Байка или страсти по школьному сочинению

Последнее сочинение в своей жизни я написал. Не так давно и средненько. Но понял – уже успел соскучиться по сплошному самовыражению, по бравированию знанием литературы. Читатель, прости меня заранее за все это.


Байка-1)от гл. баюкать
2) вымышленный, малословный язык столичных мазуриков, воров и карманщиков, нечто в роде афенскаго.(Словарь Великорусскаго Языка. В. Даль)

Но многое изменилось со времен Даля. Байка теперь – совсем другое. Не язык, а рассказ. Сидят люди за бутылкой и треплются. Кто про баб, кто про глухарей, кто про карасей… Ну и наши акулы пера полюбили всей душой подобные истории. Был такой фильм советский – «Весна», так там Черкасов читал отрывок из Гоголя, про побасенки. И вот с этого украинца и начались наши байки. Все, или почти все их любили. Зощенко с Булгаковым, Битов с Мамлеевым и вообще все-все-все. А вот вам результат: мы видим двух баечников, разных и схожих одновременно: Гришковец и, предположим, Веллер.
Вот вам Гришковец и ешьте его с кашей. Да, байки. Но цель баек – веселить. У Гришковца байки не особо веселые. Посмеетесь – хорошо, не посмеетесь – и ладно. Здесь главное-как в цыганских романсах, чтоб за душу брало, чтоб читатель/слушатель плакал или просто говорил: «Да, как он, блин, угадал…» И правда, байки не о том, как турист из ФРГ в унитаз провалился, а о том, как бьется сердце на вьезде в Москву. Это – ближе и понятнее. Злой хохот Веллера не идет и в сравнение с грустью и лиризмом Гришковца.
Гришковец скажет: «Настроение улучшивается» и настроение у читателя/слушателя улучшивается. Гришковец расскажет о службе в армии и мужики вспомнят и ужаснутся, а бабы завизжат: «Ой, мама, какой ужас!»
А Веллер… Задорнов и кто там еще в телевизире и в книжке. Нацеливаются на стеб и по нему и палят. Всем хорошо и все смеются. Это, конечно, тоже хорошо. Ха-ха-ха. Смех, а потом прост ничего. Остается только НОЛЬ. Интересен лишь процесс. Пока Задорнов шутит, смешно, а как заканчивает шутить – идешь пить чай и забываешь.
А Гришковца слушаешь и не обращаешь внимания на свою реакцию. Это – бомба замедленного действия. ЭТО вызывает смех и слезы после того, как прочитал или услышал, а не в процессе.  Гришковец не ставит перед собой цель: «Вот ща напишу так, что все умрут со смеху». Здесь вообще цели нет. Просто поток сознания. Именно в этом потоке, по-моему, и зарыта та самая любимая Гришковцом  Собака. Нет цели, только поток слов, но КАКИХ. Эти слова и ассоциации и делают Гришковца понятным всем: ПТУшникам и  студентам, школьникам и пенсионерам, рабочим и колхозникам. Все здесь близко и родно каждому. Никто не скажет про хоть одну строчку: а что это? Все, о чем пишет Гришковец, ясно и понятно. И это радует и восхищает.
Получается, среди баечников Гришковец – новатор? Он не смешит, а рассказывает байки читателю о читателе. Он все видит, как Кашпировский или Чумак и все скажет открывшему его книгу. Все об открывшем. Вот так Воланд!