мастерство пилота было безупречно, серебристая громадина поднималась строго вертикально, провожаемая сотнями тысяч глаз и видеокамер.
– Хочу туда... – ошеломленно-завистливо выдохнул Тэнори, не отрываясь от обтекаемых стройных форм серебряной стрелы лайнера.
– В следующий раз - обязательно, - пообещала госпожа Семисёби, - А... - она замолчала, привлеченная необычностью происходящего.
Лайнер, уже поднявшийся много выше относительно низкого здания порта, вдруг замерцал, словно собрался в нарушение всех правил уйти в гиперпрыжок прямо над городом, дрогнул... и расцвел ошеломляющей жуткой красоты огненным цветком, вспыхнувшим и тут же увядшим. А оскверненные плазменной температуры пламенем серебряные обломки полетели к земле...
До госпожи Семисёби медленно дошло, что следующего раза не будет.
В следующую секунду раскаленная глыба оплавленного металла прорвала стеклометаллические стены здания gj-порта, прошила бронированные перекрытия и погрузилась в пол центрального зала ожидания.

“Экстренное сообщение. Ужасной трагедией завершился первый полет гиперпрыжкового лайнера последнего поколения, принадлежащего компании “Джапан Джи Джей лайнс”...”
“Невосполнимую потерю понесла Японская Империя...”
“...погиб наследник императорского престола Его Высочество принц Токиро...”
“За последние двести лет Империя не знала подобной катастрофы.”
“Тысячи погибших...”
“Причины трагедии выясняются...”
“Император скорбит со своим народом...”

Роберт Батшон, натягивая смотровые перчатки, вошел в бокс, кивнул ассистенту и склонился над очередным “пациентом”. Опытные хирурги из штата его сотрудников уже занимались подавляющим большинством поступивших киборгов, оставляя самому профессору только особо тяжелые случаи.
Все расходы на лечение пострадавших при аварии gj-лайнера оплачивались из личной императорской казны. В том числе Божественный выделил огромную сумму кредитов на восстановление “живых кукол” - но только в том случае, если “куклу” после реанимации забирали обратно хозяева. Многие батшоновские создания оказались невостребованными - бывшие владельцы либо погибли во время катастрофы, либо пребывали в шоке от потери близких и не хотели больше связываться с не сумевшими защитить их киборгами.
Закрытый от пламени и осколков телом Мэрилла Тэнори Семисёби практически не пострадал, и потребовал свою живую игрушку назад. Сенатор, еще не оправившийся от облегчения, что единственный ребенок остался в живых, не сумел ему отказать, и дал согласие на восстановление альбиноса.
Батшон откинул простыню, закрывавшую с головой обожженное и изрезанное мелким стеклом обманчиво хрупкое тело своего творения, и углубился в задумчивое созерцание. Рядом застыл в вежливом ожидании ассистент, готовый выполнить любое распоряжение профессора.
– Этого - в операционную. Сейчас. Приготовьте мой хирургический костюм, я сам займусь этой куклой.

Микроскопическое лезвие виброскальпеля надрезало тонкую изоляционную оболочку и уступило место тончайшей сварочной игле. Восстанавливались серебряные паутинки нервов, сшивались разорванные сосуды, удалялись осколки упрочненных костей...
Батшон осторожно удалил первичные швы, наложенные спасательными службами (им разбираться, человек перед ними или киборг было некогда), и сделал знак ассистенту, немедленно приступившему к заправке регенерационного бокса.
– Вряд ли есть теперь нужда сохранять твое уродство... Пусть все восстановится таким, каким заложено... - профессор отсоединил контакты импульсного пилота, сменил лезвие виброскальпеля и несколькими точными движениями перерезал спайки, блокировавшие некоторые участки мозга “куклы”.
– Даже не знаю, поблагодаришь ли ты меня когда-нибудь за это... Но сомневаюсь! Прости, не я решил твою судьбу.

