Записки рыболова-любителя Гл. 430-432

430

Весь июнь в ИЗМИРАНе шла поголовная аттестация. Два дня - 11 и 12 были выделены для Калининградской обсерватории. Всем научным сотрудникам, инженерам, техникам и лаборантам необходимо было предстать перед аттестационной комиссией с кучей бумажек - несколько экземпляров аттестационной анкеты, изготовленной в виде бюллетеня для тайного голосования, производственная характеристика, список научных трудов, - для чего следовало явиться в ИЗМИРАН.
- Всей обсерваторией, что ли, выезжать? - обалдевали мы.
- Да, конечно, - отвечал Лобачевский. - Это дело серьёзное.
- А нельзя ли аттестационную комиссию к нам направить? Всё меньше командировочных расходов!
- Нельзя! - отвечал Лобачевский.
- А почему? - не унимались мы.
Лобачевского наши вопросы начали утомлять, и он велел прекратить прения.
- Ну, а если кто не сможет по уважительным причинам приехать? - задали мы всё-таки ещё один вопрос.
- Ну что ж, тех аттестуем заочно.
Разумеется, гнать всех своих сотрудников в ИЗМИРАН на аттестацию мы не собирались. Что за идиотизм ещё такой, если уж так надо им нас очно аттестовать, пусть сами едут. Объявили в обсерватории - такого-то аттестация в ИЗМИРАНе. Кто заинтересован в личном присутствии, - езжайте, остальные - по обстоятельствам. Если есть важные дела, можно не ехать, аттестуют заочно.
Важные дела, естественно, у всех оказались, желающих ехать на аттестацию не нашлось. Поехали мы трое - Иванов, Саенко и я с бумажками на всех остальных, и Гострем - бороться за своё место под солнцем.
Аттестацию проводили полабораторно. Начали с меня. Посмотрели бумажки, задали вопросы - всё чин-чином, будто в первый раз меня видят, о творческих планах порасспрашивали. Тайным голосование определили - занимаемой должности завлаба соответствую.
- Следующий, - говорят, - кто там у вас?
- Клименко, - говорю.
- Зовите его сюда.
- Он не смог приехать, занят очень, дел много.
- Ну, давайте его бумаги.
Вопросы мне теперь позадавали про Клименко. Проголосовали - рекомендовать на должность старшего научного сотрудника по моему представлению.
- Следующего позовите, - говорят.
- Кореньков, - отвечаю, - но его тоже нет.
- А кто же, - наконец, спрашивают, - кроме Вас есть?
- Никого, - отвечаю. - Все к Всесоюзному семинару по моделированию ионосферы в Ростове готовятся, не смогли приехать. - И добавил: - Лев Алексеевич сказал, что если кто по уважительной причине не сможет приехать, то можно заочно аттестовать.
Лев Алексеевич от такого моего нахальства рассвирепел:
- Эти калининградцы совсем обнаглели! Никаких распоряжений не выполняют, ни отчёты, ни планы в срок не представляют... - и пошёл, и пошёл метать громы и молнии. Мы маленько повозражали ему, но не очень горячо, зная, что ему надо спустить пары, да и комиссии надо показать, как он за дисциплину борется. В душе-то, знаем, он нас понимает - куда к чёрту всех везти, но нельзя же совсем изгаляться - одни завлабы приехали!
А комиссию тоже чёрта с два в Калининград отправишь, те сразу завопят - мы и так уже целый месяц от всех своих основных дел оторваны! Короче, Лобачевский отшумел, ещё кто-то из комиссии нас пожурил, а дальше аттестация пошла полным ходом и без аттестуемых.
Гострем-то, разумеется, присутствовал. В отношении Гострема у Лобачевского была намечена такая линия - вывести его за пределы своей епархии, а именно, сплавить в морской отдел, раз он портами морскими занимается. Чтобы избавить от него ИЗМИРАН вообще - на это уже все, похоже, и Лобачевский, и Мигулин, смотрели как на дело абсолютно безнадёжное.
Великий непотопляемый Гострем на аттестации выглядел довольно жалко, чувствовалось, что уверенность в нём поиссякла. Путно рассказать, чем он занимается, Гострем, разумеется, не мог, иностранное косноязычие его с годами только усиливалось. Выполняет, мол, специальное задание Президиума Академии Наук.
