Боец гусляр

Закат полыхнул багрянцем по верхушкам деревьев, и осенний лес стал еще красочнее, еще неотразимее. Андрей даже остановился и залюбовался. Осень уже давно вступила в свои права, и кругом было полно желтой, красной и редко где еще зеленой листвы. Все так же, глядя по сторонам, Андрей пошел вперед. Густые леса вокруг были полны красоты и музыки. Но закат так же не вечен, как и все остальное. Солнце село, и на лес опустились уже холодные сумерки. Он и в сумерках видел свое очарованье и слышал музыку. Хотя и несколько иную. Конечно, так можно было бы идти всю ночь. Однако ему показалось, что в этот раз неплохо было бы переночевать не в таких суровых условиях. Ничего, подумал он, не останавливая шага, что-нибудь подвернется.
И случай действительно не заставил себя ждать. За очередным поворотом дороги как раз посередине стоял крепкий мужчина. Стоял он, скрестив на груди руки и нехорошо улыбаясь. И видимо на то у него были причины. К тому же на поясе в червленых ножнах висел не какой-нибудь топор, а настоящий меч.
- Постоим? – спросил разбойник.
Андрей, сбавляя шаг, подошел вплотную и улыбнулся:
- Постоим. Отчего нет?
- Экой ты сговорчивый! – кивнул разбойник. - Люблю таких.
Андрей оглянулся. Как он и предполагал, позади на дорогу вышло еще трое мужчин. Эти были одеты попроще и вооружены были не так богато: булава, да два топора.
- Ну, - спросил Андрей, вновь поворачиваясь к тому, что перегородил дорогу, - так и будем стоять молча или потолкуем?
- А ты как думаешь? – усмехнулся тот. - Ясно – потолкуем. Тем более что и дело несложное. Далеко идешь?
- В Муром.
- А откуда?
- Из Суздаля.
- Через Владимир шел? – зачем-то уточнил разбойник и заглянул за плечо Андрея. - Гусляр?
- Гусляр, - согласился Андрей.
- Уж не тот ли самый это гусляр… - донеслось сзади.
- Ага, - кивнул Андрей, - тот самый. Андрей Новгородец, Захара Вольного сын.
В доказательство своих слов он дернул плечом, перекидывая вперед гусли, и провел рукой по струнам. Нежный звук повис в воздухе, растворился, а потом его пальцы вдруг замелькали в быстром переборе, и развеселая мелодия заставила потеплеть глаза разбойников.
- Выходит тот самый, - усмехнулся старший. - Что ж… А слыхал ли ты, тот самый Андрейка, что за проход по здешнему лесу нужно платить?
Мелодия оборвалась жалостливым звуком, и лицо Андрея вдруг искривилось плаксивой гримасой.
- Ой, дяденьки разбойнички!!! Не губите, не чините обиду сироте несчастному! Ой, душегубцы вы окаянные!
- Эй! – весело окликнул разбойник сзади. – Ты там полегче на счет окаянных-то!
- Это верно, - серьезно кивнул Андрей. – С окаянными я перебрал. Ладно, давайте к делу… денег у меня нет.
- Брешешь? – хмыкнул старшой разбойник.
- Не. В Суздальских землях голод. До того прошел псковскими, да полоцкими – везде недород. Говорят, на Муромщине в этом году все удалось. Вот и иду проверить. А на счет оброка вашего, так я сыграть могу. Славный вечер у горячего костра за доброй песней – сказка, не жизнь! Соглашайтесь.
- Брешешь, - прищурил левый глаз старшой.
- Не. Видать не брешет, – донеслось сзади. – Больно котомка худа. Да что недород в Суздале – точно!
- Мож и впрямь возьмем? Больно справно играет!
Старший разбойник пристально оглядел гусляра и вдруг улыбнулся:
- Ну, бродяга, одолел ты нас! Ночевать тебе у нашего огня сегодня. Но смотри! Не любы будут мне да братьям моим твои песни – не обессудь, сыграем свои. Только ножами.

Гусляр сыграл. Так сыграл, что не стыдно потом было греться у чужого костра, да есть разбойничий ужин. Развеселые и грустные, бравые и нежные. Разные песни рождались под его пальцами на чутких струнах. Он играл не для себя. Для людей, которые слышали в его словах и звуках что-то свое, для леса вокруг, который слышал только то, что он играл. Музыкой полнилась лесная тишина и души разбойников, сидевших рядом. Играл о лесной воле и разбойничьей доле. О счастье жить самому по себе. А потом, учуяв момент, сыграл о лесной тоске. И о девице, что ждет у опушки. Когда последний звук этой грустной песни отзвучал, один из разбойников даже расчувствовался:
- Все. Уйду из леса. Домой вернусь.
- Куда ты вернешься? К какому дому? Который Мстислав Владимирович спалил? Тот самый, которого Великим кличут? – оборвал его другой разбойник.
- Все равно вернусь, - упрямо повторил тот.
Андрей, не дожидаясь, пока ярость прогонит все, что принесла его музыка, тронул струны. И лес вокруг костра тотчас же наполнился развеселой мелодией. О княжьей глупости да боярской жадности. Разбойники не удержались и уже к припеву широко улыбались. Закончил вечер гусляр мягкой и нежной песней, после которой на душе стало легко и чисто.

Утром старшой разбойник поднял его с улыбкой:
- Ну, потешил ты нас, - сказал он. – Давай, поешь, да пойдем к дороге – поможем тебе до Мурома добраться.
Покормив, разбойники вывели Андрея прямо на дорогу и принялись ждать. Вскоре послышались мерные удары копыт, скрип тележных колес и вот из-за поворота показалась повозка, доверху груженая сеном. Старшой разбойник тут же встал. А двое из остальных тихонько скользнули в кусты. Возница, завидев разбойника, придержал лошадь и остановился в отдалении.
- Эй! – крикнул возница. – Вы кто?
- А ты как думаешь? – прокричал разбойник в ответ.
Возница не ответил, только поежился и покрепче сжал вожжи.
- Чего там-то стал? – продолжил разбойник. - Подъезжай ближе!
- Подъезжай! – махнул рукой и второй, стоящий рядом.
Из-за спины возницы на дорогу вылезли двое оставшихся разбойников.
- Давай-давай, пошел! – приказали они.
Возница несколько раз мелко дрогнул и потихоньку тронулся. Один из разбойников даже запрыгнул на телегу, сел. Деловито потрогал сено.
- Пересушенное сено-то! – заявил он.
Возница не ответил.
- Ну? - спросил старший разбойник, когда возница остановил телегу перед ним. – Чем платить будем?
- Нечем платить, - вздохнул возница и обвел руками воз. – Вот. Только на торг везу.
- Мда, - кивнул разбойник. – Плохо дело.
Возница сжался и как будто и впрямь стал меньше.
- Повезло тебе, – вдруг улыбнулся тать и указал на Андрея. – Это  вот Андрейка Новгородец. Тот самый! Захара Вольного сын. Позабавил нас. Так что добрый я нынче. Ежели не он, пустили б мы тебе кровь, торгаш.
Возница ничего не говорил. Только переводил взгляд с Андрея на разбойника.
- Так что выходит, он тебе жизнь спас, – подытожил старшой разбойник, остальные тати хмыкнули. – И я так думаю, в благодарность ты должен его за это до Мурома подвезти. А?
Возница еще раз поглядел на Андрея, на разбойника. Он, казалось, все еще не верил, что его не убьют.
- Воля ваша, - пожал он плечами.
- И славно, – кивнул разбойник. – Давай, Андрейка, садись.
Андрей подошел и легко запрыгнул на воз. Сел, свесив ноги. Достал гусли из-за спины и положил на колени.
- Благодарствую! – улыбнулся он разбойникам.
- Трогай! – махнул рукой старшой тать.
Возница вяло хлестнул вожжами, и лошадь потихоньку пошла.
- Пойдешь обратно, нас не забывай! – крикнул разбойник вдогон.
Андрей помахал в ответ рукой и откинулся назад в душистое сено. То, что подвернулась повозка именно с сеном, повезло. Его пальцы еле слышно трогали струны, на душе было тихо и спокойно.
- В Муром едешь? – спросил он.
Возница не откликнулся.
- Слышишь? – погромче спросил Андрей и поглядел на возницу.
Тот просто кивнул в ответ.
- Ладно. Может, познакомимся? – попытался Андрей еще раз. – Меня Андреем Новгородцем кличут. А ты?
И вновь возница ничего не сказал.
- Как тебя зовут? – повторил Андрей.
- Михайло, – буркнул возница.
Андрей вновь откинулся назад. Теперь пальцы уже сильнее дергали струны. Мягкая и спокойная музыка струилась из-под его рук. И против воли возница терял свою мрачность.
- Сеном торгуешь? – спросил Андрей. - Или просто лишнее осталось?
- Торгую, – кивнул возница.
Андрей опять помолчал, все наигрывая. Потом проговорил:
- Ну, чего ты все дуешься? Неужель ежели бы так меня встретил, просто на дороге, не подобрал бы?
Возница пожал плечами:
- Наверно подобрал бы.
- Видишь? И так и так все едино. Так чего дуться-то? – улыбнулся Андрей. – Давай я лучше тебе сыграю! Какую? Веселую аль грустную?
Возница помолчал, а потом махнул рукой:
- Давай веселую!

От песен Андрея, торговец смягчился, но некоторая натянутость все-таки осталась между ними до самого конца. И едва только они подъехали к муромскому торгу, воз остановился.
- Все, - сказал Михайло. – Вот он торг. Мне к сенным рядам. А тебе тут слезать.
- Справно, - кивнул Андрей и спрыгнул наземь, - Благодарю!
Возница кивнул и тронулся дальше.

