Коко
Отель находился в предместье Парижа на одной из глухих, малолюдных улочек, которых еще не коснулся ражий пыл современных урбанистов. Это было большое здание готического стиля, спрятавшееся в старинном парке за высоким неприступным забором с массивными чугунными воротами.
Заведение пользовалось повышенным вниманием прекрасной половины человеческого рода. Оставив машину где-то за углом, скромно опустив головку, скромницы семенили к воротам, где их встречал важный швейцар в мундире, расшитом галунами.
Там часто бывали добропорядочные домашние хозяйки из высшего света. Изнывающие от скуки налаженного быта, в этом доме они могли удовлетворить самые необузданные фантазии, которые только могут прийти в хорошенькую головку эмансипированной молодой парижанки, разочаровавшейся в интимных сторонах супружеской жизни.
Заведение мадемуазель Шати пользовалось также особой популярностью среди моделей, представителей богемы и жен высших чиновников. Здесь бывали супруги мэра, министров и даже самого президента и американского посла.
За стенами этого невинного, на первый взгляд, заведения, таились простенькие комнатки с красными фонарями, отвечающие вкусам уличной проститутки, и роскошные будуары с зеркальными стенами и потолками, в которые утонченная кокотка могла наблюдать все перипетии развертывающихся здесь битв. Другие помещения напоминали, скорее, пыточные камеры – с дыбами, цепями, наручниками, плетками и другими реквизитами, столь милыми сердцам дам и джентльменов, склонных к садомазохизму. Лесбиянки и педерасты могли предаваться утехам в апартаментах с розовыми обоями, украшенными и обставленными в угоду самому причудливому вкусу. Танцзал, конференц-зал, ритуальные комнаты, плавательный бассейн, гимнастический зал, ресторан – здесь было всё необходимое, всё высшего класса, способное удовлетворить самый пресыщенный вкус.
Отель особо славился своим персоналом. Блондины и блондинки, брюнеты и брюнетки, изнеженные херувимы, брутальные молодцы, красавцы и красавицы, уроды и уродки, гиганты и великанши, карлики и карлицы, монстры с огромными мужскими достоинствами – в общем, здесь было всё, о чем только могут мечтать мужчина и женщина.
Коко выделялся из всех. Подобных ему не было. Он безумно нравился клиенткам. Дело было не в красоте. Он не был красив в общеизвестном значении этого слова. Скорее, наоборот. Небольшого роста, сутуловатый, заросший густой растительностью, с длинными, до колен, руками, мускулистый, невероятно сильный, он производил неизгладимое впечатление на дам. Вероятно, это было связано с тем, что в нём было очень ярко выражено мужское начало. Это был настоящий самец, – редкий экземпляр, необычный для рафинированного общества.
К тому же он не говорил, так как был немым от рождения, и это только усиливало интерес и интригу. А огромные, полные печали, беззащитные в какой-то детской невинности и в то же время усталой мудрости, глаза, вызывали сострадание, прилив нежных чувств и желание утешить его.
Неудивительно, что он шел нарасхват и трудился по двенадцать часов в день без перерыва. Был непритязателен, жил здесь же, в отеле, в скромной каморке. Никуда не выходил. Семьи и близких у него никогда не было. Он был одинок и, вероятно, несчастлив, как и все одинокие. Поэтому отдавал всё свое время работе. У него не было ни сердечных привязанностей, ни друзей, ни подруг, кроме четырнадцатилетней Нинель – хрупкой голубоглазой, ангельской внешности дочери привратника, с которой его связывали узы нежной, сентиментальной, платонической дружбы.
Адское пламя похоти, царившее в заведении и выжигавшее в сердцах обитателей и посетителей борделя всё человеческое, не коснулось ребенка. Она цвела, как роза в окружении терновника, и ничто в этом заведении не могло повредить ей. Коко по-своему любил и оберегал невинную девушку. При виде старых развратников, пытавшихся её соблазнить, он вскипал и готов был разорвать нечестивцев. Волею судеб попавшие в Содом и Гоморру низменных человеческих страстей, Коко и Нинель тянулись друг к другу и при первой возможности проводили вместе всё свободное время.
Он оставался верен Нинель в своем сердце. К нему, казалось, не приставала грязь заведения. В своих интимных отношениях с дамами был корректен, сдержан, даже строг, не позволяя переходить известные границы. Щепетильный в манерах, педантичный, пунктуальный, он неизменно появлялся у очередной клиентки в смокинге с бабочкой, белоснежных перчатках и черных лаковых туфлях.
Неизвестно, в чем именно состоял талант Коко, но сеанс неизменно заканчивался бурными оргазмами с продолжительными стонами, криками и плачем. Обладал ли он особым темпераментом, или это была чистота детской души его в соединении с чем-то древним, первобытным, волнующим душу? Или, может быть, дамы, наэлектризованные его густой растительностью, попадали в особое поле – поле животной чувственности, которое полностью утеряно в нашем урбанистическом, механическом обществе, и которое можно наблюдать лишь во время любовных игр среди представителей дикой природы? Как бы то ни было, сердца многих посетительниц заведения были разбиты, в то время как сердце Коко оставалось холодным.