- А в планах Калининградской обсерватории это задание есть? - риторически вопрошал Лобачевский. И сам себе отвечал: - Нету. Поэтому следует поддержать формулировку, предложенную руководством обсерватории: занимаемой в КМИО ИЗМИРАН - подчёркиваю, в КМИО - должности не соответствует, поскольку деятельность его с планами КМИО никак не увязана.
- Вы понимаете, Рунар Викторович, о чём идёт речь? Мы Вас не собираемся вышвыривать. Может, Ваша работа и полезна. Только планам КМИО она не соответствует, а, значит, и занимаемой в КМИО должности Вы не соответствуете.
Гострем что-то бормотал, но что он мог возразить по существу? Впрочем, при голосовании по предложенной нами и поддержанной Лобачевским формулировке единогласия не было. Один воздержался и один проголосовал против, хотя вслух никто против этой формулировки не высказывался.
На аттестации не было начальника отдела кадров Сизова. На следующий день на него наткнулся Саенко и сдуру стал возмущаться, почему комиссию не послали в Калининград, пришлось, мол, людей заочно аттестовать.
- Всех, что ли? - удивился Сизов.
- Всех, - простодушно ляпнул Саенко.
- А так, наверное, нельзя, - рассудил Сизов и решил позвонить в Президиум АН справиться - можно ли целую лабораторию заочно аттестовать? Разумеется, ему ответили, что нельзя. Мы с Ивановым костерили Саенко на чём свет стоит - кто его за язык тянул? Этот дурак Сизов теперь заставит всю аттестацию по новой проводить.
- Ни хрена у него не выйдет, - решил Иванов. - На бюллетенях подписи аттестуемых должны стоять - "с результатом решения аттестационной комиссии ознакомлен - такой-то". Надо срочно везти бюллетени в Калининград, пусть народ их подписывает сегодняшним числом, а Сизов пусть доказывает, что аттестуемых в ИЗМИРАНе не было.
Так и сделали. И всё сошло. Сизов не возникал, наверное, ему Лобачевский посоветовал не мутить воду.
В результате аттестации Гострем выбыл из штата обсерватории, его, действительно, перевели в морской отдел. Избавиться от Азовцевой не удалось. Комиссия не утвердила наше предложение признать её не соответствующей занимаемой должности лаборанта: нет оснований - положенных в таких случаях выговоров с занесением в трудовую книжку. Иглакова перевели на инженерную должность с меньшим окладом - "за снижение трудовой активности". Клименко и Шагимуратова рекомендовали в старшие научные сотрудники. Кое-кому ещё повысили зарплату в соответствиии с нашими предложениями.
Лобачевский обещал нам в скором времени расширение штатов по Постановлению Совета Министров для выполнения одной из спецтем, тогда, мол, сможете и остальным зарплату поднять. Якобы и вычислительную технику нам подбросят, чуть ли не валютную, австралийскую, и капстроительство откроют... Мы все эти песни уже слышали и не обольщались. Поживём - увидим.

431

16 июня (1986 г.) Митя выписался из больницы, лысоголовый. В этот же день с моря пришёл Михалыч. Зять мой, Дима лечился у Рамхена, глотал таблетки какие-то. От армии его по состоянию здоровья освободили (не без помощи мамашиных связей, разумеется). Какое-то время он болтался безо всякого дела, потом устроился фельдшером на скорую помощь. С сыном своим нянчился успешно, тут к нему претензий не было - с Сашулей они делили воспитание Миши по времени почти пополам, если не считать, что ночевал внук у нас, и вскакивала к нему ночами - сажать на горшок - Сашуля.
По воскресеньям Михаила забирали на Зарайскую почти на целый день, у Сашули образовывался выходной. С приходом Михалыча стало легче, тот охотно водился с внуком, гулял с ним, и Миша-младший к нему быстро привязался. Впрочем, он со всеми ладил, характер у него оказался общительный...
24 июля 1987 г., там же
18 июня ходили с Митей на концерт Ильченко и Карцева. Митя скрывал свою бритую голову под "речфлотовской" кепкой. Было только два билета от нашего месткома, и Сашуля осталась дома. Смеялись, конечно ("Раки вот такие большие, но по пять рублей - вчера, а сегодня - по три, но маленькие. Но сегодня." "Танк", ещё что-то), но не так, как хохотали когда-то с Сашулей на их же концерте в Севастополе. То ли они постарели, то ли мы, то ли эффекта новизны не было - многое уже слышали в записях Жванецкого, то ли сам Жванецкий своим исполнением подставил им ножку, то ли всё это вместе, но факт некоторого моего разочарования имел место.

