Моя девушка

Моя девушка жила в большом светлом доме на улице П. Я любила заваливаться к ней с утра и торчать до самого вечера. Мы подолгу занимались любовью, а потом лежали на полу на залитом солнцем балконе. Ее длинные волосы лежали у меня на шее, на груди, на плечах и щекотали мне нос. Мы молча пялились в потолок или болтали о всякой ерунде. Мы никогда не задумывались над своими чувствами, мы были лучшими друзьями. Конечно, лучшие друзья не спят друг с другом, но это обстоятельство нас мало тревожило.
Ее звали Марта. Она была высокая с длинными темными волосами, с большими карими глазами и с длинными-предлинными ресницами. Мы познакомились, когда нам было по 18 лет. Как раз тогда я перевелась в их колледж. Мы с родителями переехали в новый район, и мне пришлось поменять школу.  Сначала мы с Мартой ладили плохо. Обе с задатками руководителей, мы собирали вокруг себя людей, повелевали ими, и так между нами возникла конкуренция. Кто привлечет того или иного человека. Мы здоровались сквозь зубы, смотрели друг на друга искоса, добывали с помощью своих шестерок информацию. Я была новенькая, но это не мешало мне быть центром всеобщих разговоров. Девчонки из младших классов смотрели мне вслед, обсуждали мои шмотки, чуваков, с которыми я общалась и новых моих парней.  Марта злилась. Львиную долю внимания я перетянула на себя. Она ненавидела меня, но уважала.  Просто нас с ней объединяла «тряпичная теория». Наша с ней теория, разработанная по отдельности, но имеющая одинаковые догмы. Как-то так получилось, что мы поняли это сходство одновременно. И постепенно презрительные взгляды сменились на заинтересованные, а распоряжения шестеркам, все более интимного плана.
Это случилось в апреле. Я встретила Марту на остановке. Она ждала свой автобус. Я издалека заметила ее стройную высокую фигуру. Ее волосы развивались на холодном апрельском ветру. Нос слегка покраснел от холода. Я подошла к ней твердым, решительным шагом, взяла за руку и сказала: «Пойдем!». Марта посмотрела на меня с сомнением, но пошла за мной. Мы почти забежали в ближайший подъезд, поднялись на 3ий  этаж, а потом остановились друг перед другом. Несколько минут мы стояли в нерешительности, смотрели друг другу в глаза. Потом стали целоваться. Я не знаю, сколько минут это продолжалось. Но потом из своей квартиры вышла какая-то бабулька. «Гадость то какая!» - презрительно кинула она в нашу сторону. Мы с Мартой засмеялись и выскочили из подъезда. В этот день мы не расставались до позднего вечера. Мы бродили по гулким весенним улицам и болтали о всем на свете.
Мы помешались на траве, рок-н-ролле и стихах. Сутками могли просиживать в большой темной комнате на верхнем этаже ее дома. Слушать, как шуршит дождь, калякать что-нибудь на бумажке или перебирать струны. Марта с ногами забиралась в кресло, доставала самокрутку и закуривала. Она смотрела на меня и мимо, потягивала черный кофе и улыбалась. Я ежилась от этой ее улыбки и отворачивалась к стене. На нижнем этаже трезвонил телефон, пытаясь донести до нас существование другого мира, но мы посылали его нах.
Вечерами мы спускались вниз. Жарили картошку и пили крепкий чай. Потом собирались, и сматывались на ночь куда-нибудь. Мы шлялись по клубам, клеили музыкантов, пили пиво и курили марихуану. Была у нас с ней странная привычка выходить посреди вечеринки из помещения, не сговариваясь. Ждать друг друга в подъезде или на балконе, а потом подолгу
целоваться. Возвращаться потом как ни в чем не бывало. Никто о наших близких отношениях не знал и видимо знать не хотел. Так было удобнее и привычнее. Никто не хотел видеть того, что лежало на поверхности. Нас сотни раз застукивали в колледже забывчивые одноклассницы, случайно выходившие друзья, но никто на эту тему рта не раскрывал. Мы жили в свое удовольствие, пользуясь невнимательностью родителей.
Однажды Марта подняла меня рано утром.
