Мой театральный роман

Это было странное время в моей жизни. Мне было тогда немногим больше двадцати, и я работала в одном из многочисленных учреждений в центре нашего города.
Конечно, странным было не это. Странным было то, что все, ну абсолютно все, с кем я тогда знакомилась (или кто знакомился со мной) оказывались представителями так называемой «творческой интеллигенции». Это были журналисты, художники, композиторы, актеры, режиссеры, кинорежиссеры – кто угодно, только не нормальные люди, занимающиеся обычными делами. С писателями, правда, не складывалось. Единственным, кого можно было бы отнести к представителем этой профессии, был поэт–песенник, правда самый знаменитый на то время, да и теперь еще очень известеный. Хотя с ним я была знакома весьма относительно, мы просто иногда бывали в одной и той же компании.
В то время, помню, мне очень хотелось познакомиться с простым, нормальным человеком, с инженером, например, потому что иногда я просто уставала от своеобразной манеры общения, которую придает этим людям их профессия – или талант.

И однажды осенью я встретила Игната.
Случилось это так. Людмила, моя ближайшая подруга была завзятой театралкой. Она знала всех и всё в нашем театре русской драмы и не пропускала ни одной премьеры, так же как и никого из гастролеров. Иногда она брала с собой в театр и меня – впрочем, не слишком часто. Во-первых, мне всегда больше нравился балет, а во-вторых, она была намного старше меня, и у нее было достаточно знакомых, которые быле ей ближе по возрасту и положению в обществе, с которыми у нее было больше общих интересов, и которые интересовались театром больше, чем я. Но в тот раз ее спутницей оказалась я. Мы пошли на генеральную репетицию нового спектакля.
Спектакль ставил новый режиссер, Игнат Карпышев. То-есть режиссером он был новым. Вообще-то он был актером и уже несколько лет работал в нашем театре. Но постановкой он занимался впервые.
Спектакль мне, в общем, понравился. История, описываемая в пьесе, была столетней давности и происходила в другой стране, но тема была «из вечных». Семейные отношения, а особенно отношения свекровь/невестка, как и жена/любовница всегда остаются актуальными. К сожалению.
Было бы явным преувеличением сказать, что пьеса или ее постановка произвели на меня неизгладимое впечатление. С моей точки зрения это было «в общем, неплохо», хотя я и не считаю себя знатоком театрального искусства.
В перерыве репетиции мы с Людмилой пошли погулять по пустому театру. Спектакль ее действительно заинтересовал, и она разбирала его и анализировала постановку. Я слушала, стараясь не подавать вида, что мне, в общем-то, скучно. Я действительно не очень люблю театр.
Мы как раз проходили мимо боковой лестницы, когда по ней с первого этажа поднимался Игнат. Он шел и, казалось, был весь погружен в свои мысли.
Он был высоким, худощавым, длинноногим и широкоплечим. На нем были серые брюки и серо-голубая водолазка под цвет глаз. Он был довольно молодым, но практически совершенно лысым. Там, где у него еще оставались волосы, они были почти белыми. Видимо раньше, еще до того, как он облысел, Игнат был очень светлым блондином. Он шел, опустив голову, и свет ламп отражался на его лысине.
Людмила посмотрела на него и сказала:
– Посмотри, какой у него думающий вид!
Я посмотрела. Да, вид думающий. Интересно, о чем можно сейчас думать? С моей точки зрения, если были проблемы, их надо было обговаривать с актерами, или же надо подождать до конца спектакля и тогда делать полный разбор.
Людмила была моей подругой, она была старше и умнее меня, и я очень ценила ее мнение. Мне казалось, что если человек привлек ее внимание, то он и в самом деле должен быть очень интересным.
Я посмотрела на него еще раз, более внимательно, и мне захотелось с ним познакомиться. О влюбленности речь тогда не шла, но он стал мне интересен. Мнение Людмилы значило для меня много.
Я пришла на премьеру и после спектакля подарила ему цветы. На премьере дарили много цветов, и он не обратил на меня внимания.
Потом я пришла на вторую премьеру и снова преподнесла ему цветы. На этот раз он меня заметил. Цветы дарили в основном актерам, занятым в спектакле, и к краю сцены Игнат не подошел. Один из актеров хотел было взять у меня букет и передать ему, но я отрицательно покачала головой и указала на Игната. Я хотела, чтобы он подошел и принял цветы сам. Жест был замечен, и я привлекла к себе внимание. Так мы познакомились.
И почти сразу же я в него влюбилась.

