Цвет времени

Последние дни декабря. У жены предновогодний синдром.
– Пойдём со мной, Мышкин. Я хочу всем-всем накупить подарков.
– Милая, ты и сама справишься. На слишком массивные вещи не засматривайся, а остальное тебе под силу. Я бы хотел остаться дома, мне кое-что надо обдумать...
– Мышкин! Ты несносен! Я знаю все твои проблемы – копейки затёртой не стоят. Пойдём. В конце концов, на ходу лучше думается...

Упомянутый выше синдром выгнал из дома не только мою жену. Людей кругом – толпы. Воодушевление плещет через край.
Обходим несколько магазинов: из двери в дверь, из двери в дверь. Я, оказавшись внутри, спасаюсь от толчеи в каком-нибудь укромном углу. Жена активно изучает прилавки. Кажется, у нее всё складывается удачно.
– Ой, про «Четыре ступени» забыла! На минутку заглянем.
Любуюсь, как она, поднимаясь на четырёхступенчатое крыльцо, взметывает ножками подол широкой клетчатой юбки.
Входя внутрь, слышим над головой лёгкий перезвон. Деревянный шарик, шнурком соединенный с подвижной створкой, заскользил вверх по алюминиевым трубкам – висят одна над другой. Тинь-тинь-тинь-тинь!.. Дверь закрывается – шарик вниз. Читаю на ценнике: «Шум ветра». Очень буднично. Я бы назвал этот источник благозвучия «Эоловой арфой».

Другая необычность «Четырех ступеней» – запах. В тёплом воздухе, а здесь очень тепло, разнообразные ароматы – то ли от благовоний, то ли парфюмерно-косметические, а, может, и те, и другие – сливаются в единый, многогранный, томящий запах. Никак не могу разобраться в ощущениях: он приятен моему носу или раздражает меня?
Оглядываюсь. Кругом разложены-расставлены или подвешены к потолку безмерно дорогие и совершенно бесполезные для хозяйства вещицы. Рассчитанные на тончайший художественный вкус. Предполагаю, человек начинает о них задумываться, когда всё остальное уже есть. Много ли среди моих сограждан тех, кто этим «всем остальным» обладает в полной мере?

Жена освободила голову от капюшона, мелко вышагивает по магазину, обласкивая взглядом фарфоровых ангелов (с кротким фарфоровыми взглядами) и деревянных лягушек (старательно пучат деревянные глаза), подсвечники всех конструкций, скульптурки, в которых я не могу распознать ни один из известных мне образов. Всюду стекло – массивное, роскошное, едва ли не венецианское: вазы, блюда, фужеры.

– Милая, – подхожу к жене близко-близко и разговариваю с ней шёпотом, боюсь, вдруг мои вопросы окажутся неуместными, и она застыдится меня перед другими покупателями. – Я обнаружил здесь отличный выбор мармелада. Давненько такого не встречал.

– Мармелада? – зрачки жены забегали из стороны в сторону – отчаянно соображает. – Где ты видишь мармелад?
– Вот же, – я широким жестом указываю на ряды разноцветных полупрозрачных брусочков, аккуратно завёрнутых в целлофан. – Пожалуйста, лимонный, ванильный, черносмородиновый, медовый. О, и шоколадный есть. Надо же, шоколадный мармелад! Счёл бы за шутку, если бы услышал о таком. А этот... корицей пахнет. Смотри-ка, называется «Клеопатра»... Давай возьмём каждого понемногу и вечером с чаем... «Клеопатру» – к утреннему кофе. Корица к корице – на мой вкус, получится гармония. Жаль, яблочного нет, он мне больше всего нравится. Из пластовых самый лучший мармелад.

У жены в глазах ужас:
– Отвратительный у тебя вкус, Мышкин! Корица к корице – то же самое, что к розовому платью розовые чулки.
– Тогда кофе без корицы сварю!..
– И потом... Всё, о чем ты говоришь, мыло! Очень дорогое...
– Мыло? Ты хочешь сказать, это, – я с грустью, глотая слюну, смотрю на несостоявшийся мармелад, – не едят?
– Нет, М-м-мышкин, этим м-м-моются...

