На берегу зеленого экскремента

НА БЕРЕГУ ЗЕЛЕНОГО ЭКСКРЕМЕНТА

Озеро было средних размеров, с небольшой стадион. По берегам росли причудливые не то пальмы, не то папоротники – синие и налитые, жирные. Их листья местами были заметно объедены. Кем? Неизвестно.

Само озеро было каким-то… странным: вода, не вода – что-то мутное, густое и зловонное. Взяли «жидкость» на химанализ. Прибор показал наличие органики: дичайшая смесь из хлорофилла, слизи, кислот и… хм! драгметаллов! Их процент в жиже приближался к единице – совсем неплохо! Набор металлов оказался впечатляющим: золото, платина, иридий, титан… Тут было над чем подумать! Даже усилиями небольшой лаборатории можно в ближайшее время наладить добычу, исчисляемую килограммами! А завезти промоборудование и поставить хотя бы средней руки обогатительную фабрику? Сам собой наклевывался весьма выгодный проект: сюда – людей, приборы, оборудование, продукты… Отсюда – слитки редких металлов!

С трудом верилось в удачу. Странное зеленоватого цвета сырье, амбрэ от которого такое, что хоть святых выноси. Но – золотое дно! Решили все-таки поставить небольшой эксперимент по обогащению сырья и определить примерные энерго- и временнЫе затраты на производство единицы того или иного драгметалла. Провозились полдня, пока процесс более-менее наладился, и вскоре получили первые капельки золота и платины довольно высокой пробы. Химики и технологи на радостях стали требовать шампанского, но нач. экспедиции, П.А.Кравченко, сказал:
- Ребята, вы молодцы, не спорю. Но шампанское экспедицией не предусмотрено – не вошло в разнарядку. Поэтому пить будем на Земле, когда вернемся.

Экспедиция ликовала. И лишь планетолог, Саша Киреев, был чем-то недоволен, даже встревожен. Его пытались урезонить, но он отмахнулся, сославшись на свою интуицию, и уговорил Кравченко, чтобы тот отпустил его на полдня (ну, на несколько часов!) – пошастать по окрестностям «озера». Петр Андреич замотал было головой: от места расположения экспедиции никуда! Но Саша чуть поднажал (он это умел) и убедил-таки шефа, сказав, что надо, дескать, провести рекогносцировку, разведать обстановку визуально: приборы приборами, но ничто не заменит живого свидетельства специалиста его уровня (а Саша был довольно видным планетологом, с солидной наработкой часов как на поверхностях планет и астероидов, так и в недрах оных).

В сопровождение Саше определили биолога Надежду Парий. Кравченко сказал: чтоб не зарывался, чтоб было кому остановить в случае чего и чтоб было кого слушаться. Время для «рекогносцировки» определили им в пределах 3-х часов, не больше, причем Кравченко обязал: со связи не уходить, далеко не удаляться. А уж пару дней спустя организуем, мол, разведку по полной программе – на вездеходах, с подстраховкой, с боезапасом (на всякий случай).

Саша с Надей взобрались на склон «озера», доложили, что визуально впереди – холмистый ландшафт, никакого движения не наблюдается. Хотя… Что именно «хотя», сказано не было. Полминуты молчания, затем Надя и Саша перекинулись парой малопонятных слов, и в микрофон было сказано:
- Петр Андреич! Впереди, метров двести, максимум полкэмэ, что-то, на мой взгляд, любопытное. Надя биолог, и ей, похоже, также интересно. Мы пройдем вперед? А?
- Ой, ребята… - вздохнул Кравченко. – Накличете вы нам беду!
- Да какая беда, Андреич! Ничего ж не шевелится. Просто… цвет какой-то странный. Может, минералы? Мы быстро, туда и обратно. Мы ж на связи!
Кравченко, поиграв желваками, спросил:
- Надя! Что думаешь?
Надя Парий ответила тотчас, как будто ждала, что спросят именно ее:
- Петр Андреич! Я не вижу причин для беспокойства. Мы ж недалеко от вас: случись что – до нас вам минут пять хода. А нам обоим, честное слово, интересно поглядеть поближе, что там такое. Саша минеролог, я биолог, тут взаимный профинтерес.
- Ну-ну, профессионалы… - буркнул Кравченко. – Ладно, связь держать по-прежнему, поглядите, что там вас заинтересовало. Но только ни во что не ввязываться! Поглядели, оценили, доложили – и назад!
- Есть! – по-военному отозвался Саша. И две фигурки в скафандрах, помахав лагерю руками, скрылись за склоном.

