Зрачок под линзой

1

- Шелкография! Спрос, - трескуче-скрипуче, - В Москве - не здесь!
Над столом, на вертеле шеи повернувшись, из каштановых локонов. Обтекли - лицо из-за плеча, высвободили. А локти - выше них закатанные рукава - по-прежнему упорами в стол. В правом кулаке, отогнутом как взведённый курок - на заострённом бойке кисточки - отвлечённое внимание. Висло.
Младший из братьев-Сорокопутов, не задетый беседой, выходил из сосредоточения - рывок. Одетая в трикотаж рукавчика футболки дельтовидная мышца - ожившая - формой, величиной с порванное сердце быка. Пальцы иные все отставив, кроме двух - конь был поднят.
Другая гора - на табурете, образуемом с задницей сужение-основание шахматной фигурки - с перехватами. Неубедительно - над ним что - напоминало голову только что поднятого. Понимающе задёргалось: мышечной эмоцией перекатились - бугры.
На улице когда - Сом жрёт мороженное, вафельный стаканчик. В бицепс-трицепсе - обхват - диаметром как его голова. Рука сгибается петлёй - локоть вперёд. Как слоновий хобот - только загибом не вниз, а вверх. Белая шапочка пломбира наконец тычется - дотянувшись - ему в рожу, в рот. Белые подтёки - от мимопопадания? - вокруг отверстия.
- Багет какой брать?
- Щас-подожди, - попугайный скрип голоса переминает тонкие кривые ноги - в обтяг вельвет брюк.
Всё ещё склонён Варган над столом, кисточкой как паяльником - коснулся-отдёрнул. К тем - полноватые в голубых джинсах - светло-кудрявого, широколицего - что подгребли.
- Кооператив?.. Шелкогра…
Снаружи на дверь мастерской - дробно опустилось прошение. По обивке жестью. И сразу лазурные джинсы отправились - под утвердительную пляску карих волос над столом - к крючку. Выдёргивать, взяв всей пятернёй, из петельки.
- А-а, Вовка-директор… - краем глаза пробдив, будто им - ходоку пожаловавшему - и скрипнул.
- Алик… Ы-ы-ы! - пожатие возле шахматной утончённости перешло в армреслинг, всё одно - руками.
Сомов размял лопатку, шатнув лицом вверх - выведенный из придёмыванья над поплавком. Повесил ладонь.
Круг приветствий Вовы Хахалина добрался - добрёл - и до дела, к волосатому:
- Зелёная эмаль…
- Чё - эмаль?
- Пуды собрались, - старший Сорокопут-брат, вяло принюхавшись к неинтересовавшей его вовсе беседе - о чём-то они, о красочном - зевнул.
Вышедший из наклона над столом Варган свёл брови:
- Под витражи?
Эпоха великой дружбы художников и культуристов. Мастерская "Рыболовпотребсоюза" - но качались, в основном, по домам. А клубность? Самоделка-штанга и как маленькие близняшки - со съёмными оладьями. За гантельки тут брались - поиграть, засидевшись - члены братства. Варган - моду давно с них взял - и при врождённой сухопарости тоже налил мышц в загривок, налепил - крылышки - вдоль хребта. Раздул торс. Остальное пока - в нетронутости, ждало.
- Я туда два раза в неделю.
- Камызяк?
- Ну чё, шахматисты…
Громада, играющая чёрными, разогнулась и, обезвоженным лицом поведя:
- А-аыа? - окончательно из мыслительного процесса был выдернут.
Сом и Сорокопуты являли массу и не имели связи - с изобразительными. У Хахалина, вожделевшую зелёную эмаль, просматривалась - знак общности - любительская подкачка, как и у - за кем числилась Рыболовпотебская кубатура. А мизерно полноватый Витол к наружному применению железа оставался - хотя и вращаясь в среде - спокоен. Чист. Два множества - худо-оформителей и атлетистов разных занятий - пересекались.

* * *

- Вот, ага… Я думаю, что тебе пошло бы на пользу, и просто в радость, почитать замечательные произведения некоторых писателей, о которых мы с тобой говорили…
Она опустила "…сидя в машине и…"
- …глядя на бордовый закат. Ты же прекрасно чувствуешь, поскольку - явно одарённая девушка… Слышите, какая я, а?
Низкочастотный смех поднял пыль. Пробился. После, как непродолжительный - но камнепад - улёгся, ручеёк - тут же - с журчанием.
- …Бунин, конечно, Бунин… Обязательно, в первую очередь "Солнечный удар"…
- В солнечное - удар! - взорван, взорван опять - как так удаётся чертовке?
Цирк - на уши!
Дирижёрский скупой взмах - какофония настройки - молчок.
- …мы с тобой потом поговорим, как прочтёшь. Ещё рассказ "Ида". Там у девушки - фиалковые глаза…
Натуля читала по - стремящимся восстановить сгибы - листам. Взялась бы? Будь - волею заскоков в сварганенный клуб - и Вовик (худ-препад) в составе чутких слушателей? Другого поля ягода - коль пляжно накоротке с корреспондентом. А кто - тот - развеселивший через шутницу-Плаксину? Как же, как же - коллеги по цеху: шапочно, за руку, при встрече, само собой. Но вижу-ально и остальные - монстрики. Летом - куда кроме пляжа?

* * *

Витол - отменный шрифтовик, с поставленной рукой - и в прикладушках. Дипломная строительного техникума висела - над Плаксиной: стенд, чертежи, макет. Упор на представление, а не на расчёты. Балку - на скручиванье?
- Ушла?
Следовало показаться - где-нибудь утром - у кого он помощником. Варганову - при всём понимании - тоже ведь. Объём надо выполнять. Кто?
- Еле глаза продрал….
Халатик - будил. Стелили ему на диване, но уже - как свой: ночью в Натальиной комнате - маячил свет: диплом, не хухры-мухры. Грудью она брала - если бы - только. Бы? Брала?
Взгляд на его трикотажные, светленькие - слегка перерастянутые - ночные плавки. Закорючечный контур. Едва вылезал - памятно - из её кулачка: достался карманный вариант. Застоявшись от возни с тушью - взывал, и безотлагательно. Добавочно - утром?
Складывалась простыня, одеяло - Витолов комплект. Для порядка - в свою комнату. Смена на чистое, может, и не потребуется - недельку ещё? Пока - жилец. За жильца.
Отросшая русо-кудрявая стрижка - крупный заворот толстого волоса - прядями не спускались. Вздувалась. Объединение во внешности - у неё тоже шапка, но пудельная. Химка - природа обесцвеченного одуванчика.
Застёгивая рубашку - аукнулось - как он отставил рейсфедер на полбукве. На беззащитного работника, склонённого - легли, через обтянувшую спину ткань, руки с колкостями. Впереди подушечек пальцев. Заподозрить ласковость? Всегда ж обходилась без. Расплачивалась - по факту.
Квартира зияла, покинутая Таткиной - вполне лояльной - матерью. Её уход Витол - сколько раз ночевал - столько и: не подгоняли. Берегли. Диплом представлялся вершиной, дочку свою - как облупленную. Кругом два.

* * *

Пока он штатный - его, Варгановская. Личных в советские времена? Может, у заслуженных…
В кирпичном пристрое к - ? Весь околоток - из припудренных штукатуркой домовладений. Какие посохранней - отобраны под нужды слуг народа. Пристрой - перестрой. Из одноэтажного. Дом ли? Лабаз? А величественная контора треста - чья собственно собственность - и не касалась, не под боком.
- Пойдёт?
- Но у меня маленькие банки.
Хахалин заливал стёкла смесью близких тонов. Стекая, вплетались. Засыхали - в витраж. Но требовались особые, импортные. И тёмные тона - исключи.
- Сколько - покажи какие - мне…
Не достать же - дефицит. Однако удавалось выписать - непрофильное. Для Камызякской худшколы. Опять же - как дареному коню - что было на местном складе. Колер-то…
- Твой Дербасов - просто дешёвый лапшист.
- Ну-у… Ты уж…
- На уши бабам - наезжать!
Окна в решётках - солнышком, из арматурин. По улочкам здесь - туда-сюда глянь, и опоры козырёчков - фигурная ковка любых мастей - та ещё.
Дверь - казённо обёрнута оцинковкой. И нет вывески. Отапливал кубатуру электрический железный стакан - в обе стороны по крылу, по чугунной батарее. Для югов - вполне. И никто ж не ночует, а днём - в свитерах. Замёрз? Гантельки - приветствовались. Даже Витолом.
- У каждого - свой метод…
- Метод!
- Да один ваш - Сомов…
- Да уж да-а-а… Сом - как-то привёл… с Брода… Так я - намотал, а ему - хоть бы хрен…
- Сюда?
- Хорошо - что как раз с женой поругался…
- Тут же спрятаться негде!
- Без света… по углам…
Зальчик, захламлённый подрамниками, рулонами, банками - системно. Даже - стеллажи. Не как у пьющих живописцев. Да и квасили - мало. Курили - мало. Спортивность. Штангу отжать. Женского рода? Штанга - женского.

* * *

- Ой, да знаю я его… В городе…
- И как на пляж приедешь - уже там!
- Щас прочту, девки - для ха-ха… Уже три письма - о!
- А чо - тебя никуда не приглашает?
- Это - в кабаки? Ну-у, мы не таки-и-ие…
- И где ж - ну, вы…
- Чо - где? Только на машине - катал… Летом… А теперь - во - пишет…
- Он же - старый…
- Ну, мужики, надо сказать, и в сорок…
- Да ну, по-моему - урод… Пузо отрастил…
- … знаешь ли ты, какая нежность может возникнуть в длинных разговорах между мужчиной и женщиной…
- А-ха-ха…
- А-ха-ха…
- Вот он дура-а-ак…
- Зима - и вы  - всё? Не встречаетесь?
- Куда - где? Ему ж - природу… Зато у нас теперь - пожалста - переписка…
- А ты - ты - отвечаешь?
- Ну, один раз - так, чуть-чуть… Что получила…
- А он - сам - кто? Художник?
- Я знаю, что на полиграфическом - раз… И у него - мастерская…
- Тогда поня-я-ятно… где…
- А тут - чо? Список литературы?
- Ха-ха-ха…
- Как в библиотеке!
- Бунин, Ве… чо… Вежинов, Грин… Прямо по алфавиту.
- И ты, Наташка - читаешь?

* * *

Наиестественнейшего мрамора ступеньки - цвет молочного киселя. С пластическими вдавлениями - ямками - или слабой волной по краю - от подошв на самой ходовой середине. Вытерто. Ушки ещё - ушки. Чёрно-жёлтые - под каждой. Для бронзовых прутьев, прижимавших. Достаточно широка лестница, чтобы Витол и Варган свободно повернули стенд - нести горизонтально, как носилки. По улицам тащили-то - стенкой. Загораживаясь.
Завхоз центральной конторы "Рыболовпотребсоюза" рассуждал вслух. В затылок из каштановой лапши - подкрученных обрезков магнитофонной ленты. О стремянке, о шлямбурах.
После обмеров и рабочего натиска - на передовой - наступило затишье.
- Неплохой гудок…
- Эта-то? Секретутка…
Ведя взгляды за - приглушёнными ковёрностью - каблучками. Сидели - подставками собственных мужских прицелов - на широком подоконнике. Осталось навесить. Сидели напротив пустостенности. Между - что на противоположном берегу коридора - высоченными, в древесных узорах, входами. Простенок будет заполнен. Две сухие лужицы от муки штукатурки.
- Затяг, затяг… Наташка - такие только на полгода…
- Жена, шоль, просекла? Я ж…
- Нет, без обид… Тем более, ей там чё-то надо - диплом…

* * *

Владимир остановился дожидаться - встроиться в медленный шаг. Оглядывал приближение. Дербасову шло - на десяток лет убежал - при даже худощавости наел мозоль. Ласково мерил свои любимые два квартала.
- К Приволжскому аэродрому - с дороги - прекрасно видно…
- А-а-а… Ну да…
- От направления ветра… Если когда садятся со стороны Волги…
Как раз протелепались мимо деревянной - трёх - створчатой двери. Открывалась-то средняя. У боковинок - даже затянуты корками краски щели-зазоры, где петли. Столярные выпуклости сгладились облупленными слоями - что усложняло рельеф. Кратерами, раковинами, наплывами - после замазываний и отлетаний. Сохраняя - как малярят полы - тусклую охряность, для вечности. Дербасовская - фактически без окон - кладовка-мастерская. Задами она смыкалась - но глухо, без лаза - с киношкой. Буквенная продукция - шла туда.
- Как-то возил - знаешь - Наталью… Сидим вечерком в машине… Самолёты - один за одним… У неё глаза загорелись… Всё-таки - чувствует… Конечно, не попала с своё время в хорошие руки…
- Ты - про Плаксину?
- Ну да, Плаксина… Девка-то - ого-го - смотрится…
- То, что она, конечно, высшая… Но чтобы - ума…
- Не-е, не скажи… Мозги - работают… Поговорить, конечно - мало читала…
- Не люблю - когда вот так, сам… Но ты - прямо за язык… Ты ей - письма - слал? Честно!
- Ничё се… Откуда? От неё?
- Я с ней даже не здороваюсь! Она - этим - знаешь, качкам-жлобам - вслух! При всех!
Как птица - бывает, на секунду-другую нахохлится, вздуется, а потом враз - прижмёт перья. И осунувшись - худее. Чем до.
- За что купил… Сам - нет, не присутствовал…
- И о чём - что я ей там?.. говорят
- Противно - даже не знаю… подробности… Какой-то список литературы… И кому читала! Этой кодле - в Варгановской мастерской… Ну, от "Рыболовпотреб"…
- Фу, да знаю. Не выношу.

* * *

- Ему надо делать упор - на широчайшие!
Дверь не маленькая - ряд фрамужных стёкол по верху, сама - створчатостью - как ширма. Днём тоже - теряется: серо-жёлтая стена, и  дверной тон - выгоревшая умбра-охра. А тут ещё - блеск от стекляшек. Справа окно - как кузов, поваленный набок, среднего самосвала. Слева ещё один, с прилипшей к дну галантереей. А как вечер? В окнах кругом - неон. И нет двери. Как и Дербасова - здесь, на Броде, к вечеру. Другое - соседнее, смежное - поколение примеряет на себя. Забродившую - недобродившую пока в них - рассеиваемую улицей ночь. Предночь. Совсем вечер - ещё.
- Стас! Он чё - не видит?
Сомов взмахнул рукой - клетчатая тёплая с длинным рукавом, - но октябрь позволял ограничиться. Плечи - будто мешок муки на плечах. Нелёгкий взмах, сильно недоразогнутая в локте. Изящная неповоротливость.
К Сорокопуту-младшему и Сомову с тротуара перешёл - пешеходная же зона. Среди белого дня - торкаются. Расколет фургон толпу. А Стас - из братства надутых. И тоже - в суставах - заржавел. Мешает воротник мышц оборачиваться. Трое, крутясь, переступают на одном месте.
- Чё? Где? Они, - из Сомова как поршнем - по отдельности - выталкивались слова.
- Всё - щас придут… И Наташка, и Лийка… И они ещё одну пошли - взять - здесь живёт…
- Опять? Ждать? - рявкнул рык.
- Сразу, давай - туда… Пойдём сядем.
Сорокопут зевнул. Смолчал.
Сухая осень. И прекращая тусклое освещение сумерек жёлтыми кронами - резь от упавшего гильотинного света с фонарей. Покатила головы. За угол. Где сразу за - сначала та камерная киношка. Шаг - рест-кафе-оран. Светящимися гнутыми трубочками - стилизовано под рукописный. Шрифтом - Майка. Буква Ч опустила вымя - читалось из "Чайка".
Даже буфет - но в подвале. Кирпичная лестница - крутая, глубокая - как колодец. И нет перил.
Цик-бряк-жжжжууу - работал повседневный машинный зал - на потребу вечера. Врезками вступала - хлесь по ушам - вокально-инструментальная. Неконсервированная музыка-базука. Не поговоришь.

* * *

В баркасике-калоше - плоскодонном утюжке. В центре рубка как сортир, и перед ней - тракторный мотор-сундук. Владимир переминался, стоял на планках палубы. Впрыгнул в отходящую. Периметр из скамеек, лесенки с бортов в корыто, спасательные ящики - всё усижено.
Подмигнул - когда Лийка с Юлькой его заметили. Проталкиваться к корме? Пять минут - плаванье-круиз на остров. И потерялись. Позже - зря - нашлись.
Средь пляжных перемещений - приседал на песок - и с Дербасовым. С его Ланой - та молчит. Доброжелательно. На Александра как раз нашло. Армия… лётчики… Друзья из авиа-отряда… в военном городке… Казённые квартиры… приглашают… Я же не пью… Да там и не все - пьют… Но как - из живых впечатлений! - расскажу-у-ут… Как оно - всё переворачивается… сидя в кабине… А при перегрузках…
- Вот ты, Сашка, не служил - чё ты можешь знать? У меня - как замёрзли двое - в тундре. По дури… Вези - через всю - а полярная ночь. Из ракетной части… Я же - и виноват - не уследил!.. Вычеркнутые годы! Мерзость!
Чтобы не заводиться в препирательствах - вернулся к Куклёнышу. Морячок вернулся из загранки - и вот-вот опять. Кудрявенький, с пухлостью - сине-бритых - щёк. Крутились две - Шпала, долговязая блонда, и квадратная Мартюха. Опорные - в этот его приезд. Вплетали ему в чёрные завитки - какие-то ленты. Банты. Меняя моряку пол.
А рядом - откуда взялись, дело к вечеру - переместились? С гурьбой развлекальщиков - уже вон - натягивающих штаны. Лийка и Юлька - нет, не поддерживают…
- Решили до заката - загорать? - подполз Хахалин.
Но выдержав паузу - только после того, как мужское сопровождение резко снялось, бегом к пристани.
- А что в городе делать?
- Глубоко-верно…
Беседа - уставших от разговоров - не свивалась. Вовка лежал соединительным звеном - от Куклёнышевской компании - к Лийке-Юльке. Те сами - вяло между собой:
- О ком она… вон о том?
- Ну, самый… С пузом…
- А которая с ним - ничо…
- Но занудны-ы-ый… Если - по письмам… Прямо как в школе… Должна!.. Ты того - этого - не читала…
- А чё она - на Сома - вешается?
- Да! Вот именно! У неё ж - новый какой-то - художник… Или там - уже всё?
- А чо её, кстати, нет?
 Подслушанная беседа всплыла в Хахалинской памяти - ближайшей осенью. Удивив - подтверждением. Когда сам сорвался - на пересказ. Невзначай сброшенного ему - Витолом. Тот-то при чтениях - лично. А Лийка-Юлька - они же - стоп-стоп - с Плаксиной в строительном техникуме…

* * *

Стас - невысокорослость доканывала. Наращиваньем мышц обращался - не жирен же - в кругообразие. Не вдоль туловища плетями - руки, а мускулатурным тонусом загибались в крендельки. Перекач трапециевидных? И потерялся угол плечо-шея.
В обитую оцинкованной жестью дверь вошли. Перевёрнутая тура-ладья - чёрная кожа куртёхи Стаса стягивала. С ним - две пешки. Помойного цвета - жакетики, под которыми - у горл - джемперочки. А снизу - чёрных юбчонок кант. Не более. Но ноги - коленвалы. Мыщелки, впадины, кулаки напряжений.
- "Трифешты" и "Градиешты" - без закуся…
- Где достал?
- Девчонки-и-и, не стесняйтесь… Тут можно всё…
И было нужно - по меньшей мере. Подразумеванием - не отрицалось и что-то - чего ещё - придумай! Но стемневши - недостаточно, и не просветлевши пока - от вин. Общение. Суть да дело, свет - додавливался первым этажом, без занавесок. Входили в колею. Решётки - весёлыми лучиками. Закат - в левом нижнем углу. Планомерно гас.
Голосочки - каких эстрадниц привёл! - запели, перемежая скороговорки, только им понятным прыском. Какие частушки? Подпевки к быстрым танцам - сидя. Синхроня, в фазу - и не тронь пока выступаем - сматывали двумя руками каждая. В рулон. В одну сторону. Потом - в другую. Разматывали. Запутывали. Сматывали- разматывали.
- Девчата - с "Трикотажки"?
Слышавшая что-то о фонарях - улочка - оставила у стола - над столом - рядом? далеко? - шафранчики сигаретных стоп-сигналов. Гаси, Гастелло!
Из угольного мешка - из угла - настала пора - понёсся мышиный стон. И из другого, ликвидируя отставание:
 - Прям всё те снимать?!
Не долго мучились старушки… И ощупью - сбор. Перекур. А кто с кем был?
- Допьём? Да не надо свет!
Хлоп-хлоп - ладонью по столу.
- А спички?
- На, хватай стакан.
И конечно, звонче. Чем просто бы в деревяшку. По жести-то. Мелкое хулиганство - подростков близлежащих - близвыходящих - дворов?. Темнотища исключала переглядыванье - между заговорщиками. Поухало, выгибая металл, да и расщедрилось. Переходом на слова - после рук.
- У меня с собой! Не козлись!
Узнавшие - два внутренних секретчика - повернулись. На свой - обоюдный - шёпот.
- Ты ему - чо - чёт говорил?
- Может, он видел?
- Как, девчата? - дипломатично Варган обнародовал, - Немножечко ещё бухнём?
Незамедлительно:
- Ведь нас только две!
- И-хи-хи-и-и… И-хи-хи-и-и!
Надо выручать от побоев бедную дверь.

