Трещина

1

Вот уже почти два месяца лету. Мы решили выехать из Москвы. Индустриальные пейзажи сменяются картинками лесных жителей. Джафар сидит напротив, мы изрядно трезвы и поэтому плохо отдаем себе отчет в происходящем.

— Тоник, что ты имел в виду под названием “Трещина”? Ведь что-то ты должен был иметь. Надеюсь, у тебя не было никаких мыслей о глобальной трещине в русской литературе. Конечно, это красивое и ритуалистическое слово. Я вчера все-таки задумался о его смысле, — сказал Джафар.

Впервые я задумался над этим словом, когда в абсолютно пьяном состоянии подбирал слова, возможным значением которых является понятие “дырочка”. После этого вопроса, я задумался над ним во второй раз. Как всегда в такие моменты, я глотнул пива:

— Я вчера тоже думал об этом. Конечно, в русской литературе нет никаких трещин и все поддается своей, литературной логике. Мы неразрывно связаны с, по сути такими же, как и мы, писателями прошлых веков… - отвечаю я.

— Да, я согласен.

— И никакого глобального смысла в название нашего журнала я не вкладывал. Я всего лишь имел в виду трещину в человеческом сознании, — ответил я.

С похмелья эта шутка показалась мне довольно удачной. Я засмеялся.

Мы проезжаем мимо стоянки грузовых автомобилей. Какая-то женщина разносит мороженое. Вдруг я понимаю, что уже очень давно не писал стихов. Сейчас я бы согласился даже на сатиру.

Наступил редкий момент, когда Джафар задумался и замолчал. Я взглянул в окно. После какой-то оживленной станции снова показался лес. В нем было что-то ужасно человеческое, но в то же время глупое. Даже не дикое, а нечеловечески глупое. Я понял, что дупло в молодом отравленном дереве — это ни что иное, как трещина в сознании.

— Джаф, знаешь, я, наверное, имел в виду трещину в амбаре ритуализма. Да. Трещину, через которую ритуализм попадает на улицы. Да, это понятно.

— Действительно. Тоник, а кто сделал это трещину? Получается, что мы сами?

— Ну да.

— Но ведь мы делаем и сам ритуализм, запасаем его в амбаре. Зачем же нам делать трещину, чтобы его утрачивать? Нелогично. А ведь идея издавать журнал не подлежит сомнению.

— Да, плохая метафора. Ну тогда это трещина, через которую к нам в амбар приходят гости.

— Да, это определенно так.

Удовлетворенный этим, я снова взглянул в окно. Дорога, которая до этого шла параллельно рельсам, свернула. Появились маленькие огороды с такими же маленькими домиками посередине. Потом миниатюрный пруд. Дети с радостью купались: было жарко. Как раз из-за тонких облаков выглянуло солнце. Детскую тему продолжила маленькая девочка в электричке, что-то неожиданно громко распевавшая. Это возвратило меня из мыслей о будущем. Джафар что-то говорил:

— …на счет картинки. Тоник!

— Да?

— Ты придумал картинку для обложки?

— Забыл. Ну там должен быть некий ритуал.

Я задумался. Когда три месяца назад я придумал понятие “ритуализм”, мне казалось, что оно как нельзя лучше определяло тот стиль, в котором я писал. Какой же ритуал я имел в виду? Я попытался вспомнить хотя бы один.

— Знаешь, давай снимем человека, чистящего зубы,— предложил я. Как всегда я попытался в мельчайших подробностях представить, как это будет выглядеть.— Лучше всего девушку. В крайнем случае, бреющегося мужчину.

Вдруг я понял, почему поездки в электричках вовсе не способствуют написанию ритуалистических произведений. Ведь самой целью нашего путешествия, если задуматься, было отказаться от всяческих ритуалов. Хотя, может быть, это и трудно с непривычки — отказаться от чистки зубов.

— Да.— Заметил Джафар,— Но где мы найдем подходящую девушку?

Началась дискуссия, весьма характерная для нас. Мы стали перебирать знакомых девушек, но я отвергал почти всех. Я то уже знал, кого бы хотел видеть в этой роли, но стеснялся сказать об этом Джафару, тем более, что это было не совсем реально.

В скором времени я заснул. Мне снилось, что все люди издеваются надо мной, заставляют делать какие-то весьма неприятные вещи (не помню точно какие), но самым ужасным была реалистичность происходящего. Все это продолжалось довольно долго. А когда я все-таки сумел удрать, одна милейшая собака решила проглотить мою руку. В течение пяти секунд рука скрылась по локоть, высвобождая же ее из внутренности пса, я заметил, что утратил часть мягкой ткани. Через некоторое время собака выплюнула кусок моей кожи. Кровь почему-то не шла, и, в общем-то, больно не было, но наблюдать оголенные кости своего предплечья не доставляло мне удовольствия. Когда скорая не приезжала уже в течение пятнадцати минут, я понял, что это не реально и решил проснуться. Получилось у меня это не сразу.