Надо сказать, что «Добрый самаритянин» находился под особым покровительством властей – может быть, потому, что там собирались на оргии сливки общества. Вся пикантность состояла в том, что посторонним вход туда был закрыт, в то время как посетители общались между собой и с персоналом только в масках. Это придавало ауре дома особую таинственность, а собравшимся –удивительное чувство раскованности, непринужденности и посвященности. Мистическая атмосфера окутывала огромные залы, освещенные свечами, в которых предавались совокуплению в самых невообразимых, распутных и бесстыдных формах обнаженные мужчины и женщины, педерасты и лесбиянки, в то время как группы одетых и неодетых людей разглядывали их.
В других помещениях в сладострастии терзали себя и партнеров плетьми мазохисты и мазохистки, на дыбах висели окровавленные люди, за решетками сидели собако-люди. В освещении факелов по длинным коридорам, устланным дорогими коврами, шли, подгоняемые бичами, длинные процессии обнаженных людей с капюшонами на головах. В ярко освещенных залах, при звуках музыки, вальсировали танцующие, в полутемных подземельях люди в черных мантиях бормотали мантры и заклинания.
Состоять членом этого закрытого, элитарного клуба было особой честью и привилегией. Оно было особо притягательно также и потому, что ничем не ограниченная возможность делать всё, что угодно, отсутствие всяких моральных факторов, так подавляющих человека в его обычной социальной жизни, неузнаваемость и, тем самым, неуязвимость, придавали ему удивительное чувство свободы, делали его сверхчеловеком.
Всё обо всех знал только магистр этого общества, общавшийся с его членами через посредника. Магистра же не знал никто. Догадывались, что он был одним из тринадцати представителей тайной ложи, вершащей судьбами мира, признающей своим главой дьявола и расположенной в Нью-Йорке. Поговаривали, что дьявол сам иногда появляется на сборищах, и это было похоже на правду, потому что все новые посвященные давали обет молчания и проходили через страшный ритуал приношения кровавой жертвы Сатане раз в год на черную мессу в Вальпургиеву ночь. В жертву приносилась невинная молодая девушка. Тело с перерезанным горлом подвешивалось над купелью и собравшиеся, причащаясь злу, пили её кровь.
Персонал никогда не присутствовал на мессах и иных таинствах клуба, однако для Коко было сделано исключение, и он выполнял на них роль служки. В эту ночь он также участвовал в ритуале, устроенном в подземелье, размешивая в котле ужасное дымящееся варево из жаб, змей, пауков и прочей нечисти и разнося его в человеческом черепе среди членов общества. Магистр в капюшоне и черной мантии, окруженный толпой так же одетых людей, стоял в кругу, образованном жертвенным каменным столом, каменной купелью и огромным, каменным же, ещё пустовавшим, троном. Чадили факелы, бросая вокруг тревожные тени.
Магистр пропел богохульные заклинания, и вдруг, затрепетав, как от сильного ветра, факелы погасли и в наступившей тьме раздались три громовых удара. Когда факелы зажглись вновь, присутствующие увидели на троне огромную фигуру, закутанную в черный плащ. Голову дьявола прикрывал капюшон с отверстиями, сквозь которые светились фосфоресцирующие мертвые глаза. Ужас и трепет охватили присутствующих.
Магистр упал перед своим владыкой на колени. То же сделали и остальные. Затем в зал ввели обнаженную прекрасную девушку, лицо которой было прикрыто маской. Коко сразу узнал ее. Это была Нинель. Щемящее предчувствие неминуемой беды пронзило его.
Нинель подвели к подножию трона и поставили на колени. Страшный рык потряс зал. Поднявшись во весь свой огромный рост, Сатана подхватил потерявшую сознание девушку и положил на стол. Затем поднял руку. Это послужило сигналом. Скинув черные одеяния, мужчины и женщины бросились друг на друга в похотливом, необузданном порыве, предаваясь самым изощренным фантазиям. Дикие стоны, вопли и крики сотрясали воздух. С высоты своего гигантского роста Сатана наблюдал за корчащимися в судорогах, отвратительно извивающимися, бешено совокупляющимися человеко-червями. Раскачивающийся лес поднятых вверх раскинутых ног напоминал страшный, кошмарный лес под порывами ураганного ветра в адском подземелье.
Громовой удар прервал богохульную оргию. Встав с оскверненного ложа, Сатана рывком захлестнул на себе плащ. От ужасного рыка затряслись стены: «Adsum! Dies irae! Caput mortuum!” * В поднятых вверх руках очутился нож. Не успел он, однако, вонзить нож в грудь бедной девушки, как на него черной молнией бросился Коко и всеми своими восемьюдесятью килограммами сбил с ног.
С грохотом повалился Сатана на каменный пол подземелья, задергался и, разваливаясь и распадаясь на глазах, с инфернальным ревом: «Resurgam”**, огненным столбом провалился сквозь землю. Чистота сердца и невинная любовь Коко победили Князя тьмы. На него с проклятиями набросилась толпа демонов в человеческом обличье.
***
Хоронили Коко дождливым, хмурым летним днем.
За катафалком шла скорбная, длинная процессия рыдающих, одетых в черное, женщин. На кладбище листья деревьев роняли на гроб холодные капли, позрачные и чистые, как у ребенка. На скромном могильном обелиске было выбито :
Шимпанзе Коко. 1972 – 2002.
Здесь покоится невинное, страдавшее сердце.
Мир праху твоему, любимый
Свидетельство о публикации №204012700028