Хроники осеннего листопада. Яма

    ЯМА.

Человек  пугается,  бежит,  прячется  и  снова  бежит.  Вечный  страх  гонит  его,  заставляя  петлять  и  заходиться  в  параноидальной  истерике.  Но  однажды  дорогу  преграждает  стена,  кидаешь  взгляд  вправо,  влево,  назад  тщетно - тупик  отсюда  нет  выхода  и  невозможно  сбежать это…ЯМА.

Полог  ночи  накрывает  засыпающий  город.  Один  за  другим  гаснут  оранжевые  прямоугольники,  и  рычащий  поток  машин  заметно  слабеет,  чтобы  ближе  к  полуночи  совсем  иссякнуть.  Мрачные  переулки  с  рядами  ослепших  фонарей  вымирают  до  утра,  наполняясь  тяжелым,  оседающим  в  легких  воздухом,  который  окутывает  серые  однотипные  пятиэтажки.  Протягивает  свои  щупальца  сквозь  окна,  форточки  и  щели  в  квартиры  почивающих  горожан,  окружая  их  черным  дымом  небытия.
Дмитрий  прошел  от  окна  к  двери.  Слева  всхлипнула  жена.  Ее  съежившаяся  фигурка,  карие  глаза,  испугано  смотрящие  поверх,  натянутого  до  подбородка  одеяла,  вызывали  в  нем  только  отвращение.
Ты  всегда  меня  боялась, - подумал  он,  двигаясь  в  прихожую - видно  все,  о  чем  шептали  знакомые  у  меня  за  спиной - правда.  Бесконечные  измены  кто  сможет  такое  снести?  Я  до  последнего  делал  вид,  что  ничего  не  происходит,  ждал,  когда  ты  одумаешься.  Потом  начал  пить,  из-за  тебя  стерва  стал  алкоголиком,  но  избивал  несильно  и  не  чаще  двух  раз  в  неделю,  а  ты  все равно  чуть  ли  не  тряслась,  завидев  меня.  Дочку  прятала  дура,  хотя  я  ее  почти  не  трогал.
За  спиной  остались  железная  дверь  и  три  лестничных  пролета.  Осенняя  ночь  поглотила  темную  фигуру.
Начальник  СВОЛОЧЬ  застукал  с  запахом  водки  и  вкатил  выговор.  На  то,  что  человек  мучается,  что  у  него  проблемы  в  семье  ему  плевать.  А  потом  домой  заявились  двое  в  штатском  и  милиционер.  Взяли  подписку  о  невыезде.  Знал  же,  что  на  Сяву  нельзя  положиться.  Надо  было  с  ним  сразу  разобраться,  как  только  он  сунул  свой  длинный  нос  в  счета.  Бухгалтер  он  что  надо  и  сразу  смекнул,  куда  ушли  потерянные  30000.  Но  разве  ему  объяснишь,  как  мне  была  необходима  эта  операция  и  что  в  результате  ее,  я  все равно  не  смогу  больше  иметь  детей,  что  никакие  тысячи  не  заменят  мне  так  и  не родившегося  сына.
Впрочем,  я  избавился  от  этого  любопытного  гаденыша.  Оборвавшийся  вовремя  трос  и  шахта  лифта  стала  ему  с  женой  могилой.
На  бледном  с  лихорадочно  блестящими  глазами  лице,  растеклась  страшная  улыбка.  Встречный  прохожий  отступил  в  сторону  и  оцепенел,  впершись  взглядом  в  неожиданно  выросшую  перед  ним  фигуру.
Вишь  как  испугался,  небось,  пристрелил  кого-нибудь - Дмитрий  прошел  мимо - ну  давай же    я  тебе  спину  подставляю.  Ждет  чего-то  трус.
А  сам  то  ты  кто?! - идущий  замер - такой  же  трус.  Как  тебя  трясло,  когда  сегодня  вечером  заявилась  следачка,  задавать  разные  каверзные  вопросы  типа  «где  вы  находились  в  момент  убийства  четы  Лаврентьевых?».  Убийства…убийства.
Едущий  по  дороге  грузовик  внезапно  вильнул  в  сторону  тротуара,  обдав  пешехода  грязными  брызгами,  поддал  газу  и  скрылся  за  углом.
Так  и  должно  было  произойти - Дмитрий  опустил  правую  руку  в  карман  брюк - думаете,  поймали?  Чертас-два!  Я  вас  всех  перехитрю - в  тусклом  свете,  далеких  фонарей  блеснуло  стальное  лезвие - ТАМ  меня  никто  не  достанет. - Дрожащая  рука  склонилась  над  запястьем,  нож  полоснул  по  венам  раз,  два,  три…  дюжину  раз,  но  на  мертвенно  бледной  коже  не  выступило  ни  кровинки.  Первоначальное  удивление  на  лице  самоубийцы  сменилось  отчаяньем,  а  затем  ужасом.  Бесполезный  металл  беззвучно  ушел  в  грязный  асфальт  улицы,  заполнившийся  диким  нечеловеческим  воем.

Лев  Михалыч - сторож  городского  кладбища,  недовольно  перевернулся  на  правый  бок - И  чего  спрашивается  орет?  Давно  бы  уже  успокоился.  Вона  другие  побазлают  малость  и  все,  а  этот…  Лев  Михалыч  и  сам  не  знал  кто  «этот».  Знал  он  только,  что  вот  уже  15  лет  его  полуночный  сон  нарушает  один  и  тот  же  дикий,  полный  тоски  стон.

Бесцветная  слеза  выбежала  из  пустой  глазницы  и   с  тихим  всхлипом  о  мостовую.