Напиток

Спиритуальное действо должно было начаться через пару минут. Я вылил немного позеленевшей жидкости в маленький стаканчик, сверху на него положил серебряную ложку, в которой лежал кусок сахара.
На улице начался дождь. Прогноз погоды оправдался, что, собственно, еще больше воодушевило нас. Астория села в глубокое кресло, и с напущенной стыдливостью оправила задравшееся платье. Не отводя взгляд от стаканчика, я начал медленно выливать жидкость бутылки на сахар. Тонкая струйка окутала прозрачной пленкой кусок сахара и низверглась в готовящийся напиток. Астория потянулась за сумкой, достала оттуда тонкую сигару с мундштуком. Картина классическая: изящная брюнетка томным взглядом оценивающая тебя, антикварное кресло времен ликования Бесславного, обитое слегка потрепавшимся изумрудным бархатом, идеальные как и их владелица ноги, закинутые друг на друга, грация оперевшейся на подлокотник руки и, наконец, тайное вожделение многих мужчин – парящая около алых и источающих запах соблазна губ сигара.
Поставив бутылку и придерживая ложечку одной рукой, другой я аккуратно поднес зажигалку к уже успевшему пропитаться содержанием бутылки сахару и поджег его. Тот немедленно воспылал бурлящей энергией, которая накапливалась в этой комнате. Не спеша, я подошел к моей незнакомке и позволил ей наконец прикурить. Мундштук тонкой сигары погрузился в ее губы, словно соломка в горячий шоколад. Припудренные щеки слегка провалились, она прищурилась. Оставив блеск губ слегка приоткрытым, она,  задумчиво вдохнула в себя пьянящий табак. Я услышал звук ее легких, наполняющихся серебряным дымом. Воздух в комнате громко треснул, напоминая звук раскалывающегося ореха. Расплавленный сахар сквозь дырочки в ложке медленно стекал по воздуху в стакан и потрескивая соприкасался с холодной жидкостью.
Внутри стакана покачивалось прозрачное зеленое пламя. Я снова перевел свой взгляд на Асторию. Тонкой струйкой она выпустила свою душу, которая тут же белой лентой умчалась к затухающей лампочке. Шоколадный запах ее помады был неподвластен табачному дыму, а изнутри веяло мятной прохладой.
Я встал и подошел к столу. Зеленая лампа, стоящая на его краю, спрятала комнату в дрожащий теплый полумрак. За окном бушевала гроза, разрезая небо своими острыми лезвиями.
Напиток был готов. Не желая оттягивать, я сунул в стакан серебряную трубочку, и сделал небольшой глоток. Слегка сладковатая тягучая жидкость пронеслась сквозь цветок огня и нежно распустилась у меня внутри. Я полностью отдался новым ощущениям.
Распускавшийся во мне цветок был колючим и сперва неприятным. Но по мере того, как борозды его царапин все больше и больше наполняли меня изнутри, становилось как-то приятно тепло и легкая истома подкашивала ноги. Я присел на стул, стоявший по другую сторону стола. В  дрожащем круге света изумрудной лампы я смутно различал образ прекрасного тела Астории. Словно позируя невидимому ваятелю скульптур, она сидела недвижимо и спокойно. Горячая полость моего горла с жадностью захватила очередную порцию странного напитка и в приятном спазме протолкнула его дальше в желудок.
Тяжелые шторы зашевелились. Не сводя взгляда с мерцающего бюста Астории, я краем глаза заметил легкое движение ее длинной юбки. Ветер ночной улицы, прорвавшись сквозь плотные щели оконных укрытий, теперь влажно ощупывал ее ноги. Истязая свое уже податливое нутро обжигающими струями, я следил за разворачивающимся действом. Невидимое течение, сплетенное из капель дождя, обволокло теперь уже и голень моей недвижимой красавицы. Закручиваясь спиралью, поток сжимал точенные ее ноги и скрывал их своей свежестью. Свое удивление того, что теперь я не мог видеть ее ступней, я покрыл лишь новым маленьким глотком.
Была ярчайшая вспышка. Как будто в комнате взорвалось маленькое солнце. Острые тени внутреннего интерьера проткнули тяжелый воздух. Лишь в это мгновенье, которое можно было назвать озарением, я увидел Асторию всю и такую, какой она была. Спустя лишь мгновенье после этой вспышки, когда тени исчезли, я увидел абсолютную пустоту, посреди которой застыло обнаженное естество божьего творенья.   Астория висела в  ярком прозрачном воздухе. Ее величественная осанка обескураживала и истязала. Тяжелая грудь, выталкиваемая навстречу мне сильными мышцами спины, медленно возносилась и опускалась в такт дыханию. Контур ее гладких плечей разделялся на крутой подъем тонкой шеи и твердый скат выпирающих ключиц. Слегка опущенный подбородок нацеливал ее мягкий взгляд на меня. Я боялся смотреть ей в глаза. Но и не решался опустить взгляд ниже, там, где угадывалась ее темная полоска, ведущая в самые укромные и заветные уголки моего возжелания. Теперь Астория осталась видна лишь до своих острых колен.  Я снова сделал маленький глоток и раскаленная иголка знакомого портного с легким шипением вошла в мой зрачок. Легкая импровизация боли заставила меня моргнуть. Я моргнул.
Прошла, наверное, всего лишь секунда после вспышки и я слвшал, как в стеклянную колбу лампочки медленно осыпается сгоревшая нить накаливания. Несмотря на то, что комната погрузилась в полный мрак, я прекрасно видел Асторию и постепенно проглатывающую ее спираль из дождевых капель. Нижняя часть платья моей посетительницы волной постепенно ниспадала на кресло. Проглатывая тело Астории, спираль начинала искриться серебряным цветом. Теперь она достигла ее пояса, и мягкий ремешок, некогда опоясывающий тонкую талию своей владелицы, с легким шелестом соскользнул по исчезнувшей невесомости.
Она пропадала. Происходящее волновало и интересовало меня своей незаурядностью. Тем не менее, магия постепенного исчезновения моей подружки не удивляла меня. Где-то внутри моего подсознания, вместе с очередным глотком, я понял, что до полного исчезновения девушки с прекрасным именем Астория осталось совсем немного. Зеленая жидкость бушевала на дне стакана. Пару глотков и Астория исчезнет навсегда! Но я не мог уже остановиться. Рука помимо  воли подносила стакан ко рту, мои губы жадно охватывали прохладное серебро соломки и судорожно втягивали в себя остатки напитка. Прекрасная грудь Астории опала и провалилась в другое измерение.
Тут меня озарила мысль. ...глоток. И, будучи немощным, выпустить бокал из рук, я резко поднялся и по шатающемуся на волнах моего желания полу быстро подошел к тумбочке с бутылкой. ...серебряная соломка выплюнула в меня еще одну порцию напитка. Во мраке комнаты, над старым креслом, парила лишь изящная кисть с сигаретой и спокойное лицо Астории.  Молниеносно приготовив еще одну порцию, я помимо своей воли делаю еще один, уже последний глоток. Но прежде чем проглотить причину происходящей мистификации я успел втолкнуть в остаток кисти бокал и буквально воткнуть золотую соломку в ее сочные губы. Они инстинктивно сомкнулись и втянули в себя загадочную жидкость. Сильный электрический разряд откинул меня назад. Лежа на постепенно твердеющем полу я успел разглядеть, пустой бокал, выпавший из моих рук, и исчезающий в окне серебряный поток дождя. Астория жадно пила напиток. Прежде чем провалиться в густую пустоту я заметил, как медленно начало возвращаться тело Астории, как комната вокруг  начала пропадать а мои ноги исчезли в этой пустоте. Мгновенная дрожь пробежала от пяток до макушки и там, звонко ударив по темечку, отключила меня.

