Жизнь сначала

Цок – цок – цок в тишине. Каблучками по мостовой, мощеной булыжником. Ветер со всей силы в лицо. Шейный платок прилип к размазанной по лицу губной помаде. Полы длинного пальто развеваются, мешают бежать. Круглые пятна света на земле около фонарных столбов вдоль дороги. Бегу, но не навстречу, а от чего-то.
Не в силах остановиться, но дальше бежать больше не могу. Падаю на землю, сажусь на край тротуара, слезы по щекам, закрыла лицо руками, как будто кому-то есть дело до моей беды. Слышно, как мои слезы капают на мостовую, разрушая эту липкую, тягучую, нестерпимую тишину вокруг.


Dear Franco,
You have all the reasons to blame me for the mess I've made of your life. It’s only my fault, believe me. You were the best person I got to know throughout all my life. I’m not a match for you. If you have known me better you would never come up to me and be with me for so long. I’ve got to love you deeply, but I do not deserve the same from you.
I’m leaving and it’s only my decision, it’s firm and unchangeable.
Anyway, you’re able to find a better match, who wouldn’t be ashamed of her past and afraid of her future.
X

Я бреду в каком-то беспамятстве, голова тугая, тяжелая, мыслить в одном направлении не получается. Прислушиваюсь к тишине, она отдается в моей голове гулом, мне страшно наедине с собой, стараюсь не идти вдоль реки. Иду по мостовой, не останавливаясь, только сняла туфли, от бега ноги сильно гудят. Внутреннее борение между моими чувствами и мыслями не дает мне успокоиться. Влажный воздух оседает на моем теле капельками, прохладно, начинает трясти изнутри.
Горячая ванна в дешевом номере первой попавшейся на глаза гостинице. Сон наваливается словно маской с хлороформом. Хаотично сменяющие друг друга картинки перед глазами. Обрывки эпизодов. Люди, лица, руки, обрывки фраз, смех, рыдания…

Вечер в баре на площади Сан Марко начался как обычно – много туристов с фотоаппаратами, немцы, американцы, японцы парочками лет 45-60, безмятежная, детская наивность в глазах. Хлопают ресницами и ощущают себя словно в раю. Много пьют пива, пена остается на седых усах у мужчин. Женщины, изображая из себя аристократок из светского общества, заказывают вино, долго выбирая в карте вин самое замысловатое название.
В нашем баре посетители, в основном, - приезжие. Сюда редко заходят итальянцы, предпочитая более уединенные и менее дорогие заведения. Да еще эти вечно восторженные иностранцы, думающие, что им можно все, кричат, обсуждая все увиденное на шаблонных экскурсиях за день, смотрят в окуляр видеокамер, запечатлевая каждую секунду, каждого местного жителя, каждого голубя на площади, а потом показывают женам записанное прямо в окошке видоискателя. Те щурятся, улыбаются, заставляя мужей чувствовать себя этакими спилбергами.
Они все одинаковые, создается впечатление, будто в аэропорту одеваются в одном и том же магазине, а потом по очереди носят свои наряды. Мужчины в одинаковых светлых хлопковых рубашках с короткими рукавами, легких брюках или шортах до колен и смешных сандалиях поверх белых носков. Их спутницы вечером не по возрасту сильно красятся, примеряют длинные легкие платья,  туфли на высоких каблуках, которых надевает раз в год, звенят дешевой бижутерией.