Конечно, он был актером. Он играл всё время. Иначе существовать он просто не мог. Обычно он играл «думающего человека» – на это тогда и попалась Катерина, да и я тоже – и сам честно в этом признавался.
Я очень любила литературу и поэзию – Игнат, конечно, тоже. С моей подачи он «проигрывал» самые разнообразные образы – совершенно новые для него, потому что мир «моей» литературы разительно отличался от того литературного мира, который был знаком и привычен ему.
А он увлек меня в мир игры, актерства, когда не достаточно просто прочитать что-либо глазами, но надо еще суметь произнести это вслух, как своё родное и естественное, когда надо найти голос, интонацию, движение и жест и сделать так, чтобы всё произнесенное тобой казалось твоим, природным, и чтобы нельзя было отличить, когда ты говоришь и делаешь что-то своё, а когда это придумано кем-то другим.
Наверное, в каждой из нас сидит чеховская Душечка, потому что вскоре для меня не было ничего интереснее, чем ежедневно и ежечасно заниматься игрой, сплетая воедино прочитанные книги, придуманные персонажи и реальную жизнь.

И конечно, у нас завязался бурный роман.
Были сцены любви и сцены отчаяния, при которых кроме своих естественных переживаний надо было еще следить за тем, как все это выглядит со стороны, как падает свет на лицо или руки, как звучит голос, надо было точно расчитывать позы и выдерживать паузы.
Я была влюблена, горела и мечтала выйти за него замуж.

Игнат был женат, и женат неудачно. Результатом этой неудачи была одиннадцатилетняя дочь. Кстати, Игнат был почти на 10 лет старше меня.
Лиля, жена Игната, тоже была актрисой, но играла в другом театре, что мне показалось странным. Потом я узнала, что она принадлежала к числу тех женщин, которые не могут быть все время с одним мужчиной, так же как не могут оставаться все время в одном доме и на одном месте. Её все время куда-то тянуло. Она уходила к другим мужчинам, потом возвращалась и снова уходила. Она нашла театр, который часто уезжал на гастроли, потому что ей всё время надо было куда-то уезжать. Куда угодно, не важно куда. Главное – не сидеть на одном месте и всегда быть среди новых и незнакомых людей. Только так она могла жить спокойно.
Игната это не устраивало. Он собирался разводиться, но мысль о том, что при этом придется оставить дочь, приводила его в отчаяние.
У меня было такое чувство, что он просто «въигрался» в роль отца, приходящего в отчаяние от того, что ему придется расстаться с любимой дочкой. Но в конечном итоге, было совершенно не важно, как обстояли дела на самом деле, потому что для Никиты игра и реальность была одним и тем же – жизнью. «Что наша жизнь? – Игра!..», как сказал классик.
Предложить ему в то время новую, более интересную игру и, соответственно, новую роль в жизни я не смогла, и наш роман повис в воздухе...

В тот день, выйдя с работы, я сразу увидела Игната. Он шел метрах в пяти впереди меня и разговаривал с каким-то мужчиной, видимо, из театра. Это была пятница, конец рабочей недели, и следующие два дня я была совершенно свободна.
Последнее время мы с ним не встречались. Мне почему-то казалось, что он не хочет наших встреч, и что каждый раз он преодолевает какое-то внутреннее сопротивление при мысли, что мы должны встретиться. Поэтому и я в свою очередь старалась его избегать. Но теперь, когда я снова увидела Игната, я не смогла удержаться и буквально побежала за ним.
На самом деле я тогда лукавила – сама с собой. Я безумно соскучилась – по нему и по той жизни, которая у нас с ним была. Конечно, я прекрасно знала, когда в театре начинаются и когда заканчиваются репетиции, прекрасно знала, в каких спектаклях он занят, и когда эти спектакли репетируют, как знала и то, что репетицию Игнат не пропустит ни при каких обстоятельствах. Поэтому я и вышла с работы точно в то время, когда он, вероятнее всего, будет проходить мимо.

