Чужая война
Сергей сидел у окна мрачнее тучи, разлученный со своей молодой женой и лишь Олег как мог подбадривал своих друзей. В отличие от них, он был полон оптимизма. Все получилось, как они давно мечтали, и поезд увозил их всех троих на службу в десантные войска. В вагоне ужу раздавились первые пробные аккорды на гитаре, а из рюкзаков доставались аппетитно пахнущие свертки с домашними припасами. Под столиками подозрительно глухо застучали граненные стаканы – так коротко сниженные новобранцы начинали знакомиться между собой под монотонный стук вагонных колес. Все дальше и дальше увозивших их от родного края и невест. А когда прозвучала первая в их жизни команда «отбой» и был потушен свет, каждый полез в темноту своей постели, как на Голгофу собственных мыслей. Переживания о том, что он оставляет позади. В воспоминаниях и размышлениях наедине с собой каждый был сам себе и судья и адвокат.
По прибытию на место службы, бывших спортсменов, из числа вновь прибывшего пополнения, отобрали в спецподразделение части, которое, участвуя в боях на юге, несло потери и срочно нуждалось в подкреплении. В группу будущих спецназовцев, в числе трех десятков других новобранцев попали Павел, Сергей и Олег. Их привезли в расположенный в лесу уютный военный городок, который встретил их тревожной тишиной; весь его личный состав находился в зоне боевых действий. Новобранцы с интересом рассматривали большую тренировочную площадку с множеством турникетов, снарядов и приспособлений, основательно вышарканных в результате длительных упорных тренировок.
Расположившись в двухэтажной казарме, они были представлены командиром части немногословному капитану средних лет, с побеленными ранней сединой. На его обветренном худощавом лице в глубоким складках морщин, словно навсегда, отпечатались следы пройденных боевых дорог. Суровый вид капитана несколько сглаживал спокойный, внимательный взгляд глубоко посаженных глаз, который, казалось, говорил: «Спокойно, сынки, все будет нормально.» Но на занятиях спуску никому не давал, каждый раз при этом повторяя, что учит их не соревнования выигрывать по очкам, а умению побеждать в любых условиях боя, где цена победы или поражения будет стоить не занятого места в турнирной таблице, а жизни.
После многочисленных напряженных занятий и тренировок они постепенно становились един грозным коллективом, способным решать любые боевые задачи. В то время с Юга пришло трагическое сообщение: все их старшие товарищи геройски погибли, до последнего бойца защищая высоту от боевиков, за которой проходила колонна наших войск. Боевикам удалось подбить крайние машины, и колонна оказалась запертой в узком ущелье между отвесным обрывом и скалой, которую прикрывало лишь горстка наших десантников. Боевикам оставалось только овладеть высотой, чтобы затем сверху беспрепятственно расстрелять обездвиженную колонну из десятков машин и сотен наших солдат. Этого спецназовцы допустить не могли, и на требования боевиков – оставить высоту, только продолжали вгрызаться в ее каменную твердь, готовясь дать врагу на ней свой последний бой.
Тогда больше тысячи чернобородых боевиков начали яростную атаку, пытаясь шквальным огнем смести последнее небольшое препятствие на своем пути. Но, словно вросший в скалу, отряд оказывал им упорное сопротивление, отвечая смертоносным огнем из пылающего ада, охватившего вершину, нанося противнику большие потери. Боевики были вынуждены отступить назад, оставляя на обагренных кровью склонах сотни неподвижных тел, навечно обнявших их каменную твердь. Но боеприпасов у десантников оказалось меньше, чем атакующих и боевиков, и, когда закончились последними патроны они вступили с ними в рукопашный бой. Его ожесточенность потрясла даже горы, многое повидавших на своем веку. Раскаленное от гнева солнце скрылось за набежавшую тучу, словно не в силах больше вынести ненависть и зло, что творились на Земле. В ходе яростной схватки черные волны боевиков в конце – концов поглотили небольшие зеленые островки десантников, но никто из них не захотел сдаться в плен.
Вечная память героям!
Остаткам боевиков только после многочасового боя удалось завладеть истерзанной высотой. Взойдя на нее, они увидели вдали лишь хвост нашей колонны, уходящей из-под зоны обстрела все дальше по своему маршруту. Раздосадованные боевики удивленно рассматривали незнакомые нашивки на рукавах погибших десантников – оскалившегося уссурийского тигра. Тогда они еще не знали, кто вскоре начнет за ними свою смертельную охоту; что это значит, когда разъяренный тигр выходит на тропу войны мстить шакалам за растерзанных детей.
А на той высоте все десантники были учениками того самого боевого капитана, которого они уважительно величали – Николаич, а меж собой – просто «батя». Получив извещение, Николаич долго вглядывался в имена погибших ребят, будто напоследок разговаривал с каждым из них, чуть слышно шепча что-то пересохшими губами. Потом он молча вышел из штаба и бесследно пропал на три дня. Его клятва самому себе и своим погибшим воспитанникам была уже произнесена. Когда Николаич вернулся в военный городок, его трудно было узнать: он почти полностью посидел, его глаза больше ввалились вовнутрь глазниц и горели оттуда сумрачным огнем. В тот же день он подал рапорт с просьбой отправить его вместе со своим новым отрядом в район боевых действий, и никто не смог ему отказать.
Десантники были рады, что их «батя» летит вмести с ними. А Николаич так до конца жизни себе не простил, что его в тот роковой день не было на высоте. Он был уверен, что смог уберечь хотя бы часть ребят, погибших в том бою. Так получилось, что за время служебных переездов и боевых командировок у него не успела сложиться семейная жизнь, и за солдат он переживал, как за своих детей. Хоть он вида старался не показывать, но все об этом хорошо знали и считали его своим строгим «батей».
По прибытии на место боевых действий, отряд разместили в тех же самих домиках, откуда ушли в свой последний бой их старшие товарищи. Внутри домиков еще незримо витал их дух, а стены вещи хранили тепло. Словно они всего лишь ненадолго вышли и должны обязательно вернуться, где на тумбочках их ждали фотографии любимых. Лица девушек, веселые и грустные, с безмолвным удивлением взирали на незнакомых солдат, почему то занимающих места их суженых. Как можно было объяснить, что они уже никогда не вернуться из боя?
Только здесь стало так очевидно та зияющая пропасть в восприятии потерь, что скрыта между сухими цифрами отчетов и каждой жизнью молодого солдата, навсегда ушедшего в свой последний бой. Для кого-то – единственного сына, любимого, отца. Чья боль сильнее? Недоедавшейся сына матери? Недолюбившей молодой жены? Или так и не познавшего отцовской ласки осиротелого ребенка?
Власть надежно отгородилась от их боли толстыми стенами роскошных кабинетов и темными стеклами дорогих автомобилей. Стоит лишь поплотнее затворить окно, как весь окружающий мир тотчас становится удивительно бесплотен и нем.
Сражение в каменном капкане.
Отряд Николаича сходу включился в несение своей боевой службы. В поисках боевиков они проникали в самые недоступные места в горах, заставая их врасплох в своем же логове. Николаич всегда сам вел отряд на задание, назначив Павла заместителем. Так Павел еще ближе смог узнать этого удивительного человека, для которого понятия долга, чести и служения Родине являлись святынями, которые он носил в своем сердце, и поэтому они могли умереть только вместе с ним.
Принимавшему участие во многих спецоперациях отряду долгое время удавалось избегать серьезных потерь. Десантники, ведомые Николаичем, незаметно перемещались по горам, всегда неожиданно появляясь перед боевиками наносили им сокрушительный удар и также незаметно исчезали. Скоро боевики стали с ужасом произносить меж собой имя «Батя»; а их лидера, обозленные крупными потерями, назначили за его голову крупную награду. Слухи быстрее эха разносились по горам; и, где бы не появляясь отряд Бати, боевики спешили побыстрее покинуть этот Район потаенными тропами. С каждым разом отряду Николаича приходилось все глубже забираться в самые неприступные горы. Часто вертолетом их забрасывали в отдаленные места, где они совершали свои рейды по местам скопища боевиков, сея среди них панику и страх. Пропорциональная потеря среди боевиков росла и награда за голову Бати.
