Журавлик

Осень. Она нежная и мягкая. Иногда капризная. Совсем как женщина. Настоящая женщина не может быть не капризной и осень иногда ни с того ни с сего плачет дождём, беспричинно смеётся солнышком. Не помню кто мне сказал, что осенью рождаются самые женственные женщины и самые большие романтики, но теперь я знаю, что это правда.
Прошлая осень моей жизни была особенно женственной. По другому я назвать её не могу и дело совсем не в присутствии существа противоположного пола. Как раз с этим наметились большие проблемы. Та с которой жил за последние два года превратилась из мягкой осени в суровую зиму и под от её ледяным взгляда я только мёрз. Почему так получилось не знаю. Наверно меня подвели цветы и слова. Влюбляясь мы считаем их своими союзниками, рассчитываем на их поддержку. Но любовь туманит голову и часто мы забываем, что вечных союзников не бывает, а с теми что есть надо обращаться очень осторожно. Проходит совсем не много времени и не вовремя подаренный букет роз становиться заметающим заметающий вину веник, а слова «я тебя люблю» оказываются вежливыми и ничего не значащими. От чрезмерности, от поспешности, от неаккуратности вчерашние союзники превращаются в предателей, замораживают взгляды и винить их в этом, конечно же нельзя.
Именно так, по собственной глупости меня предали прошлой осенью, и с начала я думал, что отныне это время года возненавижу. Мокрыми октябрьскими вечерами я сидел у холодного окна, смотрел в мёртвый и послушный монитор компьютера. Картинки, графики программы, повиновались малейшему движению моих пальцев, но от этого становилось ещё более тоскливо.
А ещё прошлой осенью я сменил работу. Новая была ни чуть не лучше старой, но хотелось хоть что-то изменить и я начал с чего попроще. Фирма в которую устроился оказалась не большая и не маленькая – средне-статистический набор корпоративных интриг и компенсационных пакетов. Почему я сейчас об этом говорю? Да потому что, собственно с этих «пакетов» всё и началось.
В первый же трудовой день меня вызвал новый шеф и торжественно вручил служебную мобилу – не очень новый «Мотороллер» и карточку с корпоративным номером. Не скажу что приобретению чрезмерно обрадовался, но в общем было приятно и вечером, дома садясь за компьютер я положил эту чёрную продолговатую коробочку рядом с клавиатурой. Если б я тогда только знал что за «чёртик» из неё «выпрыгнет».
Шёл первый час ночи, рука уже потянулась к кнопке "Пауэр", как мобила на столе неожиданно ожила. Её номер из посторонних ещё ни кто не знал, рабочим звонком это быть тоже не могло и целую минуту я вглядывался в совершенно незнакомые цифры, высветившиеся на маленьком, чёрнобелом дисплейчике телефона. В какой-то момент даже хотел отключится не отвечая, но потом передумал и «поднял трубку»: «Алло, я вас слушаю». На том конце чуть помедлили, потом далёкий женский голос неуверенно спросил: «Олег, это ты?».
Вам когда-нибудь случалось обижаться без причины, когда на обиду не имеете никакого права? Понимаете о чём я? Как бы это получше объяснить? Если очень приблизительно – у соседа красивая жена, дорогая машина, хорошая работа, и вам обидно смотреть на собственную половину, одетую в застиранный халат, обидно садится в прогнившую «шестёрку» и вместо зарплаты получать крохотную подачку, которой едва хватает на хлеб и молоко. Вы соседу не завидуете, совсем нет. Вам просто обидно.
Именно так обидно стало мне тогда. В голосе девушки столько всего намешалось,  что многое бы я отдал, чтобы стать этим Олегом. В нём жила даже не любовь, точнее не только любовь – нечто, что заставляет мужчину чувствовать себя единственно нужным, и без чего становиться, в конце концов, очень тоскливо.
 «Нет, вы ошиблись номером» - сухо сказал я и, не дожидаясь следующих слов, повесил трубку.
Через пять она перезвонила.
- Алло, Олега можно?
Теперь слова быди встревоженые и немого требовательные.
- Девушка, я же вам сказал – здесь нет никакого Олега, - моя обида уже почти прошла, но раздражение улетучиваться не хотело.
- Это номер… - она назвала семь цифр которые с того дня стали моим опознавательным номером в огромном море несчастных рабов телефонных компаний.
- Да, верно.