...Почувствовав взгляд, я обернулась. Как обычно, покорно поджидая меня с работы невдалеке стоял Сергей Меркулов и глазами побитой собаки смотрел на меня.
В то время имя Меркулова гремело на весь город. Он был молодым и очень талантливым режиссером, и как раз незадолго до нашего знакомства получил свой театр. Все билеты на его спектакли раскупались заранее, и у касс его театра всегда стояла очередь. Он был молодым, обладал искрометным талантом и шикарной шевелюрой, но...
Ну почему так всегда бывает в жизни? Сколько женщин были бы счастливы, если бы он только посмотрел на них, а он хотел во что бы то ни стало добиться, чтобы внимание на него обратила я, и чувствовал себя несчастным, оттого что не мог это сделать.
Я не была актрисой, нигде не снималась, строго говоря, меня и красавицей-то нельзя было назвать. Я не была престижной дочкой, да и, если уж на то пошло, очень компанейской меня тоже назвать нельзя было. Просто – таким было тот период в моей жизни.
Сергей поджидал меня после окончания моей работы и во время моих обеденных перерывов – короче, всегда, когда не был занят в театре. Он старался бывать в тех же местах, где бывала я, но... Я ничем не могла ему ответить. Мне был нужен Игнат.

Чтобы не усложнять ситуацию я старалась не показывать вида, что замечаю внимание Сергея, хоть это было непросто. Так и теперь, скользнув глазами по толпе, я якобы не заметила его и пошла вперед, в ту же сторону, куда шел Игнат, и где останавливался автобус, на который я должна была сесть, чтобы ехать домой. Привычно кольнул укор совести, но я сразу же выкинула Сергея из головы.
Я знала, что как только Игнат увидит меня, он снова вспыхнет, и опять все будет по-прежнему. Только надо сделать так, чтобы все произошло, как бы, совершенно случайно, и чтобы это он догонял меня, а не я его. Поэтому я шла за ним до тех пор, пока мы не оказались в толпе, а тогда обогнала, вынырнув в паре человек впереди него.

Я оказалась совершенно права. Увидев, Игнат сразу же окликнул меня.
Я сделала вид, что совершенно случайно задержалась на работе дольше обычного, и страшно удивлена, а что он тут делает в это время?

Дальше всё пошло, как обычно. Как обычно поздоровались, как обычно, пошли дальше вместе.
По дороге нагнали группу актеров – труппа понемногу собиралась на репетицию. Игнат остановился с кем-то поговорить, а я пошла дальше вместе со всеми. Изображать семейную пару было ни к чему. Мы с Игнатом встречались уже почти год, кто-то знал обо мне и о наших отношениях, кому-то было все равно. Мне тоже было все равно. Значение имело только одно – мы снова будем вместе.

Весь этот год мы встречались по разным квартирам, где только находили возможность. У меня своей квартиры не было, я жила с родителями, к себе Игнат меня привести, понятно, тоже не мог. Снимать квартиру было дорого, так что жить вместе нам было просто негде. Может быть, будь у нас своя квартира, всё сложилось бы по-другому? – Не знаю. Было так, как было.

В тот раз мы поехали на чью-то дачу.
Дачный поселок был расположен в лесу, минутах в сорока ходьбы от станции. Кроме электрички туда еще можно было доехать на автобусе, но он ходил редко, и это было совсем неудобно. Поселок был старый, и дома в нем были большие, тоже старой постройки. Участки были большими, и дома стояли довольно далеко друг от друга. Пока мы дошли, я совершенно продрогла и окоченела. Стояла осень, зима была на подходе.
По дороге мы никого не встретили. В это время года здесь, вероятно, никто и не бывает.