Наконец, была получена информация, что появилась крупная банда Барая в горах за Черным ущельем. Это была та самая банда, в бою с которой погибли все прежние воспитанники Николаича и которую он так долго искал. По слухам, она сильно нуждалась в деньгах. С этого момента тигры и шакалы начали охоту друг на друга. Николаич, буквально, не спал ночами, разрабатывая вместе с Павлом возможные варианты операции, но сам же находил в них слабые места и безжалостно отвергал. Чужие горы и значительный численный перевес банды оставляли мало шансов отряду в случае даже малейшего просчета. Изучив все варианты, Николаич решил устроить гигантскую ловушку и ждать, когда боевики из жадности, сами попадут в нее. Только ему одному было известно, что стоило это ожидание, когда рядом разгуливал его лютый враг.
С особой тщательностью десантники обследовали все окружающие горы, пока не нашли то, что искали. Это была Лысая гора. Она находилась в окружении отвесных скал, имевшая к себе только один узкий проход между ними. С этого дня началась скрытая от посторонних глаз напряженная работа. Глухими ночами, при свете луны, десантники подносили к Лысой горе боеприпасы, мины, взрывчатку, а с рассветом расставляли по окружающим скалам снайперов, долбили на ее вершине укрытия, минировали склоны и готовили к взрыву единственный проход. После его подрыва выхода назад не будет уже никому.
Командование торопило Николаича с ликвидацией банды. Скоро через этот район должна была пройти крупная колонна наших войск и, по полученным разведданным, банда Барая готовилась напасть на нее.
После нескольких суток упорных трудов каменная ловушка была полностью готова. Опасаясь утечки информации, пришлось отказаться от привлечения дополнительных сил; ничто не должно было дать осторожному и опытному Бараю повода для подозрений, матерый зверь мог опять надолго затаиться где – нибудь в своем дальне логове. Повсюду у него были свои осведомители. Иногда казалось, даже скалы тайно наблюдали за десантниками.
Небольшому отряду пришлось разделиться на две группы. Первая – во главе с Николаичем в качестве живой приманки, должна была взойти на Лысую гору по оставленному на ее склоне узкому минному коридору. Вторая группа десантников, под руководством Павла, должна была их прикрывать, заняв позиции на окружающих скалах. Перед самым выходом отряда на задание наступила всепроникающая тишина. Бойцы напряженно вглядывались в лица друг друга, никто не мог знать, кому из них сужденной вернуться назад. Десантники молча, в круг обнялись на последок; и группа Павла первой ушла в ночную темноту, занимать свои позиции на скалах вокруг Лысой горы.
Поутру ополовиненный отряд Николаича,, не таясь, вышел из лагеря в направлении каменной ловушки. Судя по едва шевельнувшемся кустам на склоне горы, их выход не остался не замеченным для боевиков. Набирающий обороты маховик предстоящей битвы начинал стремительно раскручиваться, счет пошел на минуты. Небольшой группе Николаича необходимо было успеть проскочить узкий коридор между скал и первой достичь Лысой горы, чтобы банда Барая не перехватила их на полпути. Вся надежда была на внезапность маневра. Их маршрут проходил в непосредственной близости от места расположения банды и на этом строился весь расчет Николаича. Бандиты вряд ли захотят упускать добычу, саму идущую к ним в руки, хорошо зная цену за голову Бати.
Данный расчет полностью себя оправдал. Вскоре десантники заметили за собой сгущающиеся ручейки преследующих их боевиков. Они шли не спеша, прекрасно зная, что скоро впереди будут неприступные скалы, и небольшой отряд десантников, по сути, обречен. Отряд Николаича уже цепочкой по одному поднимался на Лысую гору. Из своего укрытия на высокой скале Павел с замиранием сердца смотрел на их небольшие редкие фигурки, осторожно поднимающиеся среди мин навстречу подвигу или смерти. Среди них он издали узнал худощавую фигуру Олега, который в этот момент оглянулся, словно ища глазами друга. Павлу даже показалось, что их взгляды встретились, когда Олег на мгновенье задержал свой взгляд на его укрытии. Интуиция в роковой момент может достигать своего предела. Павел не имел права выдать себя даже движеньем, но он верил, что Олег чувствуют его поддерживающий взгляд, как и всех своих боевых друзей, застывших на скалах вокруг Лысой горы.
Не успели десантники достичь вершины, как в единственном проходе между скал показались первые черные силуэты боевиков. Они неспешно заходили вовнутрь каменного каньона, постепенно заполняя собой все пространство у подножия Лысой горы, на вершине которой была их долгожданная добыча. Банда подтягивала все свои силы в преддверии решающего штурма. Но случилось непредвиденное…
Опытный Барай тоже решил послать часть своих боевиков на окружающие скалы, чтобы они оттуда своим огнем поддержали их атаку. Как только посланные Бараем бандиты достигли позиций группы Павла, на окружающих скалах разгорелись ожесточенные, разрозненные схватки. Услышав наверху стрельбу и разрывы гранат, Барай понял, в какую ловушку он угодил и попытался с бандой вырваться назад, но было уже поздно. Как только часть его банды вышла в узкий коридор между скал, Николаич нажал кнопку взрывателя.
Мощный взрыв потряс горы, а когда пыль от взрыва немного рассеялась, взгляду открылась ужасная картина. Два утеса рухнули один на другой, похоронив под собой несколько десятков бандитов и единственный выход из каньона. Каменный капкан захлопнулся, сделав всех своими пленниками.
Николаич знал, что очень рискует оставаясь один на один с крупной бандой Баря в каменном мешке. Группа Павла уде ничем не могла ему помочь. Она вела сейчас ожесточенный бой с превосходящими их по численности бандитами на окружающих скалах. Но он не мог поступить иначе и отпустить банду Барая в горы. Жребий был брошен.
Пришедшие в себя боевики пошли на штурм Лысой горы. Вгорячах они попали в самый центр минного поля и земля начала рваться и гореть у них под ногами, а сверху смертоносным огнем их сметали со склона бойцы. Так познали бандиты перед ужасной гибелью, что такое ад на Земле. Они пытались искать спасения за утесами скал, но Николаич нажимал очередную кнопку взрывателя – и мощный взрыв рвал их на части, а уцелевших – хоронили под собой рухнувшие обломки скал.
Боевики, вступившие в бой с отрядом Павла, услыхав, какой кошмар твориться внизу, решили, что попали в засаду к крупной группировке наших войск и, как духи бесследно растворились в горах. Десантники не стали их преследовать, а сразу же перенесли свой огонь на боевиков, атакующих отряд Николаича. Попав под перекрестный огонь, ряды боевиков стали таять на глазах. Зная, что за их зверства им пощады не будет, они обреченно лезли вперед, пытаясь занять спасительную высоту, пока не захлебнулись в собственной крови.
Вскоре все было кончено. Каменный котлован окутала надмогильная тишина. Убитые – затихли навеки, а живые – молча смотрели в бездонное небо, и каждый думал о чем-то о своем. В отряде не было убитых, и потому. Пока одни бойцы перевязывали раненых, остальные – разбрелись в поисках выхода из каменного мешка. При этом, они старательно отводили глаза от застывшего кругом кошмара из окровавленных трупов бандитов. Как будто само исчадие ада воплотилось на земле, чтобы покарать грешников.
Внезапно, после короткого, но яростного сопротивления, десантники вытащили из расщелины в скале отчаянно упиравшегося высокого бородача. Отбиваясь от десантников, он яростно сверкал большими черными глазищами. Заломив руки за спину, его подвели к Николаичу. Их взгляды встретились, обжигая друг друга непримиримой ненавистью. По знаку Николаича, отпустили руки, и он гневно обвел взглядом небольшую группу бойцов, с интересом рассматривающих «Живого Бармалея». Барай не в силах был поверить и признать, что эта кучка юнцов разгромила его знаменитую банду, состоявшую из отъявленных профессионалов, не первый год убийствами и войной зарабатывающих себе на жизнь, сделавших убийства, грабежи и взятие заложников своей профессией.
Он опять перевел свой ненавидящий взгляд на «Батю», всего в нескольких шагах стоящего напротив него… Вот он, настоящий источник и причина всех его бед! Молниеносным движением он выхватил из-под накидки большой кривой нож и бросился с ним на батю. Николаич и сам с нетерпением ждал этого поединка. Поединка – дикой злобы и коварства со стойкостью и величием русского духа.
