Мой ноябрь

Я плачу.
Снова я плачу. В ноябре.
Я ненавижу этот месяц с девятого класса средней школы.
Слезы тяжелые и горькие, потому что очередная неудача. Никого не виню. Во мне дело.
Включаю компьютер в пять часов утра, чтоб записать эмоции, захлестнувшие, задушившие меня после очередного разрыва. Перед этим я лежала на кровати и слушала. Мое второе Я читало вслух. Нет, потому что не из написанного. Оно просто выдавало внутреннее психоэмоциональное состояние души. Как медицинский прибор о состоянии пациента.
Я жалела себя, как обычно в каждом ноябре вот уже тринадцать лет. Это так много и так мало. Почти половина жизни. Видела, как печатаются мои мысли на чистом листе Ворда.
И вот уже восемнадцать минут не могу записать даже свои переживания. Ничего фантазировать не надо. Бери и фиксируй.
Меня отвлекает муха, неожиданно воскресшая на окне в ноябре. Она мерзко и шумно жужжит. Вот-вот разбудит родителей. Я не хочу ее убивать, потому что лень. Но если найду в темноте салфетку с первого раза, то придется.
И все же я убила ее.
Заземлилась чужой смертью.
Когда пальцы ощущали тело мухи, по спине пробежали мурашки и стало не по себе. Зачесалась голова. А теперь колено. Опять голова.

Я нервничаю, потому что голова не перестает чесаться.
Слезы высохли.
Еще одна чешуйка наросла за это время на моей небронированной душе. Как хорошо быть броненосцем! Не «Потемкиным». Есть такое существо. Наверное, хотя бы оно не воспринимает многое так близко к сердцу.

Сплошное дежавю. Компьютерный словарь молчит. Не знает, как пишется такое слово. Ну и ладно. Зато я отлично усвоила состояние. Оно – место, на котором любимая пластинка подскакивает и заикается.

Как получается, что люди зацикливаются? Как проскочить поврежденное место, тормозящее развитие. Меня отбросило назад. Я потеряла время. Я потеряла нервные клетки. Я потеряла деньги. Я потеряла бесценные силы. Я потеряла энергию жизни. Я потеряла искренний смех, который сейчас уже превратился в идиотизм. Я пересохла в любви. Сморщилась, как абрикос на солнце.
Порыв сердца жалок, потому что протух. Он видится мне висящем на грязной веревке личной жизни. Безжалостно треплемый холодным ветром из чужих широт. Он воняет пережаренным маслом со сковородки миллион раз бывшей в употреблении. Немилосердный ветер разрывает его на части. Веревка выгибается, натягивается. Прищепки отлетают в стороны. И отвратительная тряпка, сотканная из моих любовных чувств, уносится вдаль. Да так скоро, что уже через миг превращается в точку посреди пустыни.
И лишь иногда, временами, когда находит душевная слабость, обычно ночами, эта самая жаркая пустыня выплевывает мне в лицо колючие, как иглы морских ежей, ядовитые куски былых увлечений и влюбленностей.