Дорога мерно стелилась под ноги. Кругом был густой лес и тишина. Та тишина, которую так любил Андрей. Хотя иногда ему и казалось, что тишина не совершенна, в ней чего-то не хватает. Но гораздо чаще она нравилась. Когда тихо, хорошо слышно, если кто-то попытается скрытно подкрасться, или будет сопеть в засаде.
Там, над лесом, солнце опустилось к горизонту, и на дорогу упали резкие тени. Скоро надо устраиваться на ночлег. Андрей и сам не мог объяснить, что его насторожило, но рука сама легла на рукоять меча, изменилась походка, глаз стал смотреть на другое. Точно. Вот оно. Неподалеку в пыли темнело несколько пятен. Недавно здесь кого-то ранили. Андрей оглянулся и осмотрел лес по сторонам дороги. Как он и ожидал, обнаружились следы засады – в кустах было натоптано, четверо довольно долго ждали кого-нибудь на дороге.
Что ж. Значит дорога не безопасна. Значит, он может помочь кому-нибудь, а тот поможет ему.
Андрей сошел с дороги, но так, чтобы его костер был виден, и принялся устраиваться на ночь.

Утром он отряхнул отяжелевший от росы плащ, распахнул свитку и, выйдя на дорогу, сел у обочины. Долго ждать не пришлось. Вскоре послышались мерные удары копыт, скрип тележных колес и вот показалась повозка, доверху груженая сеном. Андрей встал. Возница, завидев его, придержал лошадь и остановился в отдалении.
- Эй! – крикнул возница. – Ты кто?
- Доброго пути тебе! Я знаю, что лес небезопасен. Хочу предложить дальше идти вместе!
Возница пристально посмотрел на него, прищурился:
- А почем я знаю, что ты сам не тать?
Андрей улыбнулся и развел руками:
- Я не тать.
Возница улыбнулся и тихонько хлестнул лошадь. Та пошла вперед.
- Оно конечно, - проговорил он, - будь ты татем, твои подельнички уж давно бы позади меня выскочили. Выходит, путник?
Андрей кивнул.
Возница остановил лошадь перед ним и внимательно его оглядел.
- Одет ты простенько, котомка худая, а меч вроде непростой.
- Я балаганный боец, - вновь улыбнулся Андрей.
Возница вздохнул.
- Выходит не тать. Садись тогда, подвезу. Авось и не встретим душегубцев.
- Благодарю! – сказал Андрей и легко вспрыгнул на воз.
Возница тронул лошадь, та затрусила по дороге, а Андрей положил меч на колени и откинулся назад в душистое сено. То, что подвернулась повозка именно с сеном, повезло. Пальцы мягко касались рукояти меча, на душе было тихо и спокойно.
- Меня Михайлом зовут, - проговорил возница. – А ты кто будешь?
Погрузившись в бездумье, Андрей пропустил слова возницы мимо ушей.
- Что? – переспросил он.
- Говорю Михайло Сенник я, - повторил возница. – А ты?
- Андрейка Новгородец, - ответил Андрей.
- Уж не тот ли самый Андрей Новгородец? – ахнул возница.
- Тот самый. Захара Вольного сын.
- Вот так дела! – удивился тот. – Сколько о тебе слышал! Давно хотел, как ты дерешься поглядеть. Вот и свезло, наконец. Ты же в Муром на торг идешь?
- Да.
- А откуда?
- Из Суздаля.
- Через Владимир шел? – зачем-то уточнил Михайло и поглядел на Андрея.
- Да, - повторил Андрей.
- И как там? В Суздале?
- В Суздальских землях голод, – ответил Андрей. - До того прошел псковскими, да полоцкими – везде недород. Говорят, на Муромщине в этом году все удалось. Вот и иду проверить.
- Ой, ты ж что творится, - покачал головой возница. – Хоть у нас урожай справный вышел. Уж хвала скотьему богу…
Возница осекся, испуганно покосился на Андрея и торопливо перекрестился.
- Иисусу, Господу нашему, слава, - исправился он и перекрестился еще раз.
После невольной оговорки Михайло замолк. Андрей же не стал ничего спрашивать, и дальше ехали молча. Правда, не долго. Едва выехав из-за очередного поворота, Михайло заметил кого-то стоящего прямо на дороге.
- Эй, - позвал он Андрея. – Глянь!
Андрей поднялся из сена, стянул с себя котомку, и положил руку на рукоять меча.
- Подъезжай, - сказал он.
Михайло, однако, оказался не столь смел и проехал недалеко. В десятке шагов он вновь остановился и крикнул:
- Ты кто?
- А ты как думаешь? – прокричал разбойник в ответ.
Возница не ответил, только поежился и покрепче сжал вожжи.
- Чего там-то стал? – продолжил разбойник, - подъезжай ближе!
- Подъезжай, - кивнул Андрей.
Кусты по сторонам дороги зашуршали, и позади воза появилось еще трое разбойников.
- Давай-давай, пошел! – приказали они.
Возница несколько раз мелко дрогнул и потихоньку тронулся.
Андрей сел прямо и подобрался.
- Ну? - спросил старший разбойник, когда возница остановил около него телегу. – Чем платить будем?
Михайло вздохнул, горестно обвел руками воз и уже открыл рот, чтобы ответить, но его перебил Андрей.
- Ничем не будем, - заявил он.
- Мда, - кивнул разбойник. – Плохо дело. А могу я узнать почему?
- Потому что он Новгородец! – набравшись духу, выкрикнул Михайло.
- Чего? – удивился старшой тать.
Андрей улыбнулся и наклонился к нему. Пояснил:
- Потому что я Андрейка Новгородец. Тот самый. Боец.
- Захара Вольного сын? – ахнул разбойник из тех, что стояли сзади.
Андрей ухмыльнулся:
- Ага. Проверять будем?
Разбойники промолчали. Те трое, что были сзади, опасливо отшагнули. Старшой внимательно смотрел на Андрея.
- Ну? – поторопил Андрей. – Так мы поедем?
- Давай, – согласился разбойник и отступил с дороги.
Возница хлестнул вожжами, и лошадь потихоньку пошла.
Андрей сидел прямо, глядя на нерешительно топтавшихся на дороге татей, пока те не скрылись очередным поворотом. После чего опять лег в сено.
- От и славно, – проговорил, наконец, Михайло. – А то, сколько езжу, столько опасаюсь. Ведь нисколько же покою от них нет!
- А ты торгуешь или сам косишь? – спросил Андрей.
- Торгую своим, - кивнул возница. – Идет дело. Только вот этим летом не все ладно вышло. Жена шестого родила как-то тяжело. Уследил за ней, да за малыми, а за сеном не углядел. Пересушил сено-то. Ну, ничего. Мыслю, пойдет дело. Теперь, когда князь в Муром переехал, город стольным стал, мне удача.
Возница опять тихонько помянул Велеса, но напоказ перекрестился.
- Князь уж дружину соберет, - продолжал он, - а дружине без коней никуда. Вот и пойдет мое дело. Я уж у верви еще лугов выкупил, думаю летом батраков взять. Одному не сладить. А по всему видать, следующий год-то справным выйдет.
Михайло говорил и говорил, не нуждаясь в том, чтобы ему поддакивали или расспрашивали. Андрей не перебивал. Было что-то правильное в том, чтобы ехать лежа в сене, слушать эту мерную речь, смотреть в высокое осеннее небо.
Так они и ехали всю дорогу до самого Мурома.
В посаде на торгу Михайло остановил:
- Все, вот он торг. Мне дальше - к сенным рядам. А тебе видно тут слезать.
- Справно, - кивнул Андрей и спрыгнул наземь. - Благодарю!
- Я подойду потом, ладно? – попросил Михайло. – Больно уж охота на твою забаву поглядеть.
- Конечно, -  улыбнулся Андрей, - когда хочешь. А то оставайся, сейчас посмотришь?
- Не, - мотнул головой Михайло, - сначала дело.
- Как знаешь, - пожал плечами Андрей.
Возница кивнул и тронулся дальше.
Андрей поглядел ему вслед, потянулся и внимательно посмотрел по сторонам. По другую сторону торга над посадом высился на бугре детинец. От Оки кругом бугра были прорыты глубокие рвы, надежно охраняющие покой княжьего терема и соборов за деревянными стенами и башнями.
От рвов во все стороны разбегались торговые и ремесленные посады, слободы. Высились деревянные шатры церквей. Переезд сюда князя, очевидно, пошел городу на пользу. Торг шумел многолюдьем. Справа от него рубили новую церковь, слева желтели свежими бревнами купеческие лабазы. В стороночке сидело даже трое посадских стражников – сторожить торги в посадах по силам не каждому городу. Двое стражников дремали, зато третий внимательно смотрел на Андрея. Очень ему не нравилось, что в посаде появился человек при мече.
Михайло высадил Андрея не возле самых рядов, а чуть поодаль. Андрей прикинул, что вокруг него места будет довольно, положил на землю котомку, скинул свитку и потянулся к мечу.  Стражник насторожился. Андрей же вытянул меч из ножен и легко подкинул его вверх.
- Поздорову вам, муромской народ! Поздорову, гости нездешние! Я – Андрейка Новгородец предлагаю бой. Предлагаю забаву потешную!
Подхватив меч за рукоять, он перекинул его в другую руку и, закрутив, опять подбросил.
Поняв, что Андрей балаганный потешник, стражник снова расслабился. Даже улыбнулся. Андрей же продолжал, затейливо крутя меч, ловя его то за клинок, то за черен:
- Подходи любой! Старый, молодой! Гридень иль боярин! Витязь иль крестьянин!
Приняв в ладони клинок, осторожно закрутил вокруг руки:
- Бранной силою померимся! Молодецкою забавою потешимся!
Народ уже начал обращать на него внимание, потихоньку подтягиваться. Вот уже двое мальчишек остановились напротив, зачарованно глядя на опасное сверкание клинка в руках Андрея.
- Дядь! – позвал один из них. – А меч настоящий?
- Само собой! – подмигнул ему Андрей, вращая клинком, и продолжил выкрикивать. - Я Андрейка Боец, новгородский молодец! Гости да бояре, мастеровые горожане! Вызов я любой приму, подходи по одному!
Вот уже несколько общинников остановились поодаль. Но на поединок пока выйти никто не отважился.
- Витязь, гридень или раб, я любому буду рад! Подходи не бойся, муромские гости!
Выкрикивая, он продолжал смотреть на окружающих его людей. Вот неподалеку остановился молодой боярин – дорогая свитка, расшитый плащ, меч в непростых ножнах. С другой стороны подошел высокий мужчина, кожаная клепаная куртка, меч, видно, ратник из купеческой охраны. Поймав взгляд Андрея, он поколебался немного и шагнул вперед.
- Слышь? – позвал он.
Андрей остановил вращение клинка. Улыбнулся:
- Да?
- Ты чего, правда, что ль, тот самый Андрейка Новгородец?
- Тот самый, - кивнул Андрей. – Захара Вольного сын.
- О как, - задумался мужчина, потупился и все-таки решился. – Ну, давай что ли. Потешимся.
Андрей улыбнулся еще шире.
- С радостью! На серебро аль просто так?
- На серебро? – переспросил стражник, вытягивая меч. – Не. Давай так. По-простому.
- Идет, - согласился Андрей и еще громче выкрикнул. - Погляди, честной народ! Вот и вызов меня ждет! А теперь мы побъемся-поборемся! Ради вашей забавы потешимся!
Противник взял меч одной рукой, повернулся к Андрею боком и замер.
Андрей легко подскочил к нему, сделал выпад. Противник не дрогнул, отбив удар клинком. Быстр, подумал боец, но меня не побьет. А ведь надо еще народ собрать.
Новгородец принялся бойко кружить вокруг соперника, легко, даже потешно подпрыгивая и отскакивая всякий раз, когда тот пытался ударить в ответ. Сам же бил нарочно так, чтобы противник мог удар отбить. Андрею и самому не нравилось биться не всерьез, затягивать, но что поделаешь. Таков уж всегда первый бой – надо собрать зрителей. Поэтому он продолжал скакать вокруг воина и выкрикивать, призывая народ.
Теперь, когда рядом с торговыми рядами застучали клинки, люди подходили охотнее, и вот уже вокруг бойцов выстроился круг зрителей. Купцы, мастеровые, крестьяне. Те же посадские стражники. Молодой боярин.
Решив, что народу достаточно, Андрей быстрее обычного подскочил и ловким движением выбил меч из рук противника.
- Все! – выкрикнул он и развел руками.
Противник, не сразу поняв, что меч выбит, успел даже махнуть рукой, но, спохватившись, улыбнулся.
Зрители засмеялись, захлопали.
Андрей поблагодарил поединщика и, вновь закрутив меч, принялся вызывать нового противника.
Теперь соперника долго ждать не пришлось. Один из посадских стражников одернул кольчугу и вышел в круг, покачивая топором. Этот просто так биться не стал, поставил на себя векшу. Андрей покопался в кармане и тоже вытащил кусочек серебра. Тут же нашелся купец, согласившийся подержать у себя оба куска монеты.
Поединщики встали друг напротив друга, и вновь начался бой.
Теперь Андрею не нужно было созывать людей, и он просто делал то, что любил больше всего – развлекался мечным боем. Стражник проиграл довольно быстро, и после него вышел боярский гридень. Потом крестьянин. Народ кругом кричал, подзадоривал противников, обсуждал бой.
Андрей любил бой. Любил именно такой, ярмарочный, потешный. Когда не надо было никого убивать. Правда, постоянно приходилось сдерживаться, много сил уходило на то, чтобы не задеть противника всерьез, не покалечить. Также постоянно приходилось следить, чтобы бой был зрелищным. Но в меру. Хотя, конечно, нравился сам бой. Выстраивать его рисунок, подстраиваться под поведение противника. Когда спрашивали, он с трудом мог ответить, что это для него, зато во время самого боя все было понятно. Это было где-то в глубине сути Андрея. Или и было самой сутью?
Хотя, биться в полную силу все время не стоило. Если он прослывет непобедимым, никто не захочет выходить против него и ставить на то серебро. Поэтому порой он даже нарочно проигрывал. Вот и сейчас, когда вышел крестьянин, он решил поддаться. Но едва крестьянин встал с топором наизготовку, как круг людей раздался в стороны, и появились три гридня. Двое были в кольчугах, при щитах и копьях, старший же, лишь при мече, зато в зерцале. Он остановился у края круга и выкрикнул:
- Эй, скоморох! Кончай балаган!
Народ кругом недовольно заворчал.
- Это почему? – спросил Андрей.
- С нами пойдешь, – ответил гридень.
Народ зашумел еще сильнее. Крестьянин, приготовившийся к поединку, насупился.
- Куда? – поинтересовался Андрей, уходить, не собрав плату за представление, не хотелось.
- К князю пойдешь.
- Вот уж не предполагал, что сегодня собирался к князю.
Люди заулыбались.
- А твое дело не предполагать, - усмехнулся в ответ гридень. – А скоморошить.
Гридень который повыше из тех двоих с копьями, вышел вперед, чтобы поторопить Андрея. Но тот отшагнул назад:
- А что будет, если не пойду?
Старший гридень положил руку на черен меча:
- Драка.
- Добрая? – с нарочной надеждой в голосе поинтересовался Андрей.
Гридень осклабился:
- Добрее не бывает.
Двое других гридней опустили копья, нацелив жала на Андрея. Тот же склонил голову, будто раздумывая, потом задорно поглядел на них, на людей кругом и махнул рукой:
- Идет!
Гридни даже чуть попятились от неожиданности. Только старший остался на месте, хотя и был удивлен.
Зрители приветственно закричали – зрелище обещало быть интересным. Даже посадская стража не вмешивалась. Очень уж хотелось поглядеть настоящую драку знаменитого Андрея Новгородца с гриднями.
И драка получилась что надо. Андрею удалось довольно быстро ошеломить старшего гридня, а потом вдоволь покружить с двумя оставшимися копейщиками. На его взгляд, они оказались неожиданно слабыми бойцами. Хотя чего было ожидать? Все-таки всю княжескую дружину побил в Чернигове Всеволод Ольгович в прошлом году.
Сложность была лишь в том, что оглушить этих двоих надо было почти одновременно, чтобы ни один не убежал, и не начались серьезные трудности.
Когда дело было кончено, он уложил всех троих рядком и шутовски раскланялся. Зрители были в восторге. Улыбаясь, с шутками и прибаутками он раскрыл котомку и обошел всех по кругу. В котомку щедро сыпались векши, резаны и даже полновесные куны. Муром – богатый город.
Закончив собирать монеты, он наклонился над старшим гриднем и похлопал его по щекам. Так что, когда тот пришел в себя, он обнаружил над собой смеющегося Андрея.
  - Эй, вставай! – позвал потешный боец. - Не пристало князю ждать скомороха!
Народ вокруг засмеялся.

