На три дня в Питеp

В голове появилась приятная дурашливость от шампанского. Она сидела за столом и осознавала всю нереальность и нелепость ситуации. А тут ещё шампанское. Из кружек. Шампанское – замечательная вещь. Она охотно пьёт шампанское. Или теперь она так же охотно пьёт Sekt. В сущности – одна фигня. Редко получается пить охлаждённое шампанское из запотевших бoкалов, как полагается. Таких случаев – по пальцам пересчитать можно. Чаще всего получается именно вот так – из кружек или стаканов, или на улице – прямо из бутылки, или – из пластиковых стаканчиков, если кто-то про них вспомнит.

Второй рабфаковский переулок. Кошмар какой. Звучит уже даже как полнейший бред.
Стало жарко, все смеются и хотят курить. И плюются, потому что она принесла только ментоловые сигареты из комнаты. Их никто курить не хочет. Ну, кроме неё. Она смеётся и бежит ещё раз в комнату. Все курят. Дурашливость не проходит. Хорошо. Потому что дурашливость, и тепло, и сейчас можно в душ пойти, когда все уйдут Серёгу провожать, и завтра домой. Завтра суббота. Суббота – хороший день.

Среды она боялась. Боялась долго, где-то месяца два. Но особенно сильно – в последнюю неделю. Все строили планы на Рождество и Новый год, а она боялась. У неё всё было уже запланировано, уже с октября. Но когда-то, почти сразу после того, как билеты на самолёт были выкуплены, что-то произошло. Что-то исчезло. И не просто что-то, а самое важное. Исчезло. Она заметила это и боялась про это думать. И думала всё равно. Потом она боялась рассказать кому-то об этом. Потому что пока что-то происходит в твоих мыслях и существует только для тебя – то это просто сомнения. Их если и нельзя совсем отбросить, но иногда довольно удачно получается их игнорировать. А как только ты произнёс это вслух – всё, это уже существующий факт. Его можно обсуждать, искать какие-то решения и всё такое. Именно этого она и боялась. В понедельник она проговорилась. И стало ещё страшнее.

Среда пришла. Дорога в аэропорт. Два часа на поезде и купленная впервые с сентября пачка сигарет чуть-чуть улучшили ситауцию. Потом был досмотр, почему-то пришлось снимать ботинки. У многих пищала обувь. Там уже даже уютненький стульчик такой поставили – чтобы сидя разуваться/обуваться.  Почему они запищали в этих воротах? Никогда раньше такого не было. Сколько раз уже летала.... Специальные ботинки – для поездок зимой в Россию. Тут-то они, в принципе, и не нужны. Холодов таких не бывает.

Красивый вид из окна аэропорта, пока ждали посадки. Настолько красивый, что даже заслужил упоминание в блокноте.

Полный самолёт. Место в самом хвосте, предпоследний ряд. Рядом с туалетом (fuck). Зато сзади сидушки нет – можно смело откидывать спинку кресла, даже когда еду раздают. И ноги можно в проход вытянуть. Какие-то ненапрягающиеные разговоры с соседкой. Пара фраз – и можно снова наушники в уши. Соседка рассказывает про багаж с перевесом в 50 килограмм, про полёт куда-то транзитом, и что ещё раз доплачивать прийдётся. В такие минуты думаешь, что это, слава Богу, не твои проблемы и прячешься в наушники. Некрасиво, но так и есть. Помочь всё равно нечем.

Минут тридцать до посадки. Становится страшно. Он будет там, будет встречать, он ждал, у него планы. У неё тоже......

Прибегает стюардесса. В панике. Начинает махать руками и кричать, что впереди ужасный снежный шторм, что надо обязательно пристегнуться, особенно тем, кто сидит в хвосте. Потому что будет трясти. Все в панике. Она как-то несильно верит в это и злиться на стюардессу, за то, что та напугала пассажиров. Все пристегнулись и сидят бледные в ожидании. Самолёт снижается. Перед ней сидит семья немцев. Из всего происходящего они поняли только, что надо застегнуть ремни. Им не страшно. Они смеются и продолжают болтать. И держат ботинок за шнурки, чтобы он болтался в проходе – невесомость посмотреть. Её это злит. Дебилы, блин. Начинает трясти. Она не верит, что произойдёт что-то страшное. Потом начинает злиться, потому что это будет нечестно, если они сейчас разобъются – потому что она и так лететь не хотела. Посадочные огни, ничего не случилось. Поболтало и приземлились.

Очередь. Паспортный контроль. «Что вы делаете в Германии?» Живу, блин. Дурацкий вопрос. Она проходит преспоследней. Все ждут багаж. К конвейеру с багажом – не подойти. Почему-то около него лежат горы каких-то виолончелей и контрабасов. Родной мини-чемодан закрутился на конвейере. Хватать – и на выход.

