Волынка глава 3

Волынка
глава 3

В Галсфурте, маленьком городке, расположенном в двух дневных конных переходах от Хальсгарда, столицы Скарландии третий день подряд шел сильный дождь. В небольшой, по сравнению с «Лестхоллом», но уютной гостинице все это время скрывались от непогоды все почти знакомые нам путешественники, совершившие все же, на этот раз без приключений, переход через перевал. Едва добрались с первого Скарландского постоялого двора, практически аналогичного «Лестхоллу» до Галсфурта, как разразился ливень, и конная кавалькада едва успела скрыться в гостинице, не вымокнув до нитки.
Вечером, через день после этого, все, кроме вонглезского купца, который ненадолго отлучился по делам, нашедшимся у него даже в заштатном Галсфурте, пребывали все там же. Пуститься в путь было неразумно не только по причине неудобств, доставляемых постоянно льющимися с неба потоками воды, но и из-за совершенно раскисших, превратившихся в жидкую кашу из грязи дорог, где бы не только увяз крытый экипаж графинь, но не смогли нормально передвигаться и всадники.
Лорд Байрон почти все время проводил в общем зале для трапезы, поднимаясь к себе в комнаты лишь для сна. Он очень много общался с бароном, иногда к ним присоединялись Матисс, Раик, Дэрон, случались и общие беседы. Только ярл-разбойник держался особняком и разговаривал в основном только с лордом. Между ним и остальными путешественниками установились странные, – если учитывать ту роль, какую он сыграл в нападении, а он действительно был предводителем той ватаги из пятидесяти примерно разбойников, – отношения, они старались его не замечать из уважения, сильно возросшего после боя с разбойниками, внушаемого лордом Байроном. Лорд же явно имел на Горана какие-то виды.
Происшествие с нападением разбойников еще больше сблизило известных нам путешественников, случайно собравшихся в «Лестхолле» несколько дней назад. Они продолжали держаться одной компанией, несмотря на разные цели и положение. В гостинице остановились и ещё несколько дворян, и состоятельных горожан, направляющихся по большей части из Скарландии в сторону Империи. Один купец, оказавшийся знакомым Раику, и разношерстная команда скарландских ярлов, намеревавшихся поступить на военную службу – скопом или поодиночке, – где-нибудь в Империи или других непосредственно примыкающих к ней королевствах.
В час когда солнце заходило и в гостинице зажигали уже свечи и масляные светильники, в общем зале, занимавшем половину первого этажа двухэтажного здания, расположились обе графини, собиравшиеся отужинать, рядом, но отдельно от них сидели за столом лорд с ярлом Гораном, последний ужинал, лорд Байрон же составлял ему компанию; подразумевалось – как и было уже – что когда Горан окончит трапезу и поднимется к себе, лорд присоединится к графиням Бэмерийским, спустится и барон, явно более других недолюбливавший ярла-изгоя. Дэрон должен был присоединится к трапезе, «проинспектировав» своих троих солдат (один из них остался выздоравливать в «Лестхолле» с тем, чтобы потом возвратиться в Бэмер), помещавшихся в отдельном флигеле, Раик хотел вернуться к этому времени, завершив свои дела, ожидали и его. Также там находился незнатный имперский дворянин, ужинавший в углу в уединении. А в противоположном от стола графинь конце зала «гуляли» четверо ярлов, трое из них совсем молодые, едва возраста Дэрона. Видимо в предвкушении будущих вознаграждений за свои ратные труды в богатых «захребетных» королевствах, они не жалели последних солингов, и дешевое разбавленное вино текло рекой.
Считал своим долгом присутствовать лично в зале во время трапезы столь знатных особ хозяин гостиницы, толстый, добродушного вида, разговорчивый, но ненавязчивый человек. Прислуживала, в основном, за столами, как и всегда по вечерам девушка лет двадцати, дальняя родственница хозяина по имени Эльта.
Ярл Горан с лордом беседовали о областях, примыкающих к Скарландии, но либо не заселенных вовсе, либо заселенных исключительно «варварами» – «дикими» племенами, не знавшими или не признававшими государственного устройства. Лорд расспрашивал, а рассказывал Горан.
