Мышонок сенька и другие!

Эта сказка – про маленького мышонка Сеньку, мышку-полёвку Коломбину, преис-полненного достоинств кота Маклушу и некоторых других.

«СЕРЕНАДА»
Накануне в жизни маленького мышонка  Сеньки произошло важное событие: собирая в летнем поле стручки гороха, он носом к носу столкнулся с очарователь-ной мышью-полёвкой, занятой тем же самым. Сперва они отпрянули друг от друга (всё-таки домашние мыши и полёвки хоть и находятся в родстве, но в сравнительно дальнем), потом протянули носы и понюхались. В то же мгновение Сенька испытал неведомое ему прежде чувство. Он весь затрепетал, уши и нос у него необычайно порозовели – и Сенька понял, что отныне сердце, бьющееся в его груди, принадле-жит только ей!
«Ах!» - сказал Сенька, и не раздумывая, уступил прекрасной незнакомке в го-лубом кружевном передничке гороховый стручок. Та благодарственно пискнула и, зажав стручок в зубах, ускакала к краю поля – туда, где, видимо, и жили полёвки.
- Кузнечик Филька, а кузнечик Филька! Поди, узнай, где живёт эта прекрасная мышь-полёвка, а потом мне подробно расскажешь. Будь другом! – обратился Сенька к сидевшему под листиком клевера кузнечику.
- Для меня это пара пустяков, - ответил Филька и подпрыгнул так высоко, что, казалось, утонул в небе.
Вскоре он возвратился с детально нарисованным на осиновом листе планчиком пригорка, где жили полевые мыши. Особым значком была помечена дверца норки той, для которой… В общем, её самой!
    И вот весь день Сенька был сам не свой от переполнявших его чувств.
- … Она оча-ро-вательна, она просто бесподобна! Ах! А какие у неё глаза! Две чёрных бусины, но в них горят звёзды! И как она посмотрела на меня! И как нежно она пискнула! Ах! – рассказывал Сенька кузнечику Фильке, приглашённому на чай и бутерброды с сыром. Чай был травяной. А сыр Сенькой бессовестно тырил-ся в кухне, поскольку его нора располагалась как раз под жилым деревенским домом и имела несколько потайных ходов, один из них – в кухню.
Сенька мерял шажками свою норку, пока Филька допивал третью чашку души-стого чая, и всё больше исполнялся решимости и отваги, чтобы сегодня же вечером отправиться туда, куда умчалась его Коломбина. (Вообще-то, полёвку звали как-то по-другому, но Сеньке очень нравилось это имя, поэтому он и восклицал без конца: «Копомбина души моей!»). Он непременно поведает ей о своих чувствах – и, само собой, она ответит тем же. Разве тут могут быть сомнения?! У Сеньки сомнений не было! И вот уже воображение рисовало ему множество доблестных подвигов, кото-рые он готов был совершить ради своей прекрасной Коломбины!
Он стоял перед осколком зеркала и представлял себя рыцарем, облачённым  в доспехи, намеренным сражаться на турнире с самым сильным соперником – и побе-дить! И тогда, когда  бой останется уже позади, прекрасная полёвка смахнёт слезу, набежавшую от преждевременного испуга, – и бросит ему цветок лютика, который Сенька будет носить на своей груди до конца своих дней! Ах!..
Он готов был ради неё на всё!   
Или – Сенька представил, как к его возлюбленной приближается, затаив хищ-ный блеск в глазах, живущий по соседству кот Маклуша, и вот он, мышонок Сенька, выскакивает прямо у него перед носом и, размахивая спичечной шпагой, заставляет кота убраться восвояси.
Вот тогда ОНА узнает, что ради неё он готов на всё!!!
И, преисполненный отваги, Сенька сделал несколько выпадов с воображаемой шпагой  в сторону кузнечика Фильки. Филька охотно изобразил дрожь в коленках – и они оба расхихикались.
Потом Сенька долго репетировал своё будущее признание, пока кузнечик Филька не сказал наконец:
- Это всё не годится. Надо исполнить для неё серенаду!
- Серенаду!.. – повторил за ним пребывающий в облаках Сенька.