Приятное возбуждение, дрожь по телу, улыбка счастья на лице, трудно усидеть на месте. Побыстрее бы закончилась эта бесконечная напускная торжественность.
- Дорогие выпускники 10 классов школы № 19! Сегодня самый знаменательный день в вашей жизни. Вы завершаете важный этап, становитесь полноценными гражданами нашего общества. Перед вами открываются все дороги, все пути. В течение десяти лет мы помогали вам стать хорошими людьми, достойными, образованными, воспитанными, учили вас не только наукам, но и самой жизни. Школа стала для вас вторым домом, а учителя – вторыми родителями…
Директриса, маленькая, пухлая, говорит, как всегда, много, туманно, шаблонно, смешно при этом картавит и все время хихикает. Выпускники, наряженные в тесные новые костюмы, утирают со лба пот платочками, заботливо положенными в передний кармашек костюма. Среди них – и мой Валечка. Я знаю, что в эту минуту он думает о том же, что и я. Как мы будем вместе всю оставшуюся жизнь. Вместе поедем учиться в Москву, вместе будем снимать квартирку, потом работать, потом поженимся, все-все-все вместе. Мы встречаемся уже два с половиной года, наши родители счастливы не меньше нашего. Вот оно счастье-то – рукой подать. Среднестатистическое такое счастье, но нам и его будет достаточно.


Все туристы в нашем кафе как один. Счастливы, много и громко говорят, улыбаются. Каждый вечер в течение сезона. А в тот вечер всего один человек выделялся на их фоне. Он сидел за отдельным столиком в одиночестве, перед ним стояла чашка с кофе, он был дорого и стильно одет, он был явно не один из обезличенной толпы туристов.
Движимая любопытством, я подошла к его столику и поставила на свой поднос его пустую чашку. Его взгляд не проследил за моими движениями, он продолжал смотреть куда-то в пустоту. Я прервала это забытие, спросив, не желает ли он еще один кофе. Он вяло, нехотя поднял на меня глаза и посмотрел таким непонимающим взглядом, что я пожалела, что потревожила его.


Напряжение в воздухе такое, что кажется, будто любая неожиданность, резкое движение, громкий звук способен вызвать самые непредсказуемые последствия. Я не слышу своей фамилии. Она должна быть в этом списке золотых медалистов, всем это известно, я столько трудилась, зарабатывая ее, моя жизнь расписана вперед на много лет. Я уверена, что директриса ее уже произнесла. Кажется, я даже слышала, как она скартавила в середине моей фамилии. Вдруг все резко встают. Я тоже поднимаюсь, но как-то неуверенно, вижу тела, тянущие ко мне свои руки, обнимающие, произносящие какие-то слова. Ничего не понимаю, слова застревают воздухе, я их слышу, но до головы моей они не доходят.
- Извини, Ириша, мы никак не думали, не ожидали, честное слово, мы были уверены, ну ты понимаешь, в общем, тебе самой решать, но ты помни, ты для нас, что дочь родная. Валечка, Ириша, вам, наверно, надо поговорить, Ирочка, ты звони, заходи к нам в любое время, мы тебя не забудем, ты не думай, что Валюша уедет, и все…
Кажется, этот лепет будет продолжать до бесконечности, но у меня нет сил ее заткнуть. Как меня раздражает эта женщина, все в ней мне кажется отвратительным, хочется ударить ее, но нет сил даже поднять руку.
Медленно пытаюсь отвернуться от нее и вижу лица своих родителей, белые как простыни, отец держит мать за плечи. Почему?
Неприятная внезапность, словно обухом по голове, в глазах туман, в ушах – гул. Потом стакан воды перед носом, все плывет, лица какие-то смазанные, душно, ворот платья сдавил горло, как все-таки жарко сегодня…




- Еще кофе, синьор? Я с удивительной для себя настойчивостью повторяю свой вопрос. Потрясающей глубины черные глаза. Медленно появляющаяся улыбка, неуверенная, немного дежурная. Ряд белоснежных зубов. Красивые чуть отросшие волосы вокруг загорелого лица. С трудом сохраняю прежнее выражение лица. Такое чувство, будто прыгаю в воду со скалы. Секунда кажется целым часом. Захватило дыхание, в голове – полный хаос, не достучаться.


Любимая школа № 19, только вид сверху. Как далеко до земли внизу, темно, я не вижу ее, как будто черная зияющая дыра. В моей душе горько и пусто, ничего нет, все вырвано и испоганено людьми, поступками, обстоятельствами. Я решительна и бесстрашна, мне кажется, что вот-вот, еще мгновение, и я буду счастлива, беззаботна, без мучающих меня воспоминаний и болезненных укоров остатков совести. Жалко, наверное, только родителей. Они уж точно ни в чем не виноваты.