– Там есть очень странные земли, непонятные... Можно идти много, много дней нас север, а холоднее становиться не будет, и в конце концов придешь в место, где будет, наоборот, совсем тепло, где опять растут большие деревья и пшеница и другие растения, дающие пищу, живут люди и водится в изобилии дичь, которая обитает обычно много южнее. Такова, например, земля Йотса – когда наши предки во главе с ярлом Йотсом пришли впервые туда, ее жители не знали железа и даже бронзы, но и своими медными топорами и палицами они долго еще сопротивлялись. Так говорят...
– И что потом?
– Потом?
– Что случилось дальше с этой землей? – переспросил лорд.
– Жителей выбили, кого-то обратили в рабов, в Скарландии. Она в запустении, там никто не живет – наши там не поселились. Но туда попадают... путешественники. Случайно, в основном. Климат там все такой же, – теплый. А если выйти из других мест, – вот, допустим, из Дартунга и также идти ровно на север, то вскоре почувствуешь разницу, и в природе, и в климате – деревья исчезнут, животных останется мало, будет с каждым днем продвижения все холоднее, если и встретишь людей, так только могулов, кочующих со своими оленями... А вот если обогнуть на драккарах мыс Шкорд...
Лорд перебил:
– Мне сейчас не интересно заморские пути. А что там дальше, за... Йотсом находится?
– Говорят, там кипящее море...
– Бред! Хотя... Чего я только не видел. Ты сам бывал близко к тем краям?
– Нет. Я тоже не очень верю в кипящее море. Но... И я кое-что повидал. Поверил бы я за твою «волынку», если бы мне кто-нибудь рассказал?.. Однажды, когда во время одного похода нас снесло бурей к северо-северо-западу очень сильно, мы высадились, чтобы взять воды и, возможно, припасов на неизвестной земле – большом острове, или материке даже может быть, так вот, когда мы вошли вглубь той земли, на нас напали люди, и, несмотря на то, что они были плохо вооружены, – копья, что-то типа кинжалов, топоры – все железное, правда, да палицы, из «доспехов» – только щиты, и было из всего в три-четыре раза больше, чем нас, мы едва не побежали, и то что мы отошли к драккарам в относительном порядке, заслуга лишь Эрика Большого, бывшего предводителем в том походе. Он врубился в первые ряды напавших со своим большим топором, бросив щит, а в другую руку взяв меч, кинутый Гольдом, впервые в жизни испытавшим страх. Убив несколько человек, он закричал, что это обычные люди и с ними можно драться. Многие встали рядом с Эриком, мы отбили первый натиск и отступили, сдерживая атаки и даже построили перед драккарами каре, дождавшись пока догрузят наполненные ранее бочонки с водой, но, – но мы сражались вполсилы и потеряли в два-три раза больше людей, чем должны бы были, большая часть из нас так и не смогла полностью прийти в себя, пока мы не отчалили и не удалились на приличное расстояние оттуда, а все дело в тех людях, что напали на нас, вернее в их цвете – они были... черные. Абсолютно. Как эбеновое дерево, как уголь, как вороново крыло – только зубы и глаза белели и сверкали. Настоящие свельды из сказаний... Когда мы, едва найдя путь и не погибнув от голода и жажды, вернулись в Скарландию, нам мало кто поверил.
– Негры? – Произнес лорд.
– ???
– Ну просто черные люди?
– Так... Ты слышал о них?
– В общем-то да... Слышал...
К столу в этот момент подошла Эльта, чтобы в очередной раз – из вежливой предупредительности, проявляемой хозяином – спросить, не хочет ли лорд чего-нибудь сейчас, и справиться, что знатный гость желает употребить на ужин. Эльта была привлекательной девушкой – волнистые черные волосы, но голубые глаза, смугловатая гладкая кожа – для блондинистой Скарландии красота ее была довольно редкой, что наверняка тем более волнующее впечатление производило на местных мужчин. Простое облегающее платье подчеркивало фигуру стройную и соблазнительную, ко всему смешливый нрав и обычно жизнерадостное настроение добавляли ей успеха среди постояльцев, которые, впрочем, в большей части по положению своему стояли намного выше ее, и она в поведении соблюдала дистанцию, вольностей не допуская ни с чьей стороны. К барону Корфу, а еще больше к лорду Байрону она относилась с особым расположением – титулованные дворяне, тем более очень щедрые, а лорд к тому же еще держал себя не как обычно, а запросто, почти как с равной. И это расположение свое она старалась проявлять, как только могла и умела, – во время общения при обслуживании отличаемых ею гостей и, собственно, прислуживая им наилучшим образом.