Андрей поглядел вознице вслед, потянулся и внимательно посмотрел по сторонам. По другую сторону торга над посадом высился на бугре детинец. От Оки кругом бугра были прорыты глубокие рвы, надежно охраняющие покой княжьего терема и соборов за деревянными стенами и башнями. Красота. От такой красоты у него всегда захватывало дух. Хотелось петь или даже кричать.
От рвов во все стороны разбегались торговые и ремесленные посады, слободы. Высились деревянные шатры церквей. Переезд сюда князя, очевидно, пошел городу на пользу. Торг шумел многолюдьем. Справа от него рубили новую церковь, слева желтели свежими бревнами купеческие лабазы. В стороночке сидело даже трое посадских стражников – сторожить торги в посадах по силам не каждому городу. Двое стражников дремали, третий же, заприметив гусли за спиной Андрея, улыбнулся. При его службе приятно, когда в посаде появляется певец.
Михайло высадил Андрея не возле самых рядов, а чуть поодаль. Андрей прикинул, что места вокруг будет довольно, положил на землю котомку, скинул свитку и потянулся к гуслям. Стражник спохватился и принялся расталкивать своих соратников.
- Поздорову вам, муромской народ! Поздорову, гости нездешние! Я – Андрейка Новгородец предлагаю звон. Предлагаю перебор яворчатый!
Нежно приняв в руки свои крыльевидные гусли, он провел пальцами по струнам. Те отозвались мягким и нежным перезвоном.
Убедившись, что Андрей балаганный потешник, стражник даже поднялся и подошел. Улыбнулся. Андрей же продолжал, затейливо перебирая струны, и мелодия то струилась журчащим потоком, то сверкала вычурным каскадом:
- Подходи любой! Старый, молодой! Гридень иль боярин! Витязь иль крестьянин!
Для пущей забавы перехватил гусли другой рукой, и вновь побежал пальцами по струнам:
- Славных песен понаслушайтесь! Над делами былыми потешитесь!
Народ уже начал обращать на него внимание, потихоньку подтягиваться. Вот уже девица из холопок, остановилась напротив него, зачарованно глядя на поющие струны под руками Андрея. Гусляр подмигнул ей и продолжил выкрикивать:
 - Я Андрейка Новгородец, гусляр да везде инородец!! Гости да бояре, мастеровые горожане! Спою песню я любую, коль захотите – станцую! Разом подходите, тешьтесь, веселитесь!
Вот уже несколько общинников остановились поодаль.
- Витязь, гридень или раб, я любому буду рад! Подходи не бойся, муромские гости!
Выкрикивая, он продолжал смотреть на окружающих его людей. Вот неподалеку остановился молодой боярин – дорогая свитка, расшитый плащ, меч в непростых ножнах. С другой стороны подошел тучный купец – дорогие сапоги, парчовая свитка и широкий пояс с кошелем. Андрей остановил бег по струнам, перевел дух и заиграл. Уже не простой перебор, а песню:
- Ехал Прошка по дорожке, да сломалась воза ось! Горестно всплакнул наш Прошка, да полез за топором.
Затем он подробно принялся описывать, как Прошка собрался срубить деревце на новую ось, но тут вдруг появился толстенный боярин и начал требовать плату за дерево на его земле. Дальше – больше. Бывший неподалеку с охотой князь заявил и свои права на это дерево. Дескать, это как раз граница княжеской земли и дерево это ему принадлежит, так что и платить, выходит, Прошка должен именно ему. Жадный боярин принялся спорить, не менее жадный князь тоже за словом в карман не полез.
Люди улыбались, в особо удачных местах смеялись. Хулительные песни о князьях да боярах в последнее время особо нравились народу. Начали подходить и остальные. Замечая скопление возле гусляра, и слыша взрывы хохота, люди все охотнее подходили ближе.
Закончив песню, Андрей поклонился, поблагодарил зрителей и завел другую. Спокойную, плавную, но от того не менее приятную. Казалось, музыка льется не из под его пальцев, а из воздуха, окружающего гусляра. В этой песне люди видели себя и родные муромские леса, реки. Белые зимы.
Андрей пел в удовольствие. Здесь на торгу он сам выбирал что петь, поскольку, что бы он ни спел, кому-нибудь да понравится. Он даже не пел, а жил этой музыкой. Дышал ею весь, без остатка. Звук лился не только от струн, он полнил все тело и пел он всем телом, порождая редкую, доступную немногим, многогранность звучания.
Решив, что наигрался вволю и собрал достаточно народу, он собрался уже предложить людям самим заказать песню. Но не успел отзвучать последний удар по струне, как круг людей раздался в стороны, и появились три гридня. Двое были в кольчугах, при щитах и копьях, старший же, лишь при мече, зато в зерцале. Он остановился у края круга и выкрикнул:
- Эй, скоморох! С нами пойдешь!
Народ кругом недовольно заворчал.
- Куда? – поинтересовался Андрей, уходить, не собрав плату за представление, не хотелось.
- К князю.
- Вот уж не предполагал, что сегодня собирался к князю.
Люди заулыбались.
- А твое дело не предполагать, - усмехнулся в ответ гридень. – А скоморошить.
Андрей глянул на него и повернулся к зрителям:
- Извиняйте уж милые зрители. Я б потешил вас песнями разными. Да видать на то другое княжье соображение. Не вините уж меня, скомороха потешного.
- Эй! – оборвал его старший гридень. - Кончай балаган!
Гридень который повыше из тех двоих с копьями, вышел вперед, чтобы поторопить Андрея. Но тот отшагнул назад:
- Уж позвольте хоть плату за потеху собрать, - попросил он.
Гридень насупился, двое остальных еще решительнее надвинулись на гусляра, но народ зашумел сильнее прежнего. К Андрею подскочил какой-то мальчишка, подхватил его котомку и пошел по кругу. Даже посадские стражники выступили вперед, перегораживая гридням дорогу к гусляру.
- Работал парень, так уважьте! – прогудел один из них.
- У князя тебя щедро одарят! За все, – проворчал гридень, но все-таки отступил.
Краем глаза Андрей заметил, что платил народ с удовольствием, в котомку щедро сыпались векши и даже резаны. Муром – богатый город.
Закончив собирать монеты, он поклонился старшему гридню вроде почтительно, но при том как-то очень по-скоморошьи:
  - А теперь пойдем, добры молодцы! – заявил он. - Не пристало князю стольному скомороха ждать нерадивого!
Народ вокруг засмеялся.