– Не хочу.
Сенатор остолбенел. Ситуация была банальна и комична, как в старом дурном анекдоте - с ним заговорила мебель, осмелившись при этом высказывать собственное мнение. Он обвел глазами белую фигуру стоящей перед ним куклы, не зная, как собственно поступить - спорить с игрушкой было как-то нелепо, все равно что признавать ее мыслящей. Выхода, впрочем, не было, и сенатор по возможности спокойно повторил приказ:
– Иди и переоденься.
Одежда киборга после душа из стекла и капель расплавленного металла была немедленно отправлена в утилизатор еще в “больнице”, вместо нее Мэрилла одели в узкие брюки, бадлон и куртку-кимоно - и все это отвратительного белого цвета! На вкус сенатора в подобном одеянии альбинос выглядел просто привидением, но стоило приказать ему переодеться, как обнаглевшая кукла выдала какой-то нелепый протест! Черт побери, долго еще жена будет валяться у медиков?! В конце концов, заниматься домом - это ее дело! Зачем-то переделали кукле лицо - зачем, чтобы женщины заглядывались?!
Это оказалось последней каплей, переполнившей меру терпения сенатора. Он еще мог терпеть розовоглазого тихоню-уродца, но вызывающе красивого строптивца - точно не собирался! Наследника больше нет, Императору вряд ли есть дело до обращения с подарками сына - не до того сейчас, в любом случае. Так что дело за малым - отвлечь Тэнори, а куклу - с глаз долой.

Личико Тэнори побагровело от крика, стиснутый кулачок с размаху врезал по отцовскому столу.
– Я сказал, что хочу Мэрилла назад! Это МОЯ игрушка! Ее подарили МНЕ!!!
– Тэнори, твоя кукла сломалась. Ее починят и вернут, просто немного попозже. - Сенатору было все труднее сохранять душевное равновесие. Он, конечно, ожидал гнева сына, но не предусмотрел его масштабов. Если мальчик и дальше будет так кричать, у него может случится приступ...
– Хорошо, Тэнори, хорошо. Я распоряжусь, чтобы поторопились. Куклу доставят к тебе вечером.
– Сейчас же! Немедленно!
– Это невозможно, Тэнори, - терпеливо улыбнулся сенатор, в душе признавая свое полное поражение. - Но вечером она будет у тебя. Я обещаю.
Когда разгневанный мальчик покинул кабинет, сенатор еще долго сидел, откинувшись на спинку кресла, и размышлял. Да, присутствие куклы в доме временно неизбежно. Но никто не сказал, что он, Томору Семисёби, не сумеет заставить ВСЕХ в этом доме выполнять свои требования.

Мэрилл пошевелился и замер, в который раз пораженный изламывающей тело болью. Ничего подобного до сих пор он не испытывал, но ему не понадобилось много времени, чтобы сообразить - двигаться не стоит. Он никак не мог понять только одного - почему этот дискомфорт многократно усиливается при воспоминаниях о произошедшем?
Сенатор благоразумно услал сына на день из дома, подкупив его билетами на экскурсию вокруг орбиты для него и его друзей. Мэрилла не взяли. К новому отказу переодеться со стороны строптивой игрушки сенатор был готов значительно лучше - трое киборгов-охранников по его приказу попросту сорвали с альбиноса одежду, основательно избив его при этом электорошоковыми дубинками. Мэриллу даже в голову не пришло сопротивляться. Он молча вытерпел побои (при “рождении” его учили не проявлять своих ощущений, это невежливо) и позволил швырнуть себя в собственную комнату. Когда захлопнувшаяся дверь поставила точку в приговоре сухим щелчком электронного замка, Мэрилл распластался на полу и долгий час лежал не двигаясь. Потом пришло неожиданное, новое и пугающее ощущение озноба, и альбиносу пришлось тащиться к кровати. Он с сожалением вспомнил низкие постели в императорском дворце, такие удобные для укладывания по сравнению с высокими европейскими ложами, и еще больше испугался собственного сожаления - он еще не знал, откуда берется это неутолимое томление, странное нефизическое чувство, определить источник которого было абсолютно невозможно. Чувства были разными “на вкус”, в основном весьма неприятными, и Мэрилл мучился ими до того неуловимого момента, когда сон втянул его в свою фантастическую реальность.
Спать он боялся с того самого дня, как впервые очнулся после катастрофы в белой стерильной комнате, точно той же, где и впервые в своей жизни. Раньше это был просто отдых в небытии, он никогда не видел снов. Теперь они стали приходить всегда. Сны были слишком яркими, цветными и острыми, Мэрилл просыпался после них измученным и взбудораженным, часто - с криком, дрожа в холодном поту. Сначала это были лишь смутные видения, пятна и вспышки, потом стали появляться образы, картины, сюжеты... Сцены, увиденные в реальной жизни, но оставшиеся непонятыми, бледными, возвращались во сне окрашенные в сюрреалистические тона эмоций, резкие и объемные. В этот раз он отчетливо и подробно заново пережил во сне сцену своего бунта и ее последствия - и проснулся, впервые в жизни рыдая, как ребенок. Собственный плач испугал его до судорог, но Мэрилл вдруг ощутил странное удовлетворение от слез, словно с ними изливалось что-то, давно его томившее, и он плакал и плакал, пока не устал и не уснул снова, на этот раз значительно спокойнее...