Какая жалость! А ведь мои вкусовые сосочки уже предвосхищали то удовольствие, которое я получил бы, положив в рот маленький кусочек мармелада...
Наконец жена добралась до сувениров: прямо на полу расставлены корзинки со свечками, ёлочными украшениями, ещё какими-то штучками непонятного назначения. Присела, перебирает добро внимательными пальчиками. Чтобы не мешать, отхожу в сторону.

На средней полке стеллажа вдруг вижу: прозрачная пластиковая коробочка, внутри колёсико с лопастями – такие ставят на водяных мельницах – только очень-очень маленькое. В верхнем отделении коробочки – красная водица, через крохотную воронку она просачивается в нижнее отделение, капли падают на лопасти колесика, и то крутится...
– Таймер. Примерно то же, что и песочные часы. Такое вот оригинальное исполнение, – хозяйка магазина воплотилась рядом как будто из ничего. – Нижняя часть, обратите внимание, тоже заполнена жидкостью, только бесцветной. Между собой жидкости не смешиваются. Смотрите, если перевернуть, окрашенная по желобкам покатится обратно...

«Ага, таймер, то есть время отсчитывает...»

Я возвращаю аппаратик в исходное положение. Красные капли-секунды друг за другом размеренно отрываются от нижнего края воронки... Вот одна на лету подтянула тонкий хвост и превратилась в почти идеальный шарик. Плюхнулась между двух лопастей, но еётяжести не хватает, чтобы закрутить колесико, оно лишь покачнулось. Ей на подмогу спешит вторая, третья капли... Хоп! – колесо, крутанувшись, их сбросило. И все по новой...

Почему они выбрали красный цвет? В этом заложен какой-то зловещий смысл. Первое, что приходит в голову, кровь. Живо представляю себе раненую птицу. Видится почему-то большая, экзотическая, с белым оперением. Распласталась, бедняга, на земле, одно крыло нелепо надломлено. Ранка в груди. Кровоточит. Все перья вокруг нее пропитаны алым. Я, оглушенный невозможной реальностью картины – в ушах вдруг не осталось ни одного звука, слежу, как с одного из пёрышек стекает кровь. Кап... кап... кап... Пробито сердце. Вместе с кровью из него уходит жизнь. Капнула секунда, ровно на столько приблизилось для этого сердца Ничто. Угасание жизни необратимо.
Впрочем, и течение времени необратимо. Мы неумолимо движемся вместе с ним... К чему? Охо-хо... Именно к тому... И раны наших сердец только ускоряют это движение. А если бы у меня была возможность вступить в клуб невредимых сердец?.. Невредимое сердце? Нет уж, увольте.

Интересно, что бы сказала жена, узнав, о чём я думаю в канун самых что ни на есть развесёлых праздников? Гляди-ка, она тоже сосредоточенно размышляет. В правой руке держит серебряную свечу в форме шара, в левой – белоснежную, длинную, витую. Морща лоб, переводит глаза с одной на другую. Мне понятны её сомнения – свечи хороши.
– Милая, и серебряная, и белая выше всяких похвал, купим обе.
Поднимает на меня отсутствующий взгляд. Любопытно видеть, как постепенно возвращается к действительности её сознание.
– Ой, Мышкин, понятно, что обе, решаю, по сколько штук.

Хорошо, а если представить другой цвет? Наша с женой приятельница сочинила стихотворение. Очень среднее, но в нем есть замечательные строчки:
Где словно мёд, густыми каплями
И золотыми, словно мёд,
Стекает время в бездну...
Согласитесь, это совсем другая история. Каждому она представится по-своему. Но, несмотря на различие возможных конкретных воплощений, суть будет одна: в золото окрашены секунды нашего счастья.

– Будьте добры, расскажите, – обращаюсь к хозяйке, – у вас таймеры только красные?
– Есть ещё синий и зелёный. Вот они...

Подводит меня к угловой полке. Зелёный... Никаких ассоциаций. Драконья кровь и прочие фантазмы – не моё. Отставляю в сторону.

С синим – по-другому. Видели вы когда-нибудь, как опрокидывается небо? Всей своей безмерностью на поверхность озера, а иногда и лужи достаточно, в луже умещается – шлёп! – без единого всплеска, даже не зарябило. Сейчас я наблюдаю, как небесная концентрированная синева сочится каплями. И это долгий процесс, он не завершится. Тут не может быть, как в случае с красным, перехода от жизни к смерти. Нет никаких переходов, никаких граней. Небо неизменно и никогда не кончится, секунды будут капать и капать. Синева вечна. Как и время, в ней заключённое.