 С 23 по 27 июня второй раз в Ростове (первый - в октябре 1974 г.) проходил 8-й Всесоюзный семинар по моделированию ионосферы. От Калининградской обсерватории орда целая поехала: я, Кореньков, Клименко, Карпов, Суроткин, Бессараб, Саенко, Коля Нацвалян, Тепеницина, а от университета была только Лида Нацвалян, да, кажется, от Никитина кто-то.
Перед отъездом Коренькову крупно не повезло: потерял паспорт с деньгами (200 р) и авиабилетом до Ростова. Вёз их в сумке на багажнике велосипеда. Едет по мосту в начале улицы Суворова, его обгоняет грузовик, и из кабины тётка ему говорит:
- Эй, парень, не ты сумку обронил?
Кореньков оборачивается - багажник пустой. Он тут же развернулся и обратно - нету нигде! Через несколько дней паспорт ему в почтовый ящик подкинули, после того уже как он в милицию заявил и уплатил штраф за утерю паспорта. Несчастного Коренькова Бог уже второй раз наказывает, за его крохобористость, наверное: раз как-то у него в Вильнюсе портфель в магазине уволокли и тоже с деньгами. Ну не раззява ли?
Правда, после Ростова уже идём мы с ним как-то в обед в столовую обычным маршрутом, и Кореньков прямо у меня из под ног поднимает новенькую десятку...
Так что Кореньков чуть было без Ростова не остался - ни билета, ни паспорта, отчего он больше всего и горевал, Бог уж с ними, с деньгами. Но паспорт нашёлся, и билет удалось взять, правда, через Москву, а не на прямой рейс из Калининграда, которым летели остальные.
Этот прямой делает посадку в Минске. Там наиболее прожорливые из нас: я, Ваня, Федя и Суроткин решили пообедать - столовая понравилась. Только она на отшибе стоит (новое архимодерное здание аэропорта ещё только строится, и всё обслуживание во времянках), и никакая информация дотуда не доносится. Мы, впрочем, уверены были, что времени у нас достаточно.
Возвращаемся себе не спеша в регистрационно-посадочный ангар и на подходе слышим по радио: "Оставшихся транзитных пассажиров с рейса Калининград-Минск-Ростов просим срочно пройти на посадку". Мы засуетились, да только неясно - куда идти? У одной двери только очередь стоит, да там номер рейса не наш вывешен, а остальные двери закрыты все. Мы заметались по ангару, никто ничего не знает, да и спросить-то не у кого. Сунулись туда, где очередь.
- Здесь на Ростов? - спрашиваем.
- Нет, - отвечают. - Здесь на Краснодар.
 Мы - тыр-пыр, туда-сюда, в какую-то дверь толкнулись, она открытой оказалась, вперёд - и мы на лётном поле, а дальше-то что? Мы назад, и попали в краснодарский бокс, только с другой стороны.
- Здесь на Ростов? - спрашиваем.
- Нет, - говорят.
- А где на Ростов, скажите, пожалуйста?
- Не знаем, - говорят. Регистраторши отвечают, не публика.
Мы опять в зал вылетаем. Ещё круг по всем дверям делаем, и снова в краснодарский бокс - он один открыт, и народу уже никого нет.
- Где же на Ростов-то? - вопрошаем отчаянно.
- А где вас черти носят? - закричали на нас регистраторши. - Посадка давно уже закончилась, сейчас там ваши вещи из самолёта выгружают.
- Как так?! - возмутился было Ваня и полез уже бочки катить: - Да мы тут около вас уже полчаса бегаем, что за бардак такой! - еле его я за шкирку оттащил, оттёр в сторону, и регистраторшам умоляющим тоном:
- Тётеньки, извините, простите нас, мы тут заблудились, вот наши билеты. Куда пройти, скажите, пожалуйста?
Тётеньки сжалились, пустой "Икарус" отвёз нас к самолёту, где томились пассажиры, и, если бы у нас вещей в багаже не было, самолёт наверняка бы улетел. А так побоялись - может, мы бомбы в багаж сдали? Искать же наши вещи в багаже - тоже кому охота! - вот и ждали, может, ещё объявимся.
Неопытного Ваню я поучал:
- В "Аэрофлоте" права качать бесполезно. А уж если очень хочется - терпежу нет, дождись хотя бы сначала, когда твой самолёт без тебя улетит, и делать всё равно уже нечего будет, тогда и борись за справедливость.