– Ваша светлость, не угодно ли будет вам испробовать фейрекского двадцатилетней выдержки, герр Бюттер желает угостить вас и благородного ярла из своих личных запасов, – девушка, глядя на лорда, приоткрыв в улыбке полные губы, ждала ответа, явно ожидая услышать согласие и помчаться выполнять волю гостя.
Лорд поскучнел, хотя это и не было заметно. Всегда одинаковые, с разницей лишь в названиях предложения хозяина вызывали у него мало интереса, зато встречали неизменный и неподдельный энтузиазм у его спутников, почему он и не отказывался никогда – деньги он тратил, не считая, очень легко, давно уже не испытывая в них нужды, а выделяться лорд не хотел.
– Да, пожалуй, мы попробуем. И еще. Когда спустится барон, и остальные подойдут, принеси, пожалуйста, нам еще такого же.
– Будет исполнено, милорд! А не хотите ли сейчас на легкую закуску паштета из гусиной печенки или пирог с начинкой из жаворонков, или может чего-нибудь еще?
– Нет, спасибо, Эльта, я поужинаю чуть позже.
Лорд по вечерам уставал «соперничать» с бароном – готовили здесь отменно, все блюда отличались изысканным вкусом, а уговаривал и подзадоривал попробовать то или иное кушанье барон так заразительно и изобретательно. А герр Бюттер порой просто-таки слезно умолял отведать какой-нибудь кулинарный изыск или шедевр виноделия, что Байрон – в отличие от барона, чувствующего себя и заполночь после горы яств и моря возлияний бодрым и свежим – соловел и начинал чуть ли не дремать, теряя интерес к разговору, понимая, что за столом он барону не соперник, зарекаясь дальше на уговоры подобные не поддаваться. На вопрос Эльты страдающий от раблезианских излишеств гурман высказал свои пожелания по поводу ужина, и девушка довольная убежала за фейрекским.
Двадцатилетней выдержки вино весьма заняло Горана, лорд же о чем-то задумался, беседа пока прекратилась.
Графини Алина и Диана, напротив, оживленно разговаривали, и речь у них шла о лорде Байроне, не в первый уже раз старшая графиня выговаривала своей «племяннице» – отношения у них были скорее приятельские, нежели родственные – за то, как вела она себя она себя с лордом Байроном. Накануне Диана – под влиянием увещеваний тети, да и по собственному настроению – неизвестно, что явилось большей причиной – «наносила визит» лорду, имея целью сказать, что она была не права по отношению к нему, ее поведение недостойно благовоспитанной благородной девушки, и она просит извинить ее. Но затем она сорвалась и закончила вновь язвительными нападками на зарвавшегося, возомнившего о себе слишком много принца. Диану привела в негодование его реакция, а лорд воспринял все ее слова спокойно, как должное. Всего лишь, – как она, юная красавица графиня, дочь могущественного, практически независимого сеньора, самая завидная невеста своего королевства, нижайше просит извинить ее какого-то – пусть и принца! – из захудалого неизвестного никому «Ньюбердленда», – а он соизволит сказать только, что, мол, ничего, все в порядке, извинения он принимает. Впрочем, и все выпады, попытки его задеть, уязвить, лорд выслушал со спокойной чуть снисходительной улыбкой, что и вызвало у нее самые сильные возмущение и обиду, да такие, что чуть позже у себя в комнатах она дала волю слезам. От Алины она все – кроме разумеется упоминания и слезах – произошедшее скрывать не стала, и сейчас та убеждала молодую гордячку, что она была не права, а прав, наоборот, лорд Байрон, и что он очень приятный, достойный всяческого уважения дворянин, умный и интересный собеседник, просто привлекательный мужчина, и в конце концов он их спаситель, и они должны бы даже, и не имей он вышеперечисленных достоинств, испытывать к нему благодарность и относиться соответствующим образом, а не предъявлять претензии по поводу воображаемых недостатков в манерах. Нужно отметить, что между Алиной и лордом Байроном за прошедшие дни отношения сложились самые приязненные и теплые, и лорд, похоже, не предпринимал шагов к дальнейшему сближению лишь из-за барона Корфа, всерьез ухаживавшего за графиней. Впрочем, в глубине души Диана была полностью согласна со своей старшей подругой, просто не могла признаться в этом открыто.
Между тем «гульба» воинственных ярлов продолжалась своим чередом и, к моменту распития Гораном и лордом двадцатилетнего фейрекского, достигла своего апогея.
