Маринка

Летний вечерний двор между тремя хрущевками как всегда был полон голосами детей, матерей и грохотом вечно подъезжающих и уезжающих машин. Закатное солнце мелко сочилось сквозь редкую листву карагачей: свет играл с тенями деревьев. Я решил все-таки выйти из дома, протомившись в нем весь день. Захватив непочатую пачку сигарет, я спустился во двор.
В поисках укромного местечка мне снова пришлось окинуть взглядом растянувшееся пространство. Сразу же заметив притаившуюся под карагачем тень, я направился туда: здесь невысокий заборчик не так пригнулся к земле, как его собрат с другой стороны двора. Ничего не предвещало беды.
Сорвав прозрачную обертку, я уже добрался до фольги, как вдруг совершенно неожиданно, словно летний ливень, объявился мой старший брат.
- Чё делаешь?
Я поперхнулся. Что мог делать тринадцатилетний пацан, стоя под деревом с пачкой сигарет в руках!
- Хм, хм…
- О, сигареты! Как раз курить нечего. Мне купил?
- Ага, - выдохнул я, чувствуя приближающееся спасение.
- Спасибо, братяра. Мои любимые.
Он достал столь вожделенную мной сигарету и закурил.
- М-м-м, - только протянул он, выпуская наволю тонкую струйку дыма. Но я понимал его намного больше, чем он мог себе представить. С жадностью втянув запах табака, я только сейчас заметил, что брателло стоит в белом медицинском халате на голый торс.
-  А ты чего это? – спросил я, указывая на его прикид.
- Да, жарко… Я только что с практики.
Вдруг он отвлекся от сигареты и, как охотничий пес, повел носом по ветру.
- МАРИНКА! – произнес он медленно, подразумевая под этим некое безусловно впечатляющее действие.
- На, держи, - только успел сказать он и тут же скрылся в кустах напротив. Не помня себя от желания, я стал затягиваться, затягиваться, затягиваться, еще, еще и еще… Дым смешивался с новыми порциями никотина, со свежим воздухом, адреналином, дрожью в руках и слезами от терпкого. За секунду я скурил остаток и выбросил бычок. Голову закружило круче, чем от первого раза. Я присел на заборчик, пытаясь унять дрожь в коленях и пальцах. Только сейчас до меня дошло обернуться и посмотреть, где брат.
Голова поворачивалась медленно и неохотно. Как ватная, она казалась мне мягкой и непрозрачной.
И тут я увидел Маринку… Божественная блондинка в белоснежно-белом халате (примерно таком же, как у брата, но заметно, заметно белее) наклонялась к орущему малышу. Нагнувшись, она вытерла хлопчатобумажным платком сопли пацана и стала успокаивать его. Короткий халат задрался достаточно для того, чтобы увидеть ещё более короткую розовую юбку, плотно обтягивающую прелестнейшую часть её тела. По накурке и неопытности я никак не мог отвести глаз от её белых незагорелых ног, ниспадающих золотых кудрей, и такой плотской юбки, словно это была не одежда, а огромная котлета.
Когда голова слегка прояснилась, я, наконец, услышал тихий свист моего брата – наш условный сигнал времен дачно-фруктовых краж. Я увидел его прямо перпендикулярно маринкиному заду в окружении кустов жасмина. Стриженный под ёжик, в больших квадратных очках с приличным минусом, он был похож на сумасшедшего медбрата. В воздухе «схватив» маринкину попу, он открыл рот и якобы откусил огромный кусок бутерброда или окорока. На солнце блеснули его крупные белые зубы и усердно раскрытые глаза. Я тихо прыснул. Вдоволь «наевшись» розовой котлеты, он «захватил» её с двух сторон и начал попеременно «целовать», медленно «продвигаясь» к центру. В «центре» он высунул свой язык и… Тут я уже не смог сдержаться. Разразившись своим звонким девчачьим смехом, с которым давно надо было бороться, я испортил всё представление. Маринка распрямилась и прищурено стала смотреть на меня. Чтобы не сдать брата, я стал быстро удаляться с места преступления. Спустя несколько минут главный злодей догнал меня:
- Ну, как? Хороша?
- Во! – прокомментировал я.
- Знаю, - вздохнул брат и вытащил пачку, - а вот курить тебе ещё рано, - произнес он после первой затяжки.
«Знаю я твое «рано». Сам-то с моих лет смолишь», - подумал я и разочарованно отвернулся. Солнце уже почти село.