* * *

- Виктор, вы ужинать будете? - в бигудях, рослая мама, попыталась.
Удалось. Вместе улыбнуться.
- Да я… успел…
Зритель - мужчина перед теле - выпуклым - брюхом. Красный - ударяет в малиновое, синеющий - тускл. И не попадают в контуры. Сбиты. Лучше всё равно не будет.
- Добрый вечер, - ему Витол.
Равнодушно поглядев, отвесил кивок. Пожалован. Обмен - отчётливей любезностями - в наискось дверь - из прихожей - где и. И пока - в направлении мамы. Катушки на голове - прикрыты косынкой, узел под затылком. Уточняющий ответ - спет
- Туда… попозже…
был поколенным халатиком. Сопровождающим - виолончельным боком - фамильярное подталкиванье. Переобутого в тапочки - к белой двери с плакатом-календарём. За календарь - шмыг.
Стол обеденный, из зального комплекта - вынесен к Наталье - загромождал вторую неделю. Усугублялось Витькиной ценностью - уширить вышло столешницу чертёжной доской.
- Ну ты посчитала… свои каляки-баляки?..
- А-а-а… не всё…
- А за какой - ещё не брались?
- Возьмёмся, - лукавство продолжалось.
- Приехал? - сковывал художника образ гостя, лицом который - в экран, за стеной.
- Она, видишь, рада…
- Рада… Вообще - как приедет - у вас живёт?
- А ты у нас - живёшь?
Мордатый, рыхловатый - если бы Витя не стригся - головастик. Улыбкой залоснил щёки - шасть - рукосуй - под подол. Несловесно - красноречиво.
- Т-т-ты?! - и тонкими длинными пальцами с заточкой розовых наконечников - прикладная уже беседа - цап.
В рукаве рубашки - локоть прокололся. Энергия, а? Но погреть человеку - ладонь и сердце? Грубо не выдернула - притормозила. Мышеловкой-давилкой. Как бы даже - не позволила так быстро подогретую - выхватить из духовки.
- А он - начальник поезда? - насколько уместна отвлечённая тема.
Крайне.

* * *

- Не больше шести-семи подходов! Дубина!
- Новьё! Читай!
Толстая пачка глянцевых фотокарточек - страницы переснятого руководства.
- Ни хера не разберёшь…
Сомов отдалил от глаз - а так? - и снова приблизил. Где - чуть страница, видимо, коробясь, из фокуса - там расплывалось. И без того мелкучий. Уменьшенная же копия. Но зная, что искать - не загадка.
- Вот - это ж - десять…
Пока брат старший - с Сомовым, - и в их лапищах, как игральные карты. Алик Сорокопут - со сбивающим подрамник Варганом. Ему:
- …где-то, может, и уступлю… Но ноги! Ноги - никогда!
- …вижу - что ниже колена - с гулькин, - Варган перевернул прямоугольник нефиксированным краем к себе.
- Бедро, ага, перекачал, а там - ха-ха-ха… Поэтому в воде…
И тут - на всю мастерскую. Сипловато заниженным выдохом - призывом. Последовать. Будто кулачищем себя бия в грудь. При каждом - не всегда слове. Слоге!
- Хва. Тит. П…ть! Пашшш. Ли. Творог. Жрать!
Недалече - от судоремонтного завода - буфет, столовка. Наладили контакты. Договорились, им оставляли. Полными тарелками. Но - ко времени.

* * *

- Во-о-ов… Ты Сашу не видел?
Хахалин - Лану ещё за квартал. Вокруг оси крутясь. Четыре крыла мельницы - медленно. Под ним. Головокружительно. Каруселью. Пятак - перекрёстье - Брода ещё и полуденный предлагался поднос пирожков. Есть - в армейских термосах, фляжкообразных. Хаки с болотной зеленью. Есть в тусклого алюминия бас-барабанах - с масляной краской по борту - инвентарный номер. Кастрюль.
- А ты к нему - туда - стучалась?
- Не-е-ет никого…
Наверно, уже по второму-третьему кругу. Хахалин только-только закрепился… Сейчас-то шла она - мимо двери - даже не торкнулась. Видел. Смотрелась - поэтому и видел.
- Чё передать? Если.
- Его вообще не было?
- Да я сам-то - вот… Может, будет…
Брючки, курточка, каблучок. Не вызов, но - подчёркивающе. Не была никогда завоевательницей - этим и завоевала? Десятина лет - и только с ним. Одним. Уверен? Без альтернатив - даже ревность щекочащих - ради: мол, и потерять - охотников-то ого-го. Без - даже взбрыков. Взбрыки - уходы в себя, замыкания, цепенения. Весело? Но Дербасов ценил. А выдерживал ли? Кому - сколько - гамность? Уготовлена. Или - по плечу.
- Мне уже совсе-е-ем… пора-а-а… Скажи, пусть заедет…
- Если… Конечно…
Через - минут пятнадцать, когда Хахалин, насладившись пирожковой печенью - и загустевшим в часы обеденных перерывов Броде - сразу и передал по назначению:
- Санёк… Тут тебя Лана… Говорит - заедь…
- А-а-а… Угу… Не спешишь? Погуляем?
- Тоже - давай - а то застоялся…
- Салям!
- Ага, да…
Вывернул из-за угла, из толпы - Варганов. Сделать вид, что не заметил? Толпа, кружение. Но почему бы - по рукам - с обоими. Вовка-то - вообще вхож. А с? Не было такого - чтобы чего-то не поделили. Реверанснуть - как бы просто срезая уголок. И вон уже - длинные патлы в тон с кожаным плащом. Тоже - как бы - удлинённым. Брюки - едва видны. Между каблуками и юбкой плаща. Бьющейся - уверенным, широким, быстрым - вдоль намётенных сугробиков из жёлтой листвы - шагом. Своей дорожкой.
- А ты с этой дурой - больше не? - антиминдальничая, Хахалин поднял совсем не старый пласт.
- Натальей?.. Да как-то мы с ней - недавно - поболтали…
- Ты не понял? Я ж тебе - что она на всю мастерскую! Твои письма!
- Ну, знаешь, тут сложно… Может, всё наоборот… Может, она гордится…
- Чо?
- Не хочу сейчас… Тут сложно…
- Нда… При всё моём уважении…

* * *

За заводской проходной Варган - листы накладной и ходатайства
- Парфёныч - запомнил?.. Во-о-он - туда… А я подойду…
оставил в растерянной руке. Свернул, удаляясь, к цехам, и пока Витол - куда именно? - буроватой окраски ворота, и ещё - подряд такие же - в кирпичной без окон. Ага! И пока вызывали завскладом - то из-под напяленных очков сам Парфёныч уже глядел на - подоспевшего. Варгану хотелось перехватить инициативу - у заворчавшего:
- Та-а-ак… Эт чё - все четыре жёлтой?
- Парфёныч, ты меня знаешь… Кое-что…
- Вот тут распишись…
Строгость нарушил поднявшийся по пищеводу пузырь паров. Не самому же - для этого волосатого - хоть и всего четыре… Грузчикам - таскать ерунду? И повёл - самообслуживаться - проулками стеллажей.
Прокрасться - отгороженно - сквозь мелькание уставленными полок. Долетало бы:
- …ничо, я те сказал, не продам…
- …ну по пятёре… тут лежит - стареет…
- …и по пятёрке… и по десятке…
- Здесь - никому не нужна!
- …"Рыболовпотреб"… выписывате - у завода…
Витол, под присмотром грузчиков, дожидался возвращения. Готовность - подхватить ручки сумки - из рук шефа… Но - поскольку не прощаясь с коллективом - темпом двинулись, ограничился холостым ходом. Через железную калитку в железных воротах, в кирпичной кладке склада без окон. Этаж - один. Но ходов много.
- Дурак Парфёныч… неисправимый…
- Бухой?
- Обед у них!
В проходной - строгие - настрого пересчитали четыре банки, водя ручкой вдоль строчек сопроводиловки. На свободу.
- Ты куда?
Трамвай ползал, действительно - вдоль бетонных щитов - но не где поезда. Художники и добирались сюда - городскими рельсами.
- На - понеси…
Зато по направлению в холм - угол заводской территории. Те же бетонные - тянулись ниже железнодорожной насыпи. Щит за щитом. А меч? Тропинка кротенько вела, скручивая на себя перспективу забора. И весь остальной пучок - из насыпных - линий, и натянутых - такелажем - электросетей по верхам. Стоп - пожелтело-зеленеют. Отдельные деревца-предвестники. Поодаль от угла - кустарник разросся в массу. Ещё зелен и густ. Нырь - ан - дыры, с отогнутыми прутьями арматурин - голова пролезет. Голова исчезает. Появляются выставляемые банки - и руки - на тропинку. Забирающие из пальцев Варгана - на чём сошлись.
- С грузчиками легче договориться, - заранее знал, жук.
Колыхалась над свидетельницей-дорожкой, а они - по травянистым обочинкам, с мелкими неудобствами рытвин. Им вдохнул сверху и понёс однообразие перестука - пассажирский состав.
- …ей кто - отчим?
- А?.. Чё-то - да… железнодорожник… Да я - домой к ним - и не старался…
- Ну, ты… всё-таки… выгуливал…
- А доносы… А жена?.. Плаксина - ей бы - всё на виду…
- Полгода - и легко?
- Тьфу!

* * *

Сварочной дугой - буква "л" - "Во ^ га" - и пропадала. Потрепетав голубоватым мотыльком. Для потёмок - просекой фонарные стволы. Есть и роль окон - неподвижных и движущихся железных хижин, включая бараки-трамваи. Скрип - поворот. Вклад в доносящуюся - глухо - музыку. Отчётливое представление о трёх высоких этажах - все окна - гирлянды окон - арками лбы. Но первоэтажные - если из этих окон делать дверные проёмы - подворотни. Гостиница с рестораном. Подворотни занавешены бордовым - и лили свекольник на крестовину двух улиц.
- Да я раньше - на Броде - четверых за вечер - отъё…л!
Сухое - упаковочного картона - лицо Сома, наверно, подводило итог. Сорокопут-стар - как морской лев - тут как раз задрал пасть в потолок. Зевок. Булькнул холостым глотком и безучастно к рекордам свесил. Белую пудовую гирю - смесь лысости и бритости. Непосильная мощь под свитером - Сомовья - тоже выключила двигатели. Комфортно каменела.
Но, оказывается, диалог - шёл. Вскинулся пуд на плечи.
- Сом, ты… не перепей…
- Чо! - как из хлопушки, вперёд, чтоб не задеть собеседника возможным конфетти.
- Ты пожри-пожри…
"А время летело, а время летело, теряя года…"
 Плаксина и ещё две - варились со Стасом и Сорокопутом-мл где-то в цветомузыке. А дедушки - они и возрастом взяли, и массу уже некуда наращивать - и таскать её не хала-бала. Быстрые танцы - отвергались.
Фойе гостиничное - и в былой фешенебельности - сохранилось. Через него - сворачивая от лестницы - в ресторацию. Стены зеркал, лепнина, как волны на косяках стен, и поднебесные потолки. Буква Г злачного зала прятала - можно сказать, в своём паху - то ли бар, то ли буфет. Рационально совместила с раздаткой - где подхватывающие подносы официанты - не спеша, полётывали.
Через проходное плечо Г-буквы, по протоптанной- между столиками - неиссякаемо пробирались - и убирались (не восвояси) - тулупы, куртафаны, польтеца. Только - шапки долой, как в церкви. Храм?
Способные неуклюжим рукавом смахнуть - с проплывающего мимо стола. Неловко! Изззз-эни… А если в зюзю - то в нахлынувшем спокойствии - мог прохожий и завалиться кулём. На стул - занятый человеком. Возмущающимся безобразием.
"Идите на кухню, там вас накормят." Так казалось, зайдя в буфет-бар. Касса хохотала вместе с толстухой в белом несходящемся халате. Рюмки накапывались - в окошке. Отдельном от кухонного! Там, где выдавали графинчики халдеям.
Посмотреть на третий - через фиолетовую копирку - экземпляр меню напитков. Что на затылке кассы. И с чеком - в амбразуру.
- А-а-а?! - с хрипотцой медведя.
Будто брызнули водой - на будто спросонья выключенного - Сомова. Погружённого в себя. Обрезав сладкую спячку. И пронеслась судорога - по оковалкам.
 Старший Сорокопут даже привстал - миротворствуя. Отгонял заблудшего. Когда стрела крана - ручищи в свитере. К шатнувшемуся пальто. Врезавшемуся - зазвеневшему - их столом.
- Тихо, ты… Тихо… Иди, мужик, иди…
Но тут же - более действенно - смогли перекинуть штекеры, обесточить обмотку… Две лёгкие ладушки-ладошки - обе рядышком на одном его плече. Рассерженного Сомика. Наташкины - под затягивающий туман - дымом-то давно весь зал - медляка. На который - несомненно - Геракл ещё способен.
- Ты не желаешь, а? - с издёвкой.

* * *

Шахматы - как агрессивные лилипуты - двух рас. Притянули невидимыми нитями - гуливерствующих. Тоже двух - сидя повязанных.
Ещё одно двухголовье - склонил на себя: аэрограф, - плохо промытый после использования, в прошлый раз. К раскрученной головке - соплу - Варганова каряя судовая швабра. И Витолов пудельный одуван - прицепились. Но стоя.
Стас же - раскаченный - скатанный - в колобок. И Алик - младший брат - лысого из Гуливеров - заняли оставшиеся табуретки. Пристольные. А со спинкой - и слегка драным. Мягким. Сиденьем - даме. Плакса компании - курила. Под разговор.
- Ты специально, что ли - с собой?
Мимо ушей. Перебрав листки.
- Нет, вы послушайте… …у Вежинова в "Барьере" образ девушки, которая как бы всё время заглядывает за горизонт… Так, ага… Она умела летать, но её считали сумасшедшей, и хотя она действительно лечилась и жила в больнице…
- Гы-гы-гы…
- Нет, представляете?.. Мне надо - изо всех сил - стараться - похожей на какую-то… полоумную!
- Ха-ха-ха…
- От такого предложенья…
- Чё - шах?
Из начавшей постреливать выхлопной трубы.
Сомов - отлепив взгляд от рябящих - квадратиков. И с вопросом-отгадкой - слепо осмотрелся. Будто играл - кто-то за него. И снова свесил башку - осознавать позицию.

* * *

Свеже-приготовленная осень. Подрумяненная. Но уже остывшая. И никакой сырости. Но будет. А пока - вторую ногу ещё не вынули - из лета.
Хахалин не всегда - но почти, если покрутясь среди полдня - натыкался на Броде. В ареале Дербасова, вблизи его норы - кинотеатровых афиш молевальни.
- Вовк, сразу - просьба. Позвони - не хочу своим голосом…
В любом случае - почему бы? А тут - ещё ощутимо жила - ответность. Всего-то месяц тому. Но плетью сплетней про Плаксинские читки - Хахалин уже тогда - сбил спесь. Сбил - серьёзно? И - вместо отчуждения - Санёк ему: экспромт-вояж.
Друзья-истребители-перехватчики - из воен-городка - широкие натуры. Ничьё ж. По ту сторону моря, в Красноводск - такие же казённые квартиры как и здесь - в полном распоряжении. Пустуют. Мы как раз - туда. Поживёшь недельку-другую. Бери, кого хошь.
Пляжный сезон - нижневолжский - планово скисал. И Вовка дунул за компанию - никогда ж там не был, за морем. Подсоединясь третьим - к гражданско-брачной паре. И как раз самолёт - безусловно гражданский - прямой. Час лёту.
Живому, общительному ему - сразу - стало в тягость. С небалагурной четой. С созерцательным - и с молчуньей Ланой. Которая не прочь понудеть - Сань, а, Сань, кто посуду будет мыть?.. И не грел людьми - морской пляж - береговая линия. Пустыня, входящая в Каспий. Идёшь, метров сто - по колено в воде… В песках - сиротливо бегали дети. Женское начало - вообще не прослеживалось…
Но - на видном месте в казармо-квартире - завалялась маска для ныряний. А на взморье валялось - кладбище затонувших кораблей… Хахалин, как котёнок, играл сам с собой. В Кусто. Тишь, гладь. Прозрачней не бывает. И торчащие рубки судёнышек… Ещё - ржавость. И сначала - было боязно заплывать внутрь.
Набирая диктуемый ему номер, Вовка не вдавался - куда. И что ему - прикажут.
- Значит, спроси - Наташа дома? Если сама возьмёт…
Дошло. Но в этот момент - мамуля? Женский же голос. Ясно коль - объясняю: абонента нетути.
Чёрная трубка вернулась на крюк. Дербасов отошёл от лишённого стекла - проёма. Через раму - где нет преграды словам - подсказывал, телефонирующему в будке. Хахалин выпустил дверь. Дверь не хлопнула - остановилась - недозакрытой. Как задумчивость Вовы.
- На нет - и суда…
- Не понял… Ты чё - с ней - продолжаешь?
- Тут… Мне надо… Кое-что - у неё…
- Санё-о-о-ок…

* * *

- В Москве… вовсю…
- Шелкография…
- Надо знать - что конкретно - берут!
- …кооперативы…
Раскалённую оранжевую нить - с грузиком внизу. Витол держал на вытянутой руке - из нихромовой струны приспособление. Максимально отстранясь - для большей свободы действий. Чтобы сгорбленный Варган - двумя руками как поднос - лист плексигласа с нацарапанной разметкой оранжевым вертикальным жалом - пересекал. Вёл, в данный момент, закругление. Поворачивался лист в руках - и вдобавок сам направляющий, - пятясь.
Отрезанное лекало шлёпнулось с сухим дребезгом - стуком. На пол. За длинные патлы Варган не опасался. На затылке - стянуто. И мотнув - ещё не распрямившись - мимо ассистента, просочил:
- Алик! У тебя - те… кто в слесарке - а?
- Делают-делают… Штангу - саму палку - теперь надо - сказали - отполировать…
Отвлечённое внимание Сорокопута-младшего вернулось - уткнулось - в цветные кляксы, цыганскую лоскутную пестроту - каталога. Оттуда - доставленного.
- Если тренажёр… Вот такой - можно и сами… Простой…
- А ставить?
Так и хотелось, зажмурившись, оглядеться. Чтобы вся Варгановская оформительская кузница - заполонилась двигающимся железом.
- Сом, а, Сом…
- Выключить, что ли? - Витол с раскалённым отвесом - упёрся вопросом - в хвост-гриву, отстранившуюся от дел.
- Перекур… Сом! Оглох?!
В привычке ли - встрепенуться. Или так поглощало - до неслышимости.
- А?! - как лопнули воздушный шар - выпалил.
- Когда твои моряки приедут?
- А?! - ещё раз, - А хрен их… Да вот - должны…
Варган подошёл к мечтателям - на голову ниже он Сомова - заглянул в глянцевый разворот. У того с рук свешивался - толстый обрез страниц.
- Пять штук - сорок восьмых… Мне - во как!
Связанный с морским пароходством - сейчас числившийся где-то на пристанях речник - с теми, кто ходил в загранку. Сам же - было - тоже хаживал. Как палуба носила. Теперь - связи держал и связи наводил. Боцман по фарцовке джинсой. Он и негров в общаге Рыбного института - не оставлял в покое.
- Помню, чё ты…

* * *

Ловко и кокетливо толкнула собой - выступами - увесистыми воздушными клыками. Витол - рука была локтем вперёд - ногтем мизинца вычёсывал из зубов. Локоть - тюк - по календарю на двери. Костью локтя, в рубашке. Деревянный гонг.
- Час ночи! - шёпотом пририкнули - раз виноват.
Покорно прошмыгнул - внутрь. Сама же! Вывела из равновесия.
- Сервелата… на всю жизнь наелся, - спокойно почесал ушиб.
Заново осматриваясь в Натальиной комнате.
- Возит… кормилец…
- Хорошо вам…
Сунул в карманы руки, вытирая - их - там. От возможных остатков - следов сальности. Обречённо - но хищно - добить! Приблизился к
- Три строчки осталось - чтобы уж снять…
- Чтобы снять, - прячась за Витолом от опасного ватмана, прикнопанного к чертёжной доске, разлёгшейся на столе.
Вытянула фалды рубашки, заправленной у впередистоящего в брюки. Но вспомнив - как бы вспомнив? - когда рейсфедер уже собрался - в тушь. Что можно подтолкнуть и напортить - себе же. Занялась диваном. Личным, в двух шагах. А досыпание Витино - будет в зале. А пока - спинка перекинутая к стене - распахнула площадь.
- Варган - так вот он - дизайнер… - продолжалось что-то, начато-незаконченное в кухне под колбасу, - Он вообще… мелкость…
Получалось, что речь - о шрифтах и однообразие каллиграфии - на последний рывок которой сейчас - Витол.
- Из того, что я видела… У… как его… Саши… Ну, на Броде - от кинотеатра…
- Как шрифтовик - я твоего Дербасова… - язык коснулся верхней губы, глаза сощурились - Витол подтвердил мастерство.
Диван уже весь был заново выбелен.
- Варган - прекрасно чувствует материал…
- Я тоже чувствую материал, - решив продолжить заниматься тканями, выпотрошила - поскольку деятель, уже отстранясь, оглядывал содеянное - рубашку из-под ремня - она.
Пахнуло луковым соком.
- Посмотрю - вода идёт?..
Девятость этажа. Однако ночью - напор обычно не подводил. Прелестное лицо поморщилось.

