Бежим со мной

Бежим со мной, бежим в дальние края.
Бежим со мной, бежим в дальние края.
Там ждут не дождутся таких как ты и я, как ты и я...
Плывем со мной, и нас не найдут нигде,
Плывем со мной, и нас не найдут нигде,
Но зачем тебе плавать - ты можешь ходить по воде, ходить по воде...

Зачем уметь плавать, если хочешь достигнуть дна,
Зачем уметь плавать, если хочешь достигнуть дна,
И ты остаешься, а я бегу одна, бегу одна...

Теперь я знаю, любить - это так легко,
Теперь я знаю, любить - это так легко,
И мне не страшно, даже если ты далеко, ты далеко...

Восходит солнце - ты слышишь, алмазный звон,
Восходит солнце - ты слышишь, алмазный звон,
И лес без названья обступает нас со всех сторон, со всех сторон...
Умка

На Арбате все было как всегда. Портвейн, гитары, аск, телеги, фенечки… я сидела и скучала. Все лица были знакомыми. Никакой свежей струи. У стены стоял с гитарой аскальщик Джонни, чьи песни я уже выучила наизусть. Рядом сидела эксцентричная Комета и флегматичная Талин, которая как всегда плела невероятных размеров фенечку и утверждала, что это легко. Гром, как всегда был пьян в стельку и приставал к своей девушке Мирк, которая, впрочем, была не против.
Жарко было и душно, надвигался дождь. Разговаривать не хотелось. И вдруг подошел к нам хипповатого вида мальчик – драные джинсы, свитер и клетчатая рубашка.
Мы разговорились. Оказалось, мальчик – стопщик из Тюмени. И ехал он сначала в Краснодарский край (там у него, по его словам, было 6 соток конопли), потом – в Питер, на обратном пути снова в Че****инск (так стопщики интерпретировали название нашего города)и, наконец, в Тюмень в конце августа.
На следующий день он снова был на тусовке.
- Феньку плетешь? – спросил он, подходя со спины.
- Как видишь. – ответила я, не отрываясь.
Он сел рядом и заглянул мне в лицо. И только тут я его разглядела. О, как он красив, проклятый…
- Мне сплетешь? – поинтересовался он.
- Если хочешь. У меня дома как раз лежит фенечка для какого-нибудь стопщика.
- Хорошо. А то мне в вашем городе еще фенечек не дарили. – улыбнулся мальчик.
- А как тебя зовут-то?
- В городах так и зовут – Тюмень. А по паспорту Вячеслав.
Пока я плела фенечку, мы болтали о жизни насущной… выяснилось, что Славе скоро двадцать, а стопом мотается с четырнадцати…И в каждом городе у него по тусовочной жене, а дома ждут родители и друзья – словом, жизнь в кайф.
Конечно, я выполнила обещание – принесла фенечку. Я всегда выполняю обещания, такие – тем более.
- Спасибо. – сказал он, когда я завязала фенечку у него на запястье. – Да, чуть не забыл.
И он поцеловал меня в щеку.
Мы сели на скамейку.
- Ты здесь еще надолго?
- Уезжаю скоро. Только вот из города сложно выехать… а мне ваша тусовка нравится. В Москве хуже. Хоть и больше.
- Счастливый ты человек. Свободный.
- А поехали со мной, - неожиданно предложил он, - тогда мне в Ебург ехать не придется за попутчиком.
Как мне хотелось закричать «ДА!»… как я хотела поездить стопом…
- Ну… очень хочется…
- Вот и хорошо. Прямо сегодня поедем.
- Только я не могу. Я же человек подневольный.
- Да ты устрой дома скандал, мол, я совершеннолетняя, делаю, что хочу…
- Но я же несовершеннолетняя… - возразила я.
- Как? – воскликнул Слава. – А сколько же тебе?
- Шестнадцать.
- Ладно. Но было бы хорошо. Слушай, а может, все-таки поедешь?
Искушение было слишком велико. Но я закончила только десятый класс …
Тут подвалил Олин с какой-то черноволосой девчонкой. Олин – знатный пионервожатый. Всех новеньких он знакомит с тусовкой, оберегает их, посвящает и водит за собой повсюду. Почему в циничном и резком Олине вдруг просыпается такой альтруизм остается для всех загадкой, но многие известные сейчас люди были продвинуты именно Олином. Я же выбилась в свет минуя Олина, через Фокси, его ученицу. Протусовавшись два года (то есть с одиннадцати до тринадцати лет) я уже знала, наверное, всех. Во всяком случае, за последние полгода я не видела ни одного нового появившегося с тех пор лица за исключением приезжих стопщиков и Олиновских пионеров. Теперь я вообще выбилась в олдовые.
- Хэй, Руся, знакомься, это Тэш.
Я кивнула.
- Она еще ни разу не слышала твоего пения. Сыграй…
- Гитара?
- Сейчас будет. – сказал Олин и пошел созывать народ и искать инструмент.
Вообще голос у меня от природы специфический, кому-то кажется противным, но я занималась с академической певицей, которая мне голос и поставила. Теперь он у меня, как выражается Джокер, «сильный, мерзкий, но чисто хипповый».
Олин принес инструмент в чехле, что оказалось очень кстати – не на земле же мне сидеть! Я расчехлила гитару, подождала, пока все желающие подойдут, устроилась на распростертом чехле и провела по струнам. Гитара, конечно, расстроенная, но я все равно играть-то толком не умею…
Я подумала немного над тем, что бы сыграть.
- Давай «Жену гитариста!» - закричала Мирк, которой тема, изложенная в песне была очень знакома.
И я запела…

Жена гитариста – жена декабриста,
Так мило и быстро, порочно и чисто…

Ну и далее по тексту.
Тюмень был не в востроге. Оно и понятно, это ведь плохая песня.
- А ты знаешь «Бежим со мной»? – спросил он.
- Конечно. – улыбнулась я.
Мы спели эту песню так, что люди сидевшие на лавочках поднялись и устроили овацию. Песня, конечно, не моя, но чертовски приятно…
Может быть, дело в том, что мы спели ее от души?
Ведь мне так хотелось с ним сбежать, а ему – увезти меня…
- Русь… ты фрилавщица? - спросил Тюмень после импровизированного концерта.
- Есть немного…
- Тогда… ты… - он преклонил колено, - будешь моей женой? Одной из нескольких, но я иначе не могу… и видеться мы будем раз в год, а то и реже… но тем не менее… будешь?
- Давай я лучше буду тебе сестрой. Единственной и неповторимой. И ты мне будешь писать письма. А года через три мы с тобой сбежим…
- Идет! – улыбнулся Слава…