Каким-то шестым чувством он осознал, что свою новообретенную странность следует скрывать чем тщательнее, тем лучше. Дело было даже не в малоприятных последствиях попытки обрести собственное мнение - Мэрилл узнал, что такое страх. Не знакомое прежде чувство легкого дискомфорта, сопровождающего логическое обоснование грозящей опасности, а подсознательный всепоглощающий ужас перед неизвестным. Сенатор мог быть доволен - кукла больше не выходила за рамки своего кукольного поведения, не возражала, слушалась беспрекословно, и выглядела, пожалуй, еще более кукольно-бесстрастной, чем обычно. Все были в выигрыше - сенатор обрел утраченное было душевное равновесие, Тэнори - свою игрушку... Мэрилл - новый способ познавать мир.
Его необыкновенная способность к обучению еще в первый год жизни превратилась в трудно сдерживаемую тягу к поглощению новой информации. Не имело значения, какая именно смысловая нагрузка отягощала (или не отягощала) содержимое книг, журналов, рекламных проспектов, обучающих и развлекательных программ голо-V – Мэрилл принимал все с равной жадностью.
Однажды сенатор с неприятным изумлением заметил, как кукла задумчиво перелистывает модный дамский журнал, накручивая на палец прядь своих жестких белых волос.
- И что ты в этом понимаешь? – голос Семисеби был полон сарказма и отнюдь не затаенного превосходства.
Альбинос положил журнал обратно на столик и скромно покачал головой.
- Ничего, господин.
Мэрилл научился лгать.

Тэнори валялся на ковре перед голо-V и весь извивался от возбуждения, впитывая бурные события очередного боевика из жизни нижних уровней Эдо. Мэрилл тихо сидел за ширмой, перелистывая забытую мальчиком книгу. Он очень старался, чтобы его присутствие оказалось незамеченным – ему могли приказать удалиться в свое помещение, а унести туда книгу незаметно Мэрилл не мог.
- Уау! – очередной вопль Тэнори символизировал новый виток столкновений полиции и обитателей городского дна. Сидящий тут же воспитатель недовольно поморщился. Он пытался запретить или ограничить доступ мальчика к этим программам, которые никак не способствовали улучшению его характера, но Тэнори мог добиться от сенатора чего угодно и доводы воспитателя пропали втуне. Более же всего учителя волновал тот вопрос, что в этих боевиках далеко не всегда полиция оказывалась стороной привлекательной, а ловкие бесшабашные подонки с нижних уровней – такими омерзительными, какими могли оказаться в жизни. И мальчик охотно примерял на себя роли уличного самурая или компьютерного вора-хакера, что весьма беспокоило воспитателя, которому предстояло заложить в ребенке некие представления о законе, добре и зле.
- Так его! – Тэнори энергичным движением кулака подсказывал статному кибер-герою, как нужно расправляться с преследующими его силами правопорядка, - Эй, Мэриэру! Хватит прятаться, иди сюда.
Альбинос послушно вышел из-за ширмы, не забыв сунуть книгу в середину стопки комиксов.
- Ты же так можешь! Повтори!
Мэриэру посмотрел на светящийся объем голо-V, в котором танцевали друг напротив друга двое мужчин, избивая воздух в миллиметре от тела противника. Отвечать ему не пришлось – на столе запел оставленный Тэнори наручный комм. Не дожидаясь ответа, приборчик включился в режиме громкой связи, и громовой голос сенатора наполнил детскую:
- Сын, спустись ко мне в гостиную. Вместе с учителем.
Что-то в голосе отца заставило Тэнори повиноваться. Он нехотя поднялся с ковра и поплелся к дверям, оглядываясь на учителя. Мэриэру и раньше слышал вздохи учителя по поводу того, что школьные оценки за полугодие не вызовут восторга у родителей Тэнори, и поэтому совершенно не удивился, что уходящие мальчик и мужчина были слишком озабочены, чтобы думать о выключении голо-V.
Альбинос опустился на колени перед проектором, внимая насмешливому монологу героя, обращенного к своему противнику.
"Ты дерьмовая марионетка, кукла безмозглая! Ты понятия не имеешь, что такое сражаться за идею. Ты тряпка,  умелый раб, инструмент – и тебя вышвырнут на улицу, когда ты перестанешь быть нужным!"
Мэриэру с непонятной для себя жадностью внимал, произведет ли эта отповедь впечатление на того, кому была адресована. Он еще не умел различать реальность и пафос, естественные мотивы от вывихов морали – и ожидал из сияющей глубины трехмерной иллюзии ответа на собственные, пока еще не оформленные толком мысли. Фильм оказался из разряда наивных. Внезапно проникнувшись идеей свободы, равенства и братства, уличный самурай не стал доводить до конца успешно начатое сведение с лица земли героя-моралиста, обратил свои таланты против нанимателя и весьма благородно предстал в финале борцом за правое дело, удаляясь плечом к плечу с главным персонажем в недра нижних уровней.
"Кукла безмозглая".
Мэриэру поднес к лицу свои руки, вглядываясь в сплетение кожных узоров. Попытался представить себе жизнь, не связанную с домом Семисеби. Получалось плохо. Официально его место в цивилизованном обществе могло быть только рядом с хозяином, с тем, кто кормил, предоставлял кров и принимал на себя всю полноту ответственности за действия своего конструкта. Мыслил за него.
"Что я могу сделать без распоряжения?"
Оказалось, много чего. Мэрилл не мог не признать, что его желания и действия часто выходят за рамки, установленные для домашней куклы. Что сам факт наличия у него тайной жизни и тщательно скрываемых от хозяев поступков является недопустимым, немыслимым.
"Хочу ли я оказаться свободным?"
Альбинос улыбнулся себе – впервые растянутые губы означали нечто, идущее из глубины души, а не вежливую гримасу. Мэриэру ощутил безумный приступ совершить нечто запрещенное, непристойное, невероятное для куклы… и сдержался, призвав на помощь все свое обретенное благоразумие. Он давно понял, что успех любого запрещенного дела – в его секретности. И основательной подготовке.