* * *

Ещё весной.
- Да он твоего, мам, возраста.
- Нет, я, главное, вижу - без штемпеля…
- Он вообще - с тараканами…
- Александр… А фамилия?
- Щас вспомню…
Крупные, как пирожные-трубочки, букли. Но обесцвеченней: неперебарщенные - обычно поджаристей. Крутобокая, высокогрудая - всё-таки уже с создающимся впечатлением громоздкости. Лицо, тем не менее - без преждевременных испещрений. Как - в противовес - бывает из-за избыточной озабоченности и хмурости. Старообразности - никакой. В том числе, и вне ретуши - смытой в быту с черт. Как снимают - по дому, облегчив - каблучную обувь.
- Ты почитай, что он пишет… Дербасов!
- Дербасов, Дербасов… Нет…
- Вот чё, скажи - он - от меня хочет?
- А кто он?
- Ну, это… Художник…
Задзинькал - на длинном поводке унесённый в кухню - позывными кузнечика. Бальзаковская мама полетела поднимать трубку. Наталья, прислушившись, распахивала перед глазами - газетную страницу в крестообразном сгибе… Так, сегодня у нас какое число?.. Кто это ей?
Точёная дочь в халатике, на диване, с вывернутой головой к телевизору. Плакси-мама задержалась - подле, - в окуренной теле-светом - гостиной. Проходной. Проходя к себе - уже спать? Задержалась - возвратом мыслей.
- А если он художник - то пусть и поможет - с дипломом.
- Ой, на него… Где сядешь, там и…
- Но я же - сама училась! Сплошные плакаты…
- Ладно, ещё не вечер… Завтра мы с девчонками…
- Ну! Смотри у меня! - интонация мамина ломалась как голос подростка.
- У тебя посмотришь! - опытно подхвачено дочерью.
- Ха-ха-ха…
- Ха-ха-ха… Ну я ж - всегда звоню!
Они - в общем - ладили. В однонаправленности - устремлений. Знали слабости. Позволяли, присматривая.
- Без штемпеля… Не поленился… Значит, знает, где ты живёшь…
- Во придурок!

* * *

Хахалин встал с корточек. Взвесил - на бицепс - грузовую сумку.
У Варгана, развалившегося на драно-засаленном - из выкинутых, но для мастерской сгодится - кресле. Тыл ладоней и запястий - поплёвывая на тряпку - в голубую крапинку. И на кожу. Водоэмульсионка - сходит, без применения.
- …заначка, - стоило привстать - протянуть руку - и из среды бутылок с растворителями, морилками.
- Ишшшь… "Три семёрки"…
- Самое ударное…
- А где вся орава?
- Стас - только… Может, кого подгонит…
- Тожжж, что ли… Свет зажечь?
Портвейн проваливался с успехом. Хотелось. Стаканы доверху. Остатки недолитые - тоже не на донышке - поровну. И пустой изумруд. С этикеткой. Три шахматных коня.
- Ты-ы-ы мне напом. Ни. Директор…
- Художественной школы - в Камызяке. Наездами!
- Слушай, где - всё это сбываешь?
- О как - отрыг…
- Ты чё там - с эмалью…
- Не просто же стёкла крашу…
- И чо - берут?
- Откуда вторая?
- Кто? Для веранд?
- Зажрать - нечем… Давай, я - в "Кулинарию"…
- …витражи… типа того…
Долго прикуривал. На улице - улица мелькнула. Темнота расхлопнулась - со съестными запахами. Долго смотрел на горку беляшей с рыбным - выглядывающим - бледным фаршем. Холодными. Один - уже съеден. За второй. Сколько донесу?.. Из глубины мозгов - голос Витола: И обдерёт! С халтуры, знаешь, как он мне платит?
- Ещё один - солдатик битый! - тембр иного пола, из явно разросшегося - в его отсутствии - круга.
Сонные глазки - в тусклом электро-свете, неуютно разряжённом - в разнесённом по углам - пространстве. Мелкая улыбка - срывающаяся. Уголкам губ - никак не зацепиться им - за что-то повыше, пошире. Чуть эхающая мастерская - пружинкой съёживала виньеточные губёшки - похожие ещё на брошь.
- Кроме этой херни…
- Да я вот - тут… - Стасик, восстановивший себя на сиденье - двереоткрыватель.
Он потянулся резать краковскую, рядом с которой сползли друг с друга - как большущие, светло-карие радужки со зрачками
- Кайнарики…
Её - звуковое оформление. Оно будет всем - петь. Пока она - просевшая в кресле, где, уходя, Вовка оставлял Варгана. Варгана - замолкшего: слегка выключенного вином. Тихо он малоудобный теперь занимал стул.
Неусидчивая - к вешалке? Где - её пальтецо? Да она - и так вроде в нём - чё рыпается?.. Хахалин сменил масштаб, оглядывая - забегавшуюся: цирк лилипутов. Кошмар.
Оправившись от первого удара портвейна - очнувшийся тамада - попытался действовать. Свет тушили, свет зажигали - уже раскачка. Варган - с бутылкой в вытянутой руке - промазал. Мимо ближайшего же стакана - лужа. Девица выпрыгнула из кресла. Та - ползла на неё. Не ребёнок, но не выросла.
Тряпка, стоявшая колом, будто смятый картон - Вовка смело взялся - всасывать, смахивать пойло.
- Пару дисков… "Слэйды", "Кисы"…
Стас скинул свою кожаную куртку - латы. Отблески на ней - контурирующие вложенные вздутия - запузырились. Именно на рогатке - стульной спинки.
- Они берут - пе-ре-пи-сать!
- Ну и вернут - затёртые…
Хахалин сворачивал воронкой - взгляд - на губках пьяненькой. Похожих на сжатые две пружины.
- Нет, ну погоди… Не - просто так…
Снова - окунулись в темноту. А кто ж? Стас. Выступили - только два - светлячка. Маяки куривших.
- А Пуды - брезгуют… Медики хреновы…
Старшой - из них - заканчивал. Куда влез после армии. А - на семь лет разницы - начинавший, без срыва в военщину. Резецировал разницу. Институтом - соседи по поколению, родные братья - подравнивались. А общее увлечение? Ещё более сглаживало.
Постаныванья - колодезным воротом - осью телеги. Стас задел малышкину сигнализацию. Откуда-то из дальнего угла, где аккуратно громоздились - кто заметил? - фанерные, картонные щиты. Куда ж кроме? Только туда - Стас-паук. Всё прилетали и улетали - как описывающая круги, попавшая в помещение, летучая мышь. Дыханья - вздыханья. И невидимо - наверно, с лёгким поклоном. Поцеловав ручку?
- Садись-давай, на своё место…
- Свет - вруби?! - скомандовала темнота со стороны Варгана.
Позвякали - в антрактном вспыхнувшем освещении - стаканы.
- Тебе - как тебя… опять забыл… оставили…
Вовка - заметил, что взгляд его - куда не отведи - опускался как по воронке. Упирался - через два метра воздуха в пружинки губ. Пальчики - наманикюренные ноготки - дрожали. Передавая свои биения окурку - не отводимому далеко от - его принимающего. Жома.
За щитами - хотя темень - прятаться? - повернул к себе, за куриные плечики. Страшно - будто дитё. Легонько нажал на - пошедшую вниз - голову.
- Вялого за щеку… - одурел, коль вслух.
Присела, приняв заказ. Всё просто.
По дороге - вдвоём со Стасом, - то семеня, то покачиваясь. Сумка с банками эмали - очень уж своевольничала.
- Только из "Битлов"… Я не…
- Будут день. Ги… Надо будет…
- А что - что проходит через меня…
- Где ты такую - писявку - выцепил?

* * *

Лебедей с озера - и их избушку - увезли. От Лебединки - прямёхонькая аллея. В приятном запустении парка - к Волге. А на полдороге - барачный ресторан "Волна". Качает - если и не самых последних. Накачивает. Летне- и прохладно-сезонный. Вход - с угла. Коль лебедей увезли - скоро и "Волнушка" запрёт крылечко.
 Сомов лил минералку - в фужер с золотым ободком. Во всех кабаках - одна посуда. На рюмке-стаканчике - такое же кольцо. Жёлтого металла - толщина - микроны. А в других городах? Везде - и стекольная форма - та же. Родина. Минералка кипела.
Дверь со срезанного угла, за крылечком. Прищемляла, пружинила в дёрганье - покурить на воле? В рубашках-решётках - окна разбегались. Какие в парк, какие - гуськом вдоль аллеи. Сплёскивая использованный свет - усугубляя желтоватость лохмотьев. Играло против - фонарно-фиолетового сияния. Которое тоже - не так-то легко - продиралось. Запруженное. Ещё не демобилизованным, военно-зелёным оттенком - акаций и тополей. Катальпы - свои сердечком с тетрадный листок - побросали, хотя тоже не все… Есть какие-то деревья - без мелких веточек. Как обгорелые.
- Я те говорю, надо продолжать молочными смесями…
- И вы - их? - влезла Лийка.
- "Малыш", "Крепыш"…
- Налегай на смеси…
- Альк! Метандра… как это…
Летом с крылечка - стоять-курить - не задерживался налитой оттягивающийся люд. В жар ночи - дверь дышала в обе створки. Котлетный дух - поперёк аллеи. Перенырнуть - кто просто до волжской набережной. Публика выходила сесть на длинные - из планок, выгнувшихся как борта шлюпок. Сбежать, не заплатив? Шпана, студенты. Не уследишь.
Сомов - тонок в кости. Узкие запястья. И оттого - ещё более впечатляет: конус ширящийся до - как куски автопокрышек, одетых на углы плеч. От пуговиц на пульсе и до них - дельтовидных, - всю колоду, обрубленную поясом, куда заправлена - греет вельветовая рубашка. Калорийности подбрасывает - и графинчик. И то - что рядом: махеровый джемпер, из которого выпирает спина двугорбого верблюжонка. Вросшего в Плаксу всем телом, кроме горбов.
- Пол не проломили, танцоры?
- …меня, - вплетая, как анекдот, быль
Юлька Лийке - если интересно, то и всем,
- спрашивает: Ты мой телефон помнишь? Я - такая радостная: Конечно, помню! А он - гад - мне: Забудь!

* * *

Бойкое место - кто хозяин? Не иссякнет поток, пусть скромный - пусть не как на Броде, но. Въезд - он же вход - нараспашку. Больница областная, гостеприимная. Проём в кирпичном заборе, без ворот. И ночью.
Рядом трамвайная - ещё один козырь. Варган хозяина - кто затеял - знал: кто и - платит. Остановка - тоже не очень людная. Однако, нескудеющая. И ночью.
- Ну, а я чо говорил! - Витол мотнул кистью, и на слегка горбатившееся небо лёг синий веник-веер.
Рядом с таким же - дугами из тонких клякс - оранжевых.
- Они должны были бы, конечно, больше выделяться…
Синее на голубом - когда рядом - кричащее. Но увидел - что сглаживает - даже связывает.
Вагончик - под киоск - явно "бытовка" со стройки. Вырезка железа - прилаженная как ставня. Поднимающаяся - служащая - козырьком.
- Обещал ему - будет весёленькое…
- С задов - как?
- Ну да! Ещё чего!
Бригадир оглядел - старые - на себе - ботинки, брюки и рубашку. Застёгнутую - и как наручниками. Цепко. Свежее разноцветье - мелкоточечное - добавилось, к более ранним. Пятнам-медалям, и растёртым - кометам.
- И так… как клоуны…
- Слышь… А ты с ней… ну, всё что можно?.. раньше…
- Чё?
- Ну, эта… наша Наташа…
- А-а-а! Сдала диплом и… тебя - давай, гуляй?
- По идее - больше и…
- Имеешь в виду, что по второму кругу - ко мне?
- Ну - честно - вворачивал ей - по полной?
- Ух, а ты - прямо - наизнанку!
- Ну, как сказать…
- Всякую несёшь… херню… Да обычно, скромненько… Каждый раз - после кабачка…
- Просто - отжались - и?
- А те чё? Заело, что - о-оп - и от винта?
- А в рот? А в ж…у? Ну-у-у - какой это секс!
Немая насмешка - у Варгана всплыла - на гусарство. Прорвавшееся у использованного - несомненно задетого - шрифтовика. Коллективный поход в баню. Распаренные, лоснящиеся культиваторы мышц - вывертами конечностей, затыканием дыхания. Выдавливали из себя нужный мускул. В чередовании - серьёзности диспута - и смеха своих над своими же. Издёвки летали и по детородным стручкам. Витол - не жался, но - не в общей же игре - коль к культурному туризму по мышечным предгорьям, - предпочитал тень. Варгану - в его обречённости на зоркость - пришлось укрупнить картинку. Совиный клювик.
- Ты чо этим хочешь сказать?

* * *

Эпоха дружбы художников - по халтуркам - и животноводов собственных мяс. Профессионально-ориентированных - пёстро. Среди них - и те же, с кисточками. Но приманивала - нора, любая мастерская. Привилегия - советско-законная - для творческих, неземных личностей. Влекла - через образ зала. Клуба-качалки, в мечтах замысленного. Мировой стандарт-примитив из вездесущих семян: свободы нам - на своей территории, - и кастовости - если вовне. Замыкающей сильнее, чем - застолблённая, на узком участке, вольница.
- Натаха… прекращай…
Иронизировала пантомимой. Левую половину тела - будто у неё свело судорогой. Коленку скосила вовнутрь, ступня встала на цыпочки. Рукой образовала букву L - кулак потянулся к запястью.
- Как же сделать, чтоб не скрипела?..
Варганов обернулся - к мелькнувшей улице. Ввалился - обдав зычным дверным скрипом - Сом.
- Сидим?
- …стала… Здоров!
- Смазывал?
- Там механизм… возникновения, - Сорокопут-младший, сложив на груди огромный крендель, - Принцип - как при игре на скрипке… Почему - и непрерывный… звук… Ведь если подумать - колебания - а почему они не затухают?.. Как трение смычка - тянет - струну, но с какого-то момента сила её натяжения - возрастает настолько, что возвращает - струну назад… Она ж - пружинит… А затем - сила трения смычка - опять подхватывает её и снова тянет…
Сомов, проходя мимо, обвёл - не только взглядом, - но и сделал круг лицом. И - выгнул гусем - голову вверх - кадык вперёд. Чужое. Цоп, решил - тут же - и попастись. Значит - клюв теперь вниз. Подошёл к табурету - лежит ларец. Сомкнувшей свою клетчатую пасть. С проглоченными шахматами. Коробкой-доской.
Стас в кресле рядом - вытянулся - руки вверх. Теряя свою квадратно-шаровидность.
- Алик, ты прямо как, я помню, у нас - звеньевой… Когда посылали в колхоз… Постоянно гонял - чтоб сразу - бежали - на поля… Всё знал! Чё ни спроси - всё знал! Я как-то - с бодуна - истыкал свёклу ножом, и специально - отнёс - ему… Говорю: Чё такая свёкла пошла? Тот покрутил её, покрутил: Такой сорт!
Блеянье, записанное на магнитофонную ленту, пустили с - дёргающим - торможением. Вязкий, басовитый, туго-раскручиваемый. Катали по стенам - лай. Неспешными, знающими себе цену движениями - мышцелюбы. Но - выпархивал - и Плаксинский. Не плач - смех, хих.
- Прям как - Дербасов… который мне - всё время что-то объясняет…
- Тот? Так он - старпёр… Ему можно…
 Опять сдвинулись - гусеницы гоготанья. И снова - чирик:
- У меня ж здесь - где-то - его письмо… Он мне - так и продолжает… Умрёшь!.. Список литературы - дал… Щас найду… Слушайте… Ага…
- Какой - на х… - Дербасов?