- Тогда позовите, пожалуйста, Олега! Он мне очень, очень нужен! Пожалуйста! - голос в трубке сорвался утонул в какой-то медленной восточной мелодии. Почему-то эта музыка была в тот момент очень важна, но почему я тогда понять не смог.
- Так вы позовёте его или нет! Вы, что меня не слышите!? – теперь она уже требовала и удивлялась моей непонятливости. Ей нужен был её Олег, и ничего, никого другого она не хотела.
Я молча положил трубку.
Как объяснить человеку, что его бросили? Как сказать девушке что тот кого она любит сменил номер телефона и не счёл нужным ей об этом сообщить? Или намеренно сменил, чтобы не сообщать? Разве она поверит, что тот кто был всем оказался всего лишь трусом и не смог сказать "прощай"? В такие вещи просто нельзя верить! В голове, в груди от них становиться как в старом заброшенном подвале – сыро холодно и безъисходно. Да и почему я должен ей говорить то что не смог сказать тот - другой?
Секунды начали тикать в моей голове. Я по-прежнему сидел за компьютером, у плачущего дождём окна, и не мог понять откуда берётся этот звук. Может так стучатся в  окно дождевые капли? Может их надо впустить? Бред! Даже если открою окно дождь в комнату всё равно не войдёт. Встанет на пороге, у края подоконника и только забрызгает паркет своими слезами. А с каких это пор я стал жалеть паркет? Наверно с тех самых что то же стал трусом. Вот, вот оно!
Я схватил со стола «трубу». А чёрт – где тут это проклятое меню! Вот оно! Так, последний поступивший вызов. Есть! Перезвонить. Длинные гудки наложились на секунды в моей голове. Попав с ними в резонанс, вплетясь в дождевые капли на стекле усилились и заполнили комнату. Потом гудки пропали и опять заиграла мелодия. Не дожидаясь "Алло" я стал поспешно извиняться, попытался, что-то обяснить, сказать, что жизнь не смотря ни на что не такая уж скверная штука. Не помню сколько я говорил, но в конце концов мелодия сменилась тишиной – так и не сказав ни слова она отключилась.
Следующий день был серым и недовольным. Скучное лицо шефа то и дело маячило в дверях кабинета, осень за окном совсем расстроилась и я без причины срывался на подчинённых. Это был плохой день, неправильный и полегчало только когда вечер прикрыл его полотенцем первых сумерек.
Дома обычного холода не было. Моя прошлая или не состоявшаяся половина умелась к подругам и чего то там пожевав я присел за комп. Монитор засветился, подморгнул мне белыми буквами и стал привычно синим. Он со мной поздоровался, был готов поговорить, а я сидел, смотрел на его доброжелательную синеву и ждал непонятно чего.
По сути ощущение было такое же не правильное как и весь прошедший день. Нельзя без причины ждать чего-то хорошего и даже не представлять чего именно и откуда. Начинаешь походить на маленькую, блохастую шавку, что трётся у дверей магазина и вымаливает у сердобольной старушки и половину сладкой булки, купленной на жалкие остатки нишенской пенсии. Нельзя попрошайничать. Пенсия она всегда маленькая.
И всё-таки свои пол булки я в тот вечер выпросил. Где-то через пол часа пустых перемигиваний с монитором в нагрудном кармане ожил мобильник. Конвульсная дрожь виброзвонка передалась телу, и я понял чего так ждал целый вечер.
- Алло, Олега можно?
Она просто спросила. Вчерашнего нашего разговора как будто и не было. Она его просто вычеркнула и я не знал что сейчас ответить. Уж во всяком случае не «Здесь такого больше нет».
Секунды бежали чересчур быстро мое молчание становилось неприличным и тишина трубки начинала давить на ухо. Я почти физически ощущал её тяжесть и чтобы освободиться от липкой паутины безмолвия буркнул совсем не к месту первое, что пришло в голову.
- Как тебя зовут, - спросил я и более дурацкого ответа на поставленный вопрос придумать было трудно. Наверно.
- Вика. Я Вика, а…
- Подожди, подожди, - снова услышать "Олега.." я не хотел, - я его найду… его сейчас здесь нет, но я тебе его обязательно найду. Только давай договоримся – сначала ты мне о нём расскажешь, а потом я тебе его обязательно найду.