Разговор этот все время в моей голове, а его лицо перед глазами. Ничего не значащие фразы, а за ними – забавный подтекст, масштабность, подобная скрытой под водой части айсберга. Мысли эти никогда не претворяются в речь, может быть потом, через некоторое время, когда близость отношений позволит уже не чувствовать свою хрупкость, зависимость, не будет страха сказать лишнюю фразу, ненароком сострить. Фразы точно выверены, улыбка на лице, некоторая дистанцированность, вместе с каким-то нереальным притяжением, которое в обычной обстановке разрушает все условности, раскрепощает, освобождает. Вряд ли хотя бы половина из сказанного – правда или даже полуправда. Внешняя оболочка этого разговора, если не забудется, то перестанет вскоре иметь какое-либо значение. Это эмоции, чувства, впечатления, послевкусия останутся, да еще приятная дрожь в теле, невероятное возбуждение, когда обращаешься к воспоминаниям.
Еще чашка кофе, потом стакан минеральной, какое красивое у него имя, потом фраза, которую боишься, и с нетерпением ждешь, только к ней и ведешь свой разговор, но без предисловий нельзя, не принято, не хорошо. Наконец, номер телефона, обещания позвонить, затем формальности и, наконец, взгляд украдкой из-за плеча – смотрит или нет.


Витать в облаках. Думать, что влюблена. Верить, что любима. Надеяться на счастливую жизнь. В 17 – это нормально. В 23 это становится прозрением. На смену монотонности, однообразию приходит что-то новое. Я хватаюсь обеими руками. Нет сил ждать еще. Красивый, образованный, перспективный. Любит. Я люблю. Точно. Наверно. Скорее всего. Не могу любить. Я обязана ему. Если бы не он…  Одобрение родителей. Для них это облегчение и надежда. Не говоря уже обо мне. Долго выбираю платье, больше всех приглянулось одно, ярко алые цветы на белом фоне пышной юбки. Две недели до свадьбы. Крылья за моей спиной. Потом две полоски на тесте, врач подтверждает. Какое счастье! У него, оказывается, очень грубый голос. Это гадкое слово. Как резко он его произносит.  Словно под гипнозом опять к врачу. Месяц – не так уж много. Но для меня он первый и последний. Все белое вокруг. Стены, халаты, снег на карнизе за окном. Одна я в крови. Красные розы повсюду в палате. Пытаюсь резать шипами вены. Глупо все как-то. Потом три долгих дня наедине с собой. Три дня до свадьбы. Сначала сомнения после наркоза. Затем прозрение в результате рефлексий. Наконец, решение. Кровь – наихудший фундамент для новой жизни. Лучше серость, трясина, пробел, чем вечные попытки убедить себя в том, во что никогда уже не поверишь. Лучше поздно, чем никогда. Ненависть к себе. Потом прошло.