2

Хахалин не обгонял, да и вряд ли бы. Ая - не связанным хотя с водой - волейболом. Командная - почти профи. Толкала себя - шутя. Поспей, за ней.
Вовка и она - их головы - брасс, без взмахов и пен. Брасс - уверенно вытягивал на берег косы - как кто-то удачно поймавший сразу на два крючка. Их - подбородками вперёд.
Позади - воспалённый, вспухший отлог песка на острове. Посыпан цветным сахаром - как шапка пасхального кулича. Дебаркадер-пристань - по течению ниже. Ведь от косы - мель.
Переплыть заводь - как городскую речушку. Да это и есть - речушка - внутри острова. Пролив. А здесь - бок о бок с гор-пляжем - её устье.
К хвостику от второй половинки острова. Хвостик вытянулся - песчаной косой. Условная цель. Но совсем вблизи от - пологого бережка - подводный обрывчик. Не виден - но коль есть куда головой - школьный пыл такого не упустит. Пятятся для разбега - почти пересёкая всю песчаную узость. До воды - что по ту сторону - приплюснутого валика. Из сыроватого песка. Твёрдого как утрамбованного. Брассисты - подальше от взлётной полосы - ныряльщиков. Потащились - своим выгибающим шеи, откидывающим головы стилем. Свернули - вдоль глубины.
Дербасов - только зайдёт-выйдет. Удовольствие - в охлаждении. Кулаком умеет - сжимая его под водой - китовый фонтанчик. Неподражаемо производить. И им брызгать в беззащитных людей. Протрёт мокрой ладонью, бывало, лоб. Сразу видно - лоб светлее. Работа немолодого месяца - козырька. Чёрные очки - окна подвального этажа. Сухой медвежий мех головы - спереди набросан - на картонный навес над лицом.
В четыре руки - на утопленный бортик, и рывком - выжали. Ноги - раз - по одной коленке задрав - на ступеньку. И враз по щико-лодыжки. Вова и Ая, добравшись до относительной сухости - несыпучего песка. Несколько метров за косой - уж русло. Вернулись лицами - чтобы перед глазами весь городской пляж - в обзорном виде. Длинноволосая блондинка выкрутила себе мокрый канат - целя взглядом поперёк пролива, куда-то в мелочь человечков. В толпу - краплёных разными цветами - рыжих муравьёв.
- Нет, ну вот как ты думаешь - нормально?.. Пять лет, можно сказать, жил со мной… И - на - тебе… Просто так - всё, до свиданья…

* * *

Окраинные улицы - но города. Частного сектора - домики, домики, домики… И ведь ничего не построено - недавно. Тотально - дореволюционность.
Временной - не задержимся долго - полустанок. Короны новостроек - вокруг города - ещё нет. Есть - как форты. Как городские заставы - очаги градостроительства - купы послевоенных добротных. В два-пять этажей - домов - с лепниной. С кеглеобразным декором - загородками балконов. Бессмысленными балюстрадами, ныне - уже очень больными, - поскольку остались с рождения без внимания - штукатуров-дерматологов… Известковая короста охотно отшелушивается, изъязвляясь. Обнажает коричневую кость - арматурину - внутри белой бутылочной ноги.
Таран панельных или кирпичных пятиэтажек - кое-где вязнет, кое-где смывает - избушечную застройку окраин. Вводя вместо рядов - чётных и нечётных чисел - азы алфавита: индексы для корпусов - при невероятных скачках нумерации.
Так чем же - те ветхозастройные улицы - архитектурят под город? Ходу к ним! Встречаются очень длинные - барачные. Явно - не сельское строительство. Ещё - частят - двухэтажные: цоколь - кирпич, верх - некрашеное дерево. Но главное отличие принадлежности - длина и прямота. Улицы - по-петербургски - уводят к горизонту. Трапеция стремится к треугольнику.
Протянутые вдоль волжского берега - как ребристость песка на урезе воды - они вроде и происходят: от течения. Текут - вытягиваются - ею, рекой. Но, взяв за принцип - так решили строить и в степь. Прадеды и пра-пра-пра. Где-нибудь придётся - таким стреловидным - пересечь речки… Да здесь везде речки…
Бежит ватага мальчуганов. Бежит, оглядываясь. Не только назад - но и вверх. Так бы убегали от пикирующего? Но это - они - ловцы. На закидушку-донку, заброшенную со свинчаткой далеко в небо - сидит! Тащи! Упирается, бьёт хвостом - простенький - прямоугольник с андреевским крестом.
Тёплая сухая осень. И длинная - как улица с бегущими мальчишами. Но грязь - будет. При - ложке дождя. Дрожжевая, самоумножающаяся грязь-краска. Коричневая половая, блестючая. До снега - от которого - тоже грязь. Но туда дальше - с ноябрей. А пока портфели валяются - на сухо-земляном - тротуар-газон-дорога. Что - лишь условно - не целое.
Один из мальчиков - очкарик - пробегая мимо кучи портфелей выхватывает, на бегу нагнувшись. Чайка - лишь коснулась воды клювом. Что-то уже повисло - малёк? - сглотнула. С подскоком проскальзывает пацан - целый квартал и влипает в звонок парадной двери. Портфель - так и не проглочен - тянет. Три окна - в кокошниках сине-крашеных: наличники загогулино-резные. Но взгляд - не к открытым ставням, тоже синим, с фиксирующими их ржавыми крючками - а в другую сторону, к воротам. К тявканью. Снизу сомкнутых створ. Деревянные, сплошные - и из-под досок - ему - собачий нос. Уберётся - тяф-баф. Высунется - и узнанному, признанному - поскуливанье. Раздувает - на земле пыль…
Длинные эти улицы - как сонные провода. Пробежит изредка - бодрящая весть. Как этот табунец небесных змееловов. Рассматривающих под лупой неба - почтовую марку. Отвели лупу - и змей взмыл… Проурчит грузовое рыло… Протрещит, вскидываясь, жеребёнок-мопед… Мальчики бегут - по самой середине. Плугом вскрывая улицу - на два отвала.

* * *

Лана брюнетка, с хновой рыжинкой в иссинем. От казачки - и брови. Жёсткокрылые, но не сросшиеся. Загорает Лана - в морёный дуб, с сизым оттенком - если где складка кожи. В сгибе, например, руки. Или ноги.
Белые, в выцветающий розовый горошек - два вздутых треугольника. И два треугольника побольше - спереди-сзади. Таким образом, три треугольника - сильно выпуклых. И одни - плоский. Прелестно скошенный своей загибающейся вершиной - без всяких холмо-гор. Никакого выпирающего лобка.
- Ты сегодня не на машине? Саш, а, Саш!
- Что ты говоришь? - выходя из задумчивости.
Сидя на песке, обе руки - упорами назад. Взгляд крупных чёрных очков - зачален за городской берег. Вроде бы - всем вниманием - перекинут вдаль. Но глаза мерно водят - гуляющих у кромки - здесь, вблизи. Раздетых. И провожают-встречают - уже или ещё - в тряпках. Понтон-дебаркадер - кормушка - рядом.
- Саш, а, Саш?
- Ну я же сказал - заеду в семь, - не поворачивая головы.
Парочка - в тон. Дербасов ничуть не меньше задублён солнцем. Но с оливковостью.
Он дал себя поспрашивать. Все поняли? - что состояние моей задумчивости - надо уважать? Нельзя - всякой ерундой… Но - уж коль - он заваливается набок. К Лане - тут же на песке коченеющей - в горячем копчении. Хоть и отвлекли - и не дали закончить работы… Мысли…
- Надо… кое-что в моторе…
Жидкий расплав Ланиного плеча - из симметричных чёрных изложниц очков - потёк как по кувшинному сливу. Оторвётся каплей в песок.
Натяжение кожи на суставе - меняем положение над мангалом - сейчас бликнёт у неё зайчиком. Припрятаны - сытые животы грудей. Качнувшихся. Александр задумывается над - белыми в розовую фасоль гамаками, - в которых две девочки - спят. Всё прикрытое - влечёт. Будто забытое.
- Нда… В жизни надо быть любопытным… Что - почему - происходит… Я, например…
- А если ничего - не - интересно?
- Ну… Тогда… Ищи - в себе…

* * *

Классы как классы - с эрисмановскими партами. На узкой горизонтали - дальше скат крыши - и крышки, хлоп-хлоп. Ложбинки. Ручечные. Из чернильничных лунок - староста сама - стеклянные и фарфоровые выхватывала. Прижимая. Не вплотную - к красным листикам, растущим из узла. Пионерского галстука. Мода у девчонок - завязывать как бы с широким вырезом. Колье-декольте. Узелок - низко. И из - только красные язычки. Лепестки - пиона пионерского, алого.
- Идёт! - ворвался Дербасов, поставивший себя "на шухере": автор всей идеи.
Звонок уже минуту как стих. За перемену - успеть. Заправка - всех ламп? Да сколько когда. Чем больше, тем лучше. Но кроме трёх - что вдоль доски. Под ними нет парт. Если только двигать учительский стол… Но - даже естественней: урок срывался наполовину. Не половину - длительности. А - дидактическую схему - половиня.
Виктория Викторовна - её часы почему-то всегда приходились в расписании на уроки пятые и шестые. В образовавшейся рампе - обречённо переходила к новому материалу. Не скандаля - бежать к. Но - или принималась - просыпалась страсть - жертвоприносить. Опрос - как опорос… Зрительный зал - не умолкал, замкнутый на себя. Кого цапнет - пасть Сциллы. Но уж - никаких самостоятельных и контрольных. Общество оставалось довольно. В театральных сумерках - антрактный гомон.
Догловязый Хребтищев спрыгнул, и нерастоптанные чернильницы - восстановленно вставились - в пазы. Заботливой девичьей рукой. Хребтищев - выстрелом из воздушки - прожёванный остаток. В стену - приклеил - влепил. А сухой резерв промокашки, скомкав - через плечо - на кого пошлёт?
Дербасов бы - с трудом доставал. Внутри плафонов - до колб. На учебники? - поползут - держать? А Хреб - управлялся - за десятиминутную. Смотря, когда - начать. Вскинуться. И чтобы ещё - до зажигания огней.
Дни укорачивались. Зимой - придётся врубать - уже на четвёртом уроке. Вторая смена. Скандал - если полдня впереди. А сейчас - последний, шестой. И Виктория Викторовна - приступив - почти сразу отослала гонца. Щёлкнуть тумблером на распред-щите. Коридор - видно за дверью - ещё не иллю. Все до единой - в молоке плафонов, по форме как водолазные шлемы - заструили классно-комнатные лампы свет. И времени его существования - пошёл отсчёт.
- Господи, каждый раз! То же самое… - от недоуменя сникая.
Зад свой в испуге оторвала от стула, и уперлись ладони - подшучиваемой - в пролитое бордо скатерти. Глаза неотрывно плавали - по потолку. Лампы - одна за другой - гасли. Класс недоумевал с учителкой вместе. Вполне сочувственно, проказники.

* * *

- …с плеч… Госы…
- Экзамены?
- Ту-ту…
- Ну, Боря, самый июль…
- …и-и-и - Подмосковье…
- Сколько раз… мне…
- …народ там - коммуникабе…
- Москва, конечно, имеет…
- …всё - запросто…
Хотя Боря Клёц родом - не приезжий. Навсегда? Постараюсь! Наскоками, каждое лето - студентом - месил пляжный песок. С - без комплексов - наведением мостиков. Уже - и друг Дербаса. И с блондинкой того - Аей - ля-ля.
- В элементе!
- Как бы - между прочим… ненавязчиво…
Александр не хотел спугнуть. Тем более, шло - почти - само. Скользяще-косящие взгляды - двух пар непохожих глаз - знакомо. Утюжили. Но коль Клёц - распоясался. Тренируя общительность - для столичного региона.
Прошлой, почти осенью - они? не они? - мелькнули. Дербасову - как не узнать. Одел в разнонациональные - танцевальные. А в текущем сезоне - без пропусков посещений, со схода воды. Уже гречично-медовые. Нет, та, что мордашкой - на ослёнка - светловолоска - та умеренно.
Толстенький курчавый, старше себя лет на десять, невзначай Клёц столкнулся. Не слышно - о чём. Но улыбки. Вошёл в соприкосновение.
Походка у девушек была подпорчена хореографией. Так же - и гимнастки - ступни ставят ёлочкой - и в быту. Не меняются - сходя со сцены. С помостов.
Определились - две графы. Волосы - беспроигрышные - у каждой. Но - грачиное крыло и покоробленная фанера. Ансамбль.
- Ди-и-ина…
с обворожительной высотой ног. Потолок пропорций. Ровностью и крепостью.
- Лана…
не менее крепенькими - но не настолько убивала.
Борька Клёц - под локти ведя - как под уздцы.
Компенсация выходила - у брюнетки - грудью. Легко крыла Динины козьи опухоли… У Ланы - как два беременных живота в миниатюре - с торчащими, выпученными наружу, пупками. Не дай бог, родит…
И снова на паритете - большие рты с ксилофонами зубов… Да, на ослёнка… А Лана - кузнечик- саранча… Что, впрочем, по овалу близко - к тем же - к ржущим. Но красотки. И совсем не иго-гочащие.
- Вашу Элеонору - я прекрасно знаю…
Мог бы прозвучать - и ответ - от них. Что в тёмном пустом зале - на репетициях - это, мол, не вы сидели? Но - тишина.
Ая выкладывалась. Волейбол - не хоровод, а  - у воды, на мокром песке. Расчертив обломком ветки - канавками - площадку. Двое на двое. Мужик-баба - мужик-баба. Мяч ухал. С присвистом.
Хореограф Элеонора - замужняя к тому времени - позволяла себя покатать. По старой памяти. А по новой - зная эстетскую тягу Дербасова. Да у меня тут все хорошенькие! Девушки заучивали движения - в трико. Неплохо. Даже яснее. Но как-то застал генеральную - и старался не попадать. Развеваются ленты. Кафтаны до полу. На что смотреть?

* * *

- Ну, Ляксандр, куда собрался - вообще?.. - спросил из дядьёв младший.
Тётки Лёсы - муж. Материны две сестры - со своими алкашами. Как, любя - их, колхозных мумринских рыбаков. Супруги с супругами - нагрянув. Из Мумры. По женской - мать его - их - линии.
Тут же влезла:
- Хорошо заканчиваешь - восьмой?
- …обрыбились? - транзитом от соседней радиостанции.
Разговор - у благоверного - отняла. Племянник - ей - кровней.
- Девки, наверно, уж… Чё - с глазами?
- А, близорукость…
Ближайшая пара кулаков, в одном - вилка с насаженным куском. Рюмка - объятая. Тоже навесу. Скипетр и держава.
- Сашка-а-а… - протянул отец, - Скажи им, что в художники собрался…
Сестра средняя - должна была - и вступила. Без фальши - нанизываясь на разговор.
- Щас? После восьмого?
-… он же - в художку - знаешь с каких? Сто раз - тебе!
Защита жены. Отрыжка сдавленная, и громогласно. Муж второй:
- Ты ж, я помню, всегда хотел - лётчиком, - и уронил голову, не сбылось.
- …икорки-то, а?
- А водоньки - капельку!
- Под чёрненькую.
- Ты - в этом?.. я не понял… году…
- Каким лётчиком! Зрение у него - упало!
- Вишь, с зеленцой… мелкая… Севрю-у-ужья…
- Дай-ка, правда, пожру…
- Прекращай эти - пожру! - материнское око и ухо.
- Ты, Уля, окультурилась, смотрю… не в меру…
- Налить, Ляксандр?
- Не-не-не…
- Не спаивай моего сына!
- Я тоже - долго - по секрету тебе скажу…
- Я - и не пробовал - не…
- И правильно! А то - будешь…
- А серая - прошлый раз привозил - белужья…
Тётка Лёса - не утерпела перехода, тоже - не лыком же:
- А вон, видишь, варёная? Вишь, у неё жир белый? Почему и - белуга. А у осетра - жёлтый.
- Белу-у-уга… понял? - сказал непосредственно вытягивавший сети рыбак.

* * *

Зелёно-мучнистые - почти оловянные - и тускловатые, особенно с изнанки. Перьями - узкие листья. Кольчуга из высушенных мальков - потерявших блеск. Уплощившихся в бумагу. Как пыльца с крыльев бабочки - на пальцах, помяв. Ближе к глазам - зеленей. А дерево - целиком - матовое дюралевое, в потускневшей, частью облетевшей, защитно-военной покраске.
Автомобиль не прятался. Ткнулся - между вётл, обступивших речушку. Багажником - уже в степи. Где вялое дыхание с простора могло ещё поколебать - ворс напоённой. Но убегавшей: отвязавшаяся от реки - хотя и той же травяной породы, - нет - та ворс не отращивала. А будто выстреженными - светила - горчичными струпьями суглинка.
- Женщин - даже жён…
- Да на фига такое говорить…
- И Герман - он бы - чо - со своей…
- Ой, да ну вас…
- Представь - меняем друг друга за рулём…
- Скажи - не хочешь…
Ая Брякина - голая - опиралась на открытую дверцу. Руки поверх хромированной рамки. Предвечернее солнце, рикошетившее от стекла и эмали. И машинально двигая - раздражённо? - дверцей, грудь себе Аида. То открывала - за слюдой стекла, то - жёлто-белым отблеском - зашторивала. Эти пробки от шампанского.
- Пойду-ка я… Пойдёшь?
Дербасов - более голый - в ванне из травы. Без набедренной автомобильной дверцы - какая имелась у высокорослой спортсменки. Ногу - из разбросанных - одну подогнул. Рука - вперёд. Для смены центра тяжести. Встать. На выдохе, сдавив живот. А лицо - полностью выглядело одетым. Солнцезащита. Разглядывать - по густоте чёрного - затмение. Но очки - больше с целью предохранять: ветер, песок, сквознячищи - на скорости! И якобы вообще их, контактных линз, нет.
Брякинский низ - пока только голени и ляжки - год-два как потяжелел. По-прежнему резвая, - а части стали заплывать. Однако, что выше - кружило мозги - по-прежнему устойчиво. Не круглой колбы - гнутость. А конусной, треугольной. И узкая спина. Из-за чего контуром - напоминая совок или шпатель: рукоять - спинка Аи. Если с рельефом - то как две деревянные ложки. Свеже-выточенные, ещё без народного покрасочного - боди-арта.

* * *

"Пакли" - так что уши у Тофы, включая мочки - прятались под шлемом. Без вызывающего хиппарства. Иди стригись! Могут пристать, и - с уроков. Плевать-то оно - плевать. А десятый класс.
Тоф - Толик. В фамилии есть "ф".
Оттенков пожухлой травы, как стебли. Где-то желтей, где-то темней. Пробор сбоку - падали на весь лоб. Над глазами выруливая завитком - козырёчком.
Удар пришёлся Сашке в щёку, кулак только проехался. Нос - нет - не расклюквился. А очки, изготавливаясь, успел снять. После Тофиного выпада - когда отшатнулся - ткнул и сам. Кажется, в шею. Теперь красавчику - оскалившийся Тоф - получил право. Уж влепить.
- Не смей! - раздорная бросилась на амбразуру.
Мелькнула - цыплячья шерстяная кофточка. И ниже - плиссированная школьная коричневость.
- Ты! Иди сюда! - Тоф потянул вперёд руки, желая ухватить Дербасов воротник.
Получил укус в основание указательного пальца. От - разнимай их! - обнявшей. Но извернувшись - в облёт Илоны, которая как щит. Попал ногой, в войлочном тапке - по блотарской моде - в брючное бедро из восьмого, их же второй смены. Молодого да раннего.
Так бы и не познакомились. Не с Локотош Илонкой - эта сама, без мыла. А с присвоившим на неё права - драчливым - одноклассником. Однако, не из сволочей. Но ей мало: особая мужская красота мальчика - двумя годами младше, с пушком… Илона текла…
Александр с Локотошкой опирались на косую линию перил, глядя как бы под ноги. Ещё один марш ступенек вниз - и площадка при пожарном - запасном - выходе. Запертом навечно, но негерметично. Поддверный морозный воздух - обвеивал ноги - ионисту. Лестница - вся, до четвёртого этажа - одна из двух боковых - считалась аварийной. Почему и - музыкально - использовалась.
Тоф громыхал - ударными, в уютной треугольной нише, под последним маршем. На цементном полу - вились провода. Микрофон - со стойки - заглядывал в горло поющему гитаристу. Музыка - с помощью червячной передачи лестничных изломов - уносилась в трубу - на всех этажах вверх запертого  колодца. В музоне коптились расставленные. Кто где хотел - по высоте. Допущенные на репетицию.
На заформалиненных тёмным морозом - к школе близким - улицам: ансамблисты и болельщики. Гуляли бесцельно? Хотелось ещё винца, но время уже закрутило краны источников.
- На Брод…
- …у Вечного огня греться…
- Не хило…
- … на хер надо…
Пустота чёрных улиц, проросших в старине домов, как ходы древоточцев. Нерегулярные - которые светят - фонари, жёлтые электрифицированные афиши окон. Тёмное - темнили. И пальто, куртки - покровительственно окрашивали. А Тоф - в белом из овчины тулупе.
- Ты, шуба! Ты как сторож…
- Берданку…
Подотстал, утянув с собой Дербасова, а потом - перед манёвром - Илону догнал. Повернув как пушку - родной переулок. Получалось - всем гуртом проводили. Поскольку стало ясно, что мать - в смену. В ночь.
Цель прогулочных ходов потерялась ещё сильнее. Но в настроении. Даже потолклись возле освещавших тротуар сквозь занавеси. Два окна квартиры - уличные, Тофовы.
Кто курил - курил. Санёк там на лестнице - ни глоточка со всеми. Ненавидел. Но общение, смех, и воткнутый в него нож - зовущей. И коварство перспективы… Все двинули - опять - дрейфовать, но льдины - откалывались. Последняя стайность забралась в незапертое парадное, вытянувшееся внутри дома сквозь, проходным двором. Создавая иллюзию согрева. Под кровом.
- Проводите меня на остановку…
Подруга Локотошки - хныкнула. Маяча унылой - тёмной - улыбкой. Затянулась, переданным ей окурком. И повела вновь по улицам. Попутчик запрыгнул в гружёный светом пустопорожний трамвай. Женская склейка, исчезнув, напомнила: пора врассыпную.
Даже не спросил: Кто? На звонок. Перед Саньком - уже спина в тельняшке, с незаправленностью в брюки. Попыхивала труба папиросы - сбоку от деревянной каски волос.
- Шур, так и не бухнёшь? - заметил затылок гостю.
Наоборот: не отрывали фасного взгляда - крыжёвенные глаза Локотош. Немного всё-таки смутилась - сидя нога на ногу: лишённых колготок - но окунутых в сапоги. Делано - втянуть щёки - и произвести лёгкий закат глаз. Но скоренько "неваляшки" вернуть - к портрету вошедшего. И этот не носит шапки! Шатен крупнолоконный, длина патл - ранних битлов. Даже очки - не портят!
На Тофу уже наполз его белый кожух. Ладонь накрыла - потянувшуюся по столу - пачку "Беломора". Не церемонясь со стаканом - вытряхнул глоток портвейна - мунштучно.
- Он - ништяк… - опять намекнул, тылом ладони вытирая, - Когда чо, хлопните дверь…
Эстафетная - безмолвствовала. Дверь - показала как надо - хлопнула. Илона - глубоко вздохнула и поменяла закид ног…
Если бы не дурманящая дудочка её красоты…
- Кино - последний сеанс - во сколько заканчивается? Если две серии… - да призадумалась…
- Только начался…
Ей же всё-таки домой.