Тем временем химики окончательно ввели в режим свою минилабораторию, сделали первые существенные зачерпы вонючей массы из «озера», и вскоре процесс активации, обогащения зловонной «руды» стал набирать силу. Если всё получится, если концентрация драгметаллов оказалась не случайным вкраплением, а распределена в жиже равномерно, то через несколько часов процесс должен реализоваться в виде уже вполне ощутимого количества целого набора драгметаллов! Речь могла идти о граммах, и если так, то это уже будет колоссальным успехом экспедиции!

Александр и Надежда потихоньку, молча продвигались к только им одним видимой цели, слышалось лишь их натужное дыхание.
- Что, тяжко? – спросил их радист Паша, которого Кравченко посадил у аппарата дежурить.
- Да… песок. Вязкий, ч-черт! – отозвался Александр. – Но ничего, движемся, полпути уже, по-моему, одолели.
- Надя, видно хоть что-нибудь? Прояснилось? – спросил Паша.
- Н-нет, пока ничего… Всё то же слегка оранжевое пятно на общем желтоватом фоне.
- А-а… что там вокруг вас? – продолжал Паша.
- Да ничего особенного, скукотища, - вмешался Александр. – Песок, холмы вдалеке. Только одно это пятно и привлекает. Ну, а до холмов-то нас Кравченко все равно не пустит, до них километров пять-семь.
- Да уж, лучше не стоит, - ухмыльнулся радист.
Следующие полчаса прошли опять-таки в молчании – фраз никаких, лишь тяжелое дыхание «рекогносцировщиков». И вдруг…
- Ч-черт! – резкий возглас Александра.
- Что? Что там у вас?! – выпрямился радист, и тут же подал знак шефу: новости, мол, что-то снаружи происходит. – Что за «черти» у вас, Саша? – повторил радист с заметным волнением.
- Мы дошли до пятна, - отозвалась на сей раз уже Надя.
- Ну и?..
- Да… пятно так себе, ничего особенного: почва чем-то была опрыскана, потом вроде высохло. Правда, песок какой-то… оплавленный, что ли. А вот… - и вновь молчание.
- Да не тяните же! – не выдержал подошедший Кравченко.
- Петр Андреич, вы? – снова раздался голос Александра.
- Ну а кто же, черт побери! Петр Первый?! Говори быстро, что у вас там происходит! – шеф начинал терять терпение: слишком велик риск оставлять на чужой планете людей вне поля зрения всей команды.
- Петр Андреич, успокойтесь, - медленно произнес Саша. – Страшного ровным счетом ничего. Но только… мы стоим на краю склона, что-то типа громадной воронки, а внизу какой-то гигантский холм.
- Ну и что? – шеф все еще не мог сдержать нетерпения. – Какой холм? Надя! Ты меня слышишь?
- Да, Петр Андреич…
- Скажи хоть ты что-нибудь вразумительное!
- Петр Андреич, я не знаю, но мне кажется…
- Что? Что тебе кажется? Говори скорее!
- Шеф! – вновь вступил голос Александра. – Не сочтите меня за идиота, но мне… нам кажется, что этот холм… движется!
- Надя! – закричал Кравченко. – Он что, пьян? Да не холм – Сашка?!
Надежда отреагировала не сразу. Помолчала, хмыкнула нечто неопределенное, затем:
- Шеф! (обычно она называла Кравченко по имени-отчеству). Боюсь, что в данном случае… мы с Сашей пьяны оба. Потому что холм действительно движется!
- Ку-уда, куда он, черт побери, движется? И с какой стати? С какой скоростью, наконец?! – шеф утёр рукавом испарину со лба. – Ребята, попробуйте разобраться спокойно, без эмоций. Этот холм – гора, что ли?
- Вроде того…
- А высота? Как далеко вы от нее?
- Да рядом, рукой подать. Высота?... н-ну, с трехэтажный дом, пожалуй.
- Может, это какая-то крышка… а под нею каземат, ракетная шахта? Ну соображайте, ребята, соображайте! Потому что, сдается мне, вам нужно срочно делать оттуда ноги! – Шеф явно терял самообладание, ибо невесть откуда подступила тревога: под ударом оказались двое членов экспедиции, а поскольку всё происходило неподалеку от базы, то, стало быть, в опасности и все остальные!
- Петр Андреич, - раздался тихий Надин голос. – Холм этот движется в сторону от нас, еле заметно – десятка два-три сантиметров в минуту. И мне кажется… - снова молчание.
- На-а-дя! Говори быстрее, ЧТО тебе кажется?! Не тяни, шутки кончились! – уже не сдерживаясь, заорал шеф.
- Петр Андреевич, боюсь, вы меня засмеёте. Но поскольку вы сами сказали, что «шутки кончились», а я к тому же еще и биолог, то рискну предположить, что эта «гора» - живое существо!
- Че-го?? – Кравченко аж поперхнулся от неожиданности. – Надежда! Вы что там, действительно умом тронулись со своим напарником?
- Шеф, не надо грубить, - спокойно осадил его Сашин голос. – Надя все-таки биолог, и зря трепать языком не станет.
Кравченко замычал, потом мотнул головой, будто стряхивая с себя похмелье:
- Ну хорошо-хорошо, ребята. Вы там рядом, вам виднее. Но вы хоть понимаете, какую чушь несете?
Александр снова попытался урезонить Кравченко:
- Шеф, не надо эмоций! Садитесь в вездеход, и через пять минут всё увидите сами.
- Вездеход, само собой, вышлем. Но вы оба давайте-ка срочно разворачивайте оглобли и – назад, в лагерь!
Наступила заминка, так что Кравченко вынужден был переспросить:
- Вам понятно? Не слышу восторгов!
С того конца связи наконец-то отреагировали, прошелестел Надин голос:
- Петр Андреич! Я поняла! Это… гигантский моллюск!
- Прекрасно. Пусть себе ползет, куда хочет, а вы – быстро назад.
- Петр Андреич! – в голосе Нади Парий послышалась мольба. – Но моллюски, они же безвредны! Я знаю. Разрешите, я хоть кожу его исследую?
- Надя! Надежда Фирсовна! – Кравченко намеренно перешел на официоз, чтобы придать вес распоряжению. – Слушайте меня внимательно: ни-ка-ких исследований! Никакого приближения к этому вашему… моллюску! Не волнуйтесь, далеко он не уползет, судя по его скорости. Немедленно возвращайтесь в лагерь, и мы организуем исследование по полной программе. И по инструкции!
- Но…
- Никаких «но»! Конец связи!
Разумеется, «конец связи» - то была просто фраза, своеобразная форма приказа, который не обсуждается, так что радист Паша продолжал «висеть» на радиочастоте, пока Кравченко отошел, чтобы распорядиться приготовить вездеход.