Резко сделав шаг в сторону с линии атаки Барая, он нанес ему встречный удар локтем в челюсть. Пока тот от сокрушительного падал вниз, Николаич выхватил нож из его обмякших рук и, в падении, пригвоздил им Барая к земле. Тот еще судорожно дернулся, будто приколотый иголкой в гербарии черный паук, и затих уже навсегда.
Николаич поднялся с земли с чувством до конца исполненного долга. Старый солдат выполнил свою клятву данную им над списком погибшего отряда. Он долгим взглядом посмотрел в небеса, будто хотел убедиться, видят ли его сейчас погибшие ребята. И внезапно в чистом небе прогремел отдаленный гром. Все удивленно подняли головы, а когда опустили глаза, то впервые увидели, как по щекам Николаича текли две крупные слезы. Уже никто и никогда не смог бы его убедить, что ушедшие герои не смотрят на нас с высоты.
Алеша.
После такого разгрома все крупные банды на долго покинули район, где обосновался отряд бати. Командование наградило орденами всех его бойцов, а Николаичу и Павлу были присвоены «Золотые Звезды» героев: «За ликвидацию крупной банды без потерь личного состава и захват важных документов». Для Павла «Золотая Звезда» - была не просто награда, это была его заветная высота, которую он взял вместе с Николаичем и боевыми друзьями. Эту высоту он поклялся охранять всю свою жизнь, потому что за ней – видел Родину. Он чувствовал всем своим существом его живую суть и душу, как ребенок чувствует свою мать. Отныне каждый варвар, что приходит брезгливо втаптывать ее святыни в грязь и глумится над ее душой, являлся для Павла бандой Барая.
С ликвидацией последней крупной банды в районе отряд Николаича стали посылать вертолетами в другие зоны боевых действий, где продолжали зверствовать не менее опасные банды боевиков. Для этого отряд укрепили новобранцами, прошедшими необходимую подготовку в расположении части, но еще не имевших опыта боевых действий. Срок службы старослужащих бойцов отряда подходил к концу и нужно было готовить им смену.
Особое внимание из новобранцев привлек к себе Алексей, хрупкий светловолосый паренек с большими мечтательными глазами, за отчаянно бесшабашную смелость в боевых походах и за сочинение стихов для песен под гитару, получивший в отряде шутливое прозвище – «Есенин».
Теперь часто по вечерам в окружении бойцов под перезвон гитары звучал его пронзительный голос. В его песнях бились такие сокровенные чувства, надежды и мечты, что опаленные войной бойцы сидели, задумчиво опустив глаза, каждый погруженный в свои чувства и раздумья. Это был целительный источник, оживляющий их обожженные души, но возвращающий их застывшую боль от нанесенных ран.
Может быть потому людям иногда легче отвергнуть все живые чувства, спрятать свою душу за непроницаемой оболочкой скорлупы, чем впустить в себя жизнь вместе с болью. Вся беда лишь в том, что в скорлупе душа может какое-то время существовать, постепенно умирая, но не может развиваться и расти. А для чего тогда мы живем?
Особенно трогательные отношения сложились между Алексеем и Батей. Леша, рано потерявший отца и все переживавший, что так и не успел до армии починить протекающую крышу в старом доме, в котором осталась его одинокая мать, тянулся к Бате как вновь обретенному отцу. А Николаич увидел в Алексее даже больше, чем просто сына. Может быть он видел в нем свою ушедшую навсегда юность полную искренних чувств, планов и надежд только начинающейся жизни, еще не обремененную тяжким грузом потерь и разлук, словно старый бриг, с грустно обросшей ракушками кормой, за время долгих странствий по свету.
Между тем, отряду в прежнем составе предстояло последнее серьезное испытание. В одном из отдаленный районов объявилась дерзкая банда, терзавшая наши колонны. Понеся серьезные потери командование поручило отряду Бати найти и уничтожить банду. Задачу осложняло плохое знание местности в незнакомом районе и отсутствие точных данных по месторасположению и численности банды, которая, скорее всего, постоянно меняла места своих стойбищ, опасаясь бомбежек. Внимательно изучив по карте примерный рельеф местности, Николаич принял решение высадиться с отрядом на ее самой высокой точки, постепенно спускаясь оттуда в поисках банды, что позволяло части боевиков скрыться в зарослях равнины, зато давало отряду ряд решающих преимуществ: лучший обзор и внезапность, никто ведь не ожидает нападения с гор, а главное, лучшая позиция в бою позволяла избежать напрасных потерь, что стало для Николаича в этой чужой для него войне наиболее важным.
Вертолет, словно большая стрекоза петлял меж скал, высадил десант на косогоре высокой горы и тут же улетел назад. Десантники начали осторожный спуск по его изрезанному склону, внимательно изучая с высоты окружающую местность. Вокруг них стояли лишь молчаливые скалы, казалось с настороженной неприязнью взирая на непрошенных гостей. Налетевший порыв ветра вскоре донес до них явственный запах дыма костра. Стало быть база боевиков находилась за ближайшим гребнем холма, и десантники пригнувшись побежали к его вершине. Внезапно, бежавший впереди Алексей подняв руку, остановился и едва произнес побледневшими губами: «Чую смерть.». Он успел сделать еще один шаг и вдруг прыгнул на Землю с криком6 «Ложи..!» почти одновременно раздался мощный взрыв. Подступы к бандитскому логову оказались заминированы, и Алексей в последний момент успел накрыть собой мину, спасая остальных ребят от верной смерти. Его короткая жизнь оборвалась на полуслове, как недопетая песня.
Леши уже не было в живых, а в наступившую оглушительной тишине его пронзительный крик еще долго многократным эхом носился меж голых скал, смертельно раненной птицей. Невыносимо было слышать от Алексея не осталось даже тела, а его голос все еще продолжал тревожно звучать над миром, прерываемый грохотом взрыва. Словно он снова и снова бросался грудью на мину, погибая заново каждый раз и боль его не знала предела. Он погиб, как и жил, с раскрытыми к людям сердцем и душой.
Пока товарищи собирали останки Алеши с камней, большая часть отряда под командование Павла уже атаковала банду. В это время Батя «каменным изваянием» застыл над воронкой. Жизнь, казалось, покинула его, уступив место невыносимой боли, которую он разделил вместе с сыном. Только что здесь взрывом разметало не только молодое тело, а – юность, чувства и мечты. Недопетую песню о первой любви.
А бой разгорался все более ожесточенный. Замысел Николаича себя оправдал, боевики не ожидавшие нападения с горы, просто сметались огнем десантников с ровной площадке предгорья, а кто пытался укрыться в оврагах – забрасывались гранатами. Видя перед собой лишь небольшой отряд, бандиты несколько раз пытались перейти в контратаку, но каждый раз не могли устоять перед напором и хорошо отлаженными действиями десантниками. Особая роль в этом принадлежала Бате, который, отойдя от шока, лез в самую гущу боя, сея смерть, панику и ужас среди бандитов. Никакая сила не могла теперь его остановить и даже пуля не брала. Сказывались его молниеносная реакция и большой опыт спецопераций. Павлу же показалось, что Батя сам ищет смерти, есть, наверное, какой-то предел человеческих страданий, а поэтому старался на самых горячих участках боя быть рядом с ним.
Неся большие потери, разрозненные остатки банды все шире расползались по долине, и не большой отряд десантников больше не мог растягиваться по фронту, без риска попасть в засаду. Бандиты все еще их численно превосходили. Николаич дал команду: быстро отходить, пока бандиты не пришли в себя и не объединившись для ответных действий. Десантники возвращались в горы, где их должен был ждать вертолет, забирая по пути своих раненных бойцов. Однако, боевики и не помышляли начинать преследование, видимо, слишком велики были их потери и шок от внезапности нападения. Позже разведка выяснила, что в ходе боя погиб их главарь, и банда прекратила свое существование.
Отправляя останки Алексея домой, десантники над цинковым гробом поклялись, что после увольнения в запас они совместно покроют новую крышу на доме его матери. А Николаич поведал старинное придание, что если хочешь помочь внезапно погибшему другу, заверши его самое заветное дело, чтобы его страдающая душа навеки смогла успокоиться на небесах. И только незаконченную Алексеем песню уже никто не мог дописать.
Вместе с грузом «ГОО» отправлялись в Россию и раненные бойцы, а у кого из них срок службы подходил к концу улетали уже навсегда. В их числе оказался и легко раненый Сергей, но в его прощании с Павлом и Олегом не было печали; друзья знали, что скоро они должны были встретиться вновь, но уже на родной земле. А вот Николаича со всеми улетавшими бойцами прощался, как навсегда и каждого провожал, как сына.