-Подъеем! - заорала она мне в ухо. Сдернула с меня одеяло и нависла надо мной как коршун. Я была в бешенстве.
-Какого черта, я тебя спрашиваю, ты врываешься в мой дом с утра пораньше и орешь мне в ухо?
-Успокойся, Фло! Я достала нам два билета на вечерний поезд в П. А ты, неблагодарная сволочь, еще и орешь на меня!
Сон мой как рукой сняло.
-Сегодня? Мать твою, че ты мне сразу не сказала?
Я соскочила с кровати, схватила ее на руки, мы закружились по комнате и рухнули на пол. Я стала ее целовать, и мы надолго застряли. Потом мы собирали шмотки, писали прощальные записки и сваливали из этого надоевшего города. Мы жили в П. неделю, усердно просерая накопленные сбережения, тусуясь во всевозможных клубах и заводя новых знакомых. Мы были молодые и наглые, и ничего не могло остановить наше буйство. Мы могли напиться и бегать по ночному городу, глотая Портвейн из горла, орать на всю улицу матерные частушки.
По возвращению домой нас ждала колоссальная взбучка. Родители были в ярости. Они поклялись не спускать с нас глаз и даже разлучить. «Очень смешно!», - подумала я. В эту же ночь я смоталась из окна по лестнице, связанной мной из простыней и пододеяльников. Я залезла на ее балкон по яблоне, расцарапав руки в кровь. Она сидела на диване, тупо уставившись в одну точку на полу. Увидев меня, она соскочила с дивана, кинулась открывать мне окно и приговаривала.
- Фло, я ждала тебя, ты представляешь? Я знала, что ты придешь, Фло!
Мы протрепались до утра, вспоминая П-ие приключения. Моего исчезновения никто дома не заметил, и скандал вскоре сошел на нет. Мы снова стали сидеть у Марты и появляться на тусовках. Надо заметить, что там мы всегда были желанными гостями, несмотря на все слухи. О, Боже! Сколько о нас говорили всего! И что мы самые стервозные девицы во всем городе, и что мы приносим неудачу, что все наши друзья рано или поздно от нас отрекаются, и что мы еще никого не сделали счастливыми. О, да. Но я была счастлива с Мартой, она со мной; она души во мне не чаяла, а я – в ней. Остальные люди были не важны, другие мнения нас не интересовали. Мы и в правду многим людям перепортили нервы, кровь, а иногда даже жизни. Но мы, не задумываясь над этим, продолжали куражиться. Помимо друг друга у нас всегда есть еще кто-то.
Однажды Марта тащит меня в клуб, там сегодня играет группа ее очередного мальчика. Марта мне все уши прожужжала о том, какие они талантливые, и что пишет у них один премиленький парнишка.
-Том,- говорит он и протягивает мне свою маленькую, холодную ручку.
Он вокалист и гитарист в группе. Такая вот хрень. Я замечаю его сразу же, как захожу в «?». Там сегодня их первый концерт. Том нервничает по этому поводу – страшно. Он милый. Со своей сползающей на глаза белесой челкой, со своей внешностью тринадцатилетней девочки-мальчика. Он милый со своей заниженной самооценкой. Он милый с головы до кончиков пальцев, и я чувствую, что попадаю.
С самого начала я знаю, что все это глупо и ни к чему не приведет, кроме, быть может, его мучений и моей головной боли, но я все же начинаю упорно думать о нем. Я пытаюсь остановить себя, но… НО все же есть в Томе что-то такое необычное, что меня за уши тянет к нему.