Лорд достал из одного из карманов браслет из какого-то светлого блестящего металла с непонятным крупным украшением, осмотрел украшение, зачем-то поднес его к уху, надел браслет на левое запястье украшением вовнутрь и произнес:
– Да, Раик запаздывает...
Горан решил было оповестить своего собеседника, что он по горло сыт сегодня, устал вливать в себя Бютерово фейрекское – которое, надо признать, очень недурно – и пора бы ему отдохнуть, так как схватывал свободолюбивый ярл все налету и не хотел ставить покровителя своего в неловкое положение, когда спустится барон и подтянутся другие участники предстоящей общей трапезы и беседы. Но события развернулись совершенно неожиданным образом, после чего все планы обыденные были забыты.
Четверо ярлов нагрузились вином до такой кондиции – как раз, ни больше, ни меньше – что потянуло их на приключения, одновременно. Старший из них еще как-то держал себя в руках, а молодые отрывались вовсю, полными ощутив себя героями, не обращая внимания уже ни на кого. Хотя обычно присутствие лорда, графинь и барона действовало сдерживающе на их разгульный нрав и повадки, уместные более в военном походе. Претензии их к Бютеру по поводу качества подаваемого вина были даже и оригинальны, а исполнены с таким чувством и виртуозностью, что оправдания почтенного хозяина – что все дело в цене, именно такое вино молодые дворяне и заказывали – меркли и казались неубедительными, будь они хоть на двести процентов верными, лорд с Гораном потихоньку посмеивались над растерянностью опытного, вроде бы, хозяина. Сошлись на том, что впредь вино ярлам за стол будут подавать «отменное». Но несколько минут спустя, когда Эльта в очередной раз меняла им опустевшие бутылки на полные, один из молодых ярлов прихватил ее за талию и усадил к себе на колени, оглушительно хохоча, очень собой довольный. И до этого ярлы оказывали девушке повышенные «знаки внимания» – у кого уж на что хватало фантазии (а с этим делом, надо признать, было у них бедновато), – но Эльта, немаленьким опытом уже обладая по части прислуживания «не очень благовоспитанным компаниям», от шлепков и щипков ловко уворачивалась, а на словесные «любезности» и скабрезности привычно не обращала внимания. Сегодня, однако, она уже заявляла Бютеру, что не будет больше прислуживать за тем столом, так как ярлы, особенно один, – тот самый, который ее позже и схватил – вели себя слишком уж нагло и бесцеремонно, но хозяин ее уговорил потерпеть, тем более что вечером заменить ее было некем. Попробовав освободиться, и поняв, что это ей не удастся – к лапавшему ее ярлу присоединился еще и один из товарищей, по всему видно в восторге пребывавший от такой забавы, и восторг этот громко выражавший, – стала звать о помощи Бютера, платье на ней уже трещало. Бютер, впрочем, наблюдал сцену эту с самого начала, но, пребывая в нерешительности, боялся вмешаться – воинственные дворяне, под влиянием возлияний неумеренных, явно плохо себя контролировали и готовы были взорваться и без всякого повода даже, не только что по поводу любому. Когда же Эльта принялась громко звать его, он все же подошел, но его несмелые увещевания на разгоряченных «благородных» ярлов совсем никакого действия не возымели, девушку тискали уже вовсю, не обращая внимания на окружающих, и одежду с нее до сих пор не сорвали только благодаря ее активному отпору.
Все это заняло совсем немного времени, в течение которого Горан вел себя так, как будто эта ситуация есть нечто само собой разумеющееся, естественная абсолютно, впрочем, он внимательно следил за реакцией лорда. Лорд же вначале лишь поморщился, когда к столу ярлов подошел хозяин, он видимо успокоился, увидев же, что уговоры того совершенно бесполезно минуту-другую смотрел на происходящее в недоумении.