Зачем я это тогда предложил – не знаю. Узнать кому до меня принадлежал номер труда не составляло, но зачем было просить её рассказать? Нет – подглядывать в замочную скважину, выпытывать об умерших чувствах – хотелось меньше всего, но я не знал о чём ещё можно спросить девушку Вику и очень не хотел чтобы наш разговор оборвался. Её голос уже был мне нужен.
- Хорошо, я расскажу, - толи мне показалось, толи моему предложению она действительно не удивилась. – Он хороший, нежный, заботливый. Сегодня исполняется три месяца как мы познакомились. Он был у нас. Приезжал в командировку. Вы знаете,  таких больше нет…, - она замолчала и я боясь спугнуть молчал тоже. Прошло не меньше пятнадцати секунд пока из трубки снова полились слова и я с облегчением понял, что теперь она уже не остановится. Минута бежала, за минутой мой корпоративный счёт таял прямо на глазах, но это было не важно. О деньгах я забыл и слушал, слушал, слушал.
Та история, что рассказала мне незнакомая девушка Вика, была, стандартна, банальна, тривиальна. Командировочный из большого города в один вечер соблазнил молоденькую провинциалку – что здесь может быть интересного? У них была всего одна ночь в гостинице, и я совершенно не удивлюсь если лаская уступчивую, ветреную, как ему казалось, девчонку, тот Олег, мучительно придумывал, чего бы такого необычного купить жене. Почти наверняка уже той ночью он знал что утром, максимум к обеду, и имя такого Вика помнить не будет, и только не понятно зачет оставил ей свой телефон. Может в скором времени снова, собирался в командировку, а может и подумать не мог, что для неё это серьёзно, что она будет звонить. Как же он ошибался!
- … Знаешь, а потом мы поехали к нему в гостиницу, - как то незаметно, она перешла на ты и мне от этого стало тепло. Глупость несусветная – она рассказывала о своём мимолётном любовнике, а я, уже зная что её хочу, радовался какому-то «ты». Она ни сколько не смущаясь говорила о том как им хорошо было в скрипучей перекрахмаленной гостиничной койке, а я, за сотни километров от неё, сидел и улыбался, как последний идиот. Наверно я тогда временно сошёл с ума.
- ….А потом он меня долго-долго целовал… Ну знаешь…. Везде цело….
Неожиданно она пропала и трубка наполнилась чёрной тишиной. Какое то время я ещё надеялся, потом медленно оторвал мобилу от уха, посмотрел на дисплейчик. «Услуга не доступна». Этого следовало ожидать. Мой кредит всё таки не выдержал испытания – денег на счету не было ни копейки.
- Леночка-Ленок, у меня дело не пару миллионов.
Секретарша нашей немаленькой фирмы, маленькая, худенькая и очень серьёзная. Она не красавица не фотомодель, а просто замечательный человек и обещая незнакомой девушке Вике найти её пропавшего Олега, я надеялся только на неё. Кто-кто, а уж она то  знает о нас всё, а если и нет, то где-то в её обширных базах обязательно должна сохранится информация о прошлом владельце моей телефонной карточки.
- Вадик, мне немножко некогда, так что положи пожалуйста свои миллионы вот сюда, под ксерокс и иди трудись, - Леночка улыбнулась и от этого стала симпатичной. Что ещё она умеет лучше всех на свете так это улыбаться.
- Да я бы с удовольствием, но кажется они там будут…
- Ну ладно, ладно – говори, правда ведь работы много, - перебила Леночка мою глупую болтовню и пришлось переходить непосредственно к брехне.
Остаток вчерашнего вчера, после того как в самый неподходящий момент мобильник подложил мне большую вонючую свинью пришлось убить не сочинение правдивой истории о том почему мне вдруг срочно потребовалось пополнить счёт и зачем собственно нужен прошлый владелец номера. Умных мыслей по этому поводу до сегодняшнего дня не посетило, а потому глядя в серьёзные Леночкины глаза я решил идти в лоб.
На стол небрежно спланировала пара сотен, сверху плюхнулась пара шоколадок:
- Да в общем-то ничего особенного просто хотел мобилу пополнить, а то с этими корпоративными копейками даже «здрасте» сказать не успеваешь, и у тебя ж там адресок Олега, ну того у которого раньше мой номер был, где то есть?
- Понятно, - Леночка опять слегка улыбнулась. На этот раз её личико от улыбки не засветилось, а наоборот задёрнулось маленькой тучкой. – Олежкины девочки вчера звонили, - сказала она и аккуратно вытащила деньги из под шоколадки. – Счет я тебе конечно пополню, адрес…. тоже дам…. только зря, ничего не выйдет.