В Ростов мы привезли первые свои результаты по глобальной модели системы термосфера-ионосфера-протоносфера, причём изготовили доморощенным способом цветные слайды с диаграмм - изолиний рассчитанных параметров в сетке геомагнитных координат, раскрашенных вручную цветными фломастерами.
В этой раскраске больших вершин достиг Володя Клименко, а у Вани с Федей гораздо хуже получалось. Сама идея раскраски была содрана у японцев, которые представляли такими цветными диаграммами свои данные зондирования ионосферы со спутников, только у них всё компьютеры делали, а мы - по-советски - вручную.
Кстати, машина наша собственная, ЕС-1035, в июне только и заработала, через год почти после получения. То зал был не готов, потом наладчиков ждали, те тоже через пень-колоду трудились - такие уж умельцы, так что толку от неё мы ещё пока не видели. По-прежнему народ мотался в Вильнюс - теперь это вахтовым методом называется.
Договор с Вильнюсом, заключённый в прошлом году Кореньковым, мы опять продлили, но уже без фокусов с премиями. Этот договор, конечно, улучшал наше положение в Вильнюсе, вот только конкуренты от Латышева и Никитина, следуя нашему примеру, тоже договора заключили и теснили нас на сорокпятке.
Ну, а результаты, которые мы привезли в Ростов, были ещё, что называется, "пробой пера", сырьё. Мы этого, разумеется. не скрывали. Главное, что мы хотели показать - это то, что задуманная модель в принципе реализуема на отнюдь не супер-ЭВМ, что мы на правильном пути построения модели именно системы из взаимосвязанных и взаимодействующих "сфер" - термосферы, ионосферы и протоносферы.
Сообщение по большой модели делал Кореньков. Выступал он вяловато, в публичных выступлениях - даже у нас в обсерватории на семинарах - ему не хватает темперамента, и всё же результаты произвели впечатление. Ясно было, что даже в сегодняшнем сыром виде - это лучшее, что есть в Союзе, а по замаху претендует и на лучшее в мире.
Правда, любитель парадоксов - Эдик Гинзбург, неожиданно выступил против нашего подхода: рано, мол, ещё такую громоздень городить, надо отдельные блоки разрабатывать, - на что я возразил: одно другому не мешает. Подоплёка его выступления мне казалась ясной - Эдик по своим моделям докторскую написал, и наш монстр ему в какой-то мере мешает, снижает впечатление от его разработок. Ну, да ничего, с ним поладить вроде бы всегда можно при всей его горячности.
Я выступал в Ростове с сообщением о нашей работе с Ваней и Клименко "Численное моделирование трёхмерных возмущений термосферы и ионосферы, генерируемых тепловыми источниками". Работа эта была стимулирована выступлением всесоюзного ионосферного мэтра Данилова на прошлогоднем семинаре по ионосферному прогнозированию в Новосибирске и скорым выходом вслед за тем целого цикла его статей в "Геомагнетизме и аэрономии", написанных в соавторстве с Ларисой Морозовой, юной его аспиранткой и, как утверждали злые языки, "больше чем подругой" (последнее отнюдь не в упрёк), а одна - с Эдиком Мирмовичем, у которого Данилов с Морозовой, похоже, слямзили идею, впрочем, потом только испортив её.
Идея-то была проста и хороша - привязать положительные ионосферные возмущения к каспу - области ионизации и разогрева термосферы мягкими электронами, высыпающимися в каспе - магнитосферной воронке, по которой частицы солнечного ветра практически беспрепятственно могут проникать в атмосферу Земли.
Дальнейшее авторы представляли себе, на мой взгляд, неправильно, сгородили чисто умозрительную схему безо всяких расчётов и пошли статьи шлёпать, благо Данилов - член редколлегии "Г. и А.", и статьи его идут без рецензирования. На базе этих статей предполагалось быстренько слепить диссертацию Морозовой. С критикой их работ я выступал ещё в Новосибирске. Данилов за критику меня поблагодарил, но остался при своём мнении, поскольку, мол, опровергнуть их представления могут лишь расчёты. Вот, когда они будут, тогда и разберёмся, кто прав, кто виноват.