А на другом конце радиоволны тем временем происходило вот что.
Надя, не осмеливаясь нарушить приказ шефа, распрощалась с намерением подойти вплотную и потрогать «кожу» гиганта-моллюска, но соблазн хотя бы разглядеть вблизи это невиданное прежде чудище в биологе все же победил. Надя слегка прошлась вдоль уползающей «горы», восхищенно разглядывая огромную серую массу, и в этот момент услышала в наушниках свист. Оказалось, свистел ее напарник, который предупредительно держался подальше, у «хвоста» моллюска.
- На-адя, погляди-ка! Эта штука уползает, и оставляет после себя… экскремент!
- Чего-чего-о? – моментально услышали оба в наушниках. Это встрял радист Паша.
Александр тотчас отреагировал:
- «Чего-чего»! Тово самого! Эта «гора» гадит, вот чего! Пока она тут лежала, жрала вокруг себя ихние… саксаулы да папоротники, экскременты-то созрели? Созрели! Куда их отложить? Под себя, естественно! Так что, Паша, передай шефу, что я всех нас поздравляю: мы вляпались на берегу нашего «озерца» в чужое дерьмо, и теперь активно ищем в нем бриллианты. Когда иссякнет первая лужа, перейдем ко второй – она, сам понимаешь, неподалеку. А затем найдется и третья, и десятая… Их тут наверняка много. И копаться нам, дорогие коллеги, в этом самом дерьме до конца дней своих – во всяком случае, до конца командировки…
Не успел Саша закончить свое пространное резюме, как на его глазах случилось нечто. Надя, продвигаясь вдоль моллюска-горы, отошла уже на солидное расстояние и остановилась, разглядывая на ноздреватом теле все так же медленно уползавшего гиганта какую-то странную вмятину. Любопытство профессионала взяло верх, и Надя сделала шаг, чтобы разглядеть вмятину поближе. Вмятина, будто отстраняясь, втянулась внутрь. Надя удивилась, и сделала еще один шаг – вмятина стала глубже. «Реагирует на меня, что ли?» - успела подумать Надя и протянула руку. В тот же миг вмятина резко дернулась вглубь, а затем изнутри вырвалась оранжевая струя чего-то жидкого и липкого. «Плевок» оказался настолько сильным, что отбросил биолога и повалил на песок. Саша, видевший момент «плевка», заорал чужим голосом:
- Надя!!! Назад!!
Но какой там «назад» - дело уже было сделано. Александр кинулся к поверженному биологу, не обращая внимания на вопль радиста: «Что там у вас?!». Когда до Нади оставалось метра три, «гора» плюнула второй раз – видимо, целясь в Александра. Тот успел отпрянуть, оранжевая струя пронеслась прямо перед ним, не задев даже поверженную Надежду. Саша пригнулся, подхватил почему-то отяжелевший скафандр биолога под руки и что было сил рванул на себя. И тут же услышал Надин голос:
- Ого! Что это было?
- Надя! Не валяйся трупом – давай-ка рвем когти отсюда, и поскорее. Твой безобидный моллюск обгадил тебя с головы до ног. И неизвестно, какие еще сюрпризы он нам приготовил. Шеф-то как в воду глядел!