Встав по обе стороны от Андрея, гридни повели его к детинцу. Старший гридень шел впереди. Шел уверенно, надувшись, не оборачиваясь. Всем своим видом давая понять, что ему не по сердцу водить с торга скоморохов вместо того, чтобы пировать в княжьем тереме. Андрей же с любопытством смотрел по сторонам. До ворот в детинец они дошагали довольно быстро. Дружинники в воротах приветственно кивнули провожатым Андрея и отступили в сторону. Внутри стен детинца все было совсем по-другому. С той стороны усадьбы и избы стояли вольно, здесь же все было плотнее, улицы были мощены деревянными плахами. По обе стороны улицы тянулись высокие заборы, за которыми высились богатые терема земских бояр. Пройдя улицей, вышли к площади. Прямо высился двор воеводы, сбоку темнела старым деревом съезжая изба, а с третьей стороны сиял свежими бревнами княжий терем, только этим летом поставленный. Андрей заметил даже, что над боковыми клетями все еще продолжалась работа. Высокое крыльцо терема было полно народа. Гридни, купцы, людины, княжьи рядовичи. Андрей усмехнулся – княжий пир далеко виден. 
Не задерживаясь на крыльце, Андрея ввели в терем и проводили до пиршественного зала. Оглядевшись, Андрей усмехнулся. С тех пор как Муром стал стольным, лоску прибавилось не только с лица теремов, но и изнутри. Большой зал был заполнен до отказа. Столы ломились от яств. Во главе, на возвышении стоял стол княжеской семьи. Сам светлый князь Ярослав Святославович, все три его взрослых сына,  их жены. В прошлый раз Андрей видел семью Ярослава в Чернигове, на его прежнем столе. Тогда тот был хотя и пожилым, но все еще крепким и сильным. Теперь же, после изгнания в Муром*  он сильно постарел, стал рыхлым и дряхлым. Хотя, как заметил гусляр, он все еще пытался выглядеть, как подобает Рюриковичу. Глаза же под нависшими седыми глазами выглядели усталыми и опустошенными. Кругом кипел пир, веселье, но ему  это было уже не в радость. На княжеском пиру должен быть князь, и он был. В противоположность отцу, сыновья выглядели наоборот, набирающимися сил. Раньше они казались застаревшими княжичами, которые уже отчаялись дождаться своего стола. Теперь они кипели жизнью, силами и желанием действовать.
Чуть поодаль, но также на почетном месте стоял стол для местной знати – земских бояр. Затем тянулись столы дружины, меньших бояр, видных и знатных муромчан.
Все были одеты богато, пестрели красные свитки, сверкало золотое шитье. Меж столами мелькали рядовичи, меняя блюда. Перед княжьим столом кривлялись местные скоморохи.
Гридень прошел прямо к князю, поклонился:
- Андрейка Новгородец, светлый князь, как и велено.
Ярослав Святославович степенно кивнул и махнул рукой. Тиун за его спиной тотчас же мотнул головой, приказывая скоморохам уйти.
  - Здрав будь, светлый князь, Ярослав Святославович! – сдержанно, в пояс, поклонился Андрей.
Князь кивнул, княжичи же плеснули недовольным взглядом. Тиун тотчас процедил:
- Князю светлому кланяться оземь уставлено!
Андрей шутовски перекосился, разводя руками:
- Уж не обессудьте, какого разуменья можно от скомороха ждать?
Тиун надулся, собираясь навести порядок, младший из княжичей, Ростислав Ярославич, сжал губы. Но Ярослав только устало отмахнул рукой, веля не трогать Андрея.
- Что ж ты, - проговорил он, - такой славный гусляр, вся Русь о тебе молвой полнится, и унижаешь свое умение простой люд потешая?
Андрей усмехнулся:
- А что ж ты, светлый князь, свое княжье достоинство унижаешь, привечая на пиру того, кто только что потешал простой люд?
Тиун нахмурился и даже схватился за плеть. Князь вновь движением руки приказал ему не обращать внимания. Не смотря на все в нем перемены, держался он с прежним княжьим достоинством. Спокойно и степенно. Не пристало на такие мелочи князю обращать внимание:
- Такова была моя воля, - спокойно проговорил он.
- А ты не думал, - вновь усмехнулся Андрей, - как бы меня заставили, если бы играть я не захотел?
- Что ж ты пришел? – склонил голову набок князь.
- Мне было любопытно.
- Ты дерзок! – выкрикнул тиун.
- Я скоморох, - развел руками Андрей.
- И что ж твое любопытство? – продолжил князь, словно не замечая недовольства тиуна и сыновей. – Как тебе то, что ты увидел?
Гусляр подбоченясь обвел взглядом жующую знать и пожал плечами:
- Все как всегда. Как и везде. Жаль. А ведь каждый раз надеешься на лучшее.
- Такова княжья доля, - усмехнулся князь, как показалось Андрею, усмехнулся горько.
- Верно, - кивнул Андрей. – Каждому свое. Мне так моя доля по сердцу.
После этих слов княжич Ростислав не выдержал. Он с осуждением глянул на отца и выкрикнул:
- Что за чушь? Кому может быть по сердцу доля изгоя?
Андрей улыбнулся.
- Верно он спрашивает, - тяжело согласился князь. – Как тебе может нравиться жизнь изгоя. У тебя нет семьи, нет рода. Если кто тебя обидит, у кого тебе искать защиты?
- Никто не защитит, да никто не прикажет, - пожал плечами гусляр.
Князь не нашел, что еще сказать, как из-за стола местной знати поднялся церковник. Сколько ни ходил по Руси, Андрей так и не научился различать церковных иерархов, так что и не знал, кто это епископ, митрополит, или еще кто. Церковник, блистая богатым золотым шитьем одежды, степенно поклонился князю и густым басом, опираясь руками на объемистое брюхо, поправил:
- Напрасно так говоришь, светлый князь. Над изгоями стоит церковь. Ее удел – оберегать и защищать их. В церкви род изгоев, она призовет за их обиду.
Князь, услышав это, скривился. А его средний сын, Святослав Ярославич даже пробормотал глухо:
- То-то она за нас так ловко заступилась!
Андрей же повернулся к церковнику и ответил:
- Это конечно хорошо. Да только я привык своим умом справляться…
- Гордыня – грех, сын мой, - пробасил церковник. – Все в руце божьей.
- Что ж он тогда дал каждому из нас по две собственных руки? – улыбнулся Андрей.
- Еретик! – выдохнул священник.
- Оставь, святой отец, - качнул головой князь и повернулся к гусляру. – Скажи лучше, что слышно на Руси? Последний раз мы тебя видели два года назад, еще в Чернигове. С тех пор, небось, всю Русь обошел. Так о чем говорят?
- Да о чем только не говорят! – дернул головой Андрей и начал перечислять, раскланиваясь на все стороны. – Под Полоцком, говорят, редька уродилась, а в Ладоге посадничья дочка шла на базар, немецкую свитку покупать, да на простокваше поскользнулась. Три бабки-повитухи отхаживали.
- Обо мне говорят? – неожиданно резко прервал князь.
Даже княжичи напряженно замерли. Только старший, Юрий Ярославович, продолжал увлеченно опустошать кубок.
- О тебе? – с самым невинным видом переспросил Андрей, а потом наиграно серьезно, но, тем не менее, веско покачал головой. – О тебе не говорят. Говорят о Всеволоде. Ольговиче…
Князь тяжело качнул головой.
- Будет болтать! – тут же взял он себя в руки. – Сыграй нам, гусляр!
- Что хочешь услышать, светлый князь?
Князь обвел взглядом пирующих, и степенно проговорил.
- Сыграй что-нибудь… для них. Для благородных.
Андрей кивнул, качнул в руках гусли и провел по струнам.
Он начал с чистой и красивой мелодии, будящей кровь в жилах, веселой, лихой. Но песня только началась как простая, а потом чистая и ясная мелодия распалась на множество мелких. Каждая отдельная мелодия в общей песне была сама по себе, и словно силилась одолеть остальные. И вот одна из них все-таки окрепла, и поднялась над другими. Одну за другой она поглощала другие мелодии и, наконец, осталась единственной. Но это была уже совсем другая песня, не такая как первая. В этой было что-то жесткое, неприятное, режущее слух, хотя это была сильная музыка, которая властно привлекала к себе внимание.
Андрей играл совсем не так вдохновенно, как на торгу. Знати не нужны были его песни. Им нужно было, чтобы один из лучших на Руси гусляров играл им лучшие на Руси песни. Важно было, чтобы им играли, а не чтобы они слушали.
Когда он закончил, пирующие принялись громко славить его.
- Что, - вяло улыбнулся князь, - чай не славили тебя так на торгу?
- На торгу, - ухмыльнулся Андрей, - меня бы забросали гнилой капустой. – А похвальба… они ж хвалят не мою игру. А самих себя. Таких знатных и благородных. Которые заставили выступать для себя Андрейку Новгородца.
Князь грустно улыбнулся. Покачал головой.
- Если твое искусство выше всего этого… может, научишь меня? Чтобы хоть я понял, за что тебя действительно стоит хвалить?..
- Был бы я бойцом, - поклонился в пояс Андрей, разводя руками, - обязательно научил бы тебя, светлый князь. А так, к чему тебе ремесло балаганного гусляра?
- Что ж, - кивнул князь, - тогда играй! Потешь нас! Так чтобы еще несколько лет твои песни помнили!

