Князь

  Версия для печати

КНЯЗЬ



Жарким летним днем Константин Плевакин безмятежно и счастливо напился. Он был в гостях у приятеля, скучал, страдал от духоты маленькой прогретой солнцем и газом кухни и послушно опрокидывал рюмку за рюмкой, внимая болтовне жены приятеля. Алкоголь дарил легкую испарину, а вместе с ней и кратковременное облегчение страданий. Между рюмками Плевакин поддакивал, соглашаясь, с удовольствием вдыхал густой шпротный запах, который источала тарелка с бутербродами, и делил вилкой остывшую сосиску на множество частей, изготовляясь к очередной порции водки. Жена приятеля хлебосольно предлагала добавки, и даже настаивала, но Плевакин уже чувствовал сытую истому и умоляющим жалобным голосом отказывался.
Она вздыхала, молчала минуту и опять принималась пересказывать сплетни городского роддома, где работала врачом. Приятель, долговязый и худой, сломленно опирался одним локтем о край стола и смотрел в тарелку, ожидая, когда супруга уйдет в комнату. Плевакин же, который не пожелал в это воскресенье напиваться в одиночестве, теперь поддерживал скучную ему компанию кивками и заинтересованным блеском глаз, соображая, что и этак неплохо, и так.
За распахнутым окном стеной стоял жар от раскаленного асфальта и в кронах тополей не дрожал ни единый лист. Костя не мог понять, как в этой толстенькой угреватой женщине может так бешено циркулировать жизненная энергия. Ее астеничный муж, полная ей противоположность, был совершенным флегматиком. «А почему ты не хочешь завести свинок?» – донеслось до его уха. «Маша! Иди к нам!» – крикнула она, повернув голову в сторону комнаты. Тут же на зов явился ребенок - девочка восьми лет, похожая на морскую свинку с животным на руках. «Покажи дяде Косте свинку», - сказала мама, и ребенок послушно опустил животное Плевакину на колени. Свинка понюхала штаны, крутнулась вокруг своей оси, хватаясь коготками сквозь ткань за бедра Плевакина, и обмочилась.
Пытаясь хоть как-то спасти штаны, он ссадил ее на пол, но было поздно. Все оживились. Ребенок радостно засмеялся, присел над животным и, грозя ему пальцем, сказал: «У-у, Антошка!» А папа с широкой улыбкой потянулся к бутылке и успокоил: « Не переживай, Люда сейчас застирает, а я тебе пока свои треники дам».
Он разлил по рюмкам и ласково посмотрел на гостя, взявшись за свою. Запах мочи морской свинки был резким. «Да», - подтвердила жена «Давайте, я быстренько, и высохнет мигом». Они выпили.
Потом Плевакину действительно пришлось переодеться, очень уж противным был запах. Он натянул в ванной трикотажные, синие штаны с лампасами, смочил лицо водой из-под крана и вышел на кухню. Жена приятеля переместилась в ванную, зато ребенок занял ее место за столом и теперь ковырял вилкой вермишель «по-флотски». «Маша, ешь по-человечески, а то в горсад не пойдем, и на лошадке не покатаешься», - увещевал ее папа, но при появлении гостя тут же отвлекся от воспитательной работы и взялся за бутылку.
«Пойдешь с нами?» – спросил он, наливая. Плевакин с готовностью кивнул, наперед зная, что никуда он с ними не пойдет. Тащиться по такой жаре в пьяном виде куда-либо было бы самоубийством, тем более, если в конце пути предстояла длительная прогулка по этой самой жаре, вдобавок таким вот семейным составом. Он живо представил себе, как ребенок начинает канючить то лошадку, то мороженое, и родителей, переходящих от воспитательных мер к наказательным и себя, как свидетеля и соучастника всей этой канители. «Я чокнусь», - подумалось ему, когда они легонько чокнулись, Водка смочила усы и скользнула внутрь. Есть больше не хотелось. …
Меж тем штаны уже сохли за балконом, и закипел чайник. Плевакин вспомнил узбеков, пьющих чай в толстых стеганых халатах в своем самарканде и прислонил отяжелевшую голову к стенке. Положительно, он не представлял себе, чем достойным можно занять свободные выходные. С утра ему еще грезились какие-то действия, какой-нибудь грандиозный поход за реку, но столь смутно и неопределенно, что спустя полчаса после пробуждения он считал это остатками сна и напрочь выметал из головы подобные прожекты.
За всей текучей переменчивостью обстоятельств своей жизни он умудрялся никогда не забывать, что все происходящее с ним в этой жизни не столь уж интересует, волнует, что ли, его, словно все это сон или чей-то набросок сценария. И если это сценарий, то слабенький, неудачный совсем. Какие-то мелкие заботы, люди вокруг мелкие и мелочные, чувства и ощущения, словно сок из концентрата, не настоящие. Будто память хранит нечто настоящее, героическое, на что он некогда был способен и совершал, но хранит надежно, не показывает, так, намекнет иной раз. Вот и бородку монгольскую завел он как-то по наитию, глянув утром с бодуна в зеркало и испугавшись тривиальности своей опухшей физиономии, а вовсе не из подражания. Просто, чтоб скрывала начавшие добреть и расползаться черты знакомого лица.
Плевакин разомкнул веки и взгляд его встретился с взглядом приятеля. «Как самочувствие?» – спросил тот. « Отлично», - не замедлил с ответом отсутствующий Плевакин и, видимо, взгляд его был столь чист и строг, что ему поверили сразу.
«Идем, музыку послушаем», - предложил Серега. Они поднялись, хрустя затекшими членами, и переместились в комнату на диван. Услышав знакомую какофонию песенки популярной исполнительницы Булановой, Костик решил, что лучше уйти в мокрых штанах, чем оставаться еще десять минут. «Под этакое развезет», - мелькнуло в голове.
В самом деле, раскланиваясь в прихожей и тряся приятельскую ладонь, он ощущал влажность ткани в промежности и на ягодицах, и радовался этому обстоятельству, так уместному в жару. Хозяева, глядя на закосевшего гостя, не особенно настаивали на совместной прогулке в горсад, так, переспросили разок.
Спустившись во двор, он окунулся в истому настоявшегося полдня. Выбирая островки тени, зашагал к остановке через пустой школьный двор.
Клены, рябины, ивы щедро давали ему укрытие от солнечного возмездия, готового каждое мгновение обрушиться на хмельную голову. Плевакин нагнулся и без труда вытащил небольшую арматурину из щербатой оградки. Дальше он продолжил путь, помахивая ей, как клинком, сшибая ветки и особенно высокие сорные травы. Железка с легкостью сокрушала растительные волокна, оставляя зиять кроваво-зеленое нутро растений, попавших под карающий меч.
Уже совсем на подходе к троллейбусной остановке Плевакин устыдился своего оружия и швырнул его в ближайший палисадник.
Остановка была совсем голой, и солнце незамедлительно раскалило голову до невозможного состояния, поэтому Плевакин не смог бы ответить на вопрос, долго ли он ждал транспорт. Проснулся он на заднем сиденье в троллейбусе оттого, что какой-то ханыч тряс его плечо и, топорща, пожелтевшие от курения седые усы, подобострастно взывал: «Очнись, князь! Кня –азь!»
Плевакин разлепил глаза и, встретившись с ним взглядом, убедился в добром намерении встревоженного вассала. «Нормуль!»- заверил он пьянчужку, и посмотрел в окно: свою остановку он только что проехал.
Пора было настроиться на нужную волну.