- Что не выйдет? – не понял я
- Зря к нему поедешь. Он у нас тут год проработал и за это время три номера поменял. Всё по той же причине. Так что зря. Да… шоколадки забери….
Леночка как то чересчур поспешно отвернулась к монитору, сильней чем обычно застучала по клавишам и мне стало горячо. Врать слава богу не пришлось. Но лучше бы всё-таки пришлось.
Адрес у меня был уже после обеда. На мониторе всплыло окошечко поступившего сообщения и открыв «почтовик» я прочитал название улицы и номер дома. Конечно наша маленькая замечательная секретарша злилась не на меня, но привычное «С Уважением Сартова» в конце письма не написала. Даже буквы иногда могут обижать и, наверно, по этому в тот вечер я никуда не пошёл.

Иногда ты не знаешь виноват или нет. Вроде бы нужно было что то сделать, а вроде бы и нет. Толкаешь себя в одну сторону и тут же останавливаешь. Это отвратительное состояние и я его ненавижу. А в мой третий вечер, в наш с Викой третий вечер ненавидел и себя. Она вчера больше часа рассказывала мне, абсолютно чужому человеку, то о чём обычно стесняют сказать самому себе, а я сегодня не смог выполнить элементарной просьбы. Что может быть проще – съездить по известному адресу, подойти и сказать: «Тебя ждут. Будь мужиком – перезвони!». Всё! На этом бы и закончилось. А я не смог! Наверно именно потому, что «я – совсем чужой» и "на этом всё бы и закончилось". Мне этого не хотелось. «Лучше что-нибудь придумаю. Как ни будь ей объясню» думал я ровно до того момента как в моей пустой, по-прежнему ледяной комнате не раздался долгожданный звонок.
- Алло, Олега, можно?
- Его ещё нет, - эти слова оцарапали гортань, а трубка у уха раскалилась и обожгла.
- Но он сегодня будет?
- … Нет. Прости сегодня его не будет.
- Ты меня обманул? Это не справедливо. – Теперь на том конце провода, в какой то далёкой квартире, незнакомом городе сидел маленький обиженный ребёнок и вынести его горе было невозможно.
- Нет. Поверь. Я тебя не обманывал. Я обязательно приведу твоего Олега. Я не смог сегодня, но он обязательно с тобой поговорит. Поверь мне пожалуйста. Это не так просто но, я сделаю.
Трубка немного помолчала, а потом недоверчиво спросила:
- Ты наверно всё таки меня обманываешь. Говоришь так как будто он не хочет со мной разговаривать. Этого не может быть. Скажи – этого же не может быть?! Ты не это имел в виду!?
- Конечно нет! Просто мне сегодня не удалось застать его на работе, но вот завтра…. И всё у вас будет хорошо.
Почему я тогда соврал? Да потому, что в правду она бы по-прежнему не поверила! Трудно смотреть как мелкими брызгами стекла разлетается по полу твоё счастье. Трудно при этом не порезаться, и она не спрашивала меня, бросили ли её. Она хотела оправдать его за мой счёт. А гадом быть очень неприятно, и я соврал.
- Но завтра ты его точно приведёшь? – голос в трубки уже требовал.
- Да, конечно.
- Хорошо, я ещё подожду. Пока.
Она отключилась, а я подошёл к окну, настеж распахнул створки.
По улице гулял ветер. Срывая с деревьев последние листья он гнал их по тротуарам, разносил по городу сладковатый, грустный запах осени. Дома, заборы, машины пили этот запах как старый вермут, запоминали последнии вздохи умершего лета.
Ветер был холодный, и его суровые руки коснулись моего лица, похлопали по спине. Он меня не одобрял, но понимал и, казалось, что-то хотел сказать. Может быть, надо было внимательней его слушать? Не знаю. Разве можно спрашивать совет у того кто никогда не любил. Кто родился в среди льдов и пришёл в мой город, чтобы похоронить листья? А может быть как раз у него и нужно было спрашивать. По крайней мере тогда бы я смог догадаться, что именно на следующий день сказал далёкой девушке Вике её Олег.
По координатам, данным Леночкой я нашёл его очень быстро. Поднялся в скрипучем, расписанном лифте на девятый заплёванный этаж, вдохнул запах забитого мусоропровода и вдавил серую кнопку звонка. Из-за двери донёсся высокий рваный зуммер, а в моём кармане запел мобильник и спрашивать: «Алло, кто это» было глупо. Прошла минута трель в моём кармане не умолкала, на пороге появился заспанный молодой парень и не поздоровавшись я протянул ему трубу.