И вот мы такие расчёты привезли. Обсчитали целый набор высокоширотных источников ("узкий касп", "широкий касп", "кольцо", "шапка", "пила", "скачок" - названия вариантов). Наши представления подтвердились (подтвердились, кстати, и результаты Лёни Захарова, полученные лет шесть-семь назад на более простой модели, которым до сих пор мало кто верил, включая Андрюшу Михайлова, тем не менее положительно оценившего Лёнькину диссертацию), а даниловские - нет.
Вот только жаль - Данилова-то самого в Ростове не было, он теперь больше по загрансимпозиумам представительствует, не всякое союзное мероприятие жалует. А Лариса Морозова была, но, похоже, мало что поняла из наших результатов. Они её нисколько не смутили, у неё появились якобы "новые доказательства" их концепции. Она показывала мне картинки (спутниковые измерения), которые можно было интерпретировать как угодно, и твёрдо стояла на своём.
Интересно, что по просьбе Данилова обсчитать эффект пытались томичи - Колесник и Королёв (только в термосфере, без ионосферы) и ничего в поддержку представлений Данилова с Морозовой не получили, но те, видать, сочли - тем хуже для расчётов. Дискутировать же без Данилова с Морозовой было просто несерьёзно - пустая трата времени.
Выступал от нас ещё Ваня Карпов - "О причинах изменений газового  состава в термосфере" с несколько неожиданным, но физически в общем-то понятным результатом, полученным им на его модели термосферы: на химический состав термосферы выше примерно 140 километров от поверхности Земли влияет не режим турбулентного перемешивания, как считали до сих пор многие (если не все), а ветры, дующие на этих высотах.
В Ростове это его сообщение особой реакции не вызвало, тем более что Поляков и Гинзбург высказались определённо в поддержку физической интерпретации, которую Ваня давал результатам своих расчётов. Вскоре, правда, Гинзбург передумал... Но об этом позже (см. сочинскую Школу).
Неприятную новость сообщил мне Жора Хазанов (перебравшийся в Барнаул заведовать кафедрой теоретической физики в тамошнем университете): Поляков с Коеном разошлись, деньги договорные не поделили и штаты, и что-то ещё - я не стал особенно вникать. Прав или неправ Поляков - вовсе не важно. Миша должен был уступить: кто его вынянчил и поддерживал, когда сибизмировцы Мишу топили? Тем более после смерти дочери Полякова из чисто человеческих соображений в любых вопросах следовало бы поддержать. Может, Мишу всё же не зря тормозили Коля Климов и компания?
25 июля 1987 г., там же
Семинар в Ростове организовывал Паша Денисенко, Павел Фёдорович. Меня он причислил к избранным гостям и вкупе с Черкашиным, Соболевой, Широчковым и Людой Макаровой, а также Андреем Михайловым и Татьяной Лещинской вывез в Таганрог, где прокатились на шикарной яхте по Таганрогскому заливу и искупались в нём, ныряя за борт. На яхте пили только кофе и чай. Выходили в залив зеркально гладкий, а возвращались с предгрозовым ветерком, яхта болталась у причала, и высадка была весёлой. Поразило обилие дорогих яхт крейсерского размера, непонятно кому принадлежащих...
Понравился сам Таганрог своей уютной зелёностью, удивил мизерностью домик Чехова. И ещё одно впечатление - армянская деревня недалеко от Ростова, вся из симпатичнейших краснокирпичных домиков разнообразной архитектуры. Где они столько кирпича раздобыли?
Про ростовскую мафию Паша рассказывать не захотел. Всё, - говорит, - куплено-продано, - тем и ограничился...

432

26 июля 1987 г., - Мите 12 лет! - Севастополь
Перед моим отъездом в Ростов мы с Митей разведали обстановку у лодочной станции на морском канале, перед Взморьем, на 18-м километре Балтийского шоссе. Съездили туда на мотоцикле, захватив на всякий случай палатку, балберы и спиннинговые донки.
Заведовал станцией теперь вместо Юры одноглазый Василий Захарыч, приветливый мужик лет за пятьдесят. Однако лодку он нам не дал: не разрешают ему станцию открывать - причал не оборудован, а сами ни леса, ни хрена ему не дают. Да он бы и так нам лодку дал, но тут сейчас как раз комиссия какая-то ошивается, водку пьют и рыбачат сейчас на острове они, вон машины ихние стоят. Через неделю, может, он причал подлатает, тогда и лодки будет давать.
