Желтые листья

   Антон Столет. Рассказ "Желтые листья"


   Пути Господни неисповедимы, - это известно всем. И я полностью с этим согласен, за исключением... Главный промысел Творца всего видимого и невидимого хорошо известен и описан в литературе канонической, неканонической и художественной. Периодически этот "промысел" бьет нам в голову, превращая в Адама, в Давида, в Еву или в Есфирь, и просто в команду: "плодитесь и размножайтесь и населяйте Землю".
   Так было и три дня назад. Занесла меня судьба на неделю в Берлин, и пошел я на службу в православную церковь, что в берлинском районе Вильмерсдорф. А когда вышел оттуда, то перешел улицу и направился к станции метро, как вдруг почувствовал на себе взгляд, взывающий о помощи. Это была худенькая женщина, лет двадцати пяти, с миловидным лицом. Она везла за собой чемодан на колесиках и сильно прихрамывала. Прихрамывала она неумело, было понятно, что ее нога подверглась хирургической операции недавно, видимо, после автомобильной аварии.
   Она не знала ни слова по-немецки и трясла у меня перед глазами листок, на котором были написаны название улицы и номер дома. "Do you speak English?" - вспомнил я одну из немногих известных мне фраз по-английски. "Фрэнч", - сказала она, и я понял, что общего языка нам не найти, так как по-французски не знаю ни слова.
   Проблема была в том, что, как многие улицы в Берлине, эта имела "нерусскую" нумерацию, когда номера идут сплошным порядком по одной стороне от первого до какого-то, а потом в конце улицы разворачиваются и идут уже в обратном направлении. Видимо, во Франции такого сюрреализма тоже нет, так как француженка была очень удивлена, когда я объяснил жестами, что ей необходимо перейти на другую сторону дороги и двигаться в обратном направлении, притом в два раза дальше, чем она уже прошла.
   Когда мы расстались, и она на ломаном немецком выдавила из себя "фидерзеен", я направился куда и шел, к метро. И тут мне в голову полез поток мыслей: "Вернись и проводи ее. Она хорошая! Она хочет, чтобы ты с ней познакомился. Это будет чудесный роман! Француженка! Вернись!"
   - Но у нас нет общего языка. Мы немые друг для друга.
   - Она умная. Она все поймет без слов. Вернись, будешь потом жалеть! - настаивал внутренний голос.
   Но я не вернулся. Весь день думал о ней, вспоминал первоисточники и каноны, и традиции, и советы родителей, в общем все, что знал о любви и жизни, начиная от Иоана Лествичника и кончая Ошо-Раджнишем. Уже мальчики кровавые в глазах замелькали. А особенно упорно вспоминались слова, что секс между мужчиной и женщиной до семи лет их младшего ребенка благословлен. Это кто-то из православных старцев сказал. В общем, полный ералаш в голове.
   - Она хочет забеременеть! - кричал мне внутренний голос. - Найди ее, ты же помнишь номер дома, и помоги ей. Бог простит тебе за это многие грехи. А может это на всю жизнь. Ты выучишь французский, переедешь к ней во Францию. У вас будут дети. Много детей. И вы будете счастливы.
   И я нашел этот дом. На сером подъезде было четырнадцать звонков, половина - квартиры, другая - офисы адвокатов и приемные врачей. "Ну, теперь, наверняка, не найти!" - подумал я, так как рассчитывал, что это будет небольшой отель, и администратор без проблем укажет мне прихрамывающую француженку. На одной из табличек, принадлежащих приемной врача, мелькнуло слово "ортопедия", но я не придал этому значение. Постояв пару минут в нерешительности, я направился в сторону улицы Ku'damm, и, не пройдя и двадцати метров, увидел ее. Она шла в сопровождении какой-то женщины и пожилого мужчины. Я сразу понял, что мужчина - это врач-ортопед. Они прошли мимо меня и вошли в подъезд, возле которого я только что рассматривал таблички. Меня она не заметила. А узнала бы, если бы заметила? - это уже вопрос риторический, наводящий тоску, да и вообще неуместный. А с другой стороны, я большой эгоист. Одно дело, авария, травма, лечение, - и другое ортопедия. Это значит, что хромота у нее уже навсегда, хирурги сделали, что смогли, и передали ее ортопедам. Конечно, познакомиться с ней теперь довольно просто. Наверняка, доктор посодействовал бы мне в этом. Но так ли сильно мое чувство, чтобы я пошел на это. Да я уже и ощущаю, как оно ослабевает. Взгляд Творца полоснул по мне пассионарным лучом Льва Гумилева и ушел куда-то.
   Любовь. Жизнь. Смерть. И желтые листья на берлинских улицах...