Шевалье из империи едва только не спрятался под стол (под которым, все же, ему пришлось побывать), стараясь остаться незамеченным (путь к лестнице, наверх к комнатам проходил мимо разгульных ярлов, не то давно бы уже удуло его из залы); графини же Бэмерийские, напротив, наблюдали за сценой со всем вниманием. Диана не знала, что и подумать, не только что как отреагировать. Как же – дворяне, полноправные ярлы Скарландии – воины, которым никак не откажешь в храбрости (одно из главных в ее глазах достоинств рыцаря) – ведут себя столь недостойным образом! – пусть по отношению к простолюдинке, но, и вообще странно, что они просто удостаивают ее внимания, тем более, ведь все это происходит в их присутствии! В общем юная графиня пребывала одновременно и в ярости, и в смущении, и в растерянности. Честь же спасения чести Эльты принадлежала на самом деле графине Алине Бэмерийской, что бы там не думали другие, включая и саму Эльту. Алину происходившее тоже возмущало, но она также полагала, вначале, что выходку эту сразу пресекут. Однако, будучи женщиной неглупой и кое-что повидавшей, она давно отметила, что лорд Байрон нередко в простых ситуациях, в мелочах не может сориентироваться, – как верно себя вести. Никаких выводов она по этому поводу не сделала, «анализу» эти качества не подвергла, списав на счет изолированности их королевства. Да и к тому же считая лорда человеком милым и привлекательным, она бы и не стала копаться в этом, – максимум, взяла бы «шефство» над ним и помогала в таких вопросах, но покуда тот справлялся сам и в опеке не нуждался. Сейчас же ей стало ясно, что у лорда как раз один из таких моментов, а больше ни на чье вмешательство и в принципе рассчитывать не приходилось – конечно, если бы рядом находился барон Корф, проблемы бы не было как таковой, но коли уж он еще не спустился, Алина решение приняла и воплотила его в действие, не колеблясь.
Она сказала властным, не допускающим возражений тоном, громко обращаясь ко всем четверым ярлам:
– Ваше поведение недостойно дворян! Тем более здесь дамы! Отпустите сейчас же служанку и извинитесь перед хозяином!
Всего лишь.
Будь вся компания поопытнее и постарше, либо в менее сильном подпитии, наверное, нордические горячие ярлы все же сумели бы сдержать эмоции и поступить как должно – хотя бы пробурчать формальные извинения графиням и хозяину и удалиться, по крайней мере старший по возрасту, похоже, так и намеревался поступить. Он, однако же, не успел. Реакция у молодежи оказалась быстрее. От: «Командуй у себя в Бэмере!» до оскорбительного смеха и совсем уж непристойных предложений – что они согласны отпустить служанку, если графиня захочет поменяться с ней местами, после которого даже у Горана глаза на лоб полезли – все это три горе-героя выпулили враз, видно, молодые вояки окончательно съехали с катушек нынче вечером.
Лорд, кажется, почувствовал облегчение. Он вроде бы хотел начать что-то зарвавшимся скарландцам, но, уловив движение Горана, передумал и потянулся к мечу. Тот стоял прислоненный к стулу, слева от Байрона, справа от ярла-изгнанника, сидящего к своим соотечественникам спиной и слегка левым боком; на том же стуле висели мечи Горана и «волынка» лорда.
Насколько бы ни были пьяны скарландцы, оружие они разобрали молниеносно – все же, после сотен лет непрерывных войн с «варварами» и «захребетными» заморскими государствами северные ярлы были прирожденными бойцами – и в течение мгновений шестеро противников оказались лицом к лицу с оружием наизготове.
Скарландские боевые мечи, коих каждый уважающий себя ярл имел ровно два, как было известно любому хоть мало-мальски разбирающемуся в оружии жителю местной ойкумены отличались великолепным качеством стали даже при самой простой отделке (естественно, были и шедевры прикладного искусства, стоившие состояния), правда, при исключительной твердости клинковой стали – что сообщало ей отличные для боевого оружия качества – была она несколько хрупковата, а поскольку аналогов булатной стали здесь и близко не существовало, оружейники других стран, областей преодолевали этот недостаток за счет массивности, больших размеров, толщины; скарландские же мечи были легкими, что делало их удобным и очень грозным оружием в поединке или небольшой стычке, впрочем, и некоторые недостатки их с лихвой компенсировались, – в том числе и в больших битвах, с участием тяжеловооруженных воинов, – тем искусством, с каким ярлы традиционно владели своим любимым оружием.