А вы, мол, попробуйте в канале ловить, балберы прямо с берега в воду заносите и ставьте, как по шею зайдёте, вода тёплая, а угря до чёрта нынче и в заливе, и в канале.
Погода была хорошая, уезжать не хотелось, мы стащили всё своё барахло на берег канала, поставили палатку, я закинул спиннинги, с балберами же возиться не захотел. Митя вооружился биноклем, уселся на стульчике и занялся любимым делом - разглядыванием проходящих кораблей. Вечером поймали одного угорька, были ещё поклёвки, и один сошёл, ночью спали, а утром не клевало, и мы отправились домой.
Вернувшись из командировки в Ростов, я подбил Сашулю поехать в субботу (28 июня) с нами на рыбалку (Митю уговаривать было не надо) - туда же, на лодочную станцию. Василий Захарыч обещание своё выполнил, соорудил какой-никакой причал, только вот лодки были ещё не на воде, надо было вытаскивать лодку из сарая и тащить её с полсотни метров по берегу, чтобы спустить на воду, да ещё номера на бортах краской вывести по трафарету. И вёсла Захарыч выдал изъеденные о борта с хлябающими уключинами - все, говорит, - такие.
Пока я возился с лодкой, Сашуля с Митей загорали на берегу канала. Плыть с нами на остров ночевать Сашуля не собиралась - дома её ждали ягоды, которые надо было переработать и законсервировать. Я её, однако, уговорил:
- Смотри, какая погода чудесная, дома насидишься ещё, поплыли с нами!
Перебрались мы на остров, поставили палатку. Солнце уже садилось, мы с Митей отплыли в залив ставить балберы, Сашуля сидела на берегу у палатки, слушала музыку из тразисторного приёмника, любовалась гладью залива, красотою заката...
- Ну, что, не жалеешь, что с нами поплыла?
- Нет, конечно. Такая благодать!
- То-то.
Ночью, однако, погода испортилась. Сквозь некрепкий сон я слышал усиление шума деревьев над палаткой, потом застучали капли дождя. Дождь, впрочем, длился недолго, а вот разгулявшийся ветер не стихал. В пятом часу утра я вылез из палатки. Вете дул с севера, со стороны канала, а мы были на южном, обращённом к заливу краю острова да ещё под прикрытием деревьев. Их шум, собственно, только и тревожил, а так ветер не казался штормовым. На канале он поднял волну, залив же с нашей стороны был по-прежнему гладок, рябь начиналась лишь где-то вдали.
Туча, пролившаяся дождём, уходила на юг, к противоположному, ладушкинскому берегу залива, на севере небо было чистое. Я разбудил своих компаньонов:
- Подъём! Поехали балберы снимать!
27 июля 1987 г., там же
Балбера - донная снасть: тяжёлое грузило, леса 0.4 мм с поводком, привязанным у грузила так, чтобы крючок с наживкой - выползком (для леща и угря) или живцом (для судака и щуки) - ложился на дно, в качестве поплавка - большой (чтобы издалека видно было) кругляш из пенопласта, играющий роль буйка, по которому можно найти оставленную в заливе балберу.
Снасть эта, конечно, неспортивная, вроде сетей - поставил с лодки и езжай спать или загорать-купаться. Потом, правда, найти надо балберы в заливе суметь, в этом, пожалуй, спортивный элемент есть, особенно, если ветер, волна поднимется, но и только, а ловля... Что это за ловля! - рыба сама ловится, если засечётся губой за крючок или заглотит его вместе с наживкой.
Вообще-то балберы оставлять без присмотра не положено, и ночью на них ловить запрещено, и больше десяти штук нельзя ставить, - так что мы, нарушившие все эти правила, браконьерили, правда, с благословления Василия Захарыча, считавшего, что пусть люди себе сколько хотят ловят, от ЦБЗ этих вон сколько рыбы дохнет, вот где браконьеры, а рыбнадзор здесь сейчас не появляется, вот когда нерест идёт, они тут бывают...
Балберы мы ставили недалеко от берега, напротив прохода между двумя островами (эти длинные узкие насыпные острова, на одном из которых мы ночевали, тянутся цепочкой вдоль северного края Калининградского залива, отделяя от него морской канал, соединяющий Калининград с Балтийском и Балтийским морем), и нашли мы их без особого труда, за исключением одной, но волна здесь уже чувствовалась, лодку быстро сносило, и если не успеешь сразу схватить поплавок, он уже далеко за кормой - разворачивайся  и выгребай против ветра, да ещё с расхлябанными уключинами и изъеденными вёслами, того и гляди - сломаются...