Когда солнце стало клониться к закату, а кузнечик Филька отправился по своим делам, пообещав к назначенному сроку подоспеть в условленное место, Сенька на-дел на голову соломенную шляпу – которая, конечно, сейчас воплощала собой не меньше, чем сомбреро, в шляпу воткнул голубиное пёрышко, надел ремень и на-стоящие ковбойские сапоги (но – о-очень маленького размера!) и, чувствуя себя не-отразимым красавцем, вышел из дому.
А между тем, в то время, пока Сенька, насвистывая весёлую песенку, шагал, позабыв об опасностях, по дорожке между бахчевых грядок, гроза всех мышей, враг всех собак задира-кот Маклуша возлежал на суку вишневого дерева. При этом воз-лежал на спине, закинув одну заднюю лапу на другую, и ел вишни. Одновременно кот то ли что-то рисовал, то ли  что-то чертил на большом листе из альбома. Он был очень сосредоточен.
Заслышав насвистывание Сеньки, Маклуша сначала повернул в сторону доно-сившегося звука одно ухо, потом – голову, и, зыркнув глазом, без труда разглядел со своего «поста» шагающего мышонка.
В другое время Маклуша, конечно, не позволил бы мышам столь дерзко разгу-ливать у себя под носом. Но в данный момент в его животе удобно размещалась утащенная с кухни селёдка. К тому же кот был очень, очень занят. Поэтому он огра-ничился лишь тем, что стрельнул в легкомысленного мышонка вишнёвой косточ-кой.
Косточка попала в цель и Сенька, в свой черёд разглядев кота на суку, припус-тился бежать, что есть мочи: стать лёгкой добычей именно в этот день Сеньке что-то не хотелось.         
Когда остались позади грядки с бахчой, а затем и гороховое поле, Сенька уви-дел пригорок, поросший бурьяном, травой и люпинами. Здесь и жила, согласно све-деньям, полученным от Фильки, прекрасная мышь-полёвка. Сенька без труда сори-ентировался по планчику, где её норка, и стал ждать.
Чего ждать? Конечно же, её появления – и это ожидание было так сладостно, что, конечно, Сенька не мог прервать его простым стуком в дверцу. Нет! Всё долж-но произойти неожиданно, как бы случайно… Мгновение их новой встречи должно быть незабываемым! Кроме того, Сенька ждал наступления ночи – ведь серенаду полагалось исполнять при лунном свете! ( Так сообщил Филька).
        Итак, Сенька находился в упоительном ожидании; он любовался пригорком и первыми на вечернем небе звёздами. И среди этих звёзд гуляла в своём кружевном передничке его очаровательная Коломбина. Она собирала, как рассыпанные зёрна, звёзды, чтоб потом смолоть их в муку и напечь звёздных плюшек….               
- Здесь так чудесно цветут люпины,
Но ты прекрасней их, Коломбина!
- неожиданно продекламировал Сенька.
- Красивы звёзды, но несравнимо
Ты их прекрасней, о, Коломбина!
Мышка перестала собирать в передничек звёзды, а обняла рогатый полумесяц и тихонько покачивалась на нём в такт Сенькиным стихам. И тут, надо сказать, Сень-ка опростачился. Жёлтый полумесяц  был так похож на ломтик сыра в лапках у пре-красной мышки, что Сенька невольно выдал следующие строки:
- Лишь для тебя звучит серенада,
О, Коломбина, моя отрада!
Луна повисла, как сыр над миром,
Тот сыр, в котором есть много дырок…
И пусть звучит эта серенада…
А что мне надо?…
                Мне сыру надо!!
Кусочек сы-ыра!!!…
Рогатый полумесяц, и звёзды – всё завертелось перед глазами Сеньки, и он ус-лышал рядом с собой хихиканье множества голосов. Оказывается, Сенька не только мысленно унёсся вверх, но ещё и вдобавок ко всему приподнялся на кончиках ла-пок… Да только тут он споткнулся, потерял равновесие и скатился кувырком  вниз с пригорка! Хихикало над ним всё полевое семейство мышей. Да Сенька и сам вскоре им подхихикнул, и поискал свою слетевшую с головы шляпу с голубиным пером.
И тогда он увидел её, Коломбину! В кружевном передничке, только розовом. Сенька опустился на одно колено и, прижимая  лапки к своей груди, произнёс толь-ко: «О, Коломбина!» Прекрасную  полёвку звали совсем не Коломбина, но разве это имело какое-то значение?! «Ах!» – сказала мышка в розовом кружевном переднич-ке, и в её глазах-бусинках засияли звёзды.
Кузнечик Филька, как истинный товарищ, появился вовремя – да не один, а в компании других сверчков. Они расставили ноты на пюпитрах и, вынув свои скри-почки из футляров, заиграли очень лирическую «Серенаду» Шуберта. («Песнь моя летит с мольбою…»).  Рогатый полумесяц подослал к влюблённым облачко – и вскоре они очутились там, где им и надлежало в эти мгновения быть. На соседнем облачке оказался оркестр, от смычков которого лилась чудная музыка. Внизу, на пригорке, рукоплескало и радовалось всё полевое семейство мышей. И даже кот Маклуша, находясь в этот час за гороховым полем и за грядками с бахчей на крыше деревенского дома, достал из-за печной трубы трубу подзорную и с удивлением всматривался в даль, время от времени протирая то окуляр трубы, то собственные глаза, то почёсывая в затылке… 

                (продолжение последует!)   
               
                (15 января  2003 г.)