Наконец, взревели мощные моторы, и самолет, набирая скорость, понес в Россию на своих стальных крыльях кому – безграничную радость, а кому – безутешное горе. Вскоре от него в небе осталось видна лишь небольшая точка.
«Последний бой, он трудный самый...»
Между тем, для отряда наступали самые тяжелые времена. Командование объявило об окончании «наведения законного порядка» и выводе наших войск. Объявлялось, что власть передается законному руководству, хотя никто не видел, что изменилось «до» и «после». Если эта «законная власть» распространялась не далее укрепленного блиндажа. Поэтому каждому «шакалу» хотелось напоследок побольше укусить «уходящего медведя». Мешал лишь «уссурийский тигр», давивший их всюду, как щенков. Отряду Николаича теперь приходилось непрерывно мотаться по горам, громя одну банду за другой. Благо, теперь они знали эти места гораздо лучше пришлых бандитов.
На радость боевикам, от осведомителей пришло спасительное сообщение, что у основного отряда Бати скоро заканчивается срок службы, и его бойцы разъезжаются по домам. Это был такой силы бальзам на их черные души, что вновь загорелись зловещим огнем потухшие было от неутоленной ненависти черные глаза главарей. Масса коварных замыслов, подобно ядовитым змеям, с угрожающим шипением зашевелились в их черных головах.
На сходке ими было принято решение: пока залечивать раны и копить силы, чтобы потом, объединившись и выбрав удобный момент, нанести по-русски неожиданный удар такой силы, от ужаса и кошмара которого содрогнуться скалы. Так были запущены стрелки на часах, отсчитывающие время прихода ада на землю.
В отряде Николаича тоже прошло совещание, и большинство его бойцов приняли решение, продолжить свою службу по контракту до окончания вывода наших войск. Дембеля просто не могли оставить Батю одного с молодым пополнением на растерзание бандитам; тем более, что, по данным разведки, к их району подтягивалось наибольшее количество банд. В донесениях то и дело мелькали имена известных своими зверствами полевых командиров. Все хорошо понимали, что, хотя было объявлено о завершении «наведения законного порядка», все осталось так же, как было, и дальше будет только хуже. Давно известно, шакал, попробовавший человеческой крови, становиться страшнее тигра. Так и бандитам требовался выход всей их черной ненависти, накопившейся за время боевых действий, иначе, она будет разрывать их изнутри и, в отсутствии общего врага, они начнут уничтожать друг друга, как в банке пауки. Впрочем, что в дальнейшем и произойдет, после вывода наших войск.
Таким образом, после наведения «законного» порядка, возникает «законный» вопрос: ценой тысяч жизней наших солдат мы защищаем злобных варваров друг от друга, а что получаем в ответ? Может ли быть еще более лютая ненависть к нам, чем с улыбкой перед камерой резать горла нашим молодым солдатам или отрезать головы для всеобщего обозрения мирным людям?
Позабывший об этом обречен пережить все заново на своих детях и внуках. Закон бытия неумолим.
Во временно наступившем затишье, десантники обходили свои горный владенья, минировали особо опасные подходы к единственной дороге, по которой были должны проходить наши колонны,. А в свободное время проводили с молодежью интенсивные тренировки и готовили оружие к бою. Все ясно ощущали – в воздухе витало предгрозовое затишье.
В один из дней над горами низко плыли тяжелые свинцовые тучи, а дождь то переходил на изморось, то начинал безудержно хлестать с новой силой, низвергая с гор бурлящие потоки. Весь отряд сидел в казарме в мрачном предчувствии беды. Ничто так не угнетает на войне, как вынужденное бездействие в преддверии надвигающейся угрозы. Словно подтверждая самые тревожные предчувствия, с улицы к ним забежал мокрый, взъерошенный связной и, глотая окончания слов, на одно дыхании выпалил, что колонна наших войск атакована боевиками в Черном ущелье. На последних словах Николаич поморщился, как от зубной боли. Черное ущелье находилось далеко отсюда, а главное, оно было с двух сторон окружено отвесными скалами, и, подбей боевики крайние машины, что они, наверняка, уде сделали, шансов на спасение у колонны не оставалось. Ее полное уничтожение было лишь делом времени.
Что-то для себя решив, Николаич выскочил наружу и, увидев стоящий на площадке вертолет, тут же вернулся обратно. Долгим взглядом он посмотрел на десантников и глухо произнес: «У нас нет другого выбора, сынки». Все поняли, что необходимо было на вертолете прорываться сквозь грозу. У них была возможность долететь, а вот подмоги в такую погоду ждать не приходилось.
Но могли ли они позволить, чтобы там, в чужых горах, бессмысленно и бесполезно погибли наши русские солдаты. Должен же кто-то положить этому конец!
Николаич в этот раз сам сел за штурвал и, как только за последним из бойцов захлопнулась дверь, вертолет тяжело оторвался от площадки и полетел сквозь пелену дождя в сторону далеких гор. Нависшие тучи едва не касались их вершин, поэтому лететь приходилось, лавируя между скал, по руслам ущелий. Мимо бортов вертолета с бешенной скоростью проносились их отвесные склоны; а Николаич все увеличивал скорость, лихо проходя виражи на крутых поворотах. У десантников складывалось впечатление, что под дикий гул лопастей они стремительно несутся вперед по бесконечному каменному лабиринту.
Дождь почти стих; и, при подлете к Черному ущелью, их взору открылась удручающая картина: черные клубы дыма от горящих машин поднимались со дна глубокого ущелья. Боевики, расположившись на двух высоких скалах, расстреливали колонну с обеих сторон. Солдаты, покинув свои разбитые машины, продолжали отстреливаться от боевиков со дна ущелья, а значит, были еще живы.
Сразу стало ясно, что нужно подавить огонь боевиков, засевших на противоположный от солдат скале; но если посадить вертолет на ее голую вершину, то его сметут огнем раньше, чем десантники успеют его покинуть. Николаич заложил крутой вираж и начал облет скалы, в поисках другой удобной площадки для посадки, но повсюду неприступная скала отвесно уходила вниз. Просчитав все варианты, Николаич принимает единственно возможное решение: едва не касаясь скалы лопастями, зависает с противоположной от боевиков стороны как можно ближе к склону и десантники, сбросив веревку, быстро спускаются по ней на скалу.
Вдруг раздался страшный удар и яркая вспышка молнией пронзила борт вертолета.
«Стингер!» - пронеслось в мозгу у Павла.
Вертолет, вздрогнув всем корпусом, на мгновение застыл в воздухе словно Николаич невероятным усилием воли давал возможность последнему бойцу достичь земной тверди. После этого, покачнувшись, вертолет резко пошел в бок и вниз. Ударившись в падении о скалу, он, будто прощаясь, взмахнул напоследок поломанными лопастями и ярким факелом рухнул в пропасть.
«Прощай, Николаич!» - кричали ему вслед глаза всех бойцов.
Сжав все чувства в кулак, Павел принял командование отрядом на себя. Скрываясь за каменным козырьком, они незаметно заходили в тыл противнику, засевшему в расщелине на другом конце скалы. Боевики продолжали беспрерывно расстреливать нашу колонну и в шуме стрельбы десантникам удалось подойти незамеченными к ним в самый тыл. Сжав зубы от ненависти к боевикам за смерть Бати, десантники стали забрасывать их расщелину гранатами. Очумевшие от взрывов боевики выскакивали из нее в поисках спасения и тут же падали под шквальным огнем десантников. Куда бы они не пытались бежать, всюду их ждали разрывы гранат, автоматные очереди и смерть.
«За Николаича, за Батю!» - слышалось сквозь грохот жесткого боя. Прижатые бойцами к самому краю скалы, и не видя другого выхода к спасению, боевики, подгоняемые сзади гортанными криками своих командиров пошли в лобовую атаку. Не обращая внимания на встречный огонь десантников из автоматов и устилая землю своими телами, они упорно лезли вперед. За передними рядами сраженных боевиков, будто из подземелья, поднимались новые черные полчища и, казалось, этому не будет конца. Расщелина была гораздо обширнее, чем казалось с наружи, и большая ее часть находилась глубоко в скале. От беспрерывной стрельбы автоматы десантников раскалились до красна, а небольшая площадка скалы потонула в клубах порохового дыма и пыли от разрыва гранат, грозя расколоться на части. Ценой больших потерь боевикам все же удалось достигнуть позиций десантников и завязалась жестокая рукопашная схватка. В воздухе замелькали кривые лезвия кинжалов и длинные клинки штык - ножей. Вместо автоматных очередей и разрывов гранат теперь слышался лязг и скрежет металла о металл, который заглушали яростные крики сражающихся и предсмертные вопли зарезанных.