Она любила мастурбировать. Всегда гасила свет в своей комнате, снимала с себя дорогое нижнее белье, и, распластавшись на шелковой простыне, начинала истязать себя знакомыми движениями.
В пока еще холодной пустоте ее воображения начинали рисоваться картины недавних знакомств. Бешенство и страсть ее реальных любовников резко сменялись чуть смазанными картинками порно фильмов. Вдруг она резко входила в холодный водопад, а оттуда летела над раскаленной лавой ее вожделения.
Нет. Сегодня не получалось кончить. Пройдя на кухню, она залезла в холодильник и, достав оттуда невесть откуда взявшуюся бутылку с зеленой жидкостью быстро налила себе небольшую порцию. Опустившись на колени перед блестящей дверцей холодильника, она прижалась к нему своими сосками и те моментально обожглись такой страстью, которая могла быть потушена лишь глотком приятно пахнущей жидкости. Расставив как можно шире ноги она прикоснулась смоченным в бокале пальцем к оголенному нерву своих желаний и растерла по нему вязкую жидкость. Сделав еще один небольшой глоток и разогрев его внутри своего горячего рта она открыла глаза и увидела в стальной дверце смутное отражение. Астория обернулась. Но слишком хорошо знал напиток человеческое естество, чтобы дать девушке испугаться появившемуся откуда ни возьмись молодого человека. Словно негатив фотопленки он медленно проявлялся в воздухе и скоро уж она увидела нагого мужчину стоящего перед ней. Ситуация абсолютно непостижимая для реального мира, воспринималась Асторией теперь как игра, которую начал этот дикий напиток. Допив содержимое, она молча отпустила вникуда бокал, и увлекла проявившийся у нее на кухне образ незнакомого ей человека в спальню.
Впервые она кончала двенадцатый раз подряд.

- Ваша сдача 13,70.
Уже в годах владелец маленькой лавочки в центре Венеции протянул последнему посетителю бутылку вина урожая 2008 года.
Закрыв ставни и посмотрев на тяжелое небо, готовое вот-вот разразиться неистовым дождем, хозяин прошел в комнату, всю и вся заставленную холстами.
В тусклом свете дешевой лампочки стояли две незаконченные картины.
На одной, по его задумке, будет изображен молодой человек, лежащий на пляже и прячущий ноги в теплых водах июньского моря. Над этой картиной ему еще долго работать, так как собственно кроме прекрасного тела молодого бойца больше на холсте ничего и не было. Ни волн, ни песка, ни утомленных постоянным поиском пищи чаек. Просто белая пустота, среди которой застыл молодой боец с оторванными на войне ногами.
А вторая картина, которая через 200 лет сделает его знаменитым, была уже почти закончена. Последних несколько штрихов должны завершить картину, способную поразить всех посетителей его следующей выставки. По холсту разлетелись сверкающие осколки некогда прекрасного бокала. Как символ человеческого творения, наполненный созидательным желанием, этот стакан воплощал в себе осязаемую реальность. Будучи некогда единым в виде стакана творение, разбившись на сотни мелких, не перестало, однако, быть им.     Острые края, словно маленькие айсберги, торчали из зеленой жидкости желания. Даже разбившись, начало творения было связано воедино растекшимся по холсту желанием.
Залпом опрокинув в себя изрядную долю Абсента, хозяин лавки, уверенно дорисовал последний осколок на картине.

С последним тринадцатым оргазмом Астория, наконец, услышала звон разбившегося на кухне бокала.