Порченый

Мы с Сашкой дружили с тех пор, как моя семья переехала в этот город. Отца перевели на новое место службы, пришлось и нам перебираться следом. Помню свой первый день в новом дворе - ранняя осень, я, маленький и стеснительный, пинаю мелкие камешки, отправляя их в мутные лужи. Развлечений никаких, видимо они где-то в глубине двора или за домом, но далеко отходить боязно, а рядом с подъездом безопасно, но скучно. Тут подошел Сашка. Ростом он был с меня, потом, когда пришло время идти в первый класс, выяснилось, что мы были одногодками. Он постоял, посмотрел как я, внутренне напрягшись от постороннего присутствия, изображаю полнейшее равнодушие к окружающему миру, затем спросил: "А ты умеешь делать канальчики?". Канальчики я делать не умел. Как выяснилось, это довольно любопытная процедура: надо встать на берегу неглубокой лужи с песчаным дном и осторожно продвигать ботинок вперед, шаркая подошвой таким образом, чтобы песок, загребаемый со дна, расступался перед носком ботинка, образуя тонкий вал, мешающий воде ворваться внутрь. Идеальным результатом считалась сухая дорожка, полностью пересекающая лужу. Вот так мы и познакомились.

Школьные годы ничем особенным не запомнились - долгие занятия, короткие каникулы, попытки записаться в какие-то кружки и секции, игра в футбол резиновым ластиком в школьном коридоре и раскрашивание портрета Ленина цветными мелками. Единственное, что нам не надоедало, так это чтение. Мне нравились, книжки про индейцев и пиратов, Сашка любил фантастику и историю. Меня волновали битвы и походы минувших лет, Сашка упивался рассказами о колдунах и магах. Прочитаное воплощалось в наших играх, рисунках, и фантазиях - пальцы искусства  месили нас как глину, вылепляя горшки, которые еще предстояло обжечь суровому богу жизни. Пока же в этих сосудах плескалось и бурлило все то, что мы старались зачерпнуть из книг и мира. Помню, как Сашка попытался воспроизвести какой-то древний ритуал, почерпнутый в одной из книг по магии. Когда мерзкая вонючая жидкость, лягушек для которой мы весь день ловили в ближайшем лесу не подействовала так, как это планировал Сашка, он очень расстроился. Рвоту и понос вряд ли можно считать успешным результатом эксперимента. Я посмеялся над легковерием товарища, но в глубине души побаивался, что он мог и достигнуть желаемого - чем черт не шутит? С той поры я под различными благовидными предлогами отказывался участвовать в мистических экспериментах своего неугомонного друга. Все-таки по ночам на кладбище немного некомфортно. По крайней мере живым подросткам.

С окончанием школы наши пути разошлись. Сашка выбирал, поступать на психологический или на философский факультет, мне же это было не очень интересно - и тех и других я считал словоблудами и бездельниками. Я попробовал подать документы в летное училище, но не прошел по здоровью, выяснилось, что у меня какая-то неполадка с глазами. Врач листал книжку с цветными пятнами на страницах, где я тщетно пытался увидеть что-либо помимо этих пятен. Зачем летчику этот навык я до сих пор не знаю. Полистав справочник, этот Парацельс в белом халате обозвал меня цветоаномалом какой-то там степени, и зачитал список родов войск, куда мне путь заказан. Когда он дошел до железнодорожных войск я откланялся, вернулся в родной город и поступил в мореходку. Жили мы в училище, а на выходные дни местных отпускали в город с ночевкой. Приходя домой, в увольнение, я наедался домашней стряпни и шел с визитами по одноклассникам. Частенько виделся и с Сашкой - он все балдел от потусторонних страшилок, рассказывал мне истории об астральных войнах и оккультных ритуалах, о проклятии фараона и колдунах вуду. На эти темы он готов был говорить часами, всюду ему чудились тайные культы, загадочные знаки, скрытые силы и мрачные секты. Пару раз он приглашал меня на встречи со своими, такими же сумасшедшими друзьями-студентами. Долго я находиться в их кругу не мог - от бесконечных разговоров, пересыпанных непонятными терминами и неизвестными фамилиями, у меня начинала болеть голова, я мрачнел, ощущая себя идиотом, причем одиноким и ненужным. После того, как мне приснилось, что я втыкаю иголки в восковую куклу командира отделения (он тогда влепил мне несколько нарядов вне очереди, отчего меня не пустили в город, видимо мое раздражение наложилось на Сашкины рассказы, дав такой странный результат) я решил избегать таких походов.