Первое свидание – всегда либо большое разочарование, либо оправдание самых лучших надежд. Я ждала этого свидания долго, просто бесконечно – целых три дня. Я жила воспоминанием нашей первой встречи и предвкушением следующей, летала, окрыленная надеждой. Я устала от провалов в жизни, поняв, что, погрузившись раз в серость, выбраться из нее морально очень трудно. Иногда мне даже не хотелось думать о том, чего я лишена, я обманывалась сознательно, заставляя себя думать, что это моя судьба, чем значительно облегчала свое существование.
К концу третьего дня я перестала ждать и снова начала тонуть. Я не ругала себя за самонадеянность, а наоборот, польстила собственности прозорливости. Возможность увидеть его вновь я расценивала не иначе, как чудо, потому что, бесконечно разочаровываясь, перестаешь верить.
Но через неделю я, неожиданно для себя, снова стала подниматься на поверхность привычной для меня трясины, сквозь которую проглядывало солнце. Через неделю Франко сидел за тем же самым столиком в нашем кафе. И опять наш разговор сохранился в моей памяти до последнего слова, до последнего звука. Все мои ощущения от той встречи до сих пор настолько острые, что, стоит мне погрузиться в воспоминания, и я переживаю их вновь. Моя память сама выбирает, чем ей дорожить. Я поняла, что встреча с Франком – первая за долгое-долгое время, которой я дорожила, и мне хотелось бесконечно вспоминать и переживать ее заново. Я не обратила внимания на то, как он выглядел в тот вечер и что на нем было надето. Я смотрю лишь в его глаза, но не вижу их, я забираюсь гораздо глубже, и мне кажется, что я читаю его мысли. Я чувствую, что он открыт мне так же, как и я ему. Даже если это не так, это не важно. Его голос, каждая его нотка, отдается вибрацией в моем теле. У него красивый голос. Он говорит, что надеялся на нашу встречу, но был очень занят, и я ему верю. Я радуюсь всему, что он говорит, я счастлива даже оттого, что он просто открывает рот и обращается ко мне. 
Я уже не так выверяю свои фразы, я разговариваю свободно, как будто мы давно знаем друг друга. Я чувствую себя легко, непринужденно, спокойно. И уже через десять минут не могу представить, как я существовала до него и без него. Мне это кажется невероятным, поэтому дальнейшая жизнь без него мне также представляется невозможной. Я не оставляю места подобным мыслям в моей голове, я не хочу думать о будущем, я не хочу загадывать, я буду жить только настоящим.


Красивое подвенечное платье, белое-белое, с красными розами на подоле. Больше никогда я не носила ничего более дорогого, сидит как влитое, но узкие лодочки на высоких каблуках ужасно жмут. До боли знакомые лица вокруг кажутся отчаянно неприятными. Чувствую себя раскрашенной куклой. Все как-то неудобно, неловко, фата прилипла к губам. Бутылка шампанского залпом. Качаясь, запинаясь носками туфель за ковер, иду к столу, где стоит ведущая церемонии. Или две? Рядом со мной улыбается какой-то незнакомый мне человек, явно чего-то меня ожидающий. Еще мгновение, и я буду женой нелюбимого мужа. Большая доза алкоголя и яростное, откуда-ни-возьмись-отчаяние, как тогда, на карнизе, еще чуть-чуть, и ты летишь в пропасть. Сделать шаг навстречу ей – проявление слабости, а не силы, способности доводить начатое до конца во что бы то ни стало.
Второй раз в жизни я отступаю. Второй раз я не уверена, что это лучшее решение. Второй раз я возвращаюсь к тому, с чего начала.