В конце концов, меня разбудил лай собаки Джафара, которая, к счастью не походила на ту, из сна. Сам Джафар сидел напротив и разговаривал с какой-то красивой девушкой. Я уж не буду передавать их разговор, так как он не представлял особого интереса. Я снова уставился в окно.

Через полчаса пришло время спать Джафару. Поначалу я не придал этому событию никакого значения. Именно в тот момент у меня зарождались сомнения в необходимости движения.

— Маша,— представилась какая-то красивая девушка.

Я поддержал беседу.

— А ваш друг очень милый,— заметила Маша.

Я посмотрел на Джафара. Да, что-то в нем есть.

Вскоре выяснилось, что Маша едет домой, в город N. Я бывал там раньше и решил, что, раз нам все равно по пути, то можно и заехать, тем более, что Маша нас приглашала. В согласии Джафара я не сомневался.

Девушка пошла покурить. Внезапно проснулся Джафар. Около трех минут он потягивался и выглядел при этом довольно спокойно.

— Мы едем в город N., к Маше, — сообщил я.— Тебе нравится Маша?

— Маша? А, да, Маша… — протянул Джафар, и неопределенно добавил:

— Поедем...

2

— А ты не куришь?— Спросила Оля.

Она была старше сестры.

Я, честно говоря, чувствовал себя не блестяще и рассеянно ответил:

— Вряд ли,— но тут же поправился:

— Вообще-то курю. Обычно.

Я ужаснулся: мне лень было подняться из кресла. Я посмотрел в окно: что-то там отвращало меня, но в тоже время интересовало. Я подумал, что в Москве, наверное, бывают очень интересные закаты.

— А ты думаешь, они пошли курить?— Неожиданно для самого себя поинтересовался я.

Оля тоже призадумалась.

Во всем доме почти никого не было. Вернулась Маша.

— Тоник, хочешь чаю?— Спросила она.

Я вежливо отказался, но когда пришел Джафар, передумал. Я, вообще-то, не пью чай, разве что иногда, в гостях.

Вскоре все встало на свои места и завязалась веселая беседа о литературных процессах. Никто не знает чем бы она закончилась (в таких случаях обычно никто не знает чем закончилась беседа), если бы я не сказал, что пойду погулять.

Я обнаружил себя проснувшимся на довольно влажном газоне. По звездам я определил, что уже довольно рано — около двух. Пролетел метеор, довольно редкий в это время года. Луны не было.

Еще в детстве мне нравилось рассматривать небо. Величественная кривоватая Северная Корона, царственный Лебедь, обремененная лирой Вега, наш дом — Млечный Путь, нисколько не напоминающий дорогу. Мне стало жалко, что на небе нет ничего симметричного и красивого. Но вскоре я понял, что небо похоже на нашу жизнь: в ней нет ничего симметричного и красивого, но если долго присматриваться, то кажется, что все подчиняется какому-то никому не ведомому порядку.

Я вернулся и решил, что почти все уже спят.

3

Мне было довольно комфортно. Я навестил старых знакомых в городе N. Каждое утро я здоровался с хозяйками и с Джафаром, пил чай. Рано темнело.

Я стал сентиментальным, вспоминал детство. Мне все больше казалось, что  мы сидим ночью в детском лагере на каком-нибудь чердаке и рассказываем страшные и веселые истории. По-детски скованно относясь друг к другу, разговариваем о никому из нас непонятной жизни, или просто рассуждаем, кем станем, когда вырастем.

Я вдруг понял, как много у меня в этом мире хороших подруг. Я еще подумал: “А принесет ли мне это счастье?” Наверное, нет. Я начинал уставать. Каждое утро я хотел, чтобы наступил вечер, а каждый вечер поскорее уснуть.

Ночью я встретил Джафара на кухне.

— Чей то ты не спишь?— Как обычно поинтересовался я.

— Курю,— сонно ответил Джафар.

И вдруг маленькая мысль зародилась у меня в голове. Она росла, росла, пока я не смог рассмотреть самое главное.

— Знаешь, Джаф, в этом мире вообще нет никакой трещины. И не было никогда. И не будет.

Потрясенный этим, я еще долго пытался понять, как такое может быть, что чего-то быть не может, и почему моя мысль такая логичная.

У меня созрело решение.

— Я завтра еду в Москву. А сейчас пойду спать. К счастью, уже довольно рано.

Утром мы попрощались с девушками и сели в электричку на Москву. Продолжилась наша веселая бесконечная беседа. Я считал, что перешел на новую ступень познания, а Джафар, вполне естественно этого не понимал. Мы по очереди засыпали, его собака лаяла, женщины разносили мороженное и журналы.

Я вышел покурить в тамбур. У меня было веселое настроение и неплохое самочувствие. Я обратил внимание на девушку, смотревшую в окно. Я подумал, что она, наверное, хиппи. Она обернулась и посмотрела на меня.

— У тебя не будет закурить?

Но у меня была последняя.


24-26 июля 1998 года.
Москва - Н.Иерусалим.