- Это тебя. Возьми и скажи ей что ни будь. А я, здесь… На лестнице посижу. Покурю пока.
На смазливом лице дрогнул испуг, но отступать ему было некуда…
Иногда сигареты бывают горькими. Во рту от них остаётся привкус смолы вишнёвого дерева, а его я не люблю. Кому-то он может быть даже нравиться, но более одинокого привкуса придумать сложно. В нём и грусть старого облетевшего сада, и затхлый воздух не жилой квартиры. Наверно это мне только кажется, но не люблю.   
Когда третья «сливовая» сигареты превратилась в маленький вонючий окурок скрипнула дверь и рядом со мной на холодных мраморных ступеньках присела длинная тень. Я не знаю о чём они разговаривали эти пятнадцать минут, но вышел ко мне уже не заспанный слащавый дегенерат, а тонкая худая и бледная тень. Взяв из моей пачки сигарету она поперхнулась дымом, с трудом проглотила две затяжки и ни слова не говоря убралась в свою квартиру. Лишь одинокий и пустой мобильник остался лежать, на по-прежнему холодных, не согретых тенью ступеньках.
Ничего собственно не случилось. Я помог девушке найти её знакомого. Они поговорили. Наверно всё для себя определили. Так почему мне было от этого так муторно? Почему я назвал мобильник пустым? Только потому что она мне больше никогда не позвонит? Конечно нет! Наверно потому что пока оставалась неопределенность жила и надежда. А теперь? Плохо ей, наверно плохо ему и уж точно хреново мне. Дурак!

   Две недели в моём городе шёл дождь. По вечерам он плакал за окном квартиры, утром провожал меня на работу, а в обед не давал сухим до бежать до кафешки. Грустный и нудный - казалось он никогда не кончится и его слезами пропиталось всё вокруг. Сигареты сочились влагой, одежда липла к телу, а постель по ночам сотрясала  холодной сырой дрожью. Я уже думал что в город пришёл вечный дождь, но на пятнадцатый день, в пол первого ночи снова зазвонил мобильник.
- Алло….. можно…..
Свою обычную фразу она не закончила, а я, испугавшись возвращения дождя, чуть не закричал в трубку:
- Скажи, скажи, где ты?!!!! Пожалуйста, скажи, ну пожалуйста……
Я не знал как её убедить, как вымолить, название улицы, номер дома, и как дурак повторял это «ну пожалуйста!». Я почти не верил что она ответит, но через минуту услышал и накинув пальто, схватив немного денег вылетел из квартиры.
Наверно «крыша» у меня в тот момент съехала окончательно. Одетый непонятно как, чуть не в домашних тапочках я ехал на вокзал и считал себя счастливейшим из смертных. Мне было абслютно наплевать на прохожих, что подозрительно смотрели в след, на потёртые старенькие джинсы, выглядывающие из под дорогого итальянского пальто, на застиранный ворот фланелевой рубахи, что совершенно неприлично скомкался на шее. Никогда раньше я не спешил на встречу с девушкой в таком затрапезном виде и никогда раньше я так не боялся опоздать на эту встречу.
Ночь я просидел на вокзале. Поезд до моего…. до её города был только утром и взяв билет пришлось забится в самый дальний угол зала ожидания. Народ на вокзале особенный. Дорога, колёса, неустроенность в миг делают из самого спокойного семьянина бесшабашного бродягу и мне казалось что своими нечаянными прикосновениями, даже просто пройдя мимо, они могут всё сломать.
  Ближе к утру напротив присела молодая женщина, с маленким сыном. Сорванец лет шести, в отличие от мамы, совершенно не смущённый ранним подъёмом, держал в руках огромного бумажного журавля. Женщина откровенно зевала, а он увлечённо беседовал со своим птенцом. “Вот сейчас приедем на дачу, и там полетаешь. Только далеко не улетай. Там знаешь какой ветер. Как, дует как, дует. Совсем тебя задует. Я плакать буду. Как тогда, когда с горки упал. Я не хочу, но буду. Потому, что тебя папа сделал. Так что ты лучше не улетай”. Журавлик, казалось с малым соглашался, во всяком случае понимаюше качал своими бумажными крыльями и мне под моим пальто, выстывшим, набравшимся за ночь вокзальной неустроенности, становилось тепло.