* * *

Глубокая - горно-скальная отвесность - а внизу кроны деревьев, лес. На самом деле: трава, пустынно-степная - пятнами-шляпками, лишайниками, мхом, зелёно-серая - лесистость с самолёта. Не с краю - вид. А вдаль - обрезанную краем - вторым, ближним горизонтом.
Загнуть голову - растревоженное подножье невысокого глиняного бугра. В самом обрывистом месте - вгрызанность до середины. До вершины. До самого хребта.
Складки морского - когда-то - дна. Полукилометры - зонами - ребрят степь.
Паразит-экскаватор обычно селится надолго, пока не сожрёт весь бугор. Но, видимо, нужда в глине пропала. И от города - весьма и весьма. Строили что-то местное, неёмкое… Дорога, по которой увозили, затянулась уже ряской. Угадывается. Но Александр любил - въезжать наверх. У бугров - один кончик - как хвост - всегда положе.
Пространство тускнело - после ожога огнемётным закатом. На полчасика удерживается эффект: то, что светлее - относительно появившегося водораздела. То - само - светится. По другую сторону оставшееся - в тусклости - замазывается, растирается, разминает себя. В отпечаток. Офорт.
Узкой спине удавалось ещё чуть-чуть - больше и не нужно - сжаться. Чтобы заиграла талия. Из талии вытекал наплыв смолы. Первая волна - уровень крестца, подвздошных ушек. А у бомбы-основания - как бы две мощные сомкнутые пятки. И не раздавленные - весом. А младенческой, не использованной как опоры, надутости. Будто едва касаются - кромки обрыва.
 Аида свесила в пустоту ноги, убрав руки - куда-то на колени. Ноги-руки - с глаз долой. Идеал торса вытягивался - в горлышко шеи, - но не с подветренной стороны. Бело-горящие ковыльные волосы - причёсывал сухой жаркий гребень.
Отъехала задом, насидевшись. Заюля. Руки - как костыли - позволили перенести тяжесть. Помогли ногам - вынуться. Вывернулась голая Брякина. Отряхивая ладонью сиденье, побрела к Сане.
Который - после медитативного оцепенения - от картинки эталона. Смотрел на слишком маленькую грудь и - слегка громоздкие - ноги, гребущие к нему. Которые он помнил - ладненько-поджарыми.
Так - как? Был треск или показалось? Не забыть - и прицельно поискать… Час назад, в обрушении  дня - в панике спасения из него. Ая долбанула страстно - подряд - ножкой. По панели - крышке бардачка. А там - хрупко… Но что поделаешь…

* * *

Образовательно: художественное училище - в кремле. В древнюю кирпичную - два этажа - подсобку. Тень от Успенского собора - осеняла.
Крепостное кольцо - корона - с башнями. Всё, что внутри - целиком в ведении церкви. До революций. А сразу после - даже в шедевре - уже стоял гарнизон. Вместо иконостаса - солдатские фантазии на штукатурке.
Понемножку - после войны - компромиссно передавали: искусствам. В - когда-то епархиальной гостинице - музшкола. А в доме архиерея - хоть и Дом офицеров, но со всякими самодеятельностями для детей. На колокольне - антенна вместо креста. До пробоины от снаряда времён гражданской - руки не доходили.
На соборы - главное кремлёвское достояние - раскошелились только в 60-ых: на фасадные реставрации. Троицкий - увяз. А Успенский - выкарабкался. Украсил город - обновлёнными куполами на каменных барабанах. Тыкающим в небо щепотью - не полностью сжатых пяти пальцев.
- Рисунок… у вас преподаёт…
На кирпичном крыльце есть кирпичная загородка. Удобно сесть, но подумаешь. Другое дело - если в грязном халате.
- Санёк, - некто Иван.
Мастеровой - ленточка по лбу - россыпь волос удерживая, придавливая. И затягиваясь сигареткой:
- … ты у нас прямо анималист… по самолётам…
- Да не буду я пить, - Александр после улыбки скривился и отвёл жест просящего милостыню.
Собирали по кругу - на флакон.
- Может, исправился…
- …по военным?
- Ну, не только…
- У Сашки - рука чертёжника…
За кремлём - шагни от колокольни наружу, - отделённый асфальтовой дорогой, а так-то - считай, примыкал. Охваченный сплетением чугунной канители - Братский сквер-садик. Там - Вечный, совсем молодой ещё - огонь. Недавно пустили. Чум из крон акаций и тополей - делал дыру - куда якобы дым. От Вечности.
Аллейки в Братском - линии склейки почтового конверта. Угол, с которого начинают надрывать - пуп города: Брод. И вокруг - сеточка старинных улиц. Согласно канонам древнерусских застроек - трезубцем - или веером - устремлялись они бегом, и растопыриваясь - от парадного въезда в крепость.
- …что будет - на Броде… то и…
- В овощном - глянь!
- Иван, продашь хорьковую?
Дербасов всё-таки пнул вопросом. В отместку за вольность - накось выкуси. Тот где-то доставал кисточки, - но скрывал.
- Вообще - что? - вильнул от темы,  - "Белый билет"?
- А сам - не видишь? Какие стёкла…
- Во жизнь… - Иван завёл руку за спину, за кирпичный бортик-сиденье, - вернулась рука - без окурка, - Этому в армию - не идти… Так он - бредит военными самолётами…
- …тебе показывай…
- Ладно, забыли… Позже - выскочишь? Тут вчера, на Броде, одна спрашивала…

* * *

Кизань - толстый синий червяк на карте. От Волги забрав воды - впадал, наряду с остальной вермишелью. Кизань, в известном Сашке месте - езды-то полчаса от окраины - намыла губу. Раскатали на губу - губу. Но ни разу не заставал, чтобы кто-то - а колеи в траве? Только от - его?
Сквозь обросший берег - не просечёшь. А там - есть песчаный подоконник. Вровень. Плотный песок, но машину лучше - в кустах. В стволах - вётл. Небрежно - закамуфлировать, а то с шоссе она - как бакен.
Через реку солнце не допрыгивало - перескочить в один прыжок. Соскальзывало, шлёпалось вверх тормашками - на неволнуемой, как лёд, воде. И катилось ждать  - в себе - перемен. Сорванное недозрелым - оно скоро всё равно собиралось желтеть и буреть, хоть и не на корню…
Если регулярно совмещать, и не только - в люди ходить-загорать, а ещё вот так - в дополнение. Остаётся несвежая дорожная разметка - указатели-стрелы - на телах.
На лежащую, - но смотреть, стоя. Ноги всегда кажутся длиннее. Дина улеглась на расселенные фотообои, с видом реки. И не надо - тоже приём - развалясь на песке, поглядывать вверх. Чтобы насладиться эффектом вытяжения. Тогда бы вообще - одни ноги. Просто талия и спина укорачивались - в пользу стропил - согласно задумке. И только длинная шея - снова росла в руках гончара. Смотришь - как через разно-толстое стекло, середина ужата: искажение. Шея - то покажется, то спрячется за выпущенной занавеской. Рука занавеску отодвигала - чтобы ухо поподглядывало в угол окошка.
- И всё равно, Динка… дарить что-то чувственное… Не столько брать, сколько…
- Что значит "всё равно"?
А глаза её - мимо её же вопроса - влюблённо блестели. Поддержка вышла - из начал улыбки. Слегка вытянутое лицо - чуть ли не клоунски - могло петь и плясать. Большеротость - дирижировала, а глазки замечательно подхватывали команды. Видом чёрненьких полулуний. Не смеялась Дина - да никогда. А два чёрных рогалика - на ущерб. Рогами вниз. Вечно бледны у неё губы - с мизинец. С безымянный. Со средний. А ну-ка, назад.
- Если, конечно, хочешь - расскажи… Ведь я - не первый…
Русые, почти неизогнутые бровки - крылья с изменяемой геометрией: для значительных скоростей - создали стреловидность.
- Зачем…
- Немного не ожидал, знаешь…
 Когда вытекли слезинки, появилась и хмурость, и на душе завозилось - занозилось?
- А что - твоя Аида? Она - что? Не была?
- Там другое дело… Среда… Спортсмены…
- Это ужасно, Саша…
- Да… Никак не свыкнусь… Оказывается, там кто-то уже побывал…
- Как ты можешь? А сам?
- Но - восемнадцать? Ладно… Имею право высказаться?..
Закатали кругловатым, как крышка, облаком - закат. Попали по вене - потекло красным. Томатом - из закатки.
Дербасов строго смотрел на погружающиеся остатки лба. Лицо исчезало как дно перевёрнутой лодки - в волнах сращённых рук. Севшей - со сжатыми коленями. Лицо - и в колени тоже. Пока перекрашивались в рыжие - волосы дубового паркета, совсем нового, отциклёванного. С рисунком на нём - столетий.
- Поехали, Дин… Туда - за аэропорт… Пусть на нас опять будут падать самолёты…
- А у твоего Бунина?.. которого ты мне без конца советуешь!..

* * *

Забулькавшее и утонувшее. Тарахтение глушённого мотоцикла. После паузы затекло. Нет - струёй, брызнув. Из-под лобзика дверного звонка. Сашка, проходя сквозь зал - перенося мотоцикл из одного окошка за тюлем. В другое - из двух. Наблюдал склонившего голову - как пристяжная в тройке. "Ижак", вскинутый на ножку, вывернул переднее колесо.
- Мои в Мумру умотали…
- А-а-а… сторожишь…
- А куда - далеко?
- Да он чё-то… не знаю…
Мотоциклист развернулся - к мотоциклу. Дербасов - в дверях: оба спинами - дом, будет за. Останется скоро - дальше - за. Циклист вернулся дрыгать - о кривой блестящий сучок, дрыгающийся. Соскальзывая. В сизом выхлопе - второго хвоста - из блестящего хвоста - глушителя. Когда уже пристроился между коленями бензобак. Фара смотрела. Как Сашок крутил ключом к скважине - буравил дверь. И уже проверочно сотрясал - латунную потёртую. Ручку парадного - родного, Дербасовского: отчий - удалялся.
Длинные прямые - и широкие - желоба. С низкими зазубренными бортами. Без асфальта - улицы. Бредень - из таких, закинут - парой веков.
В затвердевшем лете - пыльной керамикой одноколейки. Расплетаясь - и в двухпутку. Снова сплетались. Ломкие глинистые русла-впадины. Но два колеса - гнали по одной. Длинной ямке. Касок тогда ещё не требовали.
- Вот про - эту, эту… - завернул голову назад.
Склонившийся к звукам речи водителя - сквозь трескотню. Вцеплялся - двумя в лямку, делящую мотоциклетное сиденье.
 - Где живёт? - Дербасову было удобней и верней.
В ухо.
Они промчались с пылевой завесой до удобного поворота. Объехали ещё квартал и - ей навстречу. Миниюбочная как раз - теряли - заходила во двор. Ответ - здесь.
Покружа, пожужжа - перед Дербасовскими воротами, на пространстве - завалили железяку. Легла мешковина под снятое колесо. Инструментарий - в брезентовой. Из множества кармашков.
- На "Урале" - там не цепь, как у тебя… а коленвал…
- И когда - говорили?
- Как поступят…
- Батя - технарь - твой… всёж-таки…
- Да он делать ничего… ненавидит…
- А "Яву"… оно, конечно, подождать - да…

* * *

На пляже начался лёгкий свал. Третья "калоша" - пока не подключилась. Дремлет без кучера, у городской пристани. Привязанная с торца дебаркадера - не помеха чалящимся поочерёдно - двум.
Периметр скамеек - контур утюга. Все взгляды внутрь - будто взявшись за руки. Топографическое обозначение впадины. В центре им - препятствие - не дотронься! Мелкой дрожью - и на радиаторной решётке - тракторного завода инициалы. Отдыхать глазам - на голых коленях напротив, но будка с табуреткой и седоком - хотя и сквозная, без дверей - препятствует. Солнышко вращая. Рычаг переключая. И подпол его каморки - над чёрной лужей - масла? - исходит визгом. Как газанёт. Вал винта - блестит. Наматывая на себя точки-царапины, превращённые прялкой в нити.
Пять минут впритирку - для впрыгнувших. И простоявших без мест сидения - десять. Ещё есть спас-ящики на носу, но и на них. Восседает - груз.
Вовка Хахалин вернулся из зарослей острова - первых же, переодевалочных. Мокрую упругую синтетику - на городской поменяв дышащий хлопок. Подхватил - по дороге брошенную - у: кому он, прохожий, друг. В сумку-свёрток вкидывая снятые чёрные пенки. Произошло - как репьями - сцепление рук художников. И поклон - с тоже кланяющейся, но лёжа. Под губную гармошку - её - улыбки. Ланиного прощания с убегающим. Дербасов неизменно бросал якорь - у дебаркадерных сходней. На бугорке. Отдалив взгляд. Прямо-таки билетёр на входе и выходе.
А значит, в набитую "калошу" - вот-вот готовую сорваться. С ботика-пристани. Успеет Хахалин. День пляжный проведя на развалах. На блошином рынке - солнечных услуг. На рауте - вежливых переползаний. И приглашений - к воде, как к бокалу шампанского.
Белая, плотно стягивающая лоб, скальпирующая. А "зебра" материи купальника - кусочков, будто оставшихся от кройки чего-то иного - где оно? - полосатого. Обозначала островки безопасности. Живот у Ланки - ниже пупка - едва уловимо разделялся на две лопасти. Редко-прекрасно - и рыбье. Русалочье? Больше ей нравилось быть выброшенной на берег.
- А сегодня, между прочим… - голос Александра не целенаправлен к слушательнице.
Скорее, к реке.
- …на Броде… вышел из мастерской… И кого, ты думаешь?..
Сажные казачьи бровки изогнулись в лежащие буквы S. Как - локти в стороны - человек, руки уперев в стол, нависнув над столом. Угрюмо, и ждя.
Пунцовый рот - в красный светофор. Потусклее. И попрятались. По форме и размерам - как коротко постриженные ногти. Ногтевого ложа арки - зубов, - но не розовых. Плоскостями отвёрток, - но белыми - появлявшиеся. Отголосками улыбочных волн - после всплеска при раскланиваньи с Хахалиным.
- Дину?.. А может, Аю?
Всегда наготове у Александра - блок. Выразитель задумчивости должен впасть в паузу. Мол, зря. Сказала - не подумала.
- А чё, Дин, на пляж - совсем - не? Забросила это дело?
Он только что запер дверь. Спиной к толпе. Выцветшая шероховатая охра - в заскорузлостях непроцеженной - приставшие шматочки застывших сверху корочек. Отскочившие, отколупанные - с годовыми кольцами старых слоёв - лишаи. Трёхстворчатостью - почти гаражная. Позволяла вынести - и в городском масштабе - "Миру мир!" С голубем. Чтобы загородить трущобы.
 И дверь - как затянуло в болото - однотонной побелки - пожёлтки - стены. Сомкнулись волны над. Только рябь на желтовато-серой воде.
 Улица открылась как сундук с самоцветами. В их шевелении - за счёт возящегося беспокойного кого-то - под - ними. Каждый луч - шаг. Межтротуарье - в невязкой густоте толпы. Неотличимой, - такова энтропия пешеходной зоны, - как и бордюр переступя. Слопать пирожок на углу?
- А Тенникова - тоже - придёт?
Уже после. Озарения встречной и мигнув собственной - ухмылкой? Бледногубой, раздвигаемой - как подзорная труба. Но быстро - поспешно - сложенная вновь спать на подбородке. И уже только глазами - затанцевала Дина умирающего лебедя. Двоящиеся балерины. Складывали вытянутые руки - на вытянутую ногу.
- Дел у меня… не до того, Саша…
- Но - вот - была ж!.. недавно… Или вы - с ней - в шахматном порядке…
- Лана… Слышь, Лан… Ты прочла - второй том - Бунина?
Дербасов посмотрел на прищуренные на него. Под суровыми - насурьмила - нет, природа. Показалось что услышал, как Лана Тенникова шумно дышала на весь пляж - через нос, раздувая. Красиво, но по-лошадиному - ревниво - ноздри. Или, естественно только увидел - как миллиметрами выше обычного - но слегка одышечно - вздымаются на рычагах рёбер. Вывернутые наизнанку кратеры. Котлованы.