Можно ли узнать человека да конца? Всю жизнь я думала, что это невозможно, ведь даже саму себя я часто не понимала до конца. Но целый день, проведенный с ним, убедил меня в обратном. Этот человек был полностью и до конца открыт мне, рассказывая мне без остатка. И я опять помню все до мелочей.
Ясный, солнечный день наступил внутри меня, в моей душе, а не только снаружи, в природе, в этом городе. Сейчас мне почему-то кажется, что это был первый светлый день за много-много лет. Несмотря на усталость, я была удивительно бодрой, я была готова ко всему, я радовалась каждой новой минуте моей жизни и принимала ее с радостью. Мне кажется, что я светилась изнутри сильнее, чем само солнце, что было очень непривычно и удивительно. Тем не менее, я старалась не связывать свое приподнятое настроение с предстоящей встречей. Наоборот, мне хотелось думать, что оно объясняется внутренними изменениями, происходящими во мне. Мне было радостно оттого, что я радовалась жизни, и это делало меня счастливой вдвойне.
Такое настроение сопровождало меня весь тот день с момента пробуждения до расставания с ним.
Мы встретились с Франко в кафе, и больше я не отрывала от него глаз. Мы много говорили, я больше слушала, чем рассказывала о себе. Мне было страшно вспоминать мою жизнь, даже наедине с собой я старалась не думать о прошлом. Поэтому я решила отложить момент откровения до тех пор, пока не пойму, что именно можно доверить этому человеку.
Какой насыщенной счастьем показалась мне его жизнь! Франко работал музыкантом, ездил повсюду на гастроли, у него было множество друзей во всех концах не только Италии, но всего мира. Он занимался любимым делом с самого детства, оно доставляло ему огромное удовольствие и являлось уверенным источником дохода. К 33 Франко добился, как мне показалось, очень многого, но для него это был лишь очередной этап приближения к совершенству. Он был довольно честолюбив, но не бравировал своими достижениями. Он понимал, что его жизнь зависит только от него, т.к. его родители были очень небогаты, а помощи у друзей и знакомых он не привык просить. Он никогда не был женат, но у него была дочка, и он с радостью показал мне ее фото, глядя на нее, как на пока что свое лучшее достижение в жизни. Он с легкостью помогал тем, кто в этой помощи нуждался – дочери, ее матери, своим друзьям, родителям. Он вообще легко воспринимал жизнь, он был полон надежд и планов. Франко очень воодушевился, рассказывая мне о своей жизни, и я поняла, что он доволен ею и вполне счастлив. Чем дольше я его слушала, тем больше я ощущалась ничтожность своей жизни, свою моральную убогость, недалекость. Я осознала, что у меня нет конкретных целей, что я не стремлюсь к самому лучшему, а довольствуюсь тем, что мне дается извне. На этом фоне я могла только восторгаться им, его целеустремленностью и удачливостью, окончательно потеряв желание говорить что-либо о себе. Мне было ужасно стыдно и неловко за себя, и, наверное, он почувствовал это, поэтому, постарался как можно скорее закончить рассказ о себе. Я много узнала о нем, его жизнь казалась мне невероятной, на долю секунды у меня промелькнула мысль, что может быть далеко не все, рассказанное им – правда, и он не так хорош, как старается показаться. Но потом я опять подняла на него глаза, и больше подобных мыслей у меня не возникало никогда.

Наша память удивительна, иногда всплывают разговоры, ситуации, в которых помнишь каждую деталь, каждую пылинку, можешь воспроизвести каждую минуту, секунду какого-то дня с абсолютной точностью. А иногда – полный провал. Ни-че-го. Как будто не жила несколько лет на свете. Семь лет – и ни одной яркой картинки в памяти, вместо них – сплошная серость, грусть, тоска.
Три года, целых три года, я ждала, что он вернется ко мне. Потом звонок, и снова – провал в памяти. Нет, карнизов не было, но в душе было гораздо чернее, чем тогда. Затем снова картинка – при всех ругаюсь с маминой подругой - начальницей на работе, припоминаю ей все, в том числе, те копейки, которые она мне платила. Потом - белые больничные стены, наркоз и страшные, убившие меня слова врача. И почти сразу всплывает то красивое белое платье. Кровавые пятна на подоле. Какой ущербной я тогда себя чувствовала. Как долго приходилось объяснять все родителям. Наверно, все впустую. Они никогда не смогут окончательно меня понять.


Мне кажется, что я изначально я вела себя несправедливо по отношению к нему. Его откровенность вызвала во мне обратную реакцию. В своем вранье я зашла слишком далеко, но не смогла вовремя себя остановить. Я начала врать, думая, что иначе он отвернется от меня, ведь разительный контраст между нами мучил мою совесть, упрекавшую меня в несостоятельности. Я хотела выглядеть в его глазах уверенной в себе женщиной, не жалеющей ни о чем и не совершившей ничего, о чем можно было бы жалеть. Да и что было рассказывать, ведь в моей жизни чередовались только две полосы: серая и черная. Провалы в памяти либо события, вспоминать которые могла только с ужасом.