Встав по обе стороны от Андрея, гридни настороженно повели его к детинцу. Старший гридень шел позади, готовый, чуть что, снести ему голову загодя вынутым из ножен мечом. Всем своим видом давая понять, что ему не по сердцу терпеть обиду от скомороха, пусть и известного как одного из лучших бойцов Руси. Андрей же спокойно смотрел по сторонам. До ворот в детинец они дошагали довольно быстро. Дружинники в воротах кивнули провожатым Андрея и отступили в сторону. Особых перемен внутри стен детинца Андрей не отметил. Да, здесь усадьбы стояли теснее, заборы выше, терема затейливее, улицы были мощены. Но, по сути, все было то же. Пройдя улицей, вышли к площади. Прямо высился двор воеводы, сбоку темнела старым деревом съезжая изба, а с третьей стороны сиял свежими бревнами княжий терем, только этим летом поставленный. Бросив незаметный взгляд, Андрей отметил, что над боковыми клетями все еще продолжалась работа. Высокое крыльцо терема было полно народа. Гридни, купцы, людины, княжьи рядовичи. Андрей качнул головой – княжий пир пиром, а при такой толкотне любой недоброжелатель легко в терем пройти сможет. 
Не задерживаясь на крыльце, Андрея ввели внутрь и проводили до пиршественного зала. Оглядевшись, Андрей качнул головой. С тех пор как Муром стал стольным, лоску прибавилось, а силы стало будто меньше. Знать была разодета, но видно было, что по большей части они уж забыли каково сидеть на коне, и махать мечом. В прошлый раз Андрей видел семью Ярослава в Чернигове, на его прежнем столе. Тогда была проверенная в боях дружина. Ладная, сильная. Теперь же, когда прежняя перебита Всеволодом в Чернигове, князь набрал новую. И среди новых стоящих бойцов было не густо. Сам князь после изгнания в Муром сильно постарел, стал рыхлым и дряхлым. Видно было, что ему в тягость лично вести в бой дружину. Теперь князь в бойцы не годился. В противоположность отцу, сыновья выглядели наоборот, набравшимися сил. Раньше они казались застаревшими княжичами, которые уже отчаялись дождаться своего стола. Теперь они кипели жизнью, силами и желанием действовать. Особенно младший, Ростислав. Уже немолодой, отец троих детей он словно заново родился и казался горячим юнцом, которому не терпится на коня и в сечу.
Провожатый гридень прошел прямо к князю, поклонился:
- Андрейка Новгородец, светлый князь, как и велено.
Ярослав Святославович степенно кивнул и махнул рукой. Тиун за его спиной тотчас же мотнул головой, приказывая скоморохам исчезнуть.
  - Здрав будь, светлый князь, Ярослав Святославович! – сдержанно, в пояс, поклонился Андрей.
Князь кивнул, княжичи же плеснули недовольным взглядом. Тиун тотчас процедил:
- Князю светлому кланяться оземь уставлено!
Андрей пожал плечами:
- Уж не обессудьте, какого разуменья можно ожидать от скомороха?
Тиун надулся, собираясь навести порядок, младший княжич, Ростислав Ярославич, сжал губы. Но Ярослав только устало отмахнул рукой, веля не трогать Андрея.
- Что ж ты, - проговорил он, - такой славный боец, вся Русь о тебе молвой полнится, и унижаешь свое умение простой люд потешая?
Андрей усмехнулся:
- А что ж ты, светлый князь, свое княжье достоинство унижаешь, привечая на пиру того, кто только что потешал простой люд?
Тиун нахмурился и даже схватился за плеть. Князь вновь движением руки приказал не обращать внимания. Не смотря на все перемены, держался он с прежним княжьим достоинством. Спокойно и степенно. Не пристало князю обращать внимание на такие мелочи.
- Такова была моя воля, - спокойно проговорил он.
- А ты не думал, - вновь усмехнулся Андрей, - как бы меня заставили прийти, если бы я не захотел?
- Что ж ты пришел? – склонил голову набок князь.
- Мне было любопытно.
- Ты дерзок! – выкрикнул тиун.
- Я скоморох, - развел руками Андрей.
- И что ж твое любопытство? – продолжил князь, словно не замечая недовольства тиуна и сыновей. – Как тебе то, что ты увидел?
Боец обвел взглядом жующую знать и пожал плечами:
- Все даже хуже. Новая дружина совсем никуда не годится. Жаль. А ведь каждый раз надеешься на лучшее.
- Такова княжья доля, - усмехнулся князь, как показалось Андрею, усмехнулся горько.
- Верно, - кивнул Андрей. – Каждому свое. Мне так моя доля по сердцу.
После этих слов княжич Ростислав не выдержал. Он с осуждением глянул на отца и выкрикнул:
- Что за чушь? Кому может быть по сердцу доля изгоя?
Андрей улыбнулся.
- Верно он спрашивает, - тяжело согласился князь. – Как тебе может нравиться жизнь изгоя? У тебя нет семьи, нет рода. Если кто тебя обидит, у кого тебе искать защиты?
- Никто не защитит, да никто не прикажет, - ответил Андрей.
Не успел князь найти, что сказать, как из-за стола местной знати поднялся церковник. Сколько Новгородец ни ходил по Руси, так и не научился различать церковных иерархов, так что не знал, кто это, епископ, митрополит, или кто еще. Церковник, блистая богатым золотым шитьем одежды, степенно поклонился князю и густым басом, опираясь руками на объемистое брюхо, поправил:
- Напрасно так говоришь, светлый князь. Над изгоями стоит церковь. Ее удел – оберегать и защищать их. В церкви род изгоев, она призовет за их обиду.
Князь, услышав это, скривился. А его средний сын, Святослав Ярославич даже пробормотал глухо:
- То-то она за нас так ловко заступилась!
Андрей же, не поворачиваясь к церковнику, ответил:
- Ну уж нет. Мне и без церкви неплохо. Лучше смерть на воле, чем жизнь под попами. Я и сам за себя постоять смогу.
- Еретик! – выдохнул священник.
- Оставь, святой отец, - качнул головой князь и повернулся к бойцу. – Скажи лучше, что слышно на Руси? Последний раз мы тебя видели два года назад, еще в Чернигове. С тех пор, небось, всю Русь обошел. Так о чем говорят?
- Да о чем только не говорят! – дернул головой Андрей.
- Обо мне говорят? – неожиданно резко прервал князь.
Даже княжичи напряженно замерли. Только старший, Юрий Ярославович, продолжал увлеченно опустошать кубок.
- О тебе? – переспросил Андрей, а потом веско проговорил. – О тебе не говорят. Говорят о Всеволоде. Ольговиче…
Князь тяжело качнул головой.
- Будет болтать! – тут же взял он себя в руки. – Потешь нас, боец!
- Что хочешь увидеть, светлый князь? Танец с мечом или поединок?
Князь обвел взглядом пирующих, и степенно проговорил.
- Хочу поединок. Ну, дружина моя верная, покажите, на что вы способны, да не зря ли я вам пути да волости раздаю. Кто выйдет против бойца балаганного, кто покажет, что княжьих гридней сильнее нет в земле Муромской?
Желающие нашлись. Сразу несколько дружинников вышли вперед. Только гридень, что привел Андрея, и его подручные сразу отступили. Эти уже натешились. Вызвавшийся гридень вышел вперед, скинул плащ, свитку, оставаясь только в дорогой красной рубахе и штанах с сапогами. Вынул меч. Андрей тоже сбросил плащ и свитку, отложил котомку.
И к вящей радости местной знати, к славе княжьего пира, началась ратная потеха.
Здесь в противоположность торгу Андрею было биться легче. Ловчее были противники, но важнее было, что ему не нужно было делать бой зрелищным, не нужно было щадить соперника. Желающие выйти против него найдутся все равно, а не найдутся, так князь выставит. Так что можно смело держать победу, если противник окажется слабее. Для Андрея теперь бой был уже не зрелищем, а тем редким умением, за которое он его и любил. Единственное за чем приходилось следить, это чтобы не поранить противника, но это все же меньше чем на торгу.
Первого соперника он одолел довольно быстро. И, к удивлению, еще быстрее второго. Там все обошлось и вовсе в два взмаха – первым выбил из рук гридня меч, вторым опрокинул на пол.
Знать веселилась. Только князь хмурился. Да разгорались боевым задором глаза княжичей.
Но третий боец оказался сильней, а четвертый и вовсе заставил Андрея покрутиться. Он даже вспомнил, что этот остался еще с той, прежней, черниговской княжьей дружины. Далее выходили даже дружинные бояре, но все-таки не зря молва славила Андрея как лучшего бойца на Руси, хотя сам он себя непобедимым и не считал. В поединке никто из охотников его так и не одолел.
Бояре закричали, требуя теперь, чтобы против него вышли двое, трое бойцов. И Андрея поглотил сложный, но такой захватывающий танец боя.
- Ну что, - спросил князь, когда тройка дружинников потерпела поражение. – Чай здесь поединщики всяко лучше, чем на торгу?
- А здесь не лучшие, - ухмыльнулся Андрей. - Здесь верные.
Князь грустно улыбнулся. Покачал головой.
- А сам ко мне в дружину пойти не хочешь? Щедро платить буду!
- Уж извини, светлый князь, не обессудь. Своя доля мне дороже.
Князь погрустнел.
- Ладно. Вернемся тогда к потехе. Раз уж ты такой знатный поединщик, может выпустить против тебя пятерых, или целый десяток?
- Можно, - кивнул Новгородец. – Только тогда без крови не обойдется. А это уже не потеха будет. Да и дружине твоей это ни к чему…
Бояре недовольно заворчали.
- Напрасно ты так, - сжал губы князь. – Всех на свете не одолеешь.
- Отчего же? – задорно ответил Андрей. – Всех одолеть можно. Только не сразу.
Бояре заворчали еще громче. Но князь лишь кивнул.
- Пожалуй. Что ж. Может, тогда выйдешь против меня? А то здесь часто говорят, что я первый боец в Муроме.
От Андрея не укрылось, что княжичи не пропустили эти слова. Юрий Ростиславович неодобрительно качнул головой, Святослав встревожился, а Ярослав напрягся, насторожился, словно хотел, чтобы князь и впрямь вышел против Новгородца.
Андрей же покачал головой:
- Вряд ли стоит это делать. Если ты не выйдешь, то все скажут, что мол, похвалился наш князь и всего-то. Так ведь какой князь не хвалится? А если мы сразимся и я побью тебя, то все скажут что ж это за князь, если его побил скоморох?
Князь улыбнулся:
- Ловко ты повернул. Тогда, может, покажешь что-нибудь из своего ремесла? Научишь меня или княжичей? 
- Отчего ж нет, светлый князь? С удовольствием. Вот глядите!
Андрей встал посреди чистого пространства и махнул мечом.
- Это вот удар обычный. А это вот – простая защита.
Князь посуровел:
- Что ж я, думаешь, и простых вещей не понимаю?
- Думаю, к чему князю в простых-то вещах разуметь? – не смущаясь, ответил Андрей. – Главное чтобы светлый князь разбирался в сложных!
- И впрямь ты больно дерзок! – выдохнул князь, осаживая жестом вскипевших сыновей и тиуна. – А ежели за то прикажу тебя на кол? Али на дыбу вздернуть?
- Зря, - покачал головой боец. – Ежель и впрямь прикажешь, все решат, что побил я и тебя и всю твою дружину, да ты и решил отыграться. А такая молва тебе сейчас не к лицу. После такого стоящие бойцы в твою дружину не пойдут!
- Верно, – согласился князь. – Что ж… так тому и быть, выходит. Уходи живым. Эй, Никифор!
- Да, светлый князь, - тут же склонился к нему тиун.
- Расплатись с ним. Щедро. По-княжески.
Тиун кивнул и мотнул Андрею головой на выход. Мол, исчезни.
Новгородец поклонился в пояс князю, сдержанно раскланялся с остальными, подобрал одежду и котомку и прошел к выходу.
Расплатились с ним, правда, не особо щедро. Против обещанного так и вовсе скупо. Но все ж больше, чем он смог бы собрать на торгу. Так что, ничуть не огорчаясь, Андрей направился к выходу из терема.
Не успел Андрей отойти от покоя тиуна, как его остановил младший Ярославич – Ростислав.
- Погоди боец, - сказал он.
- Слушаю тебя княжич, - в грудь поклонился Андрей.
- Слушай меня Новгородец. Иди в мою дружину. Серебра много не дам. Но со мной знатным станешь – верное дело.
Андрей качнул головой.
- Ты погоди отказываться, - остановил Ростислав. – Отец за последний год совсем сдал. С тех пор как его из Чернигова прогнали, поплохел – дальше некуда. А как услыхал, что игумен отговорил Мстислава Чернигов воевать, так совсем подурнел. Теперь долго не протянет. Год, два, все одно – считанные! Ты нос не вороти, слушай! Как отец преставится, мне Пронское княжество дадут, как младшему. Не ахти что, но свою дружину держать смогу. А там чем черт не шутит! Рязань под себя точно возьму! Все у тебя будет – серебро, земля, пути. Иди ко мне!
- Извини, княжич, - снова покачал головой Андрей. – Кабы не воля, пошел бы к тебе. Но пока я сам себе хозяин. И все отдам, чтобы так и осталось. Не обессудь.
- Да почему?
- Это ваша жизнь, княжич. Я не хочу жить вашу жизнь. Хочу свою…
- Зря, Новгородец, - зло проговорил княжич. – Зря!
- Не обессудь, княжич, идти мне надо…
Княжич, надувшись, отступил, освобождая проход.
Андрей вышел на крыльцо терема, и уже спустился вниз, как его догнал один из рядовичей.
- Постой, скоморох, - позвал он.
Андрей остановился.
- Боярыня, Елена Петровна, прежнего наместника дочка, зовет тебя. Хочет видеть.
Боец усмехнулся:
- Ты уж передай, как знаешь, а тебе я скажу: ну ее!