* * *

Испарения над тёплым болотом. Постоянная подпитка - всё ещё. Русский стол - слоил: к изначальным кулинарным щекотаниям - добавлялись. То есть - не в виде смен блюд. А тарелкам находя незанятые места на скатерти. Дымы от горячих вносов.
- …если бы жена у Сашки, а у вас - внуки…
- А где мы в Мумре - ёлку?
- Говорила - надо как у этих… во дворе… своя…
- …та-а-ак… ветка еловая, хватит?.. С шариком…
- Александр!
- Да не любит он…
- А чё - со своими?.. молодёжь…
- …говорят тебе…
- Да пусть хоть поест!
- Из уважения! Что дядья ему "Яву" через колхоз…
- Да ещё придёт - посидит…
- Кстати, как? Бегает?
- Вон - всю осень мотался… до грязи…
- А ему - как… Он же в очках…
- И приличная!.. Какой - минус?
- За икру - всё дадут… У меня в поликлинике…
Муж не тётки Лёсы, а - младшей мумринки. При сбившемся ритме тостов, отодвинул стул. Не привлекая внимание, - но не в туалет. Обогнул колонообразную, в жестяной обёртке, которая в серебрине, печку с газовой форсункой. Постучал в дверь - и за неё, заныривая
- Чё делаем?
и держа себя в напряжении, - избыточно распрямлённо, - чтобы не пьяно выглядеть. Трезвые глаза - как внутренней резьбой - удалялись диоптриями. Сразу свалил несколько книг с незамеченной - тень у входа - табуретки. Подбирать. Однобоко освещённая торшером - лампа и как настольная. И для чтения - в лежачем положении. В каком - улыбчивый Александр. На край стола - откладывая жёсткими надкрыльями - обложками - вверх. Отложил, приглашая.
- Да вот… хоть сюда…
И - почти было. Но шатнулся - к. Так и не сев на табурет.
- Ух ты… Нет, трогать не буду…
От полки с похожими на увеличенных стрекоз.
- Ла-5, Ил-2… Всё - времён войны…
- Крыло? - опустил взгляд на стол.
- Американская "Валькирия"… Эту - я сам…
- Те - вижу… Покупные…
- Да их, знаешь - сколько доводить…
- … ишшшь… как мелко…
- Весь крой обшивки… По чертежам… Один - к ста…
- Я чо, Санёк… У меня тут - на полиграфическом… Я бате - говорил… Вчера как приехали… Им - художник… так и сказали… да… А кореш - наш, он по партийной линии… Ну, там, конечно, всё такое… этикетки… Но работа - тонкая… И зарабатывают… Сходи - обязательно, после праздников… Батя - кому, куда… знает…

* * *

Бордовая - в хромо-никельном достатке. Та модель - что с каплевидным бачком. Цветовое решение "Явы" - не изменялось, на протяжении производства. (Потом - морковная, но и дизайн другой, и, наверно, - нутро). Имелся парус ветрового стекла, как функция Гаусса - тень от колокола. Все мотоциклы - имели. Ведь дело было - до. Космонавтских, с прозрачным забралом.
Очкарик летел - как в шлеме. Убогие котлы на головах появились тоже позже. Укладка - ветром. И крупные очки, будто подстраховка. Стекло - за плексигласовым окном. Ласково карикатурен - на двухколёсной скорости. Ветрогонной.
Посещая Брод, в вечереющей толпе - отцеженной от старья, - среди женской молодёжи, стал замечать. Отскакивают. Взгляды, тянущиеся поцелуем. Дербасов будто нёс на себе круглый аквариум - на башке. Выдутый из очков. Но вызывающий - нескрываемое: ладони снаружи - прилипали, щёки раздавливались, но. Предубеждала - взращённая в пролетарском сознании. Милых крыс. Анти-интеллигентность.
И тогда же - как комплект к "Яве". В те времена - только по блату: затемнённые стёкла с коррекцией. Сдвинуло процесс с места.
Две девицы - идущие навстречу друг дружке - засмотрелись на невысокого парня. Не потому что - в тёмных очках, - а тут сумерки. И столкнулись лбами. Он доброжелательно расплылся, они хихикнули, потирая поделённый надвое ушиб. Разбежались…
Александр уже освоился - со школы, - но инженерно завуалировав глаза - окончательно убедился. Что ничем не заслуженная, не заработанная им. Гравитация усилилась: на него стали падать. После - всего-то - затенения очков: главный рецепт усилий стал: ни на грош - не прикладывать. Только вред. Только - наблюдать. Как та или иная предлагает - подхватить себя всю.
По правому берегу - сначала - Волги. Потом крайним у дельты становится - рукав. А стратегической дороге к нефтебазам - только бы ровно отчёркивать, где кончаются корни синего растения. Будто дано в разрезе, в плоской прозрачной банке - светлых тонов почв.
 Как незаряженная. Высунься из города - и канатоходцем. Одинок. Дорога пустела - полосой для взлёта-посадки. Вырывалась - с испытателем - в стратосферу приречных рощ. То сочных. То трачёных до глины: полянами. С блеснувшим в глаз - солнечным зайчиком. От утаённого ерика. Нестись - за сто. Или черепашьим - нырнуть в протоптанную - только взглядом протоптанную, что - проедешь? А проехать на вилючем… Можно - хоть на дерево. На нём же - забраться.
За нефтебазой - бензозаправка. Сашка на неё и рассчитывал. Улыбнулся - почему-то делая это всегда смущённо - остолбенелым болотным глазам. Потому? - что виноват, внося смятение не по своей воле? И мимо - последнего оплота - мимо нефтебазы - в степь. Заправка - оазис. Одна она посажена - кассирша? Совсем одна? Её присутствия у пистолета не требовалось. Но самопроизвольно - получше разглядеть - вышла на воздух. Пока крышку сворачивал клиент и вставлял - вынимал - дуло.
Платье по колено - фиолет - дымный - как в горах. Но - в горох. В град - на - начинающейся ночи. Отдалённо стояла - наряженная в платье - парковая скульптура физкультурницы. Без весла - девушка? Уж очень рвётся в бой.
Шёпотный "Явский" выхлоп унёс Дербасова - стряхнувшего образ кассирши-виденья, но - как бы внутрь. Заглотил образ. И - вдоль Бахтемира. Крайний рукав дельты - по левую тёк руку. На уровне шоссе, водный асфальт - за упитанно-зелёной разделительной полосой. Свернул в противоположную сторону - Александр, а не Бахтемир.
Уехал в сухое займище, рифлёное глиняными длинными буграми. Залез, урча мотором. Помогая - взбирающемуся самокату - ногой. На самый верх. Вздыбил на ножку, а сам, поискав - где печёная трава не проплешивается, а - циновкой. Там лёг. И час - в небо.
Солнце послушно вечерело, не мешая, - а если бы из зенита? Прожигая глаза? Всего лишь грело макушку. И выбеливая - балуясь кисточкой, на которой уже почти не осталось краски. Перистые - чтобы указать промеры глубин.
Ведь сегодня - полёты. В городе можно расслышать, как далёкий грозовой гром. Значит, есть. И теперь - можно иногда схватить блеск серебряной пули. С - на некотором расстоянии от неё - одинарным или парным вспениваньем небесного залива. Предоставленного для - школы фигурного черчения. Лезвием конька - геометрия, но не гео. Тужились парни на сверхзвуке. Иногда были слышны удары прорыва.
Зритель когда лёг, вверху уже циркулями, линейками - исстарались. Пересекалось и разбегалось - в линиях мелом, которые ещё не стёрла прозрачная тряпка времени. Сегодня - довольно короткого. Разбухшее меловое крошево - быстро стареющих шлейфов - аккуратно смывалось. И перистые облака - казались следами от протираний набравшей на себя мела - тряпки. Высох мокрый след - осталась перистость на голубом линолеуме школьной доски. Арки, завитушки, дуги…
Трасса на обратном - гони, - та же беспрепятственность. Но не гнал, слегка кружилась голова.
Внимание, однако - прозвонило. Бензоколонка выставила фиолетовый маяк - фишку. В которой возник - очевидно свой расчёт: городское происхождение мотогонщика - что будет и возврат "Явы". Сменилась, - а как иначе? - и решила немного поудить. На вечерней зорьке. Медленно зашагала к обочине - телекинезом остановить скатывающегося - по кегельбанному желобку с горизонта.
Без единого слова. Будто были знакомы сто лет. Или строго - посекундно регламентируя - договорились, чтобы не вышло промашки. Нога оголившись до промелька белого - белозубая улыбка снизу - подол её мгновенно закрыл. Нога перемахнула хромированную корзину багажника. А безрукавными руками - надёжно застегнула сплетённую из пальцев пряжку - на Александровом животе.

* * *

Повторяя за литературным Львом: Что движет народами? (Цитата из "В&М".) Ни с того ни с сего - и без отклика в других - для чистоты сравнения - тоже в полумиллионных городах. Событие искало себе гнездо. Примеряло разные зоны центра. Попробовало - то на Скаржинке - засыпанном канале-отводе, превращённом в длинный пустырь - аллее - с берегами. То - а ну-ка - на Розочке - высокоархитектурной улице, похожей на анфиладу дворцовых комнат с балконом - вид на Волгу, - он придержит вас перед скосом к воде - фасонно-дырявым чугуном. Но - нет жизни: сплошное жильё. Потом перекинулся поиск - по другую сторону - антиволжскую, - глядя от кремля. Потыкалось событие - у почтамта, полетало вдоль Советско-Губернаторской, и вдруг безапелляционно - будто сразу нельзя было понять, что лучше негде - в развилке, на перекрестье. Где один угол - квартало-квадратного Братского сада. Три остальных - торговые, причём есть - полезный - допоздна способный питать. И, казалось, бессмысленные промтоварные, к вечеру закрытые - они не менее, получалось, способствовали - иллюмини-иллюмакси. Неоновые витрины - создавали игрушечную модель - и компактно, пышуще. Авеню пешеходов. Поэтому?
Ведь - вечерами.
Толпа съезжалась как на работу. Более чем моложавая. Шпана, студенты. Старшеклассники. Начинающие алкаши.
И едва оперившаяся женская красота - искала себе тут осколки зеркал. Кто мы? Скажите - покажите - нам. Миниюбнутые гражданки - приходили познавать себя. Узнавать.
Вечера - но даже в будни. Когда весь город - сумеречно брался вымирать, здесь усиливалось бульканье грязевых гейзеров. Наученные - два раза в год муштрующими весь город - демонстрациями. Ученики массовых стояний - день весной, день осенью - терпеливо - запорно - ждущие, когда же наступит очередь. Твоею колонной опорожниться - возле трибуны. Молодые решили непрерывно репетировать - в свободное - от несвободы - время.
Были и такие, что не пропускали - и в морозы. Слегка видоизменив маршрут и плеснув горючего. Теперь дрейфуя от Вечного огня - на холсте в каморке папы Карло, - где можно посмотреть на прилипшие возле пламени монетки. До касс тропического кинотеатра: а там батарейный нагрев - щедр. Видимо из-за общей сети с фойе. Столетние пальмы и фикусы подпирали потолок, их берегли. Но всё-таки зимнее обгуливанье Брода - безысход.
Зато уж вёснами и субботами! Хотелось раздвигать руками - плывя. Сквозь знакомых чужаков. И натыкаясь.
 - Ты Кенжика не видел?
Прийти и встать, почесавшись хребтом - о протянутый над чугунными полукольцами. Или на этот брус, вспрыгнув, сесть. Но к потуханию дня уже нет незанятых - рублёвых. А подешевле места - подальше от как намазанных мёдом: у перекрёстка - по рукавам ограды - до входов в Братский сад, - но терялся, если удаляться, смысл.
- Елизар постоянно залупается…
Происходит борьба с ясным взором. Для этого кварталы - изъедены проходнушками. Изыск тоннелей - в ответвлениях-тупичках. Гонять по кругу "пузырь" - и немного беседы, на закусь. Девчата, прикладываясь, отворачивались.
Дербасов никогда не заходит в угловой. Где стеклянные конусы, внизу - краник. Соки. У продавщицы - за спиной крылья: тяжёлые перья - банки на полках. С негорючими материалами, - но вкраплены среди них и взрывоопасные портвейны. Почему? - в овощном отделе - корнеплод: коньяк. В сухофруктах - сухое: шипучка. После отмашки - смотри на часы - где часы? Бьёт на колокольне кремля. С полок - непрофильное - сдувается законом. Начинается ной. И завсегдатаям - за переплату - негласно достают. Чтобы само юркнуло за пазуху. Не светись!
Дербасов никуда не заходит. Он смеётся над пагубной страстью употребляющих. Сомкнутым капканом меловых зубов. Из мелованной - глянцующей бумаги - не по отдельности - разом вырезанных, не отрывая ножниц. Только сгибами - наметили каждый - отчеркнули, фактически не деля полоску.
И привычно скашивает - по сторонам. Чего не заметишь за светомаскировкой его окон - и с незажжённым в комнатах светом. Умеет: голова должна медленно поворачиваться - от - объекта. Синхронно с наведением - взгляда на пялящихся на него оценщиц. И тогда даже может долететь:
- Какой кла-а-ассный…
- Он чё в чёрных очках - шпион?
Двор прогнил в квартале - как сердцевина. Похож, скорее, на переулок, - но тупик в оба конца. Изнутри неоднороден: часть урвали - подъезды. По бортам - прижаты к стенам наружные лестницы. Деревянные - как и пристрои вестибюльного типа, перед входными, с почтовыми ящиками. Палубами тянутся вверху веранды, - и стяги на бельевых флагштоках - буднично сигнализируют.
Но есть, чего нигде нет. Эстрада-раковина, уменьшенная до плоской беседки. Как плетёная - досочками крест-накрест - корзинка. И простейший партер - десяток лавок. Отголосок - пятидесятых. Без прямого назначения - уже, но публику собирала.
- Вон в ту дверь…
- Баба Ася!
За "нальём" - бессловесная старушенция - библиотечный абонемент по стаканам. Она сядет на тех же рядах, что-то иногда бормоча - после влива бормотушки. Гранёная посуда уцелеет и даст приплод - для приёмного дома стеклотары.
Девушки ставят одну ногу на - впереди - скамейку. Сапоги на платформе. Сапоги-чулки - поигрывают жатой лаковой кожей. Чёрной в ночи.
В стороны - отстреливаются трассирующие окурки.
- Сокол! Сокол!
Маленького роста - крепыш - якобы снимает со стойки микрофон. Дворовое электричество позволяет - и пародийную угадать - стойку певца на эстраде. Уже все оценили. Зазывная вытекает из горла нота - певуче-сладкая.
- У!
- Ха!
- Ништя-а-ак…
Подпитка из зала. Вокал, которым - в эфирах - затыкают рок. Разошёлся артист. Маяк-ревун - но могут засвидетельствовать своё - и менты.
- Затыкай, нанюхались…
Днём двор удобен сокращать путь - как оврагом -  людской ручеёк. Дербасов даже умилялся - ретро-деревяшкам. Но никогда не закидывал голову, присасываясь к мундштуку с креплёным, эх… Нет эрудиции.
Асфальтовые биссектрисы прямых углов Братского садика - собираются на его внутреннем проспектике. Таковой соединяет войны. Памятник учредителям Гражданской и стела у Вечного газового огня - антигитлеровской. Расчерчиванье прогулочных ходов - под готикой акаций и тополей - угловатое петляние - не утомляет. Парных.
- …у Грина - у Александра Грина… Есть ещё - Грин - Грэм Грин… Так во-о-от… Рассказ - у Александра Грина… Про человека, который умел летать…
Познакомленная - готова слушать - про любого Грина. Величав? Степенен. Не забывай чёрные стёкла - вносит таинатвенность. Смешиваясь - даёт почти поэтичность. Грубости у Дербаса - не сыщешь.
- …его показывали в цирке… Был такой - у него - номер… Он просто бежал - один - по кругу… по арене… И с какого-то момента начинал прыгать - в длину - затягивая шаг… И этот растянутый шаг… прыжок… раз от разу становился - чуть длиннее… чуть дольше… Человек - зависал в воздухе… на какие доли секунды…
Фонари - поливальными распыляющими фонтанчиками - бьют из-за кустов. Рассыпая брызги - на лужайках. Славится Братский - он же сестринский - обилием скамеек. Обшитые планками - плотно, шлюпочно. Штриховка перетекает из сиденья в спинку - тоже закругляющуюся. И длинные как многовёсельные байдарки. Гребцы усердно тренируются вечерами, позволяя лодкам, того и гляди, крениться - перегруз. Вторым рядом - напротив главной сидящей шеренги - без удобств, на корточках. Или ещё - балластом - на коленях. Спасательным, мягко-надутеньким.
И всё-таки - не бабья красота. Или она всегда - бабья - если бесспорная - даже у сильной половины? Откликается же - на неё - пол-то - слабый до сильных. Рук. А лицезрение? В тяге к красавцу - маска - лесбийства? Не об ударной любви - и не об атлетическом мясе. Крайности: свято - животно. Но о миграции - женского - к. К тому - чего в мужике не должно - не задумано - быть, а?.. Женщина ищет - женщину. Почти себя? Или - неведомо кого… Молодая.
Ищет и Дербас, купаясь в находках. Не признаваясь - себе? - что идут - на зеркало-приманку. Не от его мужской природы идущую. Но - как бы там ни было - подкрепляет, не разочаровывает их, подплывающих - и логичным продолжением в низменностях - острым крючком. Неотразим как дядька - имеет право так думать. Хотя и подозревает: в своём отражении - без труда - разглядев, бреясь. Какую-то - её.

* * *

Детские - фар - глаза, широко. Раскрытые удивлением - две круглые фары - пялились на всё. Как все первые модели "Жигулят". Сухо-лиственного, осеннего окраса попался при покупке. По отпочковавшемуся просёлку - удалялись, всё более одиноко. На шоссе - и то изредка - возникало, как глоток по пищеводу. Но и где укрыться в - скоро уже действительно - в калмыцких. Степях - короткошёрстых. Беж, экрю, умбра, охра - переливались своими тусклостями. Освежали - плоские разливы - сероватостью, пеплом. Цвета неяркой дыни - косолапо и покачиваясь - по ним. Пробирался - почти под цвет - легковой.
- Настоящие барханы…
- И далеко?
Тут показался волнистый кусок горизонта. От прививки оспы - на коже. С приближением - за канат всё менее заметных авто-рельсов. Колеи, подтаскивая ближе - жидели. Песчаное озеро - болото? - осторожно. Нависли - там - валы, и вздыбивший их ураган - врос. Засох в них. Отброшенными хвостами - судорожным, фибрилляциями - подрагивал слабый ветер. Стоп. Тряска - трясина - воздуха. Перемещение, а не - даже феноподобный. Засасывающий жарой. Зрением: он есть.
Предвечерняя вылазка - от "Дома творчества" - где Элеонора оттанцевала репетицию.
На мосту через Волгу, сквозь салон, шампурно протыкая - недолго. Со стёкшими внутрь дверей стёклами. Там - дул. Как в свистке гудел - не дотягивая до воя. Похныкивал.
Даже до дюн - неоформившихся - хуже чем въезжать в воду. Последствия. Опрокинутую обувь оставив у сидений - открытые жабры сандалей, нарезанной лапши из кожи, - а Дербасов давно. Он любил водить, давя на педали - босо.
- После будет с нас сыпаться…
- А, плевать…
Из-за гряды песка, - но чтобы краем глаза. Пустыня - почти карманных размеров, - а вдруг родную авто-скотину - кто… Глупость. Обозрить с гребня - вакуум существ… На льдине из песка - из сыпучих торосов - на оторвавшейся в бурю…
- Э-ге-гей!
Веселило взлететь на прибойную волну. Одежда давно ссохлась, отвалилась - вялилась сама по себе. Только чёрные очки - привинчены. Срослись. Как и - на градус ниже загара - очки заднего вида. Элеонора - бледней. Но качества её - нетрясущиеся. За исключением двух предметов - да и едва ли. Студень варили из копыт - только если попрыгать. Балерине для народных танцев - в самый раз. К покроям. Две сазаньи, конусовидные головы - не селёдочные, сплюснутые. А с губастыми круглыми ртами.
На - будто скол - песок с сегментом тени - наверху: воссела. Пятками себя поддев - ими промяв. А руки - руки вытянула, достав до коленей. Ах, выгнулась - и ветер. Есть маленечко - побежал по волосам. Длины - чтобы поболтаться в нём - набралось. Как следствие - локтями сжала сазаньи башки.
С горочки спустилась - съехала.
После объединённых объятиями катаний - кто сверху, кто снизу. Чёрные очки - уже на лбу. Вышло предсказание.
- Песок если попадёт… Лучше - туда - не надо…
И спустя затянувшееся мгновенье Александр скорчил гримасу, - а пальцем себе в глаз. А другим указательным отодвигал веко. Вот - лежит на подушечке пальца - стеклышко от игрушечных часиков. Он носил всегда только одну.
- Режет?.. Давай я лизну… Сразу пройдёт…
- Поехали - тут речка…
- Не одеваемся?
Полнейшая безоблачность отсрачивала закат, да и разве что ночью Дербасов бы заблудился. Намёки на грунтовые - но тут же растворяющиеся - с позволения сказать, пути. Никаких ориентиров - и только раз где-то вдалеке - гуськом - грузовые тараканы. Выдали себя.
Выдала и растительность, скособоченностью ив. Как - немножко - канава, потому что берега, подмытые паводком, когда ерик переполняется - обламывались. Когда опускался уровень. Но искупаться осталось - вполне - и без дна.
- А ты что не знаешь - что женщинам - так - больше всего нравится?
Сценические приёмы - руки стройно сложив, голову - бочком на них, ею иногда вздрагивая - вытягивая на шейке - и вновь укладывая на покой. Железы подпирали к горлу - перекатились, сплющив пятачки о колюче-паласную траву - в щекастые и курносые. Элеонорина театральная душа. То будто - её выскребали - взмолившись - чтоб побыстрее. И забываясь, делая вставки из чувственного смеха. Молчание - золото? Тоже нет, думал Дербасов.
Тающий шарик розового мороженного - лип к далям. А ещё предстояло Элеонору отвезти - вернувшись из заволжья - и через весь город. Туда, где широкий рукав-удав душил северный пригород. И где в самом его горле - Обливной остров. Для тамошних - районный пляж. Извоз - лодками.
- Раньше - ни загорать, ни все эти… А тепе-е-ерь…
- Ты же - где трамвайчик?.. А мне - если вообще - то удобно на Обливном…
- Надо как-нибудь - к вам… Слушай - слышишь?
Военный аэродром - он буквально… Чёрные локаторы - навострились: поводил ими - разведчик. Значит - какой там ветер? - идут над Волгой. Здесь, в степи - чисто.
Выходило - ещё и птичками - развлечь. Ся? Да к тому ж - попутно. Рулить на правобережную артерию. Из оживлённости в ней - если и не из потока - то из капели - чиркающих машин. Свернуть - там бугор и - сечёшь? - заграждённая территории. Спрятан секрет - в низине.
- Двадцать третьи Миги… Спарка… Ну, это когда обучаемый и инструктор…
Длинно- и толсто-клювые - подлетали беззвучно, а в бас-барабан начинали - слитую воедино дробь - когда уже боком. И совсем свирепо - когда гамадрильским малиновым соплом.
Успели - на последышей.
- А много, видимо, было… Судя… Пока доехали…
Насобирал аэродром себе - всех своих котят - в корзину.
- Наверно, делать там нечего… на вашем Обливном… Как Брод разогнали - так всё хочется какой-то толпы… Толпа - которая идёт по улице - похожа на… на…
- Ты к тому, что городской пляж - резко так - полюбил?