В тот день я тоскливо слонялся по территории училища - занятия закончились, самоподготовку мы всячески пытались игнорировать. Сами понимаете - молодые здоровые парни с трудом могут усидеть в душном классе над учебниками, когда на улице июнь, жара и загорелые девчонки. Сейчас бы в город - полчаса езды на электричке и ты там, где море охлаждает зарытые в песок пивные бутылки, прибой лижет покрытый водорослями волнорез и солнце приближается к горизонту, оставляя за собой светящуюся дорожку из танцующих бликов. Мои мечты прервал крик дневального: "Андрюха, тебе какой-то друг из города звонил, просил, чтобы ты с ним связался". Я посмотрел на телефонный номер, записанный дневальным на последней странице книги сдачи-приема дежурства. Сашка звонил, странно. Только вчера расстались, отчего такая срочность?

Трубку схватили сразу, будто Сашка не отходил от аппарата. Едва услышав мой голос, он затараторил: "Андрей, они меня нашли, видимо я нащупал что-то опасное, они выследили, кто я, где живу, а я не справлюсь с ними сам, у меня пока не тот уровень, чтобы противостоять таким силам…" Он что-то еще говорил, сбиваясь, повторяя одни и те же слова, пока я его не перебил: "Санек, погоди, объясни толком, что случилось?" Он замолчал, мне показалось, что я слышу, как у него стучат от страха зубы: "Я тут пробовал на одних продвинутых выйти. Ну, там справки наводил, с людьми беседовал, расспрашивал о них, понимаешь? И видно им это не понравилось, вот они решили от меня избавиться. Захожу я сегодня в подъезд, а у моей двери тетка вся в черном. Стоит на коленях, в руке свечка и она этой свечкой какие-то знаки на полу чертит. А рядом к стене метла прислонена. Я как ее увидел, меня затрясло, сразу понял, что ведьма. Выбежал из подъезда, но домой-то попасть надо. Подкрался, из-за угла подглядывал, пока она из подъезда не вышла. Заперся дома, мать ничего понять не может, не знаю что и делать…" Я постарался успокоить друга: "Санек, не переживай. Я к тебе в субботу приду, что-нибудь придумаем. Может святой водой надо или еще чего-нибудь…Ты особо никуда не выходи, а там поглядим. Дома посиди. Все будет нормально".

В субботу я смог добраться до Сашкиного дома лишь вечером. Дверь открыла его мама. Приготовленные слова застряли у меня во рту. "Саша умер, Андрюша", - глухо произнесла она. Меня качнуло от этого известия, все будто подернулось звенящим туманом. "Как же… отчего?", - еле ворочая языком выговорил я. "Никто не знает, врачи так ничего и не поняли. Будто сгорел, практически в один день...". Она заплакала, вытирая красные глаза платком. "Да ты проходи, в его комнату,  вы друзьями были, я думаю, ему было бы приятно, что его друзья не забывают. Я чай поставлю…" Я просидел около часа, чувствуя жуткую неправильность происходящего, стараясь не встречаться взглядом с фотографией Сашки, перед которой горела тоненькая церковная свеча. Когда прощались, Сашина мама попросила меня забежать на неделе, забрать книги, которые он брал в университетской библиотеке и у друзей-студентов. "Отдать их надо, а я не хочу, чтобы чужие люди ходили, тяжело всем объяснять…" Она опять заплакала. Я пробормотал что-то соболезнующее и выскочил за дверь.

В среду, отпросившись в училище, я, вытирая платком то лоб, то шею, добрался сквозь городской зной и уличную пыль до Сашкиного дома. Войдя в прохладный подъезд, я, ослепленный солнцем, не сразу рассмотрел женщину в темном халате. Она, встав на четвереньки, медленно передвигалась вдоль стены, выставив перед собой руку с зажженной свечкой. Внезапно меня пробил холодный пот - я вспомнил Сашкин рассказ. "Вы чего… тут… с огнем…", - промямлил я. Женщина обернулась. "Да, сынок, пух этот проклятый. Летит с тополей и летит. А у меня зрение-то неважное, я его и не вижу. Мела, мела, пока не додумалась сжигать. Спичками-то чиркать замучаешься, да и мусор из-за них. Вот я свечку и приспособила…." 

И тут со мной случилась истерика.