Горан вскочил и оказался против соперников в боевой позиции с мечами в руках, как распрямившаяся, давно готовая к этому пружина, лорд же встал из-за стола спокойно, он крутанул над головой длинный двуручный меч, правой рукой на баронов манер, что в относительно небольшом помещении выглядело нелепо. Но он сразу его остановил, переведя вниз, и сделал неожиданный выпад – никто бы никогда не стал так фехтовать тяжелым мечом, – он выбросил руку вперед, целясь острием в голову одного из противников, причем заколоть его он пытался метров с двух, и даже более, сам при этом не двинувшись с места, но пропустив в ладони всю длинную рукоять, которую при посыле в укол он держал у самого крыжа, а остановил движение меча, – который иначе улетел бы дальше как метательный снаряд, – только за навершие в виде шара, которым завершалась рукоять. Скорее всего, менее искусного бойца лорд, застав его врасплох, поразил бы насмерть, но старший из пировавших ярлов успел в последний момент отклониться, и лезвие рассекло только кожу и мышцы на лице – рана несерьезная, и после более сильной любой скарландский ярл остался бы в строю. Раненый, впрочем, уклоняясь от удара упал, и перекатился подальше.
Трое молодых ярлов напали сами. Горан скрестил по разу каждый из клинков с мечами нападавшего слева и заставил его отступить, а ярл, атаковавший лорда, нанося одним мечом рубящий удар по голове, другим пытался уколоть в корпус. Лорд, имея возможность отвести своим мечом и укол, этого не сделал, а переведя меч для замаха, правый клинок ярла отбил кинжалом, который вынул перед началом схватки и держал в левой руке. Отбивая, он ударил широким кинжалом так сильно и резко, что более тяжелый скарландский меч снесло в сторону, и ярл остался открыт, чем мгновенно воспользовался Горан, – он пронзил горло неудачливого искателя «захребетной» удачи прямым уколом, и удар мечом лорда сверху уже не понадобился, первый из противников упал мертвым, успев, впрочем, уколоть кевларовый плащ Байрона. Сразу же Байрон и Горан вновь скрестили клинки с противниками – Горан дрался с уже напавшим на него, а на лорда набросился не участвовавший до этого в схватке ярл. Лорд мастерски отбил скарландские мечи в обе стороны и, быстро шагнув вперед, ударил ярла корпусом, поставив одновременно ему еще и подножку, тот упал, лорд шагнул еще раз, просто выставив меч перед собой, как ставят посох, опираясь на него при ходьбе. Острие воткнулось в пол, пробив череп поверженного бойца. Горан к тому времени занимался сразу с двумя соперниками, к первому нападавшему присоединился раненый в лицо ярл, но предводитель, в недавнем прошлом, пяти десятков разбойников справлялся вполне успешно. Лорд напал на раненого им, но тот держался достойно, а двуручный меч в небольшом, загроможденном мебелью зале имел больше недостатков, нежели преимуществ перед скарландскими клинками. Горан же, оставшись один на один, расправился с последним из оставшихся в живых молодым ярлом тотчас. Сначала, правда, он отсек тому правую руку, а уж потом поразил острием в грудь.
Времени заняла сама стычка очень немного. Шума особенного сражающиеся тоже не производили, однако его хватило, чтобы к описываемому моменту появился барон Корф, бегущий с мечом в руках по лестнице вниз, за ним спешил Матисс.
Оставшийся раненый ярл, оценив обстановку, борзо отпрыгнул к распахнутым дверям, находившимся за его спиной, и не выбежал, но вышел во двор, где в одном из трех отдельно стоящих флигелей и располагались почти все остальные его товарищи. Преследовать его никто не стал, и намерение к этому выказал только барон, который сначала засыпал всех вопросами, что же произошло, затем развернул бурную деятельность по ликвидации последствий мини-побоища, одновременно витиевато и громко высказывая – в адрес всех вместе и отдельно остановившихся в этой гостинице скарландских ярлов – проклятия и угрозы.
В беспокойстве со двора вбежал Дэрон.
Из-под стола выбрался (делая вид будто что-то искал) имперский дворянин.
Эльта, поблагодарив только лорда и воспользовавшись сумятицей, поцеловав ему руку, быстро ушла к себе.
Графини Бэмерийские на протяжении всей схватки оставались сидеть на своих местах, что Диане не так просто и далось – минутная стычка произвела на нее впечатление сильнее, чем недавний бой с разбойниками – все произошло буквально в нескольких метрах от нее. Войны рубились иногда отделенные от графинь только столом, причем Горан и лорд Байрон бились лицом к Диане с Алиной, и Диана долго еще не отрывала глаз от лорда, избегая, правда, встречаться с ним взглядом, вспоминая, как хладнокровно и бесстрашно фехтовал он с превосходящими числом противниками. И хотя Горан дрался не менее смело – если только более – и хладнокровно, Диана этого не замечала, уже и не хотела замечать, и уже не думала больше ни о чем другом. Вернее, собственно и вообще ни о чем не думала, только переживала заново, заново прокручивая про себя, моменты, когда рыцарь, принц, – без забрала и шлема – лицом к ней сражался с несколькими воинами, позволившими вести себя недопустимо в ее присутствии, защищая ее честь, ведь не за служанку же вступился лорд Байрон. Когда лорд подошел, Алина начала его благодарить, однако тот, проявив настойчивость, не дал ей закончить, и разговор перешел в очень теплый обмен любезностями. Диана тоже коротко поблагодарила лорда, тот так же кратко ответил, но младшая графиня, под впечатлением собственных фантазий уже смотрела на лорда Байрона, как на своего рыцаря, совершающего подвиги в честь прекрасной дамы. Ее то бишь.