* * *

Исторически по набережным городских каналов - добротные, крепкие, из кирпича. С двориками. Только реставрируй. Снесли.
Пяточек. Сохранив - и расширив идею печатного дела. Вид сверху - квадратная скобка - [ - старая двухэтажная типография. А выражение внутри скобки - сократили. Скобку хватило ума закрыть - не тронули такое же цельное мощное - с двумя углами - ] - как и типография, здание - эксплуатируемое техникумом.
Пустоту имели целью возвести в степень. Подняли десять этажей башни и корпус полиграф-комбината.
- Я раньше принёс - сдам…
- Садись… Как оно?
Прокуренность кабинета. Дербасов на колени себе - папку с тесёмками. Выпростав оттуда, ещё не сев, плотный белый формат - и как обложечка к нему приклеена - пергаментно-папиросная страничка.
Даня смотрит - прямо - для чего откидывает голову назад. Глаза помещая на нижний край оправы. Противоположность тому, как когда, опустив лицо - глаза выкатывают - поверх очков.
Короткие Данины пальцы - профессионально-растопыренно - приготовились. Удерживают уже лист - секунду - сначала ладони. Принимают - перегружают -  продукцию. И сразу - снизу - как берут поднос - подставкой о пяти ножках. Большой и указательный свободной руки - за правый верхний угол - полупрозрачную прикрышечку. Шурш.
Даня дунул на полировку стола, - выявившиеся - хлопья вспорхнули, уступили место. Но не поколебалось - опасное пепелище - в кратере. Через невысокое заграждение из кип - на Александра - не полетело. Ждём.
В ящике стола - нашарил лупу. Чуть не клацнул ею по стеклу очков - сближая. Оптику - то удаляя.
- Я сам вчера… глаза вывихнул…
- А чё спешил?.. Не-не… Всё отлично…
- Матери - пять лет…
- А-а… Ну-ну-ну… Ага… Жаль у тебя нет - телефона…
- Я всё равно… забегу… Может - не завтра… Через - дня два…
- Безусл…
С обратной, с коридорной стороны - позволение выстучать - в дверь. Войти? Только заглянуть. Ланы Тенниковой из незастёгнутого - как и второй - до пальцев скрывающего ладонь - манжета куртки, - но оголившего по запястье высунувшейся кулачок. Который приблизился. "Штиллер Д.Д."
Всех - вахтёр пускал. Да и если кто - объявления давать - ограничивались вестибюлем. К лифтам - мимо его небдительного окошка. Некоторые - сами дёргали вопросами - давно надоело. Редакция - на каком? А производственный?
Лана - стройненькие - со стрелкой - брючки. И каблучки - подсаживали, чтобы лезло вверх: чтоб казалось. Но и без них. Открытую на обозрение - поясок куртёшки высок. А также - да каблуки-то - не на цыпочки - вектор подъёма доставал - и до пирамид. Будто толкал их снизу - с пяток. Полы куртки-невелички - разведены, язычок - вне колокольчика - "молнии". Покачивался. Лифт - наконец. Вышедший в костюме - взглядом в несколько восьмёрок - сколько успел. Ехала одна.
Была - знала - комнату. Где закреплён за Дербасовым никогда им не используемый стол. Придёт - поставит на него сумку. Вон - и сейчас - непотребная: увидена Ланой. А коллектив. К девушке - пригляделись, хотя заходила редко. Но издавна. Пряталась в носимую за спиной раковину. Он только что - к Штиллеру, подождите - садитесь. Спасибо, я - в. Коридор был уютен. Редкими выбегами в него из кабинетов и - юрканьями  в другие. Ничей. А то бы за - стол, и все - глазеть. Всегда ей не нравилось, даже выставляясь на пляже - только ради. Дербасов высиживал утром - полагающийся: час контакта.
Консервный завод имел инженеров-технологов. Работа была плоха - всем - для неё. Тенникова - так себе ладившая - и не стала бы отпрашиваться, но уж коль во вторую смену. То отрезок дня - посвятить. Сашь, ну я к тебе зайду… И поедем на твой базар…
Табличка "Шти…" Сейчас кулачок стукнет. Под её край - по двери. Дощатость - издаст. Дербасов - нечего! - поторопись.
- Батя хочет, чтобы… Ведь наедут - родня…
- Понятно…
- Наша? "Ликёрка" заказывала?
- И на нашу… На полстраны ж печатаем…
- "Пшеничная"… Представляешь, никогда…
Даня снова опустил голову - водя лупой.
- На уровне… тех… твоих… самолётов…
- Тоже три цвета…
- И на кладбище - повезёшь?
- За два, - хмыкнул Дербасов, - раза… Да… как его… бате он - свояк… из Мумры… Наверно будет - на машине…
- Свояк это у нас…
Тук-тук-тук.
- Да-да! - сковородочка со стеклянным дном - отвелась, - сняли с огня этикетки.
Чёрные маслины глаз консервированы - без косточек, по одной маслине в баночке - в пластмассовой оправе.
Скоро и вторую - "Жигу" - надо менять на третью. Продать - купить модель поновей. Содержа в идеальном состоянии - Дербасов мог. Потому и - давняя. История с "на уровне тех твоих самолётов". Сумма первоначально казалась неподъёмной.
Дане расхотелось оставаться - в намеченном - одиноко его окутать - дыму… Губами - и взнузданно подёргивая, подтягивая головой - вытащил макаронину из пачки. Деревянный звон спичек - уже в кармане пиджака, - поднимаясь, вложил. После того как - с всхлипнувшим - пергаментной страничкой - мутный за ней рисунок-макет - задвинулся. Вместе с ящиком. Снова - дребезжание в кармане. Неспециально - ага, ключ. Как точилка карандашей: замок снаружи кувыркался, - но с пощёлкиваньем. "…ллер Д.Д."
Попробуй на текучке заработай. Но и повёз воз - слезились, - а любил работать по ночам. Близорукие - как приспособлены для околоювелирных работ. Взвалил - никому не отдам: заказ на - скорее, обложки - наклейки на крышках коробок. Картонных - под пластмассовые - собери сам - модели-копии самолётов. Один к тридцати двум? Масштаб-стандарт. Один к двадцати восьми? Советские тоже решили выпускать - своё. Нужны были ярко-художественные, но инженерно-точные.
От лифтов до балкончика - в издательской башне - в два прыжка. Но на зиму запирают и заклеивают отдушину. Ветер. Чихают - только в редакции. Хотя на восьмом - выдувать будет - поактивней. Даня три этажа вверх не собирался - лестницей. У лифтов - Дербаса с заглянувшей - его головокружительной, - а может, они и пешком. Вниз же им.
В расчёте на год работы - с пересылкой эскизов, утверждением в Москве. Видимо, конкурсом - негласно. И, считай, заказчикам повезло - вмастило: Александр мог рисовать авиацию с закрытыми глазами. Ворох - даже избыток - слал. По собственному архиву чертежей. Тогда и закапало. Но достать - очередь - автомобиль - годы. А как с "Явой" вышло? Вышло.
На - лоджийке - сквозь которую, при задраенных люках шла пожарная лестница. Куда не ступала нога человека - о ступеньку: опиралась рука Германа. Снять - и переложить сигарету: пожать Данину длань. Пожатие. В ней участвовала - в щипке двух пальцев не выпущенная - спичка.
Город перекрашивался из зелёного в жёлто-гнилой. На заготовленном в ветвях резерве листопада - плавали притопленные крыши. Недосягаемые для осеннего половодья - торчали надолбы: разбросанные, редкие. Многоэтажек - отстёгнутыми протезами, встроенными - в вековую плоть. И как известная - посреди водохранилища - колокольня: здесь ещё и с собором… При чистом небе - дальняя даль бывает заткнута ватой. Кроме того, надёжно оклеена полосками законных - не контрабандно влезших в центр - бетонных штамповок.
- Щас Дербасов… тут…  Вы с ним… вроде - всегда… Или я чё-то путаю?..
- Е-е-ездили… ездили… Раньше - каждый год - да пару раз… Каждое лето…
- Я же помню…
- А щас - у него постоянная… Заходит, знаешь - такая?
- Ну-ну…
- Вот - он с ней… Ещё мамашку прихватывают…
- А так - в гражданском?
- Ну, на свадьбе - не гулял… Вроде - живёт сам по себе… Я и не знаю…
- Кавказ - тогда - да? Море?
- Через… Минводы - все эти городки - и… Под Туапсе - такое местечко…
Германом покусанный окурок. Мелькнул в щелчке. И шея ушла в воротник пиджака, поднятого плечами.
- Свежеповато…

* * *

Локоть его торчал - нет, свисал - смотря откуда смотреть, - но всё равно из окошка дверцы. Другая рука, лёжа на парусиновом бедре. Ноги - двоюродны? - по отношению к верхним конечностям. Близнецы, родственники… Которая на кузене - палец указательный крюком. Попугай висел на одном только клюве - за кольцо баранки.
Приходил в дурное состояние духа.
Дербасов тупо вперивался - наискось через улицу. Кто-то вдалеке, может, и шёл. Тишь с шумящим чайником в пустой комнате. Окраина внутри города. Взгляд там - куда его положили. Крыша шатровая - деревянный дом. Степень пологости крыши - крытой толем: прижат - прибит планочками. С разрывами и кособоко - кто так делает? Но ведь - толь, что стараться… Хибарка.
Ожидание - за целый ряд домов - усадебно-избяных - по туго-натянутой улице. Насиженное место. Стелкин - отсюда, где… Вон - краешек. Или нет…
Вечерняя жаровня. Начинаешь опять сочиться. Лучи косят внутрь. Едешь - тогда ветерок… Вот и голубей - на толевой крыше. А весной - грелись. Стаей. Распределялись, - но только на солнечной покатой четверти. Больше - к вершине, к насесту трапеции. Шатровый наклон, - но легко передвигались, словно перекатывались. Держала шершавость. И как пузыри - близок оттенок к чёрноватому-с-зеленцой - и сизари - наросты из того же материала.
Наконец-то… В такую жару, - но это же не джинсы - юбка джи. Хиппи-дриппи, - а как же Брод? - форменная одежда его молодости - доспехи… И тогда - не принимала душа… Идёт - не вихляется… Теннисный стиль - белые кеды…
Сжатие Стеллой дистанции - вдавливалось Александру в чёрные протекторы глаз. Соскользнул взгляд - за - неё: как щёлкнул, по себе же, подтяжкой - улицей. Одно-, двух-, одно-, одно-, одно, двух-, двух-, одно-, одно-, одно-, одно-этажный… Двоичная система, точка-тире… Морзянкой записаны все старые - прямые как радиограммы, - а ведь отмахал немаленький сегмент города - пока сюда… Что мой район, что…
- Опаздываешь…
- Ой, начинаешь…
Безграничность - вкраплениями горизонта - стала вырываться из прорех в пригородных построениях, насаждениях. И наконец - будто что-то проткнув - "Жигульчик" резко сбросил с себя остатки. На трассе - пунктир автомобилей - редел, свиливая штрихи - в просёлки. Коробчёнка удирала как ошпаренная.
- …и вот, представляешь, эта русская женщина - она никогда не чувствовала к себе такого уважения. Кругом же - грубость, матросы… И вдруг - такая - почтительная нежность - именно в постели. Ни от кого - никогда - как от того - пленного японца… Если найду, я тебе дам почитать…
- Саша, но ведь те же японцы - своих собственных, насколько я знаю… Они же - ни во что не ставили…
- Ты - многого ещё не понимаешь…
- Я вообще ничего не понимаю.
Глиняные бугры в степи - грядками. Соорудили валки. Или - окошками гигантской ряби: упал кусок ветра-урагана - так и застыло. Было море. Дно. И они - не совсем как курганы. А вроде очень пологих прямоугольных треугольников. С длинной гипотенузой, по которой можно - даже въехать. Контурами - особенно когда начинает темнеть - вытащенный на берег сом. Крупная башка и равномерное понижение к концу махалки.
Александр отвалился на давно разложенных сиденьях - потный. А Стелка, как дыхание у неё успокоилось, по направлению, куда отвёрнута голова: в дверь-окно. Будто утюгом отглаженная - и ртутно-оловянного оттенка. Косынка волос - стала порываться.
- Давай сходим…
- Почему - поняла?.. Или можно ближе…подъехать…
Дверца выпустила нетерпеливые ноги - сбросила. Но вернула - обулись кеды-кроссовки. Апельсиновая цедра, счищенная с солнца западными калмыцкими облаками - нанесла макияж на глиняный разрез. Голая дюймовочка - в фон надкусанного бугра - почти вбежала: в пасть. Дербасов напяливал брюки и - не спеша, догонять.
Браконьерская добыча - технику - когда? - отогнали, поуродовав склон. Александр - таким только - это место и знал - как обнаружил: но был посвежей подтёк абрикосовой крови - в сторону трассы. Не осталось - и извилин. Ан - парадокс: влечёт.
Стелла - у самой стены - руки развела. Пальца - солнышками. На следы зубов ковша, на их угловатую - канавками сыпучими - теплоту. Поворот и - ножку уголком. Дербасовский зрачок схватил цельность - этих кинг-конговских ладоней - у неё за спиной - и идеальность - ими пойманной. Белые кроссы только - кричат. А так - гамма. Но даже… к свету от олова… к чёлке…
Стелка сильно тянула - на одетую посерьёзней. Где-то - лёгкая прорисовка мышц - даже при переступании на месте. Где-то - умело подложенный жирок - рельеф ненапряжения, покоя. А оладьи-грудки - те вообще прикрывались: преувеличенными розовыми - вязанными кругляшами. Салфетки-подставки. И даже вытравленное на загаре бикини - менее оголяло, чем - легально открываемые - даже улицей - площади.
Он сжёг за вечер полбака - больше. Путешествие на правый берег, к буграм повело - повелело - в ночное. Так бы и перепрыгнул Волгу. Из степных низовьев - вверх до моста. И снова опуститься - по левобережью. Гражданский аэропорт - недалёк, но чтобы подкрасться - надо дать кругаля.
Всё равно что на ощупь - тьма. Метлой к плинтусу. Отвергая фонари - измельчая их в ступке. Не помощь, - но и буераков - поискать. Вибриссами ближнего света - чтобы от ям. А курс: Дербас сам - как компас. Курс - в родном дворе. Вырулил и поставил лбом. Александр, подъезжая, уже прикинул, с какой стороны сегодня садятся. Экстраполируя полосу и, насколько можно ближе. Ну, не совсем уж - багажником впритык - к заграждению. Пик, зная, расписания: вокруг полуночи. Что тоже толкало - к сеансу, в луна-парке.
Лежали на тахте, получающейся внутри салона. Укрывались колокольчиковым звоном сверчков. Ни зги. Или видя - казалось - степной трепет, процеженный через раму с мелкой сеткой. Прижата стеклом.
- Во-о-н… уже у него включены фары…
Садящийся ледокол - воздушной - крушил - тьмы. Обваливал - гирей взмахнув - стену из хрупких звуков - и чиркал спичкой по внутренностям ввязшего в дно батискафа. Не поджигал - не загоралось. Замирало.
- Как ты сама думаешь - поступишь?.. Москва…
- Есть кое-какие ходы, Сашуля…
- А-а-а… Теряем людей…
Он долго вёл языком по солёной чурчхеле Стелкиного позвоночника.
- Там же, где про японца прочитал? Что надо девушку обязательно целый час мурыжить…
В словах пряталась улыбка. Страдала - смачно.
- Мурыжить…
- Не вникай, Сашуль, ох-х-х… Любою всё быстрое…
- Вспоминай, когда, - Александр проглотил слюну, - когда тебя будут ждать… по полдня…
- А! А!.. Какие мы…
- О, ещё один… Прямо на нас падает…
Поливальная машина ополоснула. Змей-горыныч рявкнул. Очень всё  быстро - кувырнулось.