Почему-то вспомнилось. Мне лет пять. Мама собирается в отпуск, в горы. Горы высокие, прикинул я, от них до неба рукой подать...
– Что тебе привезти, мой мальчик? Красивый камень? Засушенный эдельвейс? Или тёплые варежки? Женщины в горных селениях вяжут чудесные варежки из овечьей шерсти.
Я решил не объяснять маме, насколько предложенные подарки никчемны, боялся, что она уговаривать начнет, ласково укорять в ошибке... Моя просьба прозвучала коротко, по-мужски:
– Привези мне кусочек неба.
– Кусочек неба? – синие мамины глаза стали задумчивы. – Хорошо...
Каждая минута из тех полутора месяцев, что мама отсутствовала, была наполнена нетерпеливым ожиданием. Конечно, и маму я ждал. Но больше – того момента, когда наконец возьму в руки небо. Какое оно? Ну вот какое? На ощупь, на запах... Цвет известен.
В доме радость – мама вернулась. С замиранием смотрю на её большой рюкзак. Знаю точно: там ОНО.
– Мама, ты привезла мне кусочек неба?
– Кусочек неба? – синие мамины глаза опять становятся задумчивы. – Пойдём.
Она берет большой кухонный нож и выводит меня на балкон. Размашистыми движениями вырезает в воздухе квадрат.
– Бери.
– Что? – я ничего не понимаю.
– Кусочек неба.
– Но здесь ничего нет. Здесь только воздух.
– Там, в горах, точно такой же воздух, как и здесь. И больше ничего.
– А небо?
– Нет никакого неба. Небо – это воздух.
– Не может быть...
Наверное, мама просто забыла, о чём я её просил. Или ей тяжело было везти – вон какой рюкзак огромный. А сейчас отговаривается. Плакать не буду. Это не по-мужски. Прощу.
– Мальчик мой, ты мне веришь?
– Верю.
Не верю. Разве обыкновенный воздух может быть необыкновенным небом?..

Моя воля, с места бы не двинулся. Очень уж редко удается почувствовать ритм вечности. Так бы и стоял. У меня бы выросла борода – жиденькая, но длинная. Сначала до колен, потом до пола и наконец такая, что её можно несколько раз обмотать вокруг себя. Я бы сгорбился, поседел, заболел какой-нибудь подагрой, от которой едва держишься на ногах, а всё бы смотрел и смотрел, как необычный таймер отсчитывает время...

– Сколько можно таращиться непонятно на что?! Дай кошелёк, наша очередь подошла, – жена, по своему обыкновению, оторвала меня от вечности.

Через несколько минут мы вышли на крыльцо. Грудь после плотного запаха «Четырёх ступеней» вздохнула на свежем воздухе широко и свободно.

– Милая, как ты думаешь, у времени какой цвет?
– Ах, Мышкин, за что и люблю тебя до сих пор, так за то, что в голове у тебя полно забавной чепухи. Я с тобой не скучаю.
И она со всей страстностью, звонко чмокнула меня в щёку. Тут моим праздным размышлениям пришёл конец. Всю обратную дорогу мы болтали о подарках, о том, что через два дня Новый год и надо бы в связи с этим выпить вечером шампанского. О том, успел ли кот погрызть курицу – жена не подумав оставила её размораживаться в открытой миске...

Дома, когда я направился в ванную, жена сунула мне в руки маленький брикетик, пахнущий корицей:
– На, протестируй свою Клеопатру.
Намыливая руки, я рассматривал себя в зеркало. Заметил на левой щеке отчётливый след. Мне нравится у жены именно эта помада – кораллового цвета... Кстати, коричное мыло оказалось неплохим, рекомендую.
Жена заглянула в ванную.
– Ой, Мышкин, дай-ка, я сотру у тебя помаду со щеки. Так ты решил что-нибудь со временем?
– Не со временем, а с его цветом...
– Ну да, ну да. Не понимаю твоих терзаний, всё просто. Нынешний день вот такого цвета, – и она показала салфетку, которой оттирала мне щёку. – А какую помаду я выберу завтра или через две недели, не знаю, все зависит от настроения. Цвет времени сильно изменчив, дорогой Мышкин...