Копилка Тэнори стояла на видном месте в комнате для игр. Сенатор и его жена регулярно пополняли личный детский счет сына, но мальчик электронных денег не любил и не понимал, предпочитая осязаемые наличные. Мэриэру спустился в игровую глубокой ночью, когда весь дом спал. По его приблизительным подсчетам денег в копилке должно было оказаться достаточно, чтобы он смог реально просуществовать на них некоторое время. Альбинос взял в руки ощутимо тяжелую коробку и бесшумным шагом вышел в слабо освещенный коридор, ведущий к лестнице.
Сложностей на выходе из роскошных апартаментов семьи сенатора он не ждал – гораздо больше его волновал путь из цивилизованной части города на нижние уровни. Он понимал, что квартира Семисеби расположена на максимальном удалении от криминальных районов.
Коридор, поворот, галерея зимнего сада,  в конце которой виднеется дверь в холл…
- Стоять.
В руках сенатора обнаружился девятизарядный станнер, недвусмысленно направленный на шальную куклу.
- Прекрасно! Стоило этого ожидать. Итак, ты все-таки шпион. И что же ты несешь своему настоящему хозяину?
Выход из квартиры был слишком близко, чтобы Мэриэру мог отступить. Но уворачиваться от неминуемых выстрелов было безнадежно – альбинос не сомневался, что первые несколько парализующих зарядов его не достанут, но их будет достаточно, чтобы нагрянули поднятые по тревоге охранники. Оставалась только хитрость – и Мэриэру, вытянув руки с копилкой, шагнул к сенатору.
Семисеби ждал от излишне умной куклы многого – но он даже мысли допустить не мог, что изделие благополучной «Creature», гражданская модель, чья абсолютная безопасность для зафиксированного программой владельца заверена многочисленными сертификатами, способна причинить человеку вред. Он еще успел удивиться этому, кувыркаясь через ограждение галереи вниз, к цветному паркету первого этажа.

Охранник на выходе из квартиры, двое на лифтовой площадке и уж тем более ночной консьерж даже не подумали поинтересоваться, куда несет хозяйская кукла пластиковый пакет с броской надписью “Welcome to Sin-Paradise” – безэмоциональный ответ «приказ господина Сенатора» объяснял им все. Ведь всем известно, что у кукол принципиально не может быть собственной инициативы.

Альбинос вышел на подъездную площадку перед домом, ступил на мерцающие плитки пешеходной дорожки – и неторопливо зашагал к спуску на основную улицу. По его подсчетам, через две с половиной минуты, замешавшись в обычную для этого времени суток толпу на тротуарах, можно будет ускорить шаг.
Мэриэру шел к свободе – и еще не знал, как сильно ошибался.