* * *

Снаружи - в борт - свет с брызгами. Дня. Пена отражений - живых, уличных. "Галантерея", "Сувениры". Оконищи - квадратура бильярдных столов. Между ними - матовая глина, песок стен. Схлопывается - полированностями, стеклянностями - как ставнями. Коричневатая-горчичность - створчатой двери стирается - передвижением. По затенённой зеркальности - на соседних плоскостях. Над - витринной броскостью- пешеходами. Раскраска, тем более, теребит - глушит.
Но трюм тих. Ряд мутных. Подвалоподобие - под потолком окошки. В пыли? Льют засорённый свет. В мастерской хватает, чтобы отличить красный от синего. Над дверью - кто их протрёт? Позвольте добавить. Дербасов от фонтанчика сторонясь - шандал-бра - голой вольфрамовой нитью лезет в глаз. Ослеплял бы, похожий на оленьи рога. Бронза крепилась к стене.
На рейсшине ослабив винтик. Повернув поперечину. Снова прижав - с ушками шайбой - зафиксировал угол. По ватману, как паук, стал натягивать косые нити. Сеть.
- Ладно… Так… Забежала - пойду… - голос Брякиной - не весь забрала с собой, а оторванному ему - жить, витая, в тишине гаража для афиш - пока Дербасов выполнит задание.
Над табуреткой в леопардинках - клякс-брызг. Известных ей - безопасностью - сухостью - старостью. Смело.
- Может, это только твоё мнение…
Обмен - с интервалом - в ведро. В принос, который совершил Александр. Выйдя за борт, в противолежащую подворотню - из чугунного пестика колонки влить, - но предварительно вылив, ополоснув. До - ведра: Аида выплеснула. Почесать укус, да и пусть её…
- Ты, конечно, мужик неглупый… и всё такое… Но что ни говори - как и у нас, у баб… Не будь у тебя - вот этой… Рожу твою я имею в виду… Никто бы за тобой и не бегал… Как я, дура… Как твои эти… новые… с пляжа… Которые в дочки тебе годятся…
Дербасов изменил угол на рейсшине. Настрогал - опять много - новых параллелей, но иного азимута. Запутаться, глядя. Только сам плакатчик мог понять: между какими выписывать буквы. Растяжка.
Пляжный - садово-огородный - сезон. Теперь же - перебирать - что уродилось, что… Но за Аидой - заезжал. Нуждались - вместе - по части впрыскиваний. Скрепя и скрипя, и - от пробы на разрыв? - до особых высот. Хотя Александр предпочитал - перемежать с нирваной. А погоня? Пока представлялась вечной. Поиск как часть находки - тем более, что с Тенниковой так получилось… Лепилась. А значит - только редкими непережимающими движениями… "Оперой Верди" - заполнять оставшиеся вакансии в расписании. Брякина скандалила - как рыба хвостом по траве. Буквально прошлая осень - даже иссушала - безоблачностью. Но если бы реки текли по кругу… Провинилась - не всякими мелкими спортивными допинг-изменами, - а тряскостью ляжек. Ноябрь.
Красным он меньше любил. Однако от комбинатских заказов - для каких-нибудь обложек - ни разу не отказался. Чтобы - из принципиальных соображений. Диссидентски смелел - на Броде, но с кем можно. Суриковые профили вождей, рабочий - кувалдой по наковальне… Презрительно: коммунистов и проституцию. А заодно - рестораны.
Почему в застеклении - перед входом в киношку - выведенное его рукой: всё - синим. Сознательно теряя в цвете, делал упор на деформацию букв. А тут - из-за смысла словосочетания - ведь про войну. Литеры стали находить свои места в сетях. Изрядно повалившимся забором - свесилось верхнее, - но его конгруэнтно подпёрло второе. Их два. Заковыченный Мосфильм - сам по себе - в ногах афиши, простенько.
Далее предстояло: в стеклянный шкаф - куда проникать из фойе. Что-то придётся - и снять. Что - говорила? Барыня.
Стакан зрел - нарастающей интенсивностью розового. Прежде чем вылить в чистую - в жестяном - и половина которого неполна. Руки. Кисти - сначала рук. Гуашь мгновенно высасывалась водой из пучков. Вода - как рот - который облизывает до острия - гладкость щетинок. И теперь настала очередь - из стекла - бульк. С ополаскиваньем. Бом - о железную стенку ведра - изнутри. Дребезжа сочленением с дугой-ручкой - снаружи. Только завтра - мясные помои - ухнут в бетонную воронку под водопроводом. Двор поилец.
Самообслуживание - саморазвес произведений. Но пока - сырость букв. Одев куртку, умело подхватил. Труба каплевидного сечения. Не рулон. И заключительно - ковырнул ключом, придержав занятой руки - мизинцем. В полировку латуни дверной ручки - мизерный вклад.
Люди не норовят. Но броуновское движение беспечно. Всего лишь обойти угол "Галантереи". Немного плечом вперёд. Дорогу! Самый вход в магазин - водоворот и - наконец глоток воздуха. Трубу можно уже не держать как ребёнка - у груди. Свесить, даже помахивая. Не хватало - уронить.
Решётка будет на замке. Вход-втиск - в шкаф. В аквариуме - названия кин. Процесс здорования с билетёршей, притаившейся сбоку, на стуле. Висячий замок решётки - то есть не миновать счастья. "Саша, у нас намечается неделя фильмов Тарковского…" Развернул - получил указание. Кипучая-могучая. Ей понравится. У решётки - условно помощница - распрямившаяся билетоотрывательница. В чём - она ему? А к его вычленению себя из клетки - с парусом отработавшей афиши. Хобби ли - или? - коллекционировать старые. Бумага нужна - с одной стороны с порчей? Не нести назад в мастерскую - тоже спасибо - не за что. Свалить.
И пропуск - в многолюдство. Уже - обозревателем. Несносимым бакеном. Флюгерно поворачиваясь. Ему - возвыситься на бровке полукруглого заворота. Перекрёсток - прикормленное место. Стащат вниз - и рад. Ради же, в конце концов.
- Фё-о-одор! Как же, как же!
- Ого!
- Кстати, буквально вчера!.. На всякий случай…
- Да-а-а?.. Э-э-э… Но в - пятницу - всё, как всегда…
- Как скажешь…
- Я действительно - извиняюсь… поскольку мы - не жёстко…
- Я и подумал…
- Тут наметился, понимаешь - очередной - Красноводск…
- Так значит, в пятницу - точно…
- Но это - ко мне…
- А-а-а… Та квартира - как его… Да! Ещё одну - гостью?
- Саш, какие вопросы?
- Лану же - ты…
- Саша!
- Только с меня - что? Не пью… Послушать - асов…
- В авиатехнике - ты всех… наших… Оп, сколько?
- Без…
- На моих… та-ак… Автобусы - еле-еле - из военного городка…
- Туда? Или куда?
- Да вот…
- Хотел - потом, позже… В полиграф…
- И сюда - тут?
- Полчаса - и сюда…
- Назад, ладно - буду идти…
- Давай-давай, поболтаем…

3

Еле разглядишь. Чайки - естественно. Стая на фоне речной дали. Дали - вдоль. Почти у горизонта, проконопаченного зелёной паклей. Рой блёсток. Переливаются - искорки. Вьются над привлёкшим их местом. На всей обозримости - ни судёнышка. Кроме - только что галопом, кивающими движениями, пронёсшегося - мотоцикла-скутера… Сразу и не поймёшь, что птицы. Атмосферное - оптическое - явление.
- Юрк, ты видел - Дербас…
- Прямо перед тем как ты - я тут - с ним…
- А я - да ну его… избегаю, - Хахалин зевает и отворачивается, - Только и слышишь "А вот помнишь! А вот раньше!"
- "А как было на том пляже! А какой был Брод!" Нудняк - я тоже - взял и ушёл… Он сел и сидел - где сейчас Жизель…
- Всё-таки остров начинает обрастать - песком… Ниже моста…
- Каждый год - опять - что-то новое… То все пляжи - смыло… Теперь - эта - верхняя коса - уже до опоры…
- Как станем - предпенсионщиками вроде Дербаса - так центральный, глядишь, вновь - на прежнем…
- Знаешь, о ком он спросил? Об этой… Плаксина?.. Я же её - совсем…
- Да не-е-ет - бывает… Мелькает… в городе… Подтянутая такая… Обтянутая…
Я, побродив по пляжным развалам, вернулся тогда - час назад - к седому, как полярная сова. Никаких залысин. И загорелый - хоть и в - уже старящих - напусках кожи. Друзья. Прощаешь ему - что морщится на сегодняшний день. Эмигрант из эпохи, в которой - видывал он виды. Зато улыбаться - врождённое, без нюней. Как и - свысока - посматривать.
- Ты это, - я отмахиваюсь, - у Вовки спроси… Её ж - художники - пользовали… Да она, наверно, старуха… Ей - лет сорок?
- Ну что ты… Немного больше тридцати…
Александр назвал давние года - и тогдашнюю её - точку отсчёта. Спорить нечего - кому видней?
Нахлобучка волнистых волос - только цвет - изнаночный. Жилистость, и нет того - придававшего какое-то патрицианство - пуза. Удобоваримого - как это ни странно - для глаз баб. Грусть? в улыбке - новое. И золотая фикса на клыке - в остальном весь столовый сервиз зубов - нигде, никем не побит.
- Ты - чёрные - перестал? В обычных…
- Да кому щас?.. Свободнее…
- Без контактных… да…
- И легче… Как и без этой работы…
- А твой диабет - молчит?.. Не на инсулине?
- Да ни на чём… Просто исключил полностью - сладкое…
- Слышал, что у тебя - отец…
- Да уж давно…
- Давно - это вроде мать? Или ладно… перепуталось всё…
- Живу, слава богу, один - в своём доме… Конечно, иной раз - родня…
- Понятно, ты - некомпанейский… А Лана?
- У неё  - фу ты ну ты - тоже - квартира… Двухэтажная дача…
- Насколько я… Мамашка, да?.. около нефти… трубопроводы… Поднялась… Худеешь?
Дербас оттянул тощую складку на боку.
- Наоборот… Это когда - с диабетом… первый раз… Тогда у меня - и желудок…
- А чё всё - именно тогда? Нервы?
- Ну - полиграфический закрыли…
- А вроде он сейчас…
- Когда уже - приватизировали… Там такой Даня - хорошо хапнул… Одни Штиллеры - на всех должностях… А я! Отдал комбинату - тридцать лет! И - в шею!
- Вот хамьё… А ту - твою мастерскую - мимо прохожу - уже давно - игральные автоматы…
- Ну-у-у… Там место проходное… Или кинотеатр продал - или сдаёт…
- Эх, было… А с Ланой - у вас - ты посмотри… Лет двадцать? И ещё тёща - хорошая…
- Сейчас в меня - прямо влюблена… Буквально только - приехали - ездили… Возил их на Кавказ… Я же дороги - знаю…
- Не опасно?
- Нет, уже - нет… Эх! Остановились - и перед тобой - белый треугольник на полнеба - Эльбрус… А потом рванули - под Туапсе… Там такое местечко… Мы с Ланкой - и раньше, эх… До чеченских войн…
- И что - одной машиной? А то, я помню, ты раньше - что надо всегда - двумя, тремя…
- Нет, одной… Да и то - я не на своей… На Ланкиной… У них же… их - две…
- Да-а… Не бедствуют…
- Сейчас бросил - все эти работы - так оно - просто отлич-ч-чно… Такой порядок в голове…
- Нет худа без… Всё - пошёл?
- Ну - туда ещё - прогуляюсь… Да-а… Не ахти у вас… Не то что раньше - на центральном… Куда - красавиц - подевали?
- Есть, есть - не скажи… Но что правда - развозят… Пляжей много… Возможностей - много… Красота - она - валюта…
- Ну, давай… А вон и Вовка - или…
- Да вроде… Далеко - да, он…
- Привет - ему…
Седой, в загорелых морщинах - при чёрных плавках и с чёрной спортивной сумкой - через запечённое плечо. Немного кривоного, - а никогда не был - старческое? - но прежней лёгкой походной. Неспешной, - но пружинисто. И указывая себе дорогу подбородком.
Штора в дверном проёме - в виде нанизанных на нити - разноцветных колен, но и с общим тоном - трубочек-палочек. Висюльки заколыхались, замотались. Даже, кажется, застучали друг о дружку, звякнули… За ними - скрылся… Мельтешение, пляж.
- Оп ля! - Хахалинский хлоп по моей, вытянутой вверх - из положения сидя, - Давно?
- Это тебе - рядом ходить… По два раза…
- Юрк, ты видел - Дербас…
- Прямо перед тем как ты - я тут - с ним…
Теперь можно и снова - проплыть по течению. И возвратиться по берегу - бурлаками. Тем более, добавилась - Жизель. Один раз уже - сам. Перед - пришествием компаньонов.
Сплавляемся втроём - Жиза, Вовка, я - к мосту - шлёп-шлёп. По полосе воды - куда не наглеют влетать водяные рокеры, - а то бы по головам. Но и глубоководным нам - что за радость - постоянно тыкаться среди мелко-плавающих.
Кульминация - подплыв под сооружение. Переворачиваемся на спины - Вовка уже не настолько смешон. Чем когда - лицом вперёд - и нимб. Отнял же - у нашей девушки козырёк - с пружинистым околышком - да одел себе на макушку - гребнем, как кокошник. Кричал о цели:
- Уши замечательно затыкает… Не слышно, правда, ни хрена…
Металлические фермы - мост погрузил в свою тень, и они включили на всю громкость - гулкость. Не от какого-то сольного, заметавшегося эхом звука, - а в бредне завесив весь улов. Из - мокрого похлопыванья волночек - о проплываемую мимо серую опору с тёмно-зелёной подводной опушкой бетона. Из - прокатов сверху - имитаций далёкого грома - приносящего моросящую - железных туч - дрожь. Из - тарахтения далёкой моторки, вытекающего из наших ушей - набравшегося туда под водой - в воздухе его совсем не слышно.
Металл когда-то красили, и виден - лежишь же носом вверх - специальный подвижной балкончик - там, под потолком моста, меж двумя несущими - склёпанными из переплетений швеллеров и уголков. Кричишь - О-о-о! - и нас, лещаже-плывущих, обматывает этим звуком как лентой.
Но мост - за своим краем открыл небо - по всей своей поперечине - от запруды не достигшей поверхности реки. Будто отталкиваешься от него ногами. Всё ж ещё - на спине.
За оградой из спичек - разноцвет лоскутков: передвигаются они в лазури - и вязнут в цепком штакетнике. Некоторые - булавочные головки завернулись вниз - и вниз по реке - на нас, на распластанных.
Только  возвращаемся к режиму рукоприкладного плаванья, как - та мель ниже моста, о которой - с Вовкой: о выросте её в нынешнем году. Вроде верхушек свай - набили для пристани: в отдалении от берега - купа купающихся. Столбики над водой в метаморфозах - окунаний, перестановок, подхода свежих сил - с локального пляжа под сенью ивушек. Мы здесь - чалимся и, раздвигая худыми животами воду - сразу увязаем в лесу. Тропиночным слаломом - к песчаному подножию пирамиды: к насыпи в облицовке. Босиком - преодолеть асфальтовое - стекляшечно-засорённое - полукольцо. Стык моста с островом - полукруглая полка - загороженная автострадным отбойником.
- Вот - что - Дербас говорит?.. Вон - наша Жизель - чем не красавица?
- Вы там - обо мне?
- Хвалим!
- Ой, горячо! Ка-а-амешки!
- Догоняй! - но сами сбавляем шаг.
- У Жизели муж - ещё ж ведь, спасибо - демократ… Пускает одну… Мы ей - с какого перепугу? Друзья-братья - так…
- Ноги, ребята, сожгла…
Стройность - базис пляжного признания - во всеоружии. Можно было бы подбавить грудистости - но как вариант. Засчитывается. Длинноволосость - если на то есть способности, - а у неё даже талант. Сейчас мокры и липнут к плечам. Называет себя блондинкой. Ну какая ты блондинка? А куда отнести тёмно-русость? Табак - куда?.. Прикус у Жизельки - нижняя челюсть уведена назад. Что слегка дебилит, - но не мешает - умело радоваться. Выявлять нрав - зубо-нависной улыбкой.
- Единственное женское существо на всём пляже, - не слезаем с темы.
- Опять, что ли - обо мне?
- Ведь - ни с кем… Не с кем! Попользоваться нормально - водными ресурсами…
- Вов, Юр, а помните? Как мы - до бакена?
- Э-э-э… Но не искушай! Щас - ни в коем! Развелось - этих циклов… Я - только вдоль берега…
- Ой, а под мостом… Плыву и думаю: Боже, я плаваю!
- Как сама - устала?
- Немножко устала…
- Конечно, ты ж - куришь!
Плюхаюсь лидерно - не на песок: на полотенчико и - как плыли под мостом - навзничь: подкладка гасит огонь, что подо мной. Хахалин - осторожно, корчась, закапывается, брюхом вниз. Жизель пока возвышена - рядом с моим правым плечом. Как ружьё, как гранатомёт: я прицеливаюсь в голубой космос… Вертикальная конструкция искривляется, сминается - укладывается - и снова вытягивается в струну - на подстеленное, стряхнувшее с себя - без щёлканья флагом, полетит на людей - песчинки. Поджигает - сигарету и достаёт томик в мягкой обложке. Козырёк - ещё по дороге - вернулся, въехав дужками - под не совсем ещё засохшие потоки - подтёки - грязи её волос. Утконосным клювом - накрыт взгляд. Чтобы насильно его поднять - вывернуть - за клюв-козырёк голову вверх. Нет - не надо.
Краткосрочное отключение-погружение - в отдых, когда внимание оттянуто песочно-солнечными ваннами. Но как бормотание сквозь сон: сон, пережёвывающий кольнувшее из недавних поступлений - как бы заставивших закашляться - судопроизводств судеб. Выношу на рассмотрение.
- Вовк, Дербас сказал, что его попёрли из типографии, потому что - как раз в то время - прибирали к рукам… Штиллер - или как его…
- С одной стороны, но! Сашка же - косный, его ж - не сдвинешь… Да, что умеет делать, то - гут, идеально… А везде ж - внедрили компьютеры. Не захотел - на старости лет - и кого-то взяли…
- Тенникова теперь, получается - содержит…
- От него - ни капли не совру - сам - слышал: Хорошо, что у меня Ланка - такая богатая…
- Но для души, наверно, продолжает… клепать…
- Мочь-то - может… Так ведь это, извини - надо пахать… А молодёжь?
- Да, давалось ему всё - легко… в удовольствие… И всю жизнь - на одном месте… Та мастерская - при киношке…
- Своё взял! Своё взял…
- Ладно, деньги - деньгами, но - Тенникова? Тоже ведь - преданная баба.
- Хотя, заметь - он - ни в какую с ней - в загс… Один раз даже меня - намёками - не завести ли им ребёнка… У той, наверно, уже…
- Да, на исходе…
- Ха! Но - как! - раньше! Всех мастей - заполучал - не моргнув…
- А его "коронка": Пусть ищет - в себе… Когда какая-ньть - на него вешала проблемы. Чётко же!.. Злились, брыкались… Умел - сразу сухо… Но чтоб - за какой-нибудь - побежал? Успокоил?
- Он? Я, правда, тоже - между нами… его школа - единственное спасибо…
- Как-то - сто лет назад - спросил, влюблялся ли - герой - так, чтоб в сопли…
- Он?
- И Дербас - честно - и я верю: Никогда. И не считаю, говорит, что - малейшее унижение… Хотя словом "влюблён" пользовался…
- Та же Ланка - готова была всё - от него терпеть… Во - я понимаю - держал!
- И надо признать…
- А другого и не могло быть! Но какова коллекция!.. Ни я, ни ты - такого и близко в своей жизни…
- Вот ещё о чём - не проститутки. Которых он - за людей… Всё романчики!.. Какая-никакая - в одни ворота - да любовь… А на безумье - нет, никогда: он умеренный… Чуть что…
- А Плаксина? Здесь он всё-таки - потерял лицо…
- Но те-то - караван… красавиц - всю его молодость…
- Юрк, я немножко лучше - знал - касательства… Это были скучные, иногда мерзкие, бабы…
- Но которые его - нахваливали…
- Мне, Юрк, больше - когда прикольные, чудачные… Ему же это - ни на фиг! Я же как-то был - с ним и с Ланкой - на Каспии: скука! Я убегал - на весь день - в море… Тяжелина - невыносимо…
- Но помню, намеренье у него - было - он хотел - залезть по уши… Ясно, что тогда бы - никакого рекорда - по классным - внешне… не получилось…
- Но теперь-то - всё. Закат! И главное - разом…
- Наверно, с той истории - с Плаксиной? Почувствовал, что планку не берёт…
- Ведь - никогда не признается!
- Чемпион!.. Я ещё  - вот что… Работа - под откос… заработки… положение…
- И параллельно - у него - мать… Батя - тяжело, кстати… не позавидуешь…
- Стоп - смотри, на пике успехов - он часто заговаривал… Выше же и выше!.. Об эталонной - красавице и личности - чтобы одновременно… О слиянии с природой - когда двое - в естественном окружении - ещё одна фантазия… Кстати, по этому пути и шёл. Почему его всегда и устраивала - машина. Квартиры, дом - без восторга…
- Лана - прямо - совпала?
- Он и был - достаточно заземлён - подумал вовремя о тылах… Но в голове - виртуально - живёт, а? Та баба - собирательный образ… Вся красота - как гардероб - на одной женщине не помещается - никогда… Это-то - у него - состоялось!
- Ну, в какой-то степени… Зато мечтал - провести всю жизнь в кабине самолёта!
- Справедливости ради - тут всё-таки не самолётики - которые действительно остались - где-то вне - ощущений… Чемпионство - пусть уже за спиной… но ведь вытащен - реальный объект - этот курган баб, отпадных по красоте…
- Не знаю… Мне - такое было бы скучно, - Хахалин, лёжа - полузакопанными в песке - пожал плечами.