Весь следующий день мы провели в постели. Я только ненадолго встала, чтобы приготовить перекусить, и сразу же залезла обратно. Было холодно, хмурый осенний ветер навевал грусть и заставлял сжиматься сердце тревожным предчувствием.
Игнат лежал на спине, заложив руку за голову, и смотрел в потолок.
– Мы больше не будем вместе, – сказал он.
Я приподнялась и посмотрела на него. Он перевел взгляд на меня и ответил на немой вопрос:
– Лиля возвращается.
Боль острым ножом резанула меня по сердцу. Комок подступил к горлу, на глазах выступили слезы Я молчала.
Игнат поднялся и сел, ссутулившись, на кровати.
– Там у меня дочка, я ее безумно люблю... – Его слова звучали уныло, ни чувств, ни эмоций в них не было. Он закончил: – Так будет лучше.
Меня окатило жаром. Как я могла потерять его?! Расстаться с ним, когда он стал смыслом моей жизни?! У меня начиналась истерика, я потеряла над собой контроль и закричала:
– А как же я?! Я же не могу без тебя! Я же хотела ребенка! Я же просила тебя! Ты сам сказал тогда, что сейчас не надо, и я тебя послушалась! – слезы не давали мне говорить, я уже рыдала. – Неужели она тебе дороже меня?!
– Ну конечно! –ответ Игната прозвучал скорее раздраженно, чем удивленно.
Я бросилась к нему, я рыдала и целовала его одновременно. Я покрывая его лицо, плечи и грудь поцелуями, смешанными со слезами.
– Игнат! Я люблю тебя! Я не могу без тебя! Я жить не могу без тебя! Я люблю тебя, Игнат!
Он сидел ссутулившись, как будто в нем сломался какой-то стержень, поддерживающий его, отрешенно смотрел перед собой и ни на что не реагировал.

На веранде послышались голоса. Игнат поднял голову, прислушался, встал и пошел, чтобы узнать, в чем дело. Голоса зазвучали более возбужденно, и он отступил назад, в комнату. За ним шло человек пять парней.
– Ребята, ну какие здесь могут быть деньги, какие ценности, вы сами подумайте, о чём говорите, – уговаривал их Игнат.
Парни его не слушали. Они были явно не в себе и тупо шли вперед, уставившись на Игната. Они были одеты по погоде, в теплые темные куртки, и от этого казались еще более массивными. Рядом с ними Игнат, который успел надеть только брюки, высокий, тонкий, белокожий, лишенный даже растительности на груди, казался совершенно беззащитным, несмотря на широкие плечи и развитую мускулатуру.

То, что произошло дальше, заняло, наверное, всего несколько минут, но для меня продолжалось бесконечно долго. В голове все время стоял какой-то звон, все движения были замедленно-плавными, как будто время растянулось в бесконечность. Так бывает, если фильм снимают с большой скоростью, а затем показывают с нормальной. И всегда потом, когда эта сцена возвращалась ко мне в кошмарах, я слышала этот странный гудящий звон и видела эти неимоверно плавные, замедленные движения.
Один из парней, не помню, кто именно это был, первым ударил Игната, и сразу же, как по команде, все вместе они начали его избивать. Игнат сначала пытался уворачиваться от ударов и тоже отвечать ударами на удар, но их было слишком много. Каждый удар, нанесенный Игнату, отпечатывался на его белой коже красновато-синими кровоподтеками. Кровоподтеки вздувались, их становилось все больше...

Я вскочила с кровати, кое-как накинув на себя простыню, движимая страстным желанием защитить Игната, хоть как-то прикрыть его, хотя бы своим собственным телом...
И в этот момент один из парней ударил его чем-то тяжелым по голове. Интересно, я так и не знаю, чем же он его ударил? – Не помню... Помню, как опускалась рука, с чем-то зажатым в ней, помню, как медленно падал Игнат... Помню, как медленно складками опадала простыня, оставляя меня совершенно обнаженной среди чужих парней... С этого мгновения для меня наступила полная тишина. Игнат упал неподвижно.
Простыня у меня слетела, и я осталась обнаженной. Кто-то из парней сказал что-то грязное, но что – я не услышала. Слова повисали в воздухе одно отдельно от другого. Замедленное кино продолжалось. Мне было не до него.

Фраза повисла в воздухе, и в комнате внезапно наступила тишина. В тишине раздавалось только медленное и тяжелое дыхание парней, потому что именно в эту минуту я перевернула Игната на спину. С левой стороны, выше виска, у него был проломан череп.