После нашей первой встречи проходит день. Я вспоминаю его постоянно. Есть сомнительная перспективка завалиться к ним на репу. Мне хочется и не хочется одновременно. Мой рассудок вечно шепчет: «Вспомни его милую мордашку, разве он заслуживает того, чтобы над ним издевались?» В итоге я посылаю рассудок нах. Я никогда не умела противиться своим желаниям. Мы с Мартой едем к ним на репу. Стив и Том встречают нас возле в хода в их маленький подвальчик, где они репетируют. Маленький хорошенький мальчик. Я заранее начинаю чувствовать себя чудовищем. Он улыбается, болтает. Все манеры, все повадки, жесты. В них какое-то особое очарование. Мы пьем чай, болтаем., ржем. Заламываем пальцы, соревнуясь, у кого палец достанет докуда. Обратно домой идем частями: Марта и Стив прутся где-то позади, а я, Том и Мэт – их басист -  идем впереди. Я любезничаю с Томом напропалую. Он покупается на все мои самые дешевые фокусы. Я зажигаюсь в нем. Он готов целыми сутками на меня смотреть и слушать мой голос, ждать часами у подъезда. Я сотни раз его прогоняю от себя, снова возвращаю, а он все сносит. Мерзко. Мы с Мартой смеемся над ним, обсуждаем все его выходки. Однажды вечером я опять посылаю его ко всем чертям. Он собирается, ничего не говорит, уходит. На прощание кидает мне сквозь зубы: «Сука!» На следующий день я узнаю, что он выпрыгнул из окна.
Марта заходит ко мне утром перед колледжем.
- Мэт звонил.
- И че?
- Ты вчера че сказала Тому?
- Ниче. Чтобы ушел. Я не хочу его видеть.
- Он ушел.
- В смысле?
- В смысле – его нет больше.
Этот случай заставил нас поостыть. Вечерами мы стали домовничать. Я обычно сидела у компа с какой-нибудь игрушкой или в нете. Марта валялась в ванной и курила. Каждая думала об одном и том же. И каждой было страшно. За себя. Что мы тоже когда-нибудь попадемся в эти сети, и ничто уже не сможет нас оттуда вытянуть. Но ведь пока все было отлично. Мы были друг у друга. Был человек, который нужен и которому нужен ты. Люблю ли я ее? А, к Черту эти мысли!
Для меня Марта стала первым человеком, которого я уважала. Она была странной и в тоже время такой настоящей, что у меня дух захватывало. Однажды я ее спросила:
-Как думаешь, мы могли бы всегда быть вместе?
Она ответила не сразу. Выкурила сигарету, а потом ответила:
-Иди на хрен со своей философией!
Осень подошла к концу. Сегодня шел снег. Он был ненатуральный и сделан из ваты. Мы тащились с Мартой по набережной, вытащенные из дома непонятным ощущением. Марте с утра не здоровилось. Я принесла ей завтрак в постель, вытащила из шкафа ее вещи и помогла одеться. Она сегодня была необычно хмурая и красивая. Я предложила ей выйти из дома, пройтись и дыхнуть свежего воздуха. Мы шли, молчали, а потом она сказала:
- Мама настаивает, чтобы я сходила к врачу, эти мои недомогания ее настораживают. Как думаешь, стоит?
Я медлила. Я вдруг так испугалась, по-настоящему. Мне вдруг захотелось закричать на нее, чтобы она не смела об этом говорить, убежать, и вообще чтобы ничего этого не было ни набережной, ни ватного снега, не бледной Марты.
Она сдала анализы. Через неделю ее положили в больницу. Ей делали химиотерапию, и она облысела.
- Ничего вырастут, когда поправлюсь.
Но она не поправилась. Она умерла 5 марта. В этот день я зашла к ней с утра. Она была невообразимо бледная и красивая. Я прижалась к ней крепко-крепко. От нее пахло лекарствами и смертью, и я все поняла. Она на прощание мне улыбнулась и сказала:
- Вот видишь, мы не можем быть вместе вечно, я умираю.
Я разозлилась на нее и ушла, хлопнув дверью.
Весь день я металась по городу. Мне хотелось встать по середине улицы и закричать. Я боялась возвращаться домой, я знала, что услышу чей-нибудь соболезнующий голос. Меня тошнило и выворачивало на изнанку. И не могла даже курить. Я заходила в магазины, сидела в кафешках и боялась. Я зашла домой в половине третьего. На кухне горел свет. На пороге нарисовалась мама с заплаканными глазами.
- Что всё? – спросила я.
Она кивнула головой. Я опрометью кинулась на улицу, и не помню, как добралась до больницы. Помню только лицо санитарки, успокаивающей меня.
- Успокойся, милая. Сейчас я сделаю тебе укольчик. Что близкая была подружка?


А потом было много людей. Они все хотели меня любить. И иногда я хотела отвечать им взаимностью. Но, прости, Марта, я не смогла…