Павел плечом к плечу с Олегом отбивались от наседающих боевиков. Вот когда в полной мере дали знать о себе уроки Бати и тяжелые тренировки. Ослепленные дикой злобой боевики падали к их ногам, как порванные шакалы от молниеносных ударов тигров. В открыто м бою черная ненависть боевиков оказалось бессильной перед мужеством, силой духа и обученностью бойцов.
В сражении насупил перелом и, спасая свои шкуры вся шакалиная стая бросилась назад, к своему логову на самом краю скалы. Не давая им возможности там снова закрепиться, десантники устремились за ними в погоню и, не выдержав их бешенного натиска, боевики с жуткими криками стали срываться со скалы в отвесную пропасть, откуда поднимались густые черные клубы дыма от подбитых машин. Как будто развернувшаяся бездна ада начала, поглощать своих творцов.
С изумлением наблюдали солдаты с разбитой колонны, как их недавние убийцы теперь с ужасом сами бросаются вниз, не в силах понять что за кошмар твориться на вершине скалы. В падении бандиты разбивались об острые уступы скал. И до дна ущелья долетали лишь их обезображенные трупы с вдребезги разбитыми черепами. Невыносимо было наблюдать за столь жуткой картиной, но вызванная на землю смерть не любит возвращаться в свое подземелье без обильной кровавой добычи.
Как оказалось, и это был еще не предел разыгравшейся драмы.
С высоких гор по другую сторону ущелья за ожесточенной схваткой на самом краю скалы с лютой ненавистью наблюдали основные силы объединившихся боевиков. Они собрались здесь со всех окрестных гор, чтобы уничтожить отходящие российские колонны. Бандиты не могли поверить своим глазам, когда небольшая группа десантников, невесть откуда возникшая на неприступной скале, срывает все их коварные планы. Не дожидаясь пока их последних собратьев сбросят со скалы, они открыли шквальный огонь по бойцам, не разбирая, где чужие, где свои. Десантников спасло только то, что их первые залпы приняли на себя остатки боевиков, плотно обступивших самый край скалы. Этих мгновений, пока боевики, корчась в предсмертных муках от пуль сообщников, срывались в зияющую пропасть, десантникам хватило, чтобы рассредоточиться и занять небольшие укрытия на почти ровной площадке для ведения ответного огня.
Павел с Олегом залегли за осколком каменной глыбы, и тут же открыли огонь по боевикам на другой стороне ущелья, давая возможность своим товарищам занять более удобные позиции. Внезапно противный вой летящей мины разрезал воздух над головой, и со стороны Олега раздался оглушительный взрыв. Все вокруг них потонуло во мгле. В наступившей абсолютной тишине Павел, будто во сне, в отчаянии тряс Олега, умоляя друга не умирать. Прощаясь, Олег смотрел на Павла, еще пытаясь что-то сказать, пока у него не пошла горлом кровь. Павел не мог расслышать его последних слов, он не слышал больше ничего. Склонившись над убитым другом, он лишь повторял, как заклинание: «Олежка, брат, не умирай!»
Теряя сознание, он посмотрел наверх и успел заметить, как из-за низких туч выныривают наши вертолеты, с ходу расстреливая позиции боевиков, а на парашютах на головы врагов летят десантники, завершая их полный разгром. На этом последние силы оставили Павла и его голова безжизненно упала на окровавленную грудь друга.
Легкий вихрь закружил его и, словно невесомое облачко, поднял над землей. Куда-то пропала ноющая боль во всем теле, а главное, рядом с ним был опять Олег и еще несколько товарищей из отряда. Но почему так тревожны их лица и что еще пытаются увидеть на Земле? Павел посмотрел вниз и содрогнулся от безысходности. Он и его друзья прозрачными облачками парили в воздухе над своими телами, неподвижно распростертыми на Земле. Кем же они были теперь?
На их скалу опустился вертолет и уцелевшие бойцы начали быстро переносить их тела в его открытую дверь. Внезапно все склонились над Павлом и, невзирая на шальные пули, стали делать ему искусственное дыхание. Подбежал врач и сделала укол. В этот момент Павла с неодолимой силой потянуло вниз. Он продолжал отчаянно хвататься за Олега, пытаясь взять его с собой, но вдруг его насквозь пронзила тупая боль, и, судорожно вздохнув, он издал нечеловеческий стон. Он не хотел возвращаться один! Что ему делать на опустевшей Земле?
В госпитале Павел быстро пошел на поправку. Ведь удар от взрыва принял на себя Олег; и врачи не могли понять, что тогда было с ним. Только Павел осознавал, что он уходил туда вслед за Олегом, чтобы вернуть его назад, или остаться с ним. Он не мог себе представить этот мир без Олега, Бати, Алексея и всех тех ребят, что остались навечно в чужих горах. Они еще, как живые, глядели на него из недавнего прошлого, будто задавал тревожные вопросы, от которых щемящая боль разливалась в душе. И не было ответа. В боях уходят лучшие, а кто их смена? Кто сможет, когда настанет время, так же беззаветно встать на защиту Родины и своего народа? Почему-то при этих раздумьях Павел чувствовал за спиной леденящий холод бездны. Словно горстка солдат еще отчаянно защищает далекие рубежи и святыни того мира, которого уже нет, стужа и мгла сковали его изнутри.
Несмотря ни на что Павел снова рвался в строй, ведь бойцы его поредевшего отряда остались без Николаича один на один с врагом, и каждый день для любого из них мог стать последним. Чем меньше ребят оставалось в отряде, тем ближе они становились друг другу, накрепко связанные памятью о погибших боевых друзьях и болью совместно пройденных дорог. «Золотые Звезды Героев», выделенные отряду за спасение колонны в Черном ущелье, они единодушно решили отдать своим товарищам, погибшим в том бою, и Алексею. Его мать ослепла от страшного горя и не могла видеть даже фотографии сына, так пусть хотя бы держит в руках эту звезду, как частицу его последнего подвига.
По возвращении в отряд, Павла назначили его командиром, и теперь на его плечи лег груз ответственности за успех операций и жизни бойцов, но за его спиной незримо стоял Николаич, его несгибаемый духи бесценный опыт. Он подсказывал ему, что успех любой операции и количество потерь определяются задолго до ее начала, поэтому все заранее решает, кто какую человеческую цену готов платить. Кто-то может с легкостью жонглировать десятками и тысячами человеческих жизней и судеб. Павлу был дорог каждый из бойцов, которых он не только знал лично, но и всегда помнил, что их ждут дома.
После разгрома на Черном ущелье бандиты так и не смогли больше собраться с силами, а оставшиеся в живых ушли залечивать раны далеко в горы. Там вчерашние союзники уже начинали готовиться к войне друг с другом. Неутоленная ненависть требовала выхода, и костлявая старуха – Смерть еще долго будет летать над горами, непрерывно собирая свой обильный кровавый урожай. Что позволило нашим колоннам беспрепятственно покинуть чужые горы. Своим трагическим примером оставляя наказ потомкам, что, воюя на чужих землях, за чужие интересы, рискуешь потерять свои.
Граница.
После вывода наших войск отряду Павла поручили прикрывать наиболее сложный горный участок границы между двух южных стран пока на нем не оборудуют нормальную погранзаставу; и началась не менее беспокойная служба, с засадами, погонями и перестрелками. В отличии от крупных банд, мелкие группы наркокурьеров пытались пробраться через границу днем и ночью, пользуясь потайными горными тропами и переправами через бурную речку, разделяющую две стороны. Все несли с собой в рюкзаках белый порошкообразный яд – героин. Здесь Павел с бойцами впервые узнали об объявленной России нарковойне. Ее размах и возможные потери потрясали воображение. В этой войне без фронтов и тылов счет потерь будет идти уже на миллионы человеческих жизней. В ней на карту поставлено будущее страны, ведь коварный враг направил свое ядовитое жало в самое уязвимое место России – ее детей!
