Маленькие измены

        Я иду по колено в крови. Это не война, и я не солдат, который чудом уцелел. Хотя война, конечно, тоже идет. Человеческая жизнь давно превратилась в акцию, которая, несмотря на постоянное падение, пользуется спросом. Большие люди играют на понижение. Говорят, когда цена дойдет до нуля и можно будет безнаказанно убивать, наступит конец света. Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Я не умножаю и не знаю, что такое скорбь.

        Кошка несет котенка, нежно прикусив загривок. Прохожие умиляются. Я удивляюсь прохожим. Потрепанный зверек, она окотилась на свалке, там же, где рожала ее мать и бабка. Всех самок обрюхатил дед – крупный кот, бессменный сторож своих владений. Сегодня пришли рабочие и начали разбирать свалку. Кошка не успеет спасти всех восьмерых. Пока она бегает с первым котенком в поисках безопасного места, рабочие доберутся до ржавого холодильника, где лежат семь ее слепых, голодных, покрытых блохами детей.
        По быстрому шоссе в три ряда медленно едут машины, между ними черной стрелой несется форсированный BMW на 1500 кубов. И водитель и пассажирка – крупные люди, оба в черном. Антрацитовые каски, искусственные позвоночники уходят в рифленые куртки. Колени, лодыжки – все защищено стальными кольцами, вшитыми в черную кожу. Мне кажется, что байкер с подругой – красивые люди.
        Я закрываю глаза и вижу, как они вырываются из пробки и по непонятной причине - асфальт вроде бы чист - бьются в бетонное заграждение. Парень пролетает метров пятнадцать и падает лицом вниз, неестественно ровно, намечая диагональ между разделительными полосами третьего ряда. Девушка падает на два метра дальше, идеально повторяя его безмятежное положение, но с ней что-то хуже, расходится по горячему асфальту кровь. Через несколько минут парень начинает шевелиться.
        Мой друг Беня, первые пять лет в Израиле вместе, балагур из Одессы. Мы встретились случайно, он смущенно улыбнулся, похлопал по карманам, дескать «на мели». Мы обнялись и поехали ко мне пить вино, как в старые добрые времена. Утром болела голова, вино посреди недели – нездорово. Беня остался досыпать. Вечером мне на работу позвонила Юля, девочка с которой мы снимали квартиру. Беня обокрал квартиру и исчез. В полиции выяснилось, что он наркоман и на нем висит несколько краж. Я не вернул Юле деньги за пропавшие украшения, но угрызения совести утихли довольно быстро.
        Больше всего обывателю нравится, когда по улице идет влюбленная парочка. Где ваша интуиция? Это супруги, они очень хорошо знают друг друга – понимают с полуслова. Муж ласков с женой, потому что так велел адвокат. Мужу светит пара лет за изнасилование, которого он не совершал. Он ****овал, но за это не сажают, и отчаяние толкнуло любящую женщину на дикий шаг. Теперь ее опять гложут сомнения: «Может, стоит упрятать мужа за решетку и попробовать пожить с любовником?"
        Садится солнце, я расталкиваю вязкую остывающую жижу и мечтаю попасть домой. Багровые брызги на одежде потихоньку ржавеют.
        Узкая кабинка душа, упругие горячие струи бьют по спине, я прячу лицо в колени, пытаюсь отключиться. По дому гуляет с воем зимний иерусалимский ветер, просачивается сквозь щель под дверью. Сижу несколько часов, не в силах встать с белого кафеля, когда становится очень горячо – прижимаюсь спиной к холодному стеклу. Дневные мысли не оставляют меня, толкаются в голове, рождают шум, который постепенно усиливается. Болит голова, и я вылезаю в сумрачный холодный коридор. Лампы качаются, я опираюсь о стену. Вокруг плафонов – радужные туманные кольца, разноцветные лучи дотягиваются до пола.
        Я прячусь под одеяло с головой, но не могу уснуть. Осталось последнее табу – дети. Если я напишу о них – мои вещие сны зальют их кровью по грудь. Наверное я проклят, только я не знаю, что такое проклятье.