- Дядя, а у тебя есть журавлик?
Наверно я совсем согрелся и как малой оказался на соседнем кресле не заметил. Он смотрел на меня черезчур внимательно и вопрос от того казался не по детски серьёзным. Отмахнуться от него простыми словами было невозможно и я задумался.
Есть ли у меня “журавлик”? Наверно уже нет. Никого я сейчас не могу отпусть полетать и не по ком не “заплачу” если не вернётся. Упустил  я тот момент когда это было ещё возможно. Потому и сижу сейчас на вокзале.
- Дядь, так есть журавлик или нет? - малой настойчиво теребил рукав моего пальто.
- Знаешь, друг, кажется именно сейчас я за ним и еду.
Последнее слово утонуло в грохочашем голосе дежурной, объявившей долгожданный поезд.

Мой, её город встретил меня всё тем же сереньким дождём. Казалось что плаксивые капли приехали со мной в одном вагоне и твёрдо решили сопровождать до порога квартиры. Забираясь за шиворот они вцеплялись в плечи неожиданно твёрдыми холодными пальчиками и распускали по телу неприятную трясучку. Наверное они уже тогда всё знали.
Дом, квартиру я нашёл без труда. Даже не смотрел на номера, а просто сел в подошедший автобус, вышел на знакомой оствновки, вошёл в подъезд, поднялся на этаж. Просто вернулся к себе домой и позвонил в дверь. Потом позвонил ещё раз. Потом ещё. Потом баробанул в эту клятую дверь руками и ногами. В голову даже не приходило что она элементарно могла выйти в магазин. Дождь, задержавшись у подъезда шепнул мне то что я не захотел услышать, во что не мог поверить и я просто обязан был лостучаться.
Минут через пятнадцать из квартиры напротив ваглянуло сердитое старушечье лицо. Седые завитые кудри тряслись от возмушения, а по лестничной клетки растекся слашавый запах дешёвых духов.
- Ну что ломиться то, что ломиться. Уж две недели как, а всё ходят и ходят. Тьфу ты господи, прости душу грешную.
Я медленно повернулся, хлебнул тягучий аромат консервированной серени, кивнул на мою квартиру и спросил.
- Где она?
- А то вот не знаешь! Все знают, а ты нет! И ходят, и ходят. Померла. Две недели как.
Нахальный дождь пробрался даже в подъезд. Усмехнувшись мне в глаза, он придавил затылок холодной мокрой льдиной, толкнул на стену, заставил съехать по ней на грязный, но почему-то тёплый и родной пол....
Когда мокрая тяжесть оставила в покое мою несчастную голову лестничная клетк уже пропала. Запах сирени сильно сгустился и скосив глаза я понял, что лежу не диване в квартире той самой седой, завитой старушки, на кожанном, доисторическом диване. Комната тоже была доисторическая.... старая. И старость поселилась в ней очень давно.  Наверняка ещё тогда, когда хозяйка была молода. Именно она принесла с собой те кактусы, что сейчас умирали на окнах, раставила в шкафу и запретила читать пыльные тома класиков. Она же теперь и завивала кудри своей хозяйки, смачивая электрические шипцы в "сиреневых" духах.
Старость подошла к дивану на котором я лежал и сказала:
- Ну что ж ты слабенький такой оказался. И не пьяный вроде – я понюхала. Чего сомлел-то?
На этот вопрос я отвечать не стал. Вежливо, старость, говорят, нужно уважать, попросил:
- Расскажите пожалуйста о вашей соседке.
- Да то ты сам не знаешь. Тоже шутничок выискался. Шалава она и есть шалава.
Я промолчал, и удивлённая старость, после двухминутной паузы, наверно, что-то почувствовав неохотно продолжила.
- Ну где работала не знаю, врать не буду. Толи в фирме какой-то. Но весь квартал к ней ходил. Ноги длинные, вот и светила ими на право и налево. Неделю один за полночь от неё, неделю - другой. А как музыку по ночам заведут, так до утра не уснёшь. И хоть стучи в стенку хоть не стучи! Непутёвая одним словом. Да и померла не пойми как, - старость заговоршицки наклонилась к дивану. - Приезжал тут к ней один командировочный. Целыми ночами с ним по барам да ресторанам. Потои уехал, а через неделю она и того – представилась. Да не где нибудь, а прям в ресторане за столиком. Даже участовый тут ходил выспрашивал. А чего ходил если сам же и сказал – естественная смерть, сердце остановилось? Короче – как жила не путёво так и померла. - старость неожиданно скривила, без того сморшенные губы, прижала к глазам, непонятно откуда взявшийся платок и мелко затрясла плечами.