Он стоял на самом первом выходе, а не на следущем, где стояла вся толпа встречающих. Радостный. Это почему-то её взбесило. Не хотелось его видеть, не хотелось поднимать глаза и видеть его лицо, не хотелось говорить с ним. Хотелось убежать. Он обнял её, она увернулась от его поцелуя. Дурацкая ситуация. Он знал, что что-то не так. Но промолчал. Псевдо-безнапряжные разговоры про болтанку в самолёте и какого-то придурка на стоянке перед аэропортом. Дошли до машины. Ночь, темно, ветер, холодно, снег идёт. Он стоит, освещённый фонарём, смотрит на неё и спрашивает «что случилось». В этот момент ветер с воем ударяет в фонарь, и вихрь снега угрожающе кружится в свете фонаря. Она морщится – что-то там сценаристы её жизни явно перегнули палку. Такой драматизм, куда деваться. «ничего, поехали к тебе».

В машине ужасно – музыки нет, приходится говорить о неважном. Ситуация давит. Ей хочется плакать. Он начинает гадать.
- У тебя кто-то появился?
- Нет.
- В чём дело тогда? Что с тобой?
- Я не хочу говорить об этом в машине.
- Ты что, думаешь, что я руль брошу?

Честно – она не уверена, что не бросит. Лучше дома, спокойно. «Спокойно» - ну-ну.....

- Долго нам ещё ехать?
- Нет.

И вдруг – он смотрит на неё. Они стоят на светофоре. «Я знаю, что случилось. Ты больше меня не любишь».

Она отворачивается и прячет лицо. Она начинает плакать. Вот и всё – и сказано. Она рада, что ей не пришлось произносить эти слова, что он сам всё сказал. Она ждёт, что будет дальше. Происходит удивительное. Он смеётся и теребит её по волосам.

- Ну и чего надулась? Вот ведь – конец света, придумала трагедию.

Она оборачивается и смотрит на него с удивлением. А разве не конец света? Как так? Говорить она не может.

- Когда-то это всё равно должно было случиться, когда-то ты должна была остыть.

Всё намного проще, чем она ожидала. Машина в гараже, выгружают сумки. Она снова может говорить. Она даже улыбается. Обсуждают тему ушедшей любви.

- Но ты понимаешь, что я теперь не смогу больше быть с тобой вместе и приехала, чтобы по-хорошему расстаться?

Тут происходит невероятное – он этого не знал. Он думал, что всё будет, как раньше – только без любви. Она в шоке. Он тоже. Она этого не понимает. Какие отношения могут быть без любви? Для неё – никаких. Для него – всё это ерунда и вечной любви не бывает. А она верит, что бывает. В конце концов – это не ей уже 30 и вообще – она девушка. Ей можно в подобные вещи верить. Более того – ей это нужно.... Он понимает, что она уже всё решила, что он не просто её теряет, а что он её уже потерял. Оба плачут. Хочется уйти, но на дворе ночь и зима и идти некуда. В этой квартире плохо. Слишком много воспоминаний, слишком много его..... Хочется убежать. Она знает, что Андрей сейчас тоже в Питере. Андрей – старый друг. Хочется просто прочь из этой квартиры, но чтобы не быть одной, но чтобы и никто вопросов не задавал. Надо искать Андрея. SMS уходит – «набери меня». Почти моментально – звонок. Короткая радость сквозь тяжёлые разговоры и рёв. Уходит в другую комнату. Договорились на завтра, на четыре. Это значит – ещё 15 часов находиться в этой квартире.

Она говорит, что хочет спать. Это неправда. Она просто хочет, чтобы он ушёл в другую комнату. Он уходит. Она долго ворочается и мало спит.

Утром он её будит – холодный весь, с улицы. Почему-то радостный, или просто делает вид. Снова начинается тежёлая и давящая беседа. Потом приходит истерика. Он говорит много обидных вещей, потом пытается целовать её мокрые щёки. Она отталкивает его, сжимается вся и ревёт.

В два они выезжают из квартиры. Пробираются через пробки. В машине тихо – музыки нет, говорить она не может, потому что устала плакать.

Четыре. Станция метро «Какая-то». Народу – куча. Машин – ещё больше. Сотовый - мёртв. Как искать Андрея? У них – серая БМВ с немецкими номерами. Начинает темнеть. Он убегает на другую стороны улицы, чтобы искать там. Она стоит на въезде на стоянку. Холодно.

Пешеходам – зелёный. Поток машин останавливается, поток людей плывёт по грязному снегу в метро. Вдруг – БМВ, с немецкими намерами. На дорогу – руками на капот – заглянуть в машину - Андрюха!!!

Быстро переносятся сумки из одного багажника в другой. Скомканное прощанье, потому что говорить уже нечего. Он уезжает.

Ей становится легко. Андрюха рядом, не задаёт вопросов. Знакомство с Лёшей – хозяином машины и Олей – какой-то знакомой, которая присутствует в качестве гида. Можно курить в машине. Сигарета. Сознание того, что хочется есть. Радость от того, что с собой в рюкзаке есть яблоко. И дикая усталость.

Кружение на машине по городу, вечные дурацкие пробки и грязь. Им надо что-то там сделать, она просто сидит на заднем сидении, курит и ждёт, когда же они заедут куда-нибудь съесть что-нибудь горяченькое. Куча каких-то стрелок, часовые ожидания в машине – она не вникает в смысл, это не её дела. Ей хочется есть и в душ, и спать. В конце концов, после «Макдоналдса», её завозят в снятую Лёшей и Андреем квартиру и оствляют там, сами уезжают куда-то дальше кататься.

