Что бывает, когда не слушаешь маму

После третьего курса я поехала на практику в Хабаровск, на «России» - через всю Россию! А после практики  мы с подружкой собрались к ней на родину в Якутию, оттуда – на Горный Алтай по турпутевке, дальше – в Алма-Ату, а потом… еще не придумали. Командировочные нам платили не ахти, так что на большую часть большого пути денег дали родители.  Пока укладывала вещи, мама все приставала:
- Зашей в трусы! Очень удобно. Тряпочку пришьешь к трусам – и езжай спокойно! А в кошелек положишь рублей десять -  на белье, на чай хватит…
Десять рублей, действительно, тогда еще были деньгами. Но ехать с купюрами в трусах! Фу! Я, конечно, пришила эту самую тряпочку, чтобы только отвязаться,  но сунула туда рублей пятьдесят. Остальное хитроумно рассовала небольшими порциями по сумке – в книжку, в одежду, куда-то там еще…
В купе со мной ехали только мужики. Военный, студент, еще один – не помню. Вот этот, которого не помню, сошел где-то в Сибири, а на его место сел  некий мужичок с немытыми волосами. Собственно, толком я его и не разглядела, потому что вышла в коридор, чтобы не мешать дяденьке переодеваться в традиционные треники. А когда он справился, мои соседи  ну уговаривать меня пойти с ними в видеосалон смотреть – кошмар! – фильм с Брюсом Ли. Начала с твердого отказа, но сломалась на «да ладно, не ломайся». В тот день я в первый и последний раз в своей жизни была на фильме покойного ныне Брюса, а  после сеанса во второй и, как выяснилось, тоже в последний раз увидела нашего засаленного попутчика. Он попался на обратном пути.
Не сразу я залезла в сумку и обнаружила, что денег у меня больше нет. Ни в книжке, ни в одежде, ни где-то там еще. Про полтинник в трусах я решила не распространяться. Взволнованный военный метнулся к своей сумке, сунул руку в ее наружный карман – и выдохнул с облегчением. А потом предложил вызывать милицию и писать заявление. Вид у него был виноватый.
Тут-то и выяснилось, что за время переодевания в закрытом купе наш коварный попутчик очень даже немало рассказал о себе моим соседям. Так что заявление получилось весьма подробным.
В нем говорилось, что на станции Н в поезд сел человек, назвавшийся Виктором. Росту был среднего, волосы русые, на руке выше локтя вытатуирована змея, на левой ноге большая ссадина ниже колена, пальцы ноги разбиты. На спине шрам. По словам Виктора, в городе Н он задерживался милицией, а до этого сидел, и кажется, неоднократно.
Узнав все это, мы, тем не менее, оставили его одного в купе, чем Виктор и воспользовался, обокрал меня и менее чем через два часа покинул поезд. Число и подпись. Хорошенькая картина вырисовывалась! Получается, всего за два часа я, девица двадцати лет, выслушала исповедь зэка, внимательно осмотрела его с ног до головы (без одежды!) и чуть ли не подарила ему свои денежки! То-то милиционеры веселились, наверное.
А ехать мне предстояло еще долго, и соседи –  к ним присоединился учитель из Владивостока – взяли надо мной шефство. Водили в вагон-ресторан, покупали горячую картошку на станции, а когда пили чай, сахарные кубики бросали мне в сумку . Да, и в видеосалон регулярно приглашали, на всякие там улицы Вязов. Я не отказывалась.
Пятьдесят рублей пришлось выложить в Хабаровске в первый же день – на гостиницу и на билет до Якутии. А жить и питаться …ну, во-первых, подружка приехала – та самая, с которой путешествие запланировали. Нет, я не наглела. Например, баночку горошка зеленого на день покупала, хлеб и майонез. А еще ездила в командировки от газеты. Укатила вот на БАМ, в шахтерский поселок Чегдомын, а там как раз забастовку готовили. Приду к шахтерам интервью брать, они за столом сидят, картохи отварные, колбасу с огурцами едят. Что, спрашивают, девушка, не побрезгуешь с простым народом покушать? А я не брезгую. А в магазин зайду, пройдусь по торговому залу – и возле выхода коржик покупаю. За восемь копеек. Да, пожалела я, что деньги в трусы не зашила. Мама-то, она умная. Хотя кто слушает маму…