Я аккуратно встал с дивана, положил руку на искуственные кудри и подумал о том, что наверно был не прав. Потом шагнул к порогу и спросил:
- А, как тот ресторан то назывался?
Из под платка донеслось: "Египет, чи как.... Он тут, прямо за углом. Не ошибёшся".
Конечно я не мог ошибиться. Если сразу пришёл туда где она жила, то разве мог не найти месть место где умерла?
Конечно старость ошиблась. Это был не ресторан – не большой ночной клуб и назывался он не "Египет", а "Гробница". Для старости это одно и тоже, и я уверенно толкнул тяжёлые двери, стилизованные под масивные мраморные плиты.
Кому пришло в голову давать заведению подобное название? Что тот человек хотел этим сказать? Может что-то, а может ничего. Не знаю, что лучше. Намеренно или нет, но высокий потолок давил на плечи, а от танц-пола несло холодом и высокомерием. Конечно это только ощющение, но пока я шёл через длинный узковатый зал всё время думал о том, что наверно саркофаг-стойка стоит на этом месте, еще с тех времён когда в помине не было ни города, ни страны, и лишь полуголые рабы тащили из далека неподъёмные каменные блоки.
Нет, я всё знаю. Никогда не было в этой точки географии ни блоков, ни рабов, но одна мумия за странным баром теперь всё же "прижилась". Высокий худой парень, или девушка – мимиям пола не полагается, сног до головы замотанный в пожелтевшие бинты, выстраивал на плоском животе саркофага шеренгу маленьких серебрянных стопок. Застывшая маска фараона смотрела на это с некоторым удивлением, явным не одобрением и мне её стало жалко.
- По что животинку тиранишь? - спросил я мумию-бармена.
Она не поняла. Лица под бинтами видно не было, но в глазах поселился вопрос и испуг. Кажется чего уж может боятся тот кто умер много веков назад, во всяком случае не потерять работу, но мумия испугалась.
  - Ладно, шучу – я не из рыбнадзора, - сжалился я над “покойницей”. - Соточку “Хенеси” налей. Скоро у вас тут начнётся?
- Что начнётся? 
- Да действительно, что тут может начаться? Разве что... Ну ладно...
Не закусывая я опрокинул стопку. Отвратительный коньяк прокатился к пищеводу и во рту запахло самогоном, мышами да ещё чем то очень неприятным. Подождав пока вонячая мерзость доберётся до желудка я поставил стопку на стойку и героически попросил: "Еще сто". Пока тонкая струйка несмело бежала в не очень чистую рюмку,  мысли собрались в маленькую злую кучку и, повторно опрокинув в себя мышиный запах, я спросил:
- А скажи дорогая мумия – правда что у вас тут недавно, прямо в зале девчёнка померла?
- Правда, - ответила “мумия” и я наконец-то смог определить её половую принадлежность.
Передомной в искуственно-жёлтых бинтах стояла девушка. Наверно даже симпатичная. Как я это понял? Да потому-что та которая умерла, та которая просто не могла мне звонить была ей не безразлична. Нет - голос мумии не дрогнул, ответила она почти равнодушным тоном, но под бинтами вдруг ожили безцветные до того глаза. В них  не блестули слёзы, но это были глаза женщины которой сделали очень больно. Я больше не имел права её ни о чём спрашивать, но остановиться не смог.
- Так ты её знала?
- Да.
- Хорошо знала?
- Очень!.... Что ещё интересует?
 В какой то миг мне показалось что бутылка, что продолжала держать в руках “мумия” сейчас разобьётся о мою голову, и остатки дешевой подделки потекут по лици, по измятому в поезде пальто, смешают собственную мышиную вонь с запахом моей дороги. Эти два “аромата” были друг друга достойны и жалко, что она не решилась.
- Всё. Меня интересует всё. - Спросил я когда бутылка благополучно опустилась на живот саркофага.
- А почему я дожна тебе что-то рассказывать? Кто ты такой?
- Действительно – кто я такой? - я не знал как ответить на этот простой вопрос и просто повторил его, что-бы не молчать.