С дамами общался только лорд, уже отставивший меч на место, где он и раньше стоял, и, видимо расслабившийся, а и барон с Матиссом, и Дэрон, и ярл Горан при оружии и напряженно наблюдали за тем, что происходит на дворе.
Внедолге барон произнес:
– Дорогой лорд, не хотите ли взглянуть на наших милых скарландских друзей? Сдается мне, они пришли сразу все, не иначе как затем, чтобы просить графинь и вас простить их...
Горан хмыкнул критически.
Лорд сходил за мечом и подошел к барону.
– Полюбуйтесь, ваша светлость, – это сказал Дэрон, был он довольно весел при этом.
– Кажется, одной трепки им не хватило, – барон хищно оскалился в улыбке, – что ж, мы им добавим.
Драться, пить вино и употреблять хорошую пищу барон Корф был готов всегда.
– Их, пожалуй, больше десяти, – вновь с энтузиазмом произнес Дэрон.
– Двенадцать, – уточнил Матисс.
– Они, как и все внутрискарландские вояки, наверняка в уверенности, что за пределами их гордой родины настоящих бойцов нет, все дворяне похожи на сегодняшнего «подстольного шевалье», и мы сейчас в ужасе должны бежать, куда глаза глядят от столь грозного воинства.
– Хорошие воины есть везде, – проворчал Горан.
Барон не удостоил его ни взгляда, ни ответа.
На дворе, действительно, как хорошо было видно через выходящие туда окна и распахнутую дверь, толпились двенадцать ярлов, вооруженных только мечами, среди них находился и раненый лордом в лицо, единственный уцелевший из четверых пировавших. Они что-то оживленно обсуждали, можно было предположить, что ярлы, желая отомстить, хотят проникнуть в гостиницу и решают, как это лучше сделать, так как через узкие окна пробраться было нельзя, черный ход наверняка уже был заперт, а штурмовать дверь, которую защищали бы столько опытных воинов, было не так то просто, однако, похоже, это был единственный возможный путь.
Барон обратился к лорду:
– Атакуем? Что скажите?
Корф поиграл своим двуручным гигантом.
– Да, ангар...
– Ангар?
– Атакуем, барон, пусть защищаются, – повторил Байрон.
Пятеро воинов, из которых неделю назад знали друг друга только двое, и скажи им, что вскоре они будут сражаться с врагами в таком вот составе, большинство из них не поверили бы, вышли с мечами во двор, спустившись с небольшого крыльца, и стали напротив двенадцати ярлов, не ожидавших такого развития событий. В центре стоял барон, слева от него Матисс с мечом и щитом, справа лорд, оставивший свою волынку в зале и надевший бейсболку, с мечом и кинжалом в левой руке, замыкал правый фланг Горан, а крайним слева был Дэрон. Ярлы быстро выстроились лицом к ним в две редкие линии, против лорда специально встал раненый им воин.
– Ты, говорят, принц? – говорить раненому в лицо было трудно, но видно было, что он готов к бою и ждет его, – ты будешь уже не первым принцем, которого я убью...
– У вас, похоже, это национальный вид спорта, – лорд сам же и улыбнулся, – никто кроме него здесь все одно бы не понял шутки, да и просто слова «спорт».
– Прежде чем убить, я обрежу тебе оба уха, щенок, – Горан был старше раненого ярла лет на десять, и он вступил в перебранку на стороне лорда, думая, видимо, что тот сам в этом плане достойно скарландцу не сможет ответить.