Андрей играл песню за песней, и веселье пира шло своим чередом. Постепенно вновь появились шуты-скоморохи и на него уже перестали обращать внимание. Он и сам был рад отойти в тень. Уловив момент, он отошел в сторону, и один из рядовичей даже усадил его за стол на свободное место. Тут же подошел тиун и расплатился. После этого Андрей наконец-то с удовольствием принялся за еду. Стоило ему только-только насытиться, как вновь подошел рядович.
- Гусляр, - позвал он.
- Чего тебе? – повернулся Андрей.
Тот наклонил голову, показывая, что разговор не для всех и Новгородец склонился к нему.
- Боярыня Елена Петровна зовет тебя.
- Боярыня? – удивился Андрей.
- Прежнего наместника дочка, - уточнил рядович.
Гусляр кивнул и принялся выбираться из-за стола:
- Веди.

Рядович вывел его из княжьего терема и подвел к терему бывшего наместника. Боярыня ждала в своих спальных покоях. Одета она была только в длинную, до пят, рубаху, дорогого тонкого полотна, расшитую и подпоясанную красным пояском. Распущенные волосы вольно струились по плечам. Андрей даже вздрогнул внутри. Хороша.
- Проходи, гусляр, - просто сказала она. – Располагайся.
Андрей прошел и сел, но не на кровать, а на лавку, выстеленную волчьей шкурой.
- Что ж ты? – улыбнулась она, усаживаясь на кровать. – Перед князем столь дерзок, а перед женщиной робеешь?
Гусляр усмехнулся.
- Стоит робеть в покоях женщины, у которой спальня увешана оружием, - указал он на пару мечей, висящих на стене.
- Это мужнино оружие, – кивнула она. - Я рада, что язык у тебя и впрямь хорошо подвешен. Это должно сгодиться. Мне понравилось, как ты играешь. Только на пиру ты же не старался? Играл без души?
Новгородец улыбнулся. Женщин на пир не допускали, но у них были свои пути знать про все, что происходит.
- Само собой. Душа им ни к чему.
- Так сыграешь? – прошептала она. – Только по-настоящему?
- Для такой боярыни, хоть звезду с неба! – кивнул Андрей и положил гусли на колени.

- Славные у тебя песни, гусляр, - прошептала боярыня.
Теперь она уже лежала на кровати, откинувшись на спину, а он сидел в изножье. В ответ на ее слова он качнул головой.
- Я хочу тебя попросить, - продолжала она. – До того как Ярослава из Чернигова прогнал Всеволод Ольгович, мой отец, Петр Тимофеич, был тут наместником.
Андрей кивнул, ее отца он помнил по прошлым своим посещениям Мурома. Разве что дочку видеть не приходилось, ну да на то, видать, нужды раньше не было.
- А как Ольгович Ярослава погнал, моего отца с муромского стола попросили, сам Ярослав сюда перешел. Но если он в Чернигов вернется, моего отца опять на Муром посадят.
- И тогда отец твоего мужа куда выше простых земских бояр подымет? Хочешь его муромским воеводой сделать?
- Смеешься? Отчего? Если черниговские бояре, киевские, посодействуют, Мстислав погонит Ольговича.
- Киевские бояре Всеволода любят. Он даже с попами сумел договориться. Григория помнишь?
- Киевских он привечает, а про своих черниговских забывает.
- Это пока. Зимой да весной киевских прикормил, теперь черниговских задабривает.
- Но сейчас пока не поздно, можно еще изменить! – настаивала Елена.
- Чего ты хочешь? – покачал головой гусляр.
- Как в Чернигове будешь, тебя обязательно на княжий пир позовут. В тереме окажешься – передай грамотку кое-кому. Всего-то.
Андрей не отвечал, молча перебирая струны. Едва слышный перебор разливался по комнате, смягчая напор боярыни, и ей уже не так хотелось сердиться за очевидный отказ.
- Не серчай, боярыня, - ответил он, вставая. – Но это твоя жизнь. А я хочу жить свою…
Он прошел к стене и остановился напротив мечей. Потом протянул руку и снял один из них. Меч тяжело лег в руки. Ладони гусляра были слишком нежны для оружия.
Боярыня усмехнулась.
- Тонковаты у тебя пальцы для этой игрушки, гусляр!
Он кивнул. Боевое оружие смотрелось очень уж нелепо в его тонких, чутких, но слишком слабых руках. Андрей повесил меч на стену, отошел на шаг, не отрывая взгляда от оружия.
- Знаешь, а ведь могло так сложиться, что все было бы иначе.
- О чем ты?
- Одно время меня занимали не только гусли. Но и мечный бой.
Она усмехнулась.
- Как такое может быть? Ты же гусляр!
Андрей повернулся к ней и улыбнулся.
- Твой отец посадник, значит и тебе, по-твоему, суждено участвовать в заговорах, в переделах. А мой отец, думаешь, был гусляром?
- Разве нет?
Андрей присел на кровать:
- Про моего отца многие слышали, но никто ничего не может сказать толком. А все потому, что он очень многое умел. Это и был его самый большой подарок. Он умел многое и потому не навязывал ничего.
Боярыня молчала. Слушала. Как бы гладко гусляр ни говорил, ей было тяжело представить, что ее жизнь могла быть другой.
- Так что я мог выбрать любое другое ремесло и отец с радостью бы помог мне. Мог бы стать бойцом. Шорником. Кормчим, – он погладил темное дерево гуслей. - Хотя знаешь… порою мне кажется, что даже если бы и выбрал другое ремесло, моя жизнь не сложилась бы иначе. Ведь я – это я.
Он улыбнулся, и нежно провел рукой по струнам. Тихий перезвон наполнил комнату. Она почувствовала, как что-то властной жаркой волной загорелось у нее внутри.
- Иди ко мне… - хрипло прошептала она.