Надя с трудом поднялась на ноги, мотнула головой:
- Вот это был удар!
Александр, поддерживая биолога под руку, сквозь стекло шлема заглядывал ей в лицо:
- Ну как ты? Всё нормально?
- Да вроде цела…

Александр хотел было отереть перчаткой оранжевую гадость со шлема биолога – и похолодел: у него на глазах стекло начало мутнеть и покрываться мельчайшими пузырями.
- На-адька… - потерянно протянул он. – Милая! Срочно рвем на базу! Без разговоров! – И тут же заорал дежурившему радисту: - Паша!!! Зови шефа и сию секунду высылайте вездеход! Иначе … потеряем Надю!
- Что, что стряслось?? – рявкнули сразу два голоса – радиста и Кравченко.
- Шеф, вы там? Слава богу! С Надей беда – ее обоср… простите, обблевал какой-то оранжевой гадостью тот самый моллюск.
- Надя жива?? – завопил Кравченко.
- Да жива я, жива, - послышался тихий Надин голос.
- Не слушай ее, шеф! У нее мутнеет стекло шлема, растворяется, понимаешь? Этот гад моллюск плюется чем-то, напоминающим плавиковую кислоту… Потом разберемся – срочно гоните сюда вездеход! И врача, врача!!
Надежда пыталась что-то возражать, но Саша грубо оборвал ее:
- Замолчи, де-ушка! Если можешь идти – быстро рванули к лагерю, пока еще твой шлем держит удар.
Он кинулся было оттирать оранжевую слизь с Надиного шлема песком, но песок тоже шипел и растворялся. Тогда он подхватил биолога под руку и увлек за собой в сторону далекого гребня, из-за которого вот-вот должен был вынырнуть вездеход.
- Шеф!! – орал Сашка, таща за собой Надю. Вы что там – уснули?? Где вездеход, мать вашу??
- Выезжаем, Саша, уже мотор завели!
- Бы-ыстрее, черт побери! Стекло у Нади не выдержит!
Он тащил и тащил за собой бедную женщину, и вскоре у обоих подсело дыхание. Они остановились.
- Надя! Дышишь?
- Да дышу, дышу, всё в порядке… - еле выговорила напарница.
- Ой ли, дорогая! «Порядок» будет, когда влезем в вездеход, - рявкнул Саша и снова потащил биолога за собой.
Вдалеке из-за песчаной гряды выскочил, наконец, вездеход. И в ту же секунду стекло Надиного шлема натужно лопнуло – «оранжевая слюна» треклятого моллюска проела-таки а нем отверстие…
- На-а-а-дя-а-а!! – завопил Александр, глядя, как постепенно бледнеет лицо биолога: женщина остановилась и начала оседать на песок. Из отверстия в шлеме со свистом вырывалась дыхательная смесь – давление в скафандре биолога резко упало.
Александр запрокинул теряющего сознание биолога на спину и всем телом навалился на отверстие в ее шлеме, надеясь перекрыть уходящий из скафандра кислород и, соответственно, задержать угасающую жизнь в своей прекрасной напарнице.
- Вездехо-о-од!! – орал Сашка, обливаясь потом и слезами. – Быстрее-е-е!! Она умирает!! - Он тормошил Надю за плечо, стараясь как можно теснее прижаться телом к проклятому отверстию в шлеме. – Надя! Надя!! Ты меня слышишь?? Задержи дыхание, они уже близко!
Но женщина не реагировала – похоже, сознание уже покинуло ее.

…Вездеход резко тормознул у изголовья Надежды. Наружу моментально высыпали три фигуры – то были Кравченко, врач Савичев и водитель вездехода Коля Шмаров. Рыдающего Сашу Киреева с трудом оторвали от безжизненно распростертого тела биолога, которое быстро загрузили внутрь вездехода. Следом втащили Сашу, и вездеход, круто развернувшись, помчался в лагерь.

Врач экспедиции Савичев, Иван Антоныч, не дожидаясь возвращения на базу, тут же приступил к реанимации. Продырявленный Надин шлем осторожно сняли и отправили в бункер с нейтрализующим раствором (туда же чуть погодя загрузили оба скафандра – Надин и Сашин: нужно было освободить их поверхность от агрессивной оранжевой гадости, «слюны» моллюска). Савичев колдовал над безжизненной Надей, то прикладывая к ее лицу кислородную маску, то делая ей искусственное дыхание и прослушивая сердце. Наконец, после разряда электрошока сердце биолога ожило, а вскоре активизировалось и дыхание. Савичев, подключив необходимые датчики, тотчас вколол Надежде дозу стимулятора, и женщина, не приходя в сознание, уснула. Сон должен был продлиться с полчаса, чтобы организм успел оправиться от пережитого стресса, связанного с удушением при внезапной декомпрессии. Савичев подступил было с уколом и к Александру, но тот отмахнулся: «Потом… Спасайте Надю!».