Лорд остановил его жестом. Он снова первым начал бой с ярлами, и снова применил такой же самый прием, которым он ранил того же самого противника получасом раньше. Байрон опять как бы крутанул меч одной рукой и, резко поменяв направление, послал его в бросок, остановив проскользнувшую в ладони рукоять лишь большим и указательным пальцами за шар и, вытянув руку на всю длину. Он стоял от своего противника еще дальше, чем в первый раз, и хотел использовать максимум возможностей длинного меча и руки – с места, однако же, он так и не сошел, со стороны казалось, что ярла он ну никак не сможет достать. Хотя проделано все было очень быстро, о неожиданности для совсем недавно попавшегося на этот прием ярла речи быть не могло, но тот, похоже, оценив расстояние, сначала не сдвинулся с места, а потом было уже и поздно. На этот раз лорд посылал клинок не строго в укол, и острие, остановившись чуть правее правой щеки раненого, опустилось по косой, «на излете» чиркнув по шее ярла. Когда он поднес руку к небольшой ране, точнее порезу, кровь уже била фонтаном, – лорд достал своего противника не больше чем на дюйм, но при этом задел сонную артерию. Рана была смертельной.
После этого начался общий бой, проходивший без особого успеха и результата для обеих сторон. Барон сразу же разогнал местных воинов по окраинам обширного двора, вращая гигантским клинком, как пропеллером, правда, никого из противников серьезно достать не удалось, и бой протекал в виде мелких стычек. Почти сразу к пяти дворянам, собравшимся из самых разных мест, гоняющих по двору одиннадцать дворян скарландских, присоединились, разглядев обстановку, трое солдат Дэрона в полном вооружении. И для ярлов ситуация сложилась явно проигрышная – лорд и Горан вместе действовали отлично, слаженно, будто сражались бок о бок не в первый, а уже десятый и сотый раз, среди ярлов было уже несколько раненых, и вскоре количество должно было перейти в качество.
Едва не «попал», однако, из-за этих событий Раик. Купец подходя к гостинице, услышал звуки боя и поспешил во двор, обнажив кинжал и саблю, думая, что, быть может, товарищам его нужна помощь. Вбежав же во двор, он оказался «в тылу» у ярлов и сразу вынужден был вступить в схватку с двумя из них – правда, оба уже были ранены бароном и Гораном, но легко, и четыре скарландских меча в руках умело владеющих ими скарландцев едва не лишили жизни вонглезского купца – если бы не прошла она (жизнь), предшествующая вся у него в частых стычках и сражениях, вряд ли бы Раик смог отбиться от ожесточенных ранениями ярлов, пока не пришли к нему на помощь лорд с Гораном. После появления Раика схватка вскоре и завершилась, лениво сражавшиеся воины удвоили усилия. Барон все же достал одного из ярлов мечом по корпусу, чуть не перерубив того надвое, а другого легко ранил, и его сразу добил Матисс. Лорд с Гораном, прорубаясь к Раику, также отправили на тот свет по скарландцу, – чтобы помочь своему знакомцу, спешившему в свою очередь к ним на помощь. Скарландские ярлы лишились при этом и численного перевеса и поспешно бежали, не соблюдая порядка, врозь. Их никто не преследовал.
В зале гостиницы графини, а также Бютер и Эльта встретили воинов как победителей в тяжелой десятилетней войне. Хвалам и комплиментам не было конца, настроение у всех было приподнятое, Бютер обещал закатить пир, каких захолустный Галсфурт не помнил, все путешественники расположились за столом, за которым с самого начала сидели графини, даже – ближе к краю, чуть отделясь от всех – ярл Горан принял участие в общем веселье. Отдельно «устроили праздник» во флигеле для троих солдат, дав указание Бютеру подавать им «все, чего они только ни пожелают». Лорд Байрон пару раз осторожно поинтересовался, каковы будут последствия побоища местных ярлов, но барон уверил его, что они были правы полностью, по любым законам и по здравому смыслу. Слыханное ли дело, скарландские дворяне оскорбили графинь Бэмерийских, а когда им сделали замечание, вместо того, чтобы принести извинения, напали на знатных путешественников, за что и поплатились – и проблем никаких возникнуть не может, слова барона подтвердили Бютер и Раик, и лорд успокоился. Пир, общая беседа. веселье продолжались на этот раз не очень долго, но разошлись все одновременно, пребывая в еще большем расположении друг к другу, постепенно в общую компанию вошел и Горан, все этим поздним вечером казалось прекрасным, единственное сожаление вызывало то, что в скором времени, видимо, придется всем расстаться – дождь кончился, на завтра дорога на Хальсгард должна была подсохнуть.