Она одна. Квартира маленькая, чистая. Приятно удивляет то, что нет тараконов. Кухня. Чай. Тепло. Одна комната закрыта на ключ – туда нельзя. В другой – диван, кровать и телевизор. Маленький и чёрно-белый. Телевизор показывает один канал. Включает. Больше слушает, чем смотрит. Хотя и не слушает, так, просто, чтобы не тишина. Душ. Чистая одежда. Она выбирает кровать, потому что на диван парни смогут поместиться вдвоём. Спать. Немножко жутко, потому что одна где-то у чёрта на рогах, без связи. Но усталость не даёт долго пугаться. Сон. С утра будет пятница, в пятницу она с Андреем и Лёшей едет на машине домой. Ну, не совсем домой – а до Берлина. Оттуда – поездом до дома.

Она проснулась от топота ног, шума хлопающей двери и криков «Вставай! Вставай!». Чего вот будить? Нельзя как-то потихонечку зайти? Олени, блин. Она отворачивается к стенке и пытается их игнорировать. Не получается. Мозг вылавливает фразу «машину угнали», но не верит этому. Ага, машину угнали, конечно. Фигня какая. Она открывает глаза:
- Хорош орать, правда что ли машину угнали?
- ДА!

Она не верит – потому что это настолько ужасно и неподходяще, что верить в это не хочется. Они уже рассказывают, что и как. Машину украли. Ну, за...бись!

Она закуривает. Что-то надо делать. За окном всё ещё темно, но на самом деле уже утро. Мозг упорно не хочет верить в сюрреальность поисходящего. Надо что-то делать. Все идут на кухню, пьют чай и едят вафли. Надо ехать в центр, за билетами. В субботу летают все нужные самолёты.

Деньги за ещё один день в квартире остаются на холодильнике. Все идут к метро. 2-ой рабфаковский переулок – fuck off!

Город тёмный, грязный и холодный. Он реально выпинывает её. Она провинилась – она сделала больно одному из жителей, а значит, обидела весь город. За это он теперь её выгоняет. И вообще, делает её жизнь как можно более противной.

С неба сыплется что-то. Для снега – слишком тепло, поэтому это холодная вода. Куртка мокрая, ноги тоже. Горы грязного снега, огромные лужи – а надо обойти весь город.

Купили билеты. Завтра у всех самолёты. Ура. Хочется в тепло и кушать. Первое попавшееся кафе. Она хихикает – расписанные под хохлому стены, деревянные ложки на окнах. И блюда – блины и картофельная запеканка. Ей хочется перца. Весь персонал кафе ищет перец. Находит. Ням-ням. Парни тоже на глазах отогреваются и становятся веселее. Сейчас расплатиться – и дальше.

Андрей не может найти его кошелёк. Так, это уже слишком, верить в это не хочется. Ищут везде. Кошелька нет. Там деньги. Там Андреевские документы. Она в панике начинает соображать – куда же теперь идти – в посольство? В немецкое? В русское?

Там не все документы. Самые главные паспотра слишком большие для кошелька и туда не вошли. Они спасены – обойдутся без посольства. Они в ж..пе – потому что нет денег. Она радуется тому, что успели купить билеты. Хочется прочь из этого города. Хочется домой.

Три часа в милиции, чтобы получить подтверждение об угоне. Ещё три часа в Макдоналдсе в ожидании какого-то Серёги. Потом её восприятие отключается – слишком много всего происходит. Какие-то чужие, ей ненужные движенья, она в них не вникает – потому что не надо. Она просто ходит следом, старается не отставать и не ныть. Молчит и курит. Холодно. Ног вообще не чувствует.

Грязная и полная маршрутка, в которой очень влажно. Усталость. Почему-то с Серёгой появились деньги – поэтому перед квартирой ещё магазин, покупка салатов и шампанского.

Квартира, кухня, тепло. Шампанское из нелепых и родных совковых кружек, дурашливость в голове. Разговоры, смех. Жизнь бывает таким говном. Но будет что вспомнить. Парни ушли провожать Серёгу, скоро вернутся. Душ, собирание чемодана. Андрей и Лёха снова вернулись. Все сидят в комнате и курят. «Какой из этих трёх дней был самый дурацкий?» Смех, потому что среда, четверг и пятница – все три дня – суперговно. Но самый стрёмный – это четверг. Потому что машину ночью угнали.

Заказ такси на 5:45. Сбор вещей. Сон.

Дорога в аэропорт, прощание с парнями, у которых самолёт раньше. Четыре часа одной в аэропорту. Наконец, посадка. Самолёт. Сесть, снять ботинки. Она уснула сразу же, ещё до взлёта. Раза три была близка к пробуждению, потому что сильно давило на уши. Но не проснулась. Проснулась только когда начали раздавать еду.

- Вам чего? Говядинy или свининy?
- Мне то, где макароны.

Где-то через час посадка. Домой. Ура.

январь 2004