Последний - зарисовка смерти 4

Старость уже давно пришла к нему, и вот теперь, последние несколько лет, он поджидал ее постоянного сменщика - смерть. Жизнь давно  наскучила ему, хотя он этого и не осознавал - для осознания было необходимо ничтожное напряжение ума, но силы для этого поглотила старость.  Он сидел в таком же дряхлом, как и он сам, кресле и  жадно  впитывал тепло солнца, быть может последнего солнца в его жизни.

Он был очень стар. Настолько стар, что едва ли  нашелся бы  человек, который вспомнил бы его имя. Он и сам забыл, как его зовут.

Жил он в маленьком полуразвалившемся домике  на  окраине  старой заброшенной деревни. Еще лет пять назад их было трое. Старики  часто заходили к нему в гости, и они молча  вспоминали  далекие  времена молодости, когда солнце было  ярким, небо  синим, а  жизнь  казалась бесконечной и прекрасной.  Но и эти двое скоро пропали, а когда он, трижды отдохнув по  дороге, наконец-то дошел до них, то его встретил лишь сладковатый  отвратительный запах. Они были его друзьями и соседями, но он не смог  даже похоронить их по-человечески; единственное, что он сделал - это согнал мух и накрыл трупы чистым покрывалом.
Усталый и  изможденный, он вернулся домой и сел в свое любимое кресло, поджидая смерть. Но она не торопилась.

Его кормили куры. Непонятно, как они выжили, но факт оставался фактом - домаш-ние птицы наполовину одичали, но продолжали нестись и даже плодиться.  Ел он скорее по привычке, нежели по необходимости. Если бы он понял, что отказавшись от еды, тем самым ускорил  бы  свою смерть, то перестал бы беспокоиться о такой мелочи, как еда. Но его отупевший в одиночестве ум по инерции поднимал его и отправлял на поиск куриных кладок. Найти яйца было несложно: куры  неслись  где  попало, даже в самом доме, но добраться до кладок было неимоверно трудно. Иссохшие ноги уже не держали, и иногда, особенно по утрам, когда все кости ныли и болели, старику  приходилось  вставать на четвереньки, чтобы доползти до еды.

Месяцев девять назад, когда он еще мог уверенно держаться на  ногах, ему довелось в последний раз  поесть  мяса. Он  хорошо  помнил тот день. Тогда, бродя по дому в поисках яиц, он не устоял  на  ногах и упал на какую-то старую облезлую курицу, свернув  ей голову. Он выпотрошил ее тупым ножом, на что ушли остатки всех  его сил, и даже почти ощипал ее, а на следующий день сварил. Курицы хватило ему на неделю...

Старик заерзал, встревоженный этим воспоминанием. Он  посмотрел в окно и подумал, что если не будет дождя, то скоро ему нечего  будет пить. Вода капала через дырявую крышу, а он собирал ее в разные посудины, расставленные по всему полу.

Издавая звуки, похожие  на  скуление  щенка, старик стал  медленно сползать с кресла, становясь на четвереньки. Пришло время  обеда,  и он, медленно перебирая руками и  ногами, пополз  вперед, тщательно огибая расставленную на полу посуду.
В одном из углов комнаты, на куче  старого  тряпья, он  нашел  яйцо, разбил его об пол и стал слизывать растекшийся белок, как вдруг его внимание привлек какой-то странный шум. Его ослабевший слух не смог распознать гул автомобиля, но смутные воспоминания затуманили мозг, и слабый огонь разума появился в его глазах. Он замер в неудобной позе  и  напряженно вслушивался в шум, доносящийся снаружи.
На улице раздался стук захлопнувшейся двери, и звонкий молодой голос удивленно произнес:
- Ты смотри, а здесь, вроде, еще кто-то живет!
Старик блаженно улыбнулся, сердце его не выдержало, и  он  упал лицом прямо в разбитое яйцо.
Когда он умирал, по его  щекам, перемазанным желтком и куриным пометам, текли чистые слезы радости.