Трое мужчин стояли над «спящей красавицей», и каждый думал о своем. Врач тихо и профессионально радовался своей удаче: экстренной шоковой реанимации пациента. Кравченко качал головой, испытывая легкое удовлетворение оттого, что интуиция его все же не подвела, когда он пытался срочно вернуть двоих людей на базу, хотя с биологом еще придется разбираться отдельно: ведь уйди она сразу же от проклятой… рептилии, или как ее там – ничего бы не случилось! С другой стороны: у экспедиции теперь имеется ценная информация по безопасности. Саша же молча глядел на спящую Надежду, и едва сдерживал дрожь, представляя, что такая вот красота только что могла запросто погибнуть. Он не простил бы себе этого до конца жизни! Интересно, кто она, Надя, по происхождению? Откуда тянутся ее корни? Имя вроде бы исконно русское, фамилия – странная какая-то: Па-рий! Что означает это «Парий»? Да и отчество порождает вопросы: Фирсовна, хм! Что за папаша у нее – Фирс Парий? С каких краев? Наверняка что-то южное… с берегов Адриатики, что ли? Саша как-то даже и не заметил, что просто любуется лицом спасенной и теперь безмятежно спящей женщины.

Вездеход тем временем прибыл на базу, его обступили встревоженные члены экспедиции – химики, инженеры, пилоты, исследователи… Когда вынесли Надю, мирно лежащую в «саркофаге», кое у кого, особенно у женщин, проступили слезы. То были естественные слезы радости за спасенного товарища. Надю поместили в лазарет и стали ждать ее пробуждения.

Перед пробуждением врач удалил из бокса всех, включая начальника экспедиции. И лишь побеседовав с проснувшейся женщиной и убедившись, что она реагирует на всё окружающее вполне адекватно, четко помнит, чтО именно с нею произошло, и что чувствует она себя вполне сносно, Савичев разрешил остальным навестить пострадавшего биолога. Кравченко, постояв возле виновато глядящей на него красавицы, лишь молча и укоризненно покачал головой, но уходя все же сказал, что Надя родилась в рубашке и что он очень рад за нее. И добавил:
- Ты, Надежда Фирсовна, когда вернешься, обязательно сходи в церковь и поставь свечку за здравие Александра-спасителя.
Надя не сразу поняла, а догадавшись, переспросила:
- Это вы про Сашу Киреева, да?
Шеф улыбнулся и, не ответив, вышел.