Теперь я часто вижу лица родителей во сне. Печальные глаза, обреченные. Как будто смотрят на меня с  укором и непониманием. Они делали все, что могли, но я не поддавалась, отбивалась со всех сил. Хороший институт, престижная работа, перспективный жених. Неблагодарная! Но я вовремя остановилась, одумалась. Как по-разному мы смотрим на жизнь. Как различаются наши представления о счастье.
Мне не хочется доказывать им, что добиться счастья в жизни можно разными путями, что необязательно, незачем делать так, как все, как привычно, что не надо думать, что скажут люди, что наплевать, что мне 27 и я не замужем. Что, в конце концов, это моя жизнь, и мне потом за нее отчитываться перед вратами. Бесполезно. Старая закалка. Жалко только, что мы, наверное, так никогда и не поймем друг друга.



Мы провели вместе день, потом еще один, потом еще. Мы были вместе три месяца, и я все еще не могла отвести от него глаз. Я не могла спать, есть, работать, не думая о нем. Я удивительно быстро и крепко привязалась к нему. Я настаивала на наших встречах. Я сама звонила ему и приглашала в гости. Я не могла контролировать свои чувства. Я до смерти боялась его не увидеть или не услышать его голос. Ощущения были сродни опьянению. Мне было тяжело одной, я страдала, когда его не было рядом, плакала, когда слышала его голос по  телефону. Мне не хватало 24 часов в сутках, чтобы быть с ним рядом. Предложение переехать к нему сделало меня бесконечно счастливой, и я не сомневалась в том, что мое счастье никогда меня не оставит. Я не строила определенных планов, нарочно не заговаривала с Франко о будущем, нашем Будущем. Я просто заверяла себя, что все будет хорошо. Уж теперь-то я совершенно точно никогда не погружусь в болото монотонности и обреченности.
Я стала замечать, что и он серьезен в своем отношении ко мне, и это не могло не радовать меня. Его укрепившиеся чувства ко мне проявлялись каждую минуту. Я упивалась нашим счастьем, я посвящала себя ему, а он отвечал мне тем же. Через некоторое время  я ощутила, что он относится ко мне, как к «своей женщине». Меня переполняли гордость и возросшая уверенность в себе.
Он вел себя как идеальный мужчин. Каждый день на столике возле нашей кровати я видела цветы. Каждый день, который он проводил в городе рядом со мной, был непохож на предыдущий. Он привносил в нашу жизнь оригинальность, новизну, радость. Я перестала думать о том, что меня могут ждать какие-то неприятности. Эта была удивительно белая полоса в моей жизни.


Руки дрожат так, что кажется, будто паспорт выскочит из них. Еле прохожу таможенный контроль, женщина в застекленной кабинке смотрит поочередно то на меня, то на мою фотографию. Сколько вам полных лет? Кто вы по знаку Зодиака? Как зовут Вашего отца?  Время, казалось, остановилось нарочно, чтобы замучить меня. Вопросы вроде «Куда я лечу?», «Кому я там нужна?», «А если он обманет меня и продаст в бордель?» бритвами режут мое и без того истощенное сознание. Я мечусь по зданию аэропорта в поисках курилки. Полпачки за полчаса, организм требует еще.
- Заканчивается посадка на рейс Р21-09 Москва-Милан, пассажиров просьба срочно пройти к выходу 7.
Еще минута, две, три. Пора, наконец, решать, да или нет. Обзываю себя последними словами и иду к выходу 7.
Не отступила. Почему? Как будто наше решение – вовсе не наше, а чье-то свыше. В отчаянном состоянии трудно руководствоваться доводами разума и делать рациональные выводы. Как будто какой-то толчок извне.


Франко живет со мной полгода. Он хочет быть рядом со мной, хочет быть частью, половиной живого существа - «нас». Он рядом почти каждую секунду. Он живет моей жизнью, а я – его. Но он не знает ничего обо мне. Он думает, что знает меня очень хорошо, но я – это не я. Его я – это веселая, наивная, счастливая. Любовь родителей, поддержка друзей. Моя я – это сплошной побег от себя. Моя прошлое, вся моя жизнь до него – это обреченность и неверие. Серость и пустота. Безнадежность, тщетность, самообман.
Я лгу ему, но лгу сама себе. Я готова притворяться перед ним еще столько же, ради него я согласна делать это всю жизнь. Я не могу притворяться перед самой собой. Я слишком хорошо себя знаю. Я вступаю в самопротиворечие. Моя душевная матрица нуждается в обновлении. Я устала.