Чуть свет, он приподнялся и начал собираться. Тихонько влез в штаны, надел рубаху. Она приоткрыла глаза, но не подавала виду, что проснулась, просто наблюдала за ним.
- Разбудил? – спросил он, обернувшись.
- А! – отмахнулась боярыня.
Он подпоясался, надел свитку.
- С мужем-то твоим ненароком не пересекусь? – подмигнул Андрей.
Она привстала, оперевшись на локоть, улыбнулась:
- От тебя зависит.
- Неужто из окошка сигать придется? – притворно ужаснулся гусляр.
- Шучу. От князя он только к полудню дома будет.
Он кивнул и принялся повязывать плащ.
- О другом хотела спросить. Что, так и не возьмешь грамотку к черниговским боярам?
Андрей улыбнулся и покачал головой, перекидывая на спину гусли.
- Подумай. Сейчас момент хороший. Князь постарел сильно. Ему совсем недолго осталось. Хорошо если до следующего лета доживет. А потом все. Его сыновья прав на Чернигов не имеют. Соглашайся, в золоте ходить будешь! С серебра есть!
- Не обессудь, - склонил он голову, поднимая на плечо котомку. – Люба ты мне. Да больше чем в золоте, любо ходить в удобном. Любо вкусно есть, а с чего – без разницы.
Она улыбнулась на этот раз действительно тепло:
- Мне с тобой хорошо было, я тебя не забуду, ни долей, ни своим расположением. И ты не забывай.
- Не забуду, - так же тепло улыбнулся он. – А хочешь, пойдем со мной?
Она улыбнулась еще теплее, склонив голову. Было ясно, что бы она ни сказала, она ни за что не оставит свой боярский терем.

Андрея больше никто не догонял, гридни в воротах детинца не останавливали. Он вышел в посад и сразу направился к той части, что теснилась между пристанью и торгом. Не смотря на поздний час, на улицах все еще хватало людей. С переездом сюда княжеского двора, город оживал торговлей, полнился ремесленным людом, заморскими гостями.
Старый постоялый двор, который боец помнил по прежним посещениям города, обнаружился на том же месте. Хотя по дороге, Андрей прошел мимо двух новых, только что срубленных, дворов, еще желтеющих свежими бревнами.
Зайдя внутрь, он поздоровался с давно знакомым хозяином, заказал камору и приказал подать ужин. Сам сел в общем зале, полном гуляющего люда. Шумели ладейщики, купцы, мастеровые. В середине зала, на пустом месте обосновались гусляры – отец с дочерью. Седой и старый отец тихонько задавал ритм мелодии, а статная, молодая девушка выводила перебор и пела.
Нельзя сказать, что она глянулась Андрею с первого взгляда, но когда он присмотрелся, когда хозяин двора принес с кухни и поставил перед ним еду, когда он совсем расслабился, он понял, что эта девушка ему действительно нравится. И было бы хорошо, если бы им оказалось по пути завтра.
Вечер перешел в ночь, и в зале становилось все меньше и меньше людей. Устав, ушел спать старик-гусляр, и вот боец и девушка остались в зале одни.
- Дождался? – улыбнулась она.
Он улыбнулся. Кивнул.
- Давно приметила?
- Как только вошел, - улыбнулась она.
Он пересел за стол поближе.
- Ты же Андрей Новгородец? Боец?
Андрей кивнул.
- На торгу видела?
- Видела. А еще в Ярославле тебя видела. В Полоцке. Давай я одному тебе теперь сыграю. Хочешь?
- Хочу, - ответил он. – Только давай ко мне в каморку поднимемся? Чего хозяйскую жену тешить? Хочешь?
Она широко улыбнулась, чуть прижмурив глаза:
- Хочу, - пожала плечами и встала.
- Как тебя зовут?
- Алена.

Андрей лежал рядом с гусляркой, и все вспоминал ее песни. И ласки. Улыбался. Протянув руку, поднял ее гусли. Она пошевелилась, и, положив подбородок ему на грудь, качнула головой. В несколько грубоватых руках гусли казались нелепыми. Пальцы слишком толстыми, чтобы дергать струны, ладони слишком сильными для тонкого дерева деки.
- Как не к месту они в твоих руках выглядят, - усмехнулась она. – Сразу видно, что твои руки больше под меч подходят.
Он легонько качнул головой.
- Одно время меня занимали не только мечный бой. Но и гусли.
Алена распахнула глаза.
- Как странно. Мой отец гусляр и я гуслярка. Разве могла бы я стать кем-то другим?
Андрей поглядел в ее глаза и улыбнулся.
- Про моего отца многие слышали…
- Захар Вольный, - кивнула она. – Я помню.
- Но никто ничего не может сказать толком, - продолжал Андрей. - А все потому, что он очень многое умел. Это и был его самый большой подарок. Он умел многое и потому не навязывал ничего.
Гуслярка молчала. Слушала. Как бы боец ни говорил, ей было тяжело представить, что ее жизнь могла бы быть другой. Другая жизнь, не скоморошья… так странно.
- Так что я мог выбрать любое другое ремесло и отец с радостью бы помог мне. Мог бы стать бойцом. Шорником. Кормчим, – он погладил темное дерево гуслей. – Хотя знаешь… порою мне кажется, что даже если бы и выбрал другое ремесло, моя жизнь не сложилась бы иначе. Ведь я – это я.
Он улыбнулся, и провел рукой по струнам. Неловкий перезвон наполнил комнату. Она положила голову щекой на его грудь.
- Только вот со мной ты бы встретился вряд ли.
- Пожалуй, - проговорил он.
Она подняла голову и потянулась к его губам.

Чуть свет, он приподнялся и начал собираться. Тихонько влез в штаны, надел рубаху. Она приоткрыла глаза, сладко потянулась.
- Разбудил? – спросил он, обернувшись.
- Да пора уж, - Алена села, протянула руку за своей рубахой.
Он подпоясался, надел свитку.
- Куда с отцом направляетесь сегодня? – подмигнул Андрей.
Она накинула рубаху, улыбнулась:
- Сегодня же Покров. Большое гулянье будет. Ты разве не останешься?
Он покачал головой
- Нет. Дальше пойду. Сначала в Рязань, потом в Пронск.
- Не останешься, - кивнула она. – Почему? Какой скоморох от гулянья уходит?
Он улыбнулся, повязывая плащ:
- Здесь я уже князю на мозоль наступил. Хотя, конечно не поэтому. Просто  чувствую – пора.
Она внимательно посмотрела в его глаза. Понимала, что здесь их дороги расходятся, но все равно сказала. С улыбкой. Почти в шутку.
- Останься. Потом с нами пойдешь. От татей прикроешь. А то и от былинной нечисти. А уж я тебе найду, чем отплатить!
Андрей улыбнулся и покачал головой, подвязывая к поясу меч.
- Сколько тебя ни вижу, никак не могу понять: как ты все время один ходишь? Как так можно жить?
Он склонил голову, поднимая на плечо суму. Проговорил негромко:
- Одиночество – самый верный друг. Оно всегда с нами.
Алена тепло улыбнулась:
- Мне с тобой было хорошо. Буду рада, как свидимся.
- И мне было хорошо. Обязательно увидимся. Одними дорогами ходим, - так же тепло улыбнулся он, и наклонился, чтобы ее поцеловать.