Похоже что-бы понять некторые вещи, о них нужно сказать. Элементарная истина которую я понял только тогда. Понял и уже не смог остановиться - рассказал совершенно незнакомой "мумии" всё. И о вымроженной квартире, и о новой мобиле, и о странных звонках, и о просьбах позвать Олега, и о самом Олеге и о себе, о том зачем приехал в этот город. Мне было глубоко плевать поверит мумия или нет, но кажется да и когда мой путанный, перскакивающий с пятое не десятое расскаж был закончен она заговорила сама.
- Мы были подругами, - сказала она, - подругами с детства. Наши родители жили на одной лестничной клетке и сколько себя помню помню и её. А еще помню, что всегда хотела быть на неё похожей. Она постоянно смеялась. Наши семьи не были богатыми. Голодными мы не ходили, но карманные деньги, что у меня что у неё появились только когда мы их сами заработали. Точнее я заработала, а ей подарил её первый мужчина. Нет она не торговала собой. Она никогда в жизни не легла бы в постель из-за денег. Просто ей всегда везло и она влюблялась в тех кто мог себе позволить быть мужчиной. Наверно у неё был такой талант.
А ещё она очень любила жить. Для этого тоже нужен талант. И у неё получалось. Понимаешь хотеть жить и любить жить это две большие разницы. Можно судорожно цепляться за существование и постоянно ныть как всё кругом плохо. А можно как она – ходить временми голодной и смеяться над тем какую класную диету себе организовала. У ней просто по определению не могло быть в жизни чёрных дней. И единственно чего  она не смогла бы пережить, и не пережила, так это того, что перестала любить. Именно перестала она, а не её.
Это очень трудно объяснить, но даже раставаясь с очередным мужчиной она его всё равно любила. Не понятно, да? Ну пусть по-другому... Пусть она с ним больше не спала, но всё равно любила. Понимаешь? - мумия вопросительно почти с мольбой на меня посмотрела и я кивнул. Я действительно ей понял и она продолжила.
- Вот, а этот... Ты говоришь Олег, я даже не знала как его зовут – уникальный случай – о нём она мне никогда не рассказывала, его она кажеться разлюбила. Конечно не знаю этого наверняка, но за неделю до смерти она сказала: “Жалко, что журавли от нас улетают. Я не хочу что-бы они возвращались. Хочу что-бы не улетали”. Я тогда не поняла. Даже страшно немного стало. У неё такое лицо было....
Мимия опять не на долго замолчала, а мне тоже стало... Нет не страшно, а опять обидно. Да я не умею "любить жизнь", но когда услышал про улетающих журавлей вдруг вспомнил того малого на вокзале и его вопрос: “Дядь, а у тебя есть журавлик?”. Вспомнил и свой ответ “Я как раз за ним еду”. Что ж – опоздал. Всё остальное теперь не важно. Какая разница, что она мне звонила когда звонить уже не могла. Физака совсем не интересна. Просто я опоздал и ничего теперь с этим не поделаешь.
- А как она умерла? Это же здесь случилось?
- Да здесь. Был обычный вечер. Она пришла, села за свой обычный столик, - мумия кивнула на одну из мраморных тумб. - Только совсем не смеялась. Началась программа. Где-то в середине вечера я к ней подошла, а дыхания уже не было. Она сидела с открвтыми глазами, смотрела куда-то вверх, чуть-чуть улыбалась и была совсем, совсем мёртвая. В руке был зажат мобильник. Так как будто она только что с кем-то разговаривала.
Наконец-то мимуя заплакала. Почему-то я раньше не замечал какие у ней длиннве ресницы, и вот теперь она обиженно ими хлопала, стряхивала на бинты крупные росинки слёз. Не впитываясь в материю они бежали по забинтованым щекам капали на стол, а я думал о той последней улыбки “Журавлика”. Это слишком самонадеянно, но я помнил тот первый наш разговор, когда в трубке, заглушая слова звучала какая-то восточная мелодия. Точно такая же растекалась по залу сейчас и я очень хотел надеяться что улыбнулась она все-таки мне.
Мимуя ветерла глаза и повернулась к подошедшему клиенту. Пока мы  с ней говорили народа в зале заметно прибавилось и пора было уходить. Я положил на странную стойку деньги за выпивку и услышал как в кармане ожил мобильник. Почти машинально его достал, нажал кнопочку с изображением поднятой трубки и услышал.
- Алло, поговори со мной.....
А Швед