Когда все визитеры отдали спасенной долг вежливости и Надя, наконец, осталась одна, появился Саша. Подошел, молча пожал ей руку и остановился в нерешительности – что говорить-то? Надя смотрела на него восторженно и нежно и тоже молчала. Когда пауза затянулась, она сказала:
- Саша, мне рассказали, что ты – прости уж меня! – проливал надо мной слезы, когда я перестала дышать… Почему, Саш?
- Ну ты даешь! А что, по-твоему, я должен был плясать от радости?
- Нет, конечно, но слезы… Плачут обычно по родным, по тем, кого любят. – И тотчас заметила, как щеки Александра тронул легкий румянец. «Ничего себе! – подумала. – Такой большой, сильный. И смущается? Вот не знала. Он всегда казался мне грубоватым… А вот поди ж ты! Неужели и впрямь неравнодушен ко мне?». И усмехнулась про себя: «А что? Я же не уродина какая-нибудь! Чего бы мужику и не влюбиться в меня?».
Надя лукавила: она прекрасно знала, что многие «местные» мужчины давно, тайно и безнадежно влюблены в нее, понимала, что ее красота, возможно, даже мешает их общей миссии – экспедиции, поскольку «мужчины на корабле» куда как легче переносят присутствие простеньких, неприметных собою женщин. Но что было делать? Она ж не виновата, что родилась далеко не уродиной, что стала неплохим биологом и что ее заметили и пригласили в экспедицию. Вряд ли высокое начальство рискнуло бы включить в состав экспедиции просто глупую, хоть и смазливую куклу: балласт, он везде балласт, и красота не делает его полезнее. Что ж, она несла по жизни этот свой «крест» - красоту, и за годы работы научилась мягкостью да строгостью нейтрализовывать побочные эффекты от ее, красоты, воздействий. Коллеги-мужчины уважали и любили ее чисто по-человечески, по-дружески, не переходя границ дозволенного.
Вот и Саша Киреев: большой, грубоватый, закаливший за годы суровой работы свой характер, он мог в любую секунду «сморозить» что-либо не вполне подходящее для женских ушей. Правда, при этом умудрялся никогда не опускаться до пошлости. Их пути особо не пересекались, она что-то слышала прежде о знаменитом планетологе Кирееве, а тут еще довелось попасть в одну экспедицию. Ну, познакомились, при встречах здоровались – и только. Иногда вместе участвовали в совещаниях, которые проводил Кравченко. Сегодня впервые оказались «в одной связке». И вот… Слезы в общем-то постороннего ей человека, слезы по ней! А теперь еще этот нежданный румянец смущения на вечно суровом мужском лице. Что-то за всем этим определенно скрывалось!
И Надя решила во что бы то ни стало во всем разобраться. Взяв оторопевшего Киреева за руку, она попросила его подсесть к ней поближе – поговорить. Он повиновался и, похоже, стал совсем беспомощным от растерянности.
- Саш, что это с тобой? – спросила она, улыбнувшись. – Да не бойся ты меня! Ты ж для меня теперь все равно что брат, - и заметила, как по его лицу скользнула тень сожаления. «Ага! Что-то проясняется!», подумалось ей. – Расскажи-ка лучше, как ты пытался меня спасти? Мне говорили, что закрыл своим телом «амбразуру» моего шлема, так? Я-то не помню, в тот момент уже отключилась.

Саша наконец-то оттаял и принялся объяснять, как всё произошло:
- Я, Надь, в тот момент просто опух от безнадежности: только что ты дышала, и вот я уже ничем не могу тебе помочь! Готов был свой скафандр скинуть… Да что толку! Ну и прикрыл собой утечку… д-дурак!
- Почему же «дурак», Саш?! Может, не сделай ты этого, меня бы сейчас уже отпевали.
- Да потому, Надь, что решение на самом деле было куда как простое: всего-то надо было повернуть тебя лицом вниз и ткнуть дырку шлема в песок, поглубже! А еще лучше было бы сделать это сразу после "плевка". И всё! И воздух бы не выходил, и спокойно дождались бы вездехода. А я сдуру да в горячке кинулся «на амбразуру» - тоже мне, Александр Матросов хренов!

Надя неожиданно погладила его по щеке, отчего Киреев совсем растерялся.
- Саш, не суди себя так беспощадно. Задним-то умом мы все крепки. В следующий раз, когда меня спасать будешь, сразу, стало быть, мордой в песок! Эх Сашка, милый, ты хоть понимаешь, что я твоя должница до конца жизни?
Он набычился и буркнул:
- Ничего ты мне не должна!
- Ладно, не должна. Но хоть женщине навстречу ты бы мог пойти? А, Саш?
Киреев насторожился, а Надя, совсем уже осмелев, поскольку ее забавляла Сашкина растерянность, продолжала:
- Ну скажи, Киреев, мог бы ты что-нибудь сделать для женщины, тем более – для спасенной тобою?
- К-конечно, - пробубнил он, не вполне представляя, что его ждет. – Проси чего хочешь – всё сделаю.
- Поцелуй меня, Саша!..