Андрей вышел с постоялого двора и сразу направился к дороге на Рязань. Шел быстро и посад со слободами быстро сменился лесом. Уже глубоко увязшем в осени, схваченным первыми холодами и промозглостью.
Шел он так целый день. Эта дорога была оживленнее той, по которой он прибыл в Муром, а значит и спокойнее. Его то и дело кто-то обгонял или попадался навстречу, но все это были торговцы, спешащие в город или домой. Да и по обочинам он не видел следов нападений.
После полудня сделал небольшой привал, пообедав тем, что купил у хозяина двора, и потом так же споро зашагал дальше, спеша пройти как можно больше до темноты.
К ночи, решив, что пора искать ночлега, он на первом же повороте свернул с дороги, заслышав шум праздника. Когда он вышел к деревеньке, понял, что не ошибся. Праздновали Покров. На улицу меж домами вынесли столы, и вся община весело гуляла. Тут же кружила танец молодежь, то собираясь тихим хороводом, то взрываясь лихой пляской. Все были уже порядком навеселе, и все были рады – после Покрова, или, по-старому, Велесова дня, в поле никакой работы не осталось, урожай собран, все другие дела сделаны. Пора отдохнуть. 
Ему не пришлось даже проситься на праздник, заприметив издали, его приняли радушно, весельем и смехом. Усадили за стол, поднесли браги. Он, щедро поблагодарив, сдержано принял предложение, готовый даже отблагодарить их своим ремеслом, если захотят. Но того не понадобилось. Эти люди были не столь охочи до такой потехи.
Спустилась ночь, стало холодать, и жены уже начали разбирать выпивших мужиков по домам. Молодежь, правда, еще гуляла. Вдруг на дальнем конце стола Андрей услышал грубую брань, в наставшей тишине.
- Ну все, - сообщил Семен Третьяк, мужик сидевший на лавке справа от Андрея, к нему старейшиной был определен Андрей на постой. – Гришка Защеп взбеленился. Теперь праздника никому не даст. Ох, что ж за тоска! Как Ростислав Мстиславич, который из Мономаховичей, нас из-под Смоленска погнал, и здесь обосновались, так совсем никакой жизни!
Боец заметил, что остальной народ будто пригнул головы. По большей части люди заспешили по домам, часть подчеркнуто занимались своими делами. Андрей поднялся, собираясь разобрать, в чем дело.
- Ой, не ходи ты туда, - попросил Семен. – Защеп не любит, когда кто вмешивается. И тебя побьет и остальным достанется.
Андрей кивнул, и, тем не менее, пошел. Дальний конец стола был уже почти пуст. На лавке, закрывая руками голову, сидела молодая женщина.
- Попрячься у меня! Попрячься! – ревел над ней здоровенный детина. – Моя ты жена! Что хочу то и делаю!
Он размахнулся и сильно ударил. Женщину мотнуло и она затряслась, боясь плакать. Детину это видно еще больше разозлило.
- Змея! – прошипел он. – Плясать! Твое дело в избе сидеть! Мои портки стирать! Собака!
Защеп ударил ногой, но больше досталось лавке, и он замахнулся вновь.
- Погоди! – властно проговорил Андрей подходя. – Чего буянишь?
Детина резко, неожиданно для его размеров быстро, развернулся.
- Ага! – осклабился он. – Будет теперь об кого кулаки почесать! Иди сюда, родной! А потом и остальными займемся!
Андрей шагнул вперед, прижимая к бедру меч в ножнах.
Драться Защеп умел. Не так как княжий гридень, но умел. И при этом, как понял Андрей, был безумен. Его не останавливало то, что несколько раз Новгородец опрокидывал его наземь. От злости тот схватил со стола кувшин и кинул в мужика, из тех, что стояли неподалеку. Мужик схватился за голову и упал наземь, оглушенный. Защеп же схватил лавку и, бешено вращая, пошел на Андрея.
Андрей вынул меч.
И через мгновение Защеп уже лежал на земле в луже собственной крови. Людям боец, само собой сказал, что так получилось случайно. Но сам знал, что, как хотел, так и поступил.
Тут же страшно закричала жена Гришки. В неподдельном горе она упала на труп мужа. Остальные общинники, качая головами, забормотали, осуждая.
- Убийца! Убийца! – кричала жена Защепа. – Будь ты проклят! Чтоб тебе самому сдохнуть!
Другие женщины окружили ее утешая. Попытались подхватить на руки, увести.
- Чтоб ты сдох! – вырывалась та. – Чтоб ты, как собака, сдох!
К Андрею подошли мужики. Закачали головами:
- Зря ты это. Убил же! Живого человека. Что он тебе дурного сделал?
Подошли деды-старейшины. Праздник уже был безнадежно испорчен, и они тут же собрали думу. Женщины уже в голос требовавшие в ответ крови Андрея все норовили остаться. Порядок навести так и не удалось, но совет провели. Как ни просили женщины его смерти, мужики все больше отводили глаза. В итоге старики постановили виру с Новгородца не брать. Хотя Андрей сам отдал три куны, из тех, что ему дали у князя. Старики серебро приняли, хотя и поворчали. И так же назначили, чтобы ночь он переночевал, а утром уходил подобру-поздорову.
Труп Защепа унесли. Его жену увели прочь. После народ разошелся, оставив после себя разоренные столы и умерший праздник.
Андрей покорно отправился вслед за Семеном. В избу ввести его Третьяк побоялся и отправил гостя на сеновал.

Гусляр вышел из княжьего терема без всяких затруднений. Ворота детинца гридни уже растворили, и там его тоже никто не задерживал. Он прошел к торгу и купил кой-какой еды, а потом зашагал к дороге на Рязань. Шел быстро и посад со слободами быстро сменился лесом. Андрей с обычным восторгом вздохнул полной грудью холодный уже осенний воздух и вновь залюбовался пылающими желтой и красной листвой деревьями.
Эта дорога была оживленнее той, по которой он прибыл в Муром. Его то и дело кто-то обгонял или попадался навстречу. Он весело приветствовал каждого, и его несколько раз подвозили, за что он развлекал возниц песнями и игрой на гуслях. А когда вновь шел пешком, то шел, не особенно торопясь, слушая музыку осени и приближающейся зимы.
После полудня сделал небольшой привал, пообедав тем, что купил на торгу, а потом зашагал дальше, желая пройти как можно больше до темноты.
К ночи, решив, что пора искать ночлега, он на первом же повороте свернул с дороги, заслышав шум праздника. Когда он вышел к деревеньке, понял, что не ошибся. Праздновали Покров. На улицу меж домами вынесли столы, и вся община весело гуляла. Тут же кружила танец молодежь, то собираясь тихим хороводом, то взрываясь лихой пляской. Все были уже порядком навеселе, и все были рады – после Покрова, или, по-старому, Велесова дня, в поле никакой работы не осталось, урожай собран, все другие дела сделаны. Пора отдохнуть. 
Ему не пришлось даже проситься на праздник, заприметив издали, его приняли радушно, весельем и смехом. Усадили за стол, поднесли браги. Он щедро поблагодарив, сдержано принял предложение, готовый даже отблагодарить их своим ремеслом, если захотят. И вскоре его и впрямь попросили сыграть. Вызвали в середку, на чистое место перед столом и его пальцы ловко забегали по струнам. Танцующие молодые, еще веселее взялись за пляску, еще задорнее.
Спустилась ночь, стало холодать, и жены уже начали разбирать выпивших мужиков по домам. Молодежь, правда, еще гуляла. Вдруг на дальнем конце стола Андрей заметил, как одна молодая женщина, сидящая рядом со здоровенным детиной, что-то ему тихо проговорила, но тот мигом посуровел лицом и отвесил ей затрещину. И этим не успокоился, начал вставать, собираясь, видимо, всерьез избить жену.
Забеспокоившись, Андрей мигом вскочил и, заиграв задорную плясовую, кинулся к детине. Тот, увидев Андрея, спешащего вмешаться, начал наливаться кровью, и одной музыкой гусляр бы не остановил его. Пальцы Новгородца еще быстрее побежали по струнам, и мелодия стала не только весела, но и смешна сама по себе, откалывая коленца, словно плясун. Андрей тут же подхватил ее частушкой про князя да попов. Люди кругом весело засмеялись, и даже детина через силу улыбнулся. Потом гусляр спел про неверного мужа. Потом еще и еще, и весь стол вскоре хохотал. А потом все ринулись в пляс, даже детина не выдержал, и, подхватив на руки жену, присоединился к общему веселью.
Поняв, что беда благополучно миновала, Новгородец перевел дух. Усмирить буяна стоило ему больших сил.
Далеко за полночь, люди принялись расходиться. Уже и Андрей перестал играть и просто смотрел, как парни и девицы ведут хоровод под тихую песню.
Собрался спать и мужик, у которого община постановила гусляру ночлег, и Новгородец поднялся за ним.
Поначалу, ему предлагали постелить в избе, но Андрею вдруг захотелось поспать в этот раз на сене, и он упросил пустить на сеновал.

Не смотря на холодную ночь, выспался Андрей прекрасно. Утром его разбудил сын Семена.
- Батька велел завтрак принести, - сообщил мальчик. – Сами мы уж поели, будить тебя не решились.
- И верно сделали, - улыбнулся Новгородец, сладко потягиваясь.
Мальчик кивнул и протянул узелок с хлебом и салом. Андрей тут же принялся за еду. Мальчик же сел рядом, не сводя с Андрея восхищенных глаз. Видно было, что ему не терпелось поговорить, но он держался изо всех сил, позволяя гостю поесть.
Закончив с завтраком, Новгородец подмигнул мальчику, попросил передать благодарность отцу и принялся собираться. Подпоясался, повязал плащ, взялся за инструмент своего ремесла. Тут мальчик не выдержал.
- Скажи, - попросил он. – А где можно взять такое же?
Андрей улыбнулся:
- Зачем тебе?
- Хочу стать как ты! – выпалил мальчик и зарделся.
- Ну! – улыбнулся Новгородец. – В моем деле не это главное. Захочешь научиться – найдешь. Может и получше, чем у меня, отыщешь. Мне-то отец делал. Сам. Он у меня многое умел.
- А где можно научиться? – продолжил мальчик, стесняясь своей смелости.
Андрей наклонился, потрепал его по голове:
- Сперва реши как следует. Крепко подумай, прежде чем выбрать что-то одно. И выбирай сам. Не хватайся за первое, что попадется, - сказал Новгородец и начал спускаться с сеновала.
Попросив еще раз передать хозяевам и всей общине благодарность, он попрощался и зашагал по дороге. Мальчик же все смотрел ему вслед. И ему казалось что-то странное. Будто фигура бродячего скомороха дрожит, плывет зыбким маревом. И будто на бедре у него меч, а за спиной – гусли.

*В 1123 году после смерти брата Давыда Святославовича, Ярослав Святославович сел в Чернигове. В 1127 году его племянник Всеволод Ольгович выгнал Ярослава из Чернигова и перебил всю его дружину. Великий киевский князь Мстислав Владимирович (Мономахович) объединившись с братом Ярополком Переяславским, пошел на Всеволода, требуя, чтобы тот вернул Чернигов Ярославу. Всеволод же действовал более не оружием, а подарками, задаривая киевских бояр, чтобы они были ему заступниками перед великим князем, и так тянулось дело до самой зимы. Зимой Ярослав пришел из Мурома и стал торопить Мстислава, моля его о помощи. Мстислав, еще прежде обещавший защитить ярославову вотчину и целовавший на том крест, совсем уж было, собрался в поход, но тут игумен Андреева монастыря Григорий, всем известный как человек праведный и честный, отговорил его. Мстислав помирился со Всеволодом, а Ярослава отослал в Муром, не вернув ему вотчины.