Улов оказался небогатым: три угря - один маленький, один средний и один крупный, и окунь граммов на 150. И это на 17 балбер! Большая часть крючков была голой - рыба объела наживку и благополучно ушла, несколько червяков было нетронуто. Но мы были довольны и тем, что есть - всё же угорь это не плотва какая-нибудь... Из ценных пород рыб, вкуснятина.
К острову мы выгребали долго, совсем измучились, хотя волна в заливе была куда меньше, чем с той стороны острова, в канале, через который нам ещё предстояло переправляться. Причалив, наконец, к острову, мы вытащили лодку на берег, чтобы её не било о камни, и расположились завтракать. Покончив с завтраком и убедившись, что волна в канале отнюдь не обещает лёгкую переправу, мы полезли в палатку пережидать, когда ветер стихнет, и моментально заснули по причинам раннего подъёма, морского катания по волнам и утолённого чувства голода.
Проснулись мы в девятом часу. Солнце вовсю припекало. Сходили на берег канала. Волна ничуть не уменьшилась, белые буруны с разгону налетали на одетый в бетон берег острова, нечего было и думать о переправе, тем более с нашими вёслами.
- Ну что? - вопрошала Сашуля.
- Надо ждать. Против такой волны не выгребем.
- И сколько же ждать?
- Пока не стихнет.
- А когда стихнет? Может, он ещё два дня не стихнет!
- Может. Кто его знает?
- Вот забрались. А меня там ягоды ждут. Может, попробуем?
- Бесполезно. Пошли загорать.
Лёжа у палатки на солнышке, мы совсем не чувствовали ветра, укрытые от него деревьями и палаткой, мурлыкал приёмник, и в общем-то мы могли считать себя отдыхающими на пляже. Вот и время обеда подошло. Мы прикончили остатки съестных припасов, а на канале картина не менялась. Сколько же в самом деле мы тут торчать будем?
Периодически я выходил на берег канала и вглядывался в буруны: не помельчали ли они? Вроде чуть потише стало.
- Ну что, рискнём-попробуем?
Спутники мои с готовностью согласились - им тут уже осточертело загорать, а предстоящие трудности переправы они, по недостатку опыта, не очень-то себе представляли.
Прежде всего я предложил перетащить лодку на берег канала через остров (благо он узкий, метров в полста шириной) посуху, волоком, чтобы не совершать крюк по воде, огибая остров. С этим делом мы справились без особых затруднений. Сложили палатку, мешки, снасти, всё перетащили на берег канала к лодке. Спустили её на воду с бетонной стенки, укрепляющей берег.
Лодка, конечно, заходила ходуном, колотясь об эту стенку. Погрузили в пляшущую лодку вещи. Не свалясь в воду, погрузились сами. Долго не могли оторваться от берега, отойти от него - лодку разворачивало бортом к стенке и бросало на неё, невозможно было опустить в воду сразу оба весла. Наконец, это удалось сделать, мы развернули лодку поперёк волны и начали медленно удаляться от острова.
Гребли мы (вдвоём с Сашулей) изо всех сил, но продвигались очень медленно, с трудом удерживая лодку поперёк волны.
28 июля 1987 г., там же
Главное, думал я, поскорее пересечь фарватер, чтобы с кораблём каким-нибудь не встретиться - маневренности ведь никакой. Кораблей, правда, не было видно - ни слева, ни справа, но пока мы так ползём черепашьим темпом, глядишь, появятся.
Фарватер проходит не по середине канала, а ближе к острову, отмечен бакенами. Мы миновали ближайший - южный бакен и приближались к северному, за которым, хоть ещё плыть и плыть до берега, но уже чувствуешь себя спокойнее - не на фарватере. И вот на подходе к этому северному бакену мы практически встали. Все наши силы уходили на то, чтобы удерживать лодку на месте, не давать волнам и ветру сносить её обратно к острову.
До бакена было совсем недалеко - метров двадцать, но мы к нему не приближались, к тому же нас ещё сносило и вдоль канала на восток, в сторону Калининграда. Отчаянно загребая вёслами, вгрызавшимися в борта лодки, мы добились только того, что уключина одного из них вылетела из гнезда, лодка на некоторое время потеряла управление, и пока я возился с уключиной, мы снова оказались на середине фарватера.