Н-да, видел бы кто-нибудь, что сделалось после таких слов со знаменитым планетологом, кандидатом минералогии Александром Киреевым! А Надежда уже не могла остановиться – в нее вселился азартный чертенок:
- Сашуля, да не бойся же ты меня! Ну представь хотя бы на минутку, что ты, скажем, влюблен! Ну хорошо, поцелуй, как сестру, - продолжала забавляться Надя. – Ах, не хочешь «как сестру»? Совсем не хочешь? Меня не хочешь? Са-аш, ну не обижай женщину-то! Лучше признайся, что любишь меня! Ведь любишь? Раз спасал, значит любишь. По глазам вижу. А если любишь, тогда – целуй!

Но эта игра была уже чистой игрой, Киреев давно «сдался», потому что был избавлен от тяжкой обязанности признаться, наконец, в своем давнишнем и, как он думал раньше, совершенно безнадежном чувстве к «первой красавице Галактики» - так он всегда мысленно именовал в своих мечтах биолога Надю Парий.

…Они неторопливо и смачно целовались, и Саша, ощутив в руках горячее, упругое тело красавицы, о которой еще вчера даже мечтать не смел, получил возможность сравнить две разновидности невесомости: первую, с которой сталкивался сотни раз в тяжелые будни своей бесконечной работы, и вторую – невесомость от ощущения беспредельного счастья. Они целовались и тихо переговаривались. И Саша успел-таки спросить в паузах, откуда у Нади такая интересная, необычная фамилия? И откуда вообще она сама – не марсианка ли? Надя отвечала тихим смехом глубоко счастливой женщины, и между делом рассказала, что вообще-то она – потомственная гречанка: деда звали Димитрос Париопулос, с бабушкой он познакомился в Москве, в "университете Лумумбы" – РУДээНе. Они учились вместе. И было это очень, очень давно, еще в конце XXI-го века. А потом родился отец, которого по настоянию деда назвали Фирсом. Почему именно «Фирсом»? А никто не знает, дедушка унес эту тайну с собой. Папа рос довольно упрямым мальчишкой, и когда подрос до совершеннолетия, вдруг решил поменять красивую и звучную дедушкину фамилию на более короткую. Дед и бабка его отговаривали, но спорить с ним было бесполезно. Так отец стал Парием, и тоже, как и дед в случае с «Фирсом», безо всяких объяснений.
- А потом, Сашенька, родилась я, и мама, переупрямив отца, назвала меня просто Надей, Надеждой, потому что очень надеялась, что я вырасту умной и красивой. И знаменитый Александр Киреев теперь сможет определить, оправдались ли надежды моей мамы?
- Оправдались, принцесса моя, ох как оправдались! – чмокнул ее Саша поочередно в оба глаза.
- Но кто знает, - продолжала импровизировать Надя, перебирая пальцами Сашины волосы, - не упрись мама в свое время, отец мог бы назвать меня как-нибудь по-своему, и была бы я сейчас, скажем, Электрой. А? Нет, ты вдумайся, Сашенька: Электра Парий! Черт те што, созвучно с элетропарилкой, ты не находишь? Ты меня тогда уж точно не полюбил бы.
Саша целовал ее в нос и отвечал, что не любить Надю Парий, называйся она хоть «электропилой» - это все равно, что не жить.

И время неслось, и они боялись лишь одного: что войдет доктор Савичев и потребует от Нади соблюдения больничного режима. Но Иван Антоныч, сперва озабоченный столь затянувшимся визитом Киреева и обеспокоенный самочувствием больной, в конце концов доверился своей интуиции и понял, что для пациентки совсем не обязательно сейчас его, доктора, присутствие, и что по меньшей мере в течение нескольких часов беспокоить ни Надю Парий, ни того, кто пришел ее навестить, не стоит…
Потому что жизнь ПРОДОЛЖАЕТСЯ! Даже на склонах «озера из зеленого экс…» (но не будем сбивать высокую ноту!).
7.01 – 17.01.2004
Таллинн