Чувствуя на себе особую ответственность, десантники, разбившись на мелкие группы, без устали прочесывали свой горный район, часами лежали в засадах на тайных тропах и перевалах, отлавливая наркокурьеров, несущих на своих плечах «белую смерть». Но, по законам «мирного» времени, они теперь не имели права расстрелять врага на месте, и поэтому гигантский конвейер смерти продолжал свою зловещую бесперебойную работу, только все больше набирая обороты. Однако, была уверенность, что на родине их товарищи обезвредят тех, кому все – таки удастся перейти границу. Уходя на службу из советской страны, они знали ее неодолимую силу и мощь и были уверены за свои тылы.
Однажды, глухой темной ночью, Павел с четырьмя бойцами находились в засаде на утесе скалы. У переправы. Вдруг среди рокота переката послышались посторонние шорохи и всплески. Но сколько они не вглядывались в тьму, ничего не было видно, а посветить фонарем – означало преждевременно обнаружить себя и дать противнику шанс ускользнуть. Затаившись, они лежали в темноте, а многочисленные шаги по речным камням уже совершенно явственно направлялись в их сторону. В этот момент в рваной прогалине облаков показалась луна, осветив длинную цепочку темных силуэтов, растянувшуюся с противоположного берега по всей ширине реки. За их спинами были большие тюки и ружья. Подпустив всю группу наркокурьеров к своему крутому склону, десантники открыли внезапный огонь, отсекая бандитов от реки и лишая возможности уйти обратно в горы. Спасаясь от пуль, бандиты бросились прятаться под обрыв и открыли оттуда беспорядочную стрельбу вершине утеса. Теперь десантникам оставалось только задача удержать их на месте до подхода подкрепления. Павле послал двух бойцов на фланги, пресекая попытки бандитов разбежаться в разные стороны. Он рассчитывал, что в темноте они не сразу разберут, сколько пограничников взяли их в кольцо. Но как только набежавшая туча снова скрыла луну и все вокруг окутала тьма шелест разбегающихся шагов по водной гальке говорил, что бандиты бросились бежать в рассыпную. В самый критический момент, из ночного мрака им наперерез ударили автоматные очереди подоспевших десантников из соседней засады. Отражаясь от скал, звуки выстрелов заполнили все пространство, что казалось, стрельба ведется отовсюду. Это самым устрашающим образом подействовало на бандитов, вскоре раздались вопли раненных и крики о пощаде.
Луна вновь показалась из-за туч; при ее тусклом свете наркокурьеров разоружили и до рассвета поместили в котловине между скал. Павлу запомнились их повязки на головах, всклоченные бороды и ненавидящий блеск черных глаз из под густых бровей. Боже! Как эму это было знакомо, и как хотелось все забыть, вычеркнуть из жизни, как кошмарный сон; и, вернувшись в Россию, насладиться беззаботной голубизной родных небес, побродить среди березовых ситцев, увидеть счастливые лица родных. Для этого ему было необходимо остановить этот караван смерти.
Поутру наркокурьеров с тугими рюкзаками десантники доставили на базу отряда, расположенную в заброшенном высокогорном селении, и заперли в каменном чулане. Проверяя рюкзаки, в одном из них Павел обнаружил странные карты, на которых большая часть России была окрашена в зеленый цвет с надписью «Халифат». Были еще какие-то брошюры на незнакомом языке.
В это время ему доложили, что вдали, на горном перевале, замечена неизвестная машина, направляющаяся по единственной дороге в их сторону. Отложив бумаги, Павел приказал бойцам занять свои позиции по каменным строениям, а сам продолжил наблюдение за чужой машиной. Такие сюда еще не заезжали. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что этот неожиданный приезд связан с ночным захватом накрокурьеров. Черный джип с затемненными стеклами был весь в пыли, что говорило о его неблизком пути, и явно спешил, оставляя за собой длинный шлейф пыли, который гигантским змеем тянулся за ним по извилистой горной дороге.
Преодолев последний крутой подъем, джип въехал в селение и остановился недалеко от Павла. Открылась задняя дверь и из нее вышел грузный хорошо одетый мужчина восточной внешности с дипломатом в руках. Внимательно оглядев Павла, он поздоровался с ним по-русски и спросил старшего. Павел пригласил его в кабинет.
Какое-то время они молча сидели за столом напротив друг друга. Павел ждал объяснений, с чем приехал незнакомец, а тот, иногда изучающе поднимал глаза на Павла и встречая его твердый взгляд, продолжал неопределенно молчать, как будто тщательно обдумывая, с чего следует начать разговор. Что-то неуловимо восточное пряталось за благородными сединами, когда-то, вероятно, крупные глаза теперь были скрыты за тяжелыми веками на мясистом холеном лице – все в его облике отдавало солидностью и ощущением большой власти. Даже неброская, на вид, одежда будто тихо нашептывала о своей дороговизне, а массивные золотые часы гордо смотрели на любого собеседника своими бриллиантовыми глазами, безмолвно предупреждая, что для их хозяина нет ничего невозможного в этой жизни. Наконец, густым вкрадчивым голосом незнакомец произнес: «Меня зовут Ахмед», - и вопросительно посмотрел на Павла. – «Павел». Ахмед покачал массивной головой, будто ему было знакомо это имя, и начал разговор: «Этой ночью на Черной речке погибло пятеро людей, у них были большие семьи, много детей, они всего лишь хотели заработать…»
Павел, еле сдерживаясь, прервал собеседника: «А у родителей, детям которых они несли смерть, всего по одному ребенку, а поскольку тысяч доз было в рюкзаках у каждого из них?» Ахмед успокаивающе поднял свои пухлые руки: «Но не о них я приехал говорить.» Павел удивленно посмотрел на него. Ахмед положил на стол дипломат, глухо щелкнули золоченые замки из под распахнутой крышки Павел увидел ровные ряды зеленых банкнот в банковских упаковках. С них на Павла внимательно взирали лики иностранных вождей, будто изучая его реакцию на новые ценности наступающего мира.
«Здесь каждому вашему бойцу – по машине все остальное – твое, а нам нужен только груз», - вымолвил Ахмед, придвигая дипломат к Павлу.
Павел, с нахлынувшем на него омерзением резко поднялся, тем самым бесповоротно прерывая разговор. Эти нелюди создают свои капиталы на бедах чужого народа, но чтобы предлагать ему, русскому офицеру, травить за деньги детей своей страны! Это было уже слишком.
Ахмед тоже разволновался, чувствуя, как уплывает из рук крупный куш. Голос его неожиданно зазвенел: «Лейтенант, ты давно не был в России, там сейчас все по другому, чем ты себе представляешь, новая идеология – каждый сам за себя! Наркотой торгуют все и везде: на дискотеках, в школах, в аптеках! Да ты хоть знаешь, какие силы за этим стоят? Мне и вас отсюда убрать – не проблема, только вот ваши билеты дорого обойдутся!»
- В аптеках – наркотики? Врешь!
Павел через стол схватил негодяя ха грудки.
- Как приедешь домой, спроси в аптеках «Трамал». Тогда сам убедишься.
Павел, как оглоушенный, опустился на стул. Нутром он чувствовал, что это не ложь. Довольный произведенным эффектом, Ахмед продолжал свою психическую атаку, надеясь, что ухватил удачу за хвост.
«Ты даже не представляешь, чьи интересы и какие силы за этим стоят. Россия слишком большая и богатая страна. Впрочем, все богатства у вас уже отобрали, но вы же не забудете, что когда-то они были вашими, пока вас не заменят другими. А у нас население быстро растет и нужны новые территории. Поэтому их и наши интересы пока совпадают. Сталина больше нет, а поодиночке вы ничего не сможете изменить даже в своей стране, потому что за ними мировая власть, фонды, организации, деньги!»
Ахмед торжествующе взглянул на Павла, собираясь нанести решающий информационный удар, но, встретившись с его взглядом, осекся и, судорожно захлопнув дипломат, ринулся с ним к выходу. Павел с трудом себя сдерживал, сжимая в руках автомат.
Услышав, как хлопнула дверь автомобиля, он посмотрел в небольшое окошко и увидел, как джип, заложив крутой вираж, на высокой скорости исчез в пыльном облаке.
В кабинет забежал старшина Владимир Жохов:
- Что случилось, командир?