Видимо, испугавшись того, что они сделали, парни пришли в себя и исчезли. Когда я подняла глаза, их уже не было. Я не видела и не слышала, когда и куда они ушли.
Я перетащила Игната на кровать.
Дольше время снова пошло нормальным ходом, только звон почему-то не прекращался, и все звуки и слова раздавались, как бы, раздельно, с паузами.

Было страшно. Я растерялась. Мне хотелось кричать и куда-то бежать, звать на помощь... У меня на руках умирал мой любимый, и я не могла ничего сделать! Куда бежать, и кого звать? Во всем поселке не было ни души, ближайший телефон находился на станции. Бежать на станцию вызывать «Скорую помощь»? И оставить его одного?..


Лиля подошла к столу и набрала номер телефона своей квартиры. Ей хотелось, чтобы Игнат встретил её. Она еще не решила, надолго ли она к нему возвращается, но сейчас ей хотелось в семью.
Телефонные звонки гулко разносились в пустой квартире...


Чем всё закончилось? Да ничем. Я тогда накинула на себя что-то из одежды и все-таки выскочила на улицу в надежде, что кто-то приехал. Так и оказалось. Из трубы одного из соседних домов поднимался дым, его хозяева приехали на выходные. Мобильный телефон был у них с собой, они и вызвали «Скорую помощь».
«Скорая» приехала быстро. Игната увезли в больницу, а мне пришлось отвечать на вопросы милиции, которую вызвала «Скорая».

Розыски, конечно, ни к чему не привели. Никого не нашли, никто ничего не видел, никого из парней в поселке вобще никогда не было.

Никите повезло, он выжил, и всё, как ни странно, обошлось без последствий.

В больницу я к нему не ходила, чтобы не усложнять ситуацию. К нему приходила жена.

Была и еще одна причина. Не знаю, что со мной тогда призошло, но я была, как замороженная. Не было эмоций, я двигалась, как во сне, до меня всё доходило, как через вату. Ничто меня не волновало, ничего не хотелось, ничто не интересовало. На работе посмотрели на меня и выгнали во внеочередной отпуск. И выдали путевку в санаторий – подлечить нервы.

Потом мы снова встретились с Игнатом. На этот раз он нашел меня сам.
Он все-таки развелся, и теперь уезжал куда-то на Север, где ему давали театр. Его назначили там главным режиссером. Он просил меня выйти за него замуж и уговаривал уехать с ним. Я была отупевшая, замороженная, и мне было все равно. Он обещал мне всё на свете, режиссерскую работу в его театре, съемки в кино – меня это не касалось. Среди бела дня, в центре города, на глазах у сотен людей он стоял передо мной на коленях и умолял выйти за него замуж – и мне было все равно. Мне все было безразлично. Во мне что-то сломалось, что-то произошло со мной там, в то утро на чужой даче.
Игнат уехал.

Через какое-то время я вышла замуж, потом развелась, потом снова вышла замуж и снова развелась. Теперь у меня была своя квартира, но это ничего не меняло.

На новом месте Игнат чего-то добился, я видела его имя в газетах. Он женился, в одной из статей упоминалась его жена, актриса того же театра. Мне было все равно.

Потом, кажется, лет через пятнадцать, я снова встретила Игната в нашем городе. Он вернулся и привез свою вторую жену. Он был по-прежнему стройным и худощавым, и глаза у него были прежние, серо-голубые, только лицо покрылось глубокими морщинами –неизбежный отпечаток профессии. И еще он стал более нервным и суетливым, каким-то неуверенным, что ли.
Игнат искренне обрадовался, увидев меня, а мне было все равно. Он пригласил меня выпить кофе, и в кафе за столиком рассказывал, как он работал и что сделал за это время, что теперь он опять перевелся в наш театр, уже теперь режиссером.
Я слушала и улыбалась, показывая, что мне приятна наша встреча и интересны его рассказы. Прошлая выучка не прошла даром.
Потом он взял меня за руку, заглянул в глаза и сказал:
– А знаешь, я часто вспоминаю тебя и думаю о нас с тобой. Знаешь, ведь это была наша молодость!..
Я, улыбаясь, смотрела ему в глаза, и сказала:
– Да, – и, криво улыбнувшись про себя, подумала, – НАША?..

03.3.2003