И тут я увидел быстро приближавшуюся к нам со стороны Светлого "Ракету". Решение надо было принимать мгновенно. Вариантов не было.
- Разворачиваемся! - крикнул я Сашуле. Мы развернулись и, подгоняемые ветром и волнами, пушинкой полетели назад, к острову, освобождая дорогу "Ракете". Через пару минут мы приткнулись к бетонной стенке острова, только в метрах ста от того места, откуда отчалили, ближе к проходу между островами.
- Приехали. Вылазь! Вещи все наверх и лодку тоже, а то разобьёт! - скомандовал я.
Мы выгрузились на берег, подняли на стенку лодку и повалились в траву. Время - шестнадцать часов. Ещё не вечер, но всё же... Сашуля потом признавалась, что в этот момент перспектива долгой жизни Робинзонами на этом острове показалась ей весьма реальной. А еды у нас уже не было никакой, кроме пойманной рыбы, и остатки питья допили...
От нечего делать я занялся уключинами и обнаружил на бортах лодки ещё одни гнёзда, забитые землёй, прикреплённые ржавыми железными уголками. Я их прочистил и вставил в них уключины, они вошли в гнёзда плотно, вёсла при этом не грызли борта.
- Вот сразу бы-то сообразил, олух! - столько мучились, вёсла изжевали, как не сломали ещё только! Идиот! - клял я себя на чём свет стоит. Но сделанное открытие вселяло надежду, что грести будет легче, и мы преодолеем всё-таки канал, вот только пусть хоть немного ветер стихнет, должен же он ослабеть, чёрт побери!
Так сидели мы на берегу канала и "ждали у моря погоды" ещё с полчаса. Вдруг слева показался катер, шедший по ближнему к нам краю фарватера, точнее, не катер, а мотобот - большая шлюпка со стационарным мотором, тарахтевшим как тракторный и создававшим больше шуму, чем придававшим скорости боту. Тот чапал медленно, но уверенно, задирая вверх то нос, то корму.
Когда бот проходил мимо нас, я отчаянно замахал руками. Бот прошлёпал мимо, но, пройдя пару десятков метров, вдруг сбавил обороты и стал разворачиваться.
- Спускаем лодку! - заорал я, и когда бот приблизился к нам, мы были уже готовы к буксировке.
- Через фарватер не перетащите?! - прокричал я.
- Давай конец! - ответили с бота. Я передал на бот наш якорь, и бот потащил нас поперёк канала. Через каких-нибудь десять минут мы были уже ближе к тому берегу, чем к острову. Здесь волна была уже куда как слабее.
- Дальше сами гребите, а то мы на мель ещё сядем! - прокричали с бота.
- Спасибо большое! - заорали мы. Я предложил деньги за переправу - пару рублей, которые у нас были.
- Ты что, парень, на хрена нам твои деньги. Счастливо!
- Спасибо ещё раз. Всего доброго.
Мы ещё долго гребли до лодочной станции, но настроение было уже совсем иное, не то, что полчаса назад. Сашуля страшно радовалась:
- Ну, я уже думала, мы там надолго останемся!
- Ещё успеешь ягоды свои перебрать.

На следующий день (30 июня) вечером мы с Митей и Маратом ездили в Пионерский в расчёте на выброс янтаря этим северным ветром, но расчёт не оправдался. Говорят, крупные куски были под тиной 28-го числа (в субботу). Ещё через день смотались с Митей на мотоцикле на заставу, но и там выбросов янтаря не было. Искупались в море, температура воды градусов восемнадцать.
А пойманные на балберы угри оказались очень кстати - пошли на угощение неожиданным гостям - Нине Пастух (Кузнецовой) и её мужу Виктору, служащему Морского Регистра, проводившим свой отпуск в поездке на машине по Прибалтике и заехавшим в Калининград к своим знакомым - Филановским! - мир тесен!
Провожая поздно вечером гостей, мы спорили с ними о Пикуле, поклонниками которого они оказались, а мы его терпеть не могли. Особенно теперь, почитав Ключевского, которого том за томом брали у Вани Карпова и не спеша, со вкусом одолевали...
Ещё событие - провели нам телефон, стояли в очереди 11 лет! Я, правда, и без него прекрасно обходился, Сашуля же считает телефон нужной вещью. А у меня предубеждение - не люблю телефонные разговоры, разве что срочную информацию бывает нужно передать, так на то мне и автомата напротив хватало.
(продолжение следует)