- Пока ничего, Володя, просто Россию хотели купить.
- А-а-а! так это же никаких в мире денег не хватит.
- Они по дешевке хотят, как привыкли, с черного хода.
Выйдя на улицу, Павел посмотрел на солнце, небо, горы… Величаво и спокойно они стоят как тысячи и миллионы лет назад; а пыль от джипа уже осела и будет теперь лишь назойливо липнуть к подошвам чьих-нибудь сапог, под дождями превращаясь в грязь.
Павел понимал, что Ахмед сказал правду. Но он так же знал, что всякая надвигающаяся гроза поднимает впереди себя всякий прах, пыль и гниль, но идущий следом ливень их прибивает и смывает с лица Земли; после чего природа растет и хорошеет, омытая и напоенная его живительной влагой. Нужно только, чтобы вслед за налетевшим ураганом пролился крупный очистительный дождь. Пока черная пыльная буря не иссушила и не погубила все живое, превращая на своем пути цветущие края в погибельную пустыню, в которой могут жить лишь ядовитые аспиды: змеи, скорпионы и пауки.
Днем за захваченными наркокурьерами приехал военный «КамАЗ» с большим фургоном. Десантники вывели чернобородых пленников их каменного чулана, и, чтобы больше ни у кого из них не возникло желание вернуть себе смертельный груз, в их присутствии, горой сложили мешочки с белым порошком на землю, обильно полили бензином и подожгли. Сперва вспыхнуло яркое пламя, но затем его поглотил большой столб густого сизо-бурого дыма, зловещим демоном восставший из своего ядовитого зелья, угрожающим грибом, как от ядерного взрыва, нависая сверху над людьми.
Десятки глаз со всех сторон наблюдали за столь впечатляющим зрелищем, но каждая сторона в нем видела свое. Десантники радовались за спасенные жизни соотечественников, а наркокурьеры, угрюмо сверкая исподлобья глазами, переживали за упущенные барыши. Павел, стоя по одну сторону невидимого фронта, вдруг впервые так отчетливо осознал, что только истина едина, а правда у каждого своя.
Когда полностью догорел костер и рассеялся в воздухе последний дым, десантники погрузили задержанных в фургон, и КамАЗ, набирая скорость, помчался в далекий город, где располагалась часть. Глядя ему вслед, Павел не питал иллюзий, он уже знал, что скоро этих же курьеров они с бойцами отряда будут вновь отлавливать в горах с привычным грузом, и еще неизвестно, кому из них повезет в следующий раз. Запущенная кем-то смертоносная карусель не может сама остановить свой бег, а в своем бесконечном кружении лишь сменяет выбывающих наездников.
Интуиция и на этот раз не подвела Павла. Ахмед, на самом деле, не врал и выполнил свое обещание. Через месяц им на смену прислали отряд молоденьких пограничников в только что полученной новенькой форме, а следом пришел приказ, что, ввиду прекращения военных действий, их спецподразделение расформировывается и выводиться из состава десантной роты. Всем им надлежало в срочном порядке прибыть в расположение части для увольнения в запас.
Джулия.
Перед отъездом на родину, складывая в небольшой чемодан самые дорогие и памятные для него вещи, Павел подолгу держал в руках каждую из них, вспоминая о пережитых боях и об ушедших в вечность боевых друзьях. Среди фотографий ребят в камуфляжах он вдруг обнаружил сложенный вчетверо обыкновенный тетрадный лист, вызвавший в нем столько воспоминаний, эмоций и чувств, что ему в землянке стало мало воздуха. Зажав в руке, Павел вышел наружу и пошел, куда глаза глядят, подальше в скалы, только чтобы остаться там с ним наедине. Как будто в этом трепетном послании еще билась чья-то молодая жизнь, еще жили нежные чувства, еще жила его любовь.
Найдя уединение на краю скалы у водопада, Павел, обозревал окружающие горные вершины, может быть впервые увидел за ними не угрозу, а чудесный райский сад, где впервые встретил незнакомку, таинственно прекрасную, как южная ночь. У него не осталось ее даже маленькой фотографии, а только лишь этот небольшой тетрадный листок, как последний крик ее сердца, выраженный на простой бумаге в стихах.
Их встреча была совершенно случайной. Павел, будучи в увольнении, в поисках прохлады забрел в городской парк. Там, среди клумб с яркими цветами, он увидел девушку пленительной восточной красоты. Она показалось ему дивной бабочкой, на мгновение прилетевшей к цветам, чтобы затем внезапно взмахнув невидимыми крыльями, легко вспорхнуть и улететь в неведомые дали. Ее магическое притяжение и ощущение скоротечности момента были так велики, что, поборов смущение, Павел сорвал с клумбы самый большой алый веток и с волнением преподнес его прелестной незнакомке. Изумленно вскинулись дугой ее черные брови; но как только девушка подняла свои густые ресницы и впервые встретились их взгляды, показалось, тут же соединились воедино голубь северных небес и тайна южной ночи.
В тот дивный день они долго гуляли по парку. Джулия читала свои стихи про красоту садов и величие горных вершин, а Павел читал ей стихи поэтов о своей далекой родине: про осеннюю соломенную грусть, лесов березовых шептание, разливы рек, подобные морям.
Их встреча казалось случайной, но совсем не случайной была их любовь. Вопреки всему, распустилась она прекрасным цветком стала их сокровенной тайной. Павел с Джулией убегали от всех в свое заветное место среди густых зарослей по краю высокой скалы, где в плену поцелуев, объятий и ласк, пили сладкий нектар чувственных нег. Однажды Павел будто ожегся, увидев в глубинах бездны карий глаз, страстный пылающий пожар и девичья грудь под его рукой, впервые оголилась. С тех пор прекрасной сказкой стала им любовь.
Но лишь только о свиданиях дочери с офицером узнали ее родители, они настрого запретили их встречи и вскоре нашли ей жениха из своего замкнутого круга. От душевного потрясения Джулия попала в больницу. После долгих поисков, Павел нашел ее там; но, не желая расстраивать любимого, Джулия скрыла от него трагедию глубоко в себе. В их последнюю встречу она вдруг попросила в регистратуре листок бумаги и стала что-то быстро писать, время от времени задумчиво глядя в окно. Ничего не понимающий Павел молча стоял рядом с ней, не решаясь ни о чем спросить, настолько сокровенная работа сердца и души отражалась в ее печально-взволнованных глазах на бледно-матовом лице. Закончив писать, Джулия, в некотором раздумье замерла, затем прерывистым движением тонких пальцев сложила листок вчетверо и передала Павлу с таким тревожным видом, как будто оставляя с ним частицу своей души и навсегда прощаясь. Свою беседу она закончила словами: «Помни наши встречи, милый, и знай, ты единственный будешь в сердце Джулии, пока оно бьется в ее груди. Прочти мои стихи лишь когда я уйду». Ее глаза при этом были полны слез. По особенному трепетно поцеловав Павла на прощание, Джулия скрылась по лестнице, ведущей в больничные покои, с отрешенным видом человека, окончательно принявшим какое-то важное решение.
Оставшийся в полном недоумении Павел так тогда и не понял, чем были вызваны ее слезы, щемящая горечь последнего поцелуя и такая долгая пронзительность взгляда, когда, напоследок, она оглянулась, прежде чем скрыться за углом больничного коридора. Словно она навсегда прощалась с ним.
Как только легкий силуэт Джулии скрылся из виду, Павел развернул отданный ему листок и с волнением стал читать посвященные ему строки, подсознательно улавливая в них какой то тайный обжигающий смысл.
Звонок раздался телефонный,
Разбив в больнице тишину,
Как этот голос мне знакомый
Да это ты! – и я молчу.
Мне словно дух перехватило,
Хочу сказать и не – могу
«Ты снова рядом, мой любимый»,
и я опять к тебе спешу.
Спешу глаза твои увидеть, услышать голос твой родной,
Откуда силушки берутся,
Лечу, как ветер озорной.
Протянешь ты ко мне ладони,
В них столько нежности, тепла,
Я обниму тебя, мой милый,
Как долго я тебя ждала!
Пусть хоть еще на миг
Вновь станут явью чудеса,
И вместо губ моих
В последний раз произнесут глаза:
«Родной, единственный, любимый!» *
И только позже он поймет, это были не стихи, а застывшая на бумаге прощальная песня сердца, ставшая вечным гимном их любви.