Я часто слышу, словно извне, как произношу эти слова, мне это кажется странным, но как реагировать иначе?
- Спасибо, дорогой! Ты ведь знаешь, не стоило, это так дорого. Очень мило с твоей стороны!
Я благодарна ему, он спас меня от самой себя. Если бы не он, я бы снова оказалась на карнизе, да еще эта дурацкая недосвадьба, остановиться я уже могла, просто как-то все завертелось, закружилось, затягивая и меня, и все вокруг в какой-то немыслимый водоворот. Не знаю, откуда взялись тогда силы что-то изменить, казалось, что хуже уже не бывает, терять тоже уже нечего, я опустилась в своих глазах ниже некуда. Помню, единственной радостью в жизни считала бесплатный интернет на работе. Антонио был преуспевающий бизнесмен, на фото он показался немного полным, немного староватым для меня, но милым, забавным. Сейчас я смотрю на него, как на плюшевую игрушку, не более. Относится ко мне прекрасно, дает много денег, одевает в дорогие наряды, дарит украшения.
Я не открываю коробочку, которую он мне вручил, делаю это намеренно, я знаю, что это может значить. Все шло к тому. Антонио не отходит от меня, ждет, когда я посмотрю, что там внутри. Кольцо, украшенное камнями. С благодарностью надеваю его на средний палец. «Не так, - говорит Антонио. - Сними и посмотри, что на нем написано».
Мне его жаль, даже слишком, но это был единственный выход. Собираюсь очень быстро, долго сомневаюсь, принадлежат ли мне те вещи, что он дарил. Особенно кольцо. В итоге оставляю ему все, кроме кольца. В память о просто хорошем человеке.
Записка с объяснением причин. Никак не могла их сформулировать, прежде всего, для себя. Потом полтора года пустоты. Как провал в памяти.

Самое яркое событие за последнее время всплывает в моей памяти последним. Оно расплывчато, я переживала его словно со стороны, я не пускала события внутрь себя. Его слова ударялись о стену моего неприятия, моего желания уйти, сбежать, спрятаться, лишь бы переждать, а потом будет, как раньше, спокойная, уверенная жизнь, без опрометчивых надежд, поспешных желаний. Я до последнего момента верила, что ничего не изменится, что не разрушится этот наш мирок, воздвигнутый мной. Я избегала этих разговоров, я уходила от вопросов, я снова обманывала себя. Виной всему был страх. Как далеко не заходили мои отношения с мужчинами, они оканчивались ничем. Я боялась, что все повторится, что снова будет разочарование в себе, ненависть ко всем, желание остаться одной навсегда, только бы не мучиться от последствий совершенных (или несовершенных?) мной поступков. Я снова знаю, что может значить это красивое кольцо, ведь мы были вместе целый год, мы пережили больше, чем я за 25 лет прежней жизни. Но позволить себя разочароваться еще один раз я не имела права. Мне снова вспомнился карниз и темнота под ногами, пропасть, в которую я могла упасть. И я вновь предпочла отступить. Вернуться к началу. Заново строить свою жизнь.


Потрясающе красивые черные глаза кажутся особенно глубокими. Они пристально смотрят на меня, в них – смешение тревоги и надежды. Как я люблю эти глаза… Так хорошо видеть их сейчас. Так ужасно, что он меня нашел. Как неловко отвечать на его вопросы, объяснять, рассказывать. Как замечательно наконец-то позволить себе быть искренней, честной, откровенной.
Я вернулась к тому, с чего начала. Я отступила, чтобы начать жизнь заново, безо лжи, фальши, самообмана. Жизнь с человеком, который нашел меня, ради любви к нему и нашего счастья. Ради нашего совместного будущего.