Тяжкий сон казалось заглушил шум водопада. Как и тогда в больнице, Павел неподвижно застыл, дочитав последние строчки, но теперь он уже знал, что случилось после, и чувствовал, как в целом мире остался один. Не смея пойти против воли родителей и не в силах вынести муки насилия, Джулия, в канун свадьбы с нелюбимым человеком, пришла на их заветное место, где была счастлива совсем недавно, и, сложившей крылья ласточкой, бросилась вниз с высокой скалы, навсегда оставшись верной своей первой любви. Что Джулия чувствовала и думала в этот момент, о ком вспоминала, о чем молила небеса? Это осталось тайной, которую она навсегда унесла с собой. Одно несомненно ясно, что таким трагическим образом совершила свое право на выбор ее светлая душа, навеки оставшись свободной в любви. Никто ведь до этого не мог предположить, что душу невозможно заковать в кандалы насилия.
* Стихотворение посвящено автору, публикуется впервые.
При первой возможности, Павел приходил к этому месту, шепотом разговаривал с деревьями, кустами, птицами, и иногда ему казалось, что в тихом шелесте листвы он слышит приближение Джулии, теперь легким ветерком спешащую к нему на свидание. Порывами теплого дуновения, словно нежными руками, перебирая волосы, она говорила ему: «Успокойся, милый, я по-прежнему с тобой в твоем Главное, мы любим, остальное – все не в счет»
Всякий раз, уходя, он испытывал невыносимую боль от невосполнимой потери, что Джулия никогда уже не споет ему свою новую песню про райские сады, а сердце молило в груди: «Не спеши, помедли, посмотри, что ты оставляешь здесь на жизненном пути».
Павел рассказал историю своей любви знакомому музыканту, и тот, растроганный до глубины души, написал о Джулии свою лучшую песню. Она стала очень популярной, и Павел, где бы он ни был, слышал знакомое имя, радостно несущееся ему навстречу из открытых окон. Став песней, Джулия вновь возвращалась к нему, заставляя силой нерастраченных чувств трепетать сердца миллионов людей. И только он один на свете знал, какая была девушка по имени Джульетта. Добрая фея райского сада.
Оставленные редуты.
Длинную дорогу на родину Павел запомнил на всю свою жизнь. Им столько пришлось пережить горьких потерь, но для всех путеводной звездой во мраке зла была дорога домой. Опаленные боями и южным солнцем десантники, как малые дети, радовались проплывающим за окнами вагона родным пейзажем, березам и бесконечным полям. Под перезвон гитары и граненых стаканов вспоминали победные бои, успешные операции и погибших товарищей. По молчаливому согласию, они дружно отгоняли от себя навязчивые мысли: за что воевали и что изменилось с тех пор? В предутренней тьме, уткнувшись в подушку, Павел беззвучно глотал горькие слезы о погибших боевых друзьях, Олеге, Николаиче, о напрасно потраченных годах. А Сознание терзал жестокий вопрос, что за бедствие произошло с Россией, если даже вопросы национальной безопасности решаются через дипломат с деньгами?
В части их встретили как Героев. К радости, однако, примешивалось горечь расставания и, по хмурым лицам командиров, Павел понял, что не от них исходило распоряжение о расформировании самого боеспособного подразделения.
Тепло простившись с боевыми товарищами, он был вынужден остаться еще на неделю в распоряжении части для сдачи дел. Он не мог в последний раз не побывать в покинутом военном городке своего бывшего отряда, где начиналась его армейская служба, стены которого еще хранил память о боевых друзьях. С замиранием сердца он подходил к зеленым железным воротам с эмблемой уже несуществующего подразделения. Грозный тигр, еще недавно наводивший страх и ужас на воров, теперь, как единственный страж у ворот, охранял покинутый город. Толкнув скрипучую калитку, Павел шагнул во внутренний дворик городка, как будто вернувшись с долгой войны в когда-то оставленный мир.
Его глаза отказывались замечать опустевшую спортплощадку с застывшими спортивными снарядами, печально взирающую на него пустыми глазницами окон, навсегда оставленную казарму. Он не хотел видеть их такими.
Побродив по узким асфальтовым дорожкам, Павел присел у казармы засыпанную опавшей листвой скамейку и предался спасительным воспоминаниям. Постепенно городок опять наполнился ожившими голосами, а Павла окружили его бывшие товарищи. Они возникали перед ним так явственно, что он мог разглядеть каждого из них. Боже! Как же они все были молоды!
Последним из казармы вышел сам Николаич. Бойцы, быстро построившись в стройные шеренги, провели перекличку, и Павел доложил командиру, что весь личный состав отряда в строю. Николаич показал на большую отрядную доску и стал объяснять, для чего он обучает новобранцев воевать и что их ждет впереди. Неожиданно раздались разрывы гранат, шум автоматных очередей и перед ним, как в кино, начали непрерывной чередой проноситься картины будущих боев. Они с немым потрясением узнавали в ожесточенно воюющих десантниках самих себя, своих товарищей и Николаича. Первым, сраженный пулей, упал в бою Саша Кудрявцев. Он вдруг исчез из плотного строя бойцов, как будто человека стерли ластиком с картинки! Непрерывной чередой стали проноситься картины следующих боев, и каждый раз, когда кто-нибудь из десантников погибал в бою, его образ исчезал из строя, оставляя в нем все больше трагически зияющих пустот, словно кто-то невидимой рукой неумолимо стирал человека из жизни. Не в силах ничего изменить, бойцы. С невыносимым чувством безысходности, напряженно вглядывались в жестокие картины проносящихся перед их взором боев, с тревогой наблюдая, как очередной их сраженный товарищ падает на землю, чтобы уже никогда не подняться. И каждый из них затаенно трепетал, когда черед упасть наступит для него. В разворачивающейся бесконечной цепи сражений кто-то еще продолжал бесстрашно идти вперед среди вздыбленной разрывами земли под ураганным огнем боевиков в свою последнюю атаку, беря наивысшую в своей жизни высоту. А кто-то уже навсегда упал на холодный камень, сраженный вражеской пулей.
Павлу предстояло испить эту чашу до дна. Только когда отгремел последний бой, он смог вернуться в сегодняшний день, оставшись вновь один посреди пустого городка. Он сразу почувствовал, как отчаянно бьется сердце от невыносимых переживаний, словно стремясь вырваться из груди, как вольная птица из железной клетки, разбивая в кровь свое нежное тельце и ломая крылья. Смогут ли они оба еще когда-нибудь взлететь?
Тяжело поднявшись, Павел, не спеша, побрел к выходу, словно стремясь еще хоть на мгновение оттянуть неизбежное расставания. У него было гнетущее ощущение, что он последний из выживших защитников неприступной крепости, покидает сейчас свой предательски разрушенный бастион.
Напоследок, он зашел в настежь распахнутые двери прежде уютной отрядной столовой. Теперь лишь пронизывающие сквозняки из выбитых окон гуляли по пустынному залу, шелестя по грязному полу мятыми листками солдатского меню, да мерзко хрустели под ногами осколки битого стекла. На всем лежала печать внезапного богатства, будто разбитая армия, застигнутая врасплох подлым ударом с тыла, поспешно оставляла свои города.
Уже подходя к воротам, Павел вдруг отчетливо, как прикосновение ладони, ощутил на спине чей-то прощальный взгляд. Обернувшись, он в одном из темных проемов окон казармы на втором этаже увидел застывший силуэт Николаича, смотревший ему вслед. Погибший командир вышел проводить своего последнего бойца, может быть надеясь, что его заветные мечты удастся осуществить его учеником. И Павел безмолвно дал ему такой обет. После чего Николаич, постепенно отдаляясь от окна, скрылся в глубине казармы. Последнее молчаливое прощание с командиром состоялось и Павел шагнул за ворота. Теперь он точно знал, что дух Николаича будет охранять эти стены для будущих молодых поколений.
После пяти лет службы Павел увозил отсюда небольшой чемоданчик с наиболее дорогими для себя вещами и эмблему отряда, навечно выколотую на его плече. Как когда-то они мечтали с Олегом и Сергеем, он стал суперпрофессионалом, но стоило ли это стольких потерь и лет, которые невозможно ни забыть, ни вернуть?
На это теперь должно было ответить только время.
Свидетельство о публикации №204012700078