Семь видов мира

СЕМЬ ВИДОВ МИРА

    Жил-был на свете Человек, и была у него мечта – посмотреть на мир. Но только не так, чтобы ездить повсюду и улавливать одни отрывки, нет. Он хотел забраться на Высокую Гору, и оттуда окинуть взглядом весь мир сразу. Ну, пусть не весь, но всё же немало – снизу столько не увидишь. Вот только забраться на Высокую Гору было очень сложно – ведь он не умел лазить по скалам. Так что он скопил денег на лучшее альпинистское снаряжение и пошёл в секцию. Он долго там тренировался, ведь для того, чтобы забраться на Высокую Гору, надо быть Настоящим Мастером.
    И вот через долгие годы Человек выучился и стал Настоящим Мастером. К тому времени он был уже седым и выглядел так, что, увидев его, вы бы поняли, что он – Настоящий Мастер. Самый Настоящий. Он взял с собой подзорную трубу (без неё ведь сверху ничего толком не увидишь: горы там, холмы и равнины – это ладно, а вот людей – никак) и пошел забираться на Высокую Гору. И умер, чуть-чуть не добравшись до вершины. На мир Человек посмотреть так и не смог – пока лез наверх, всё не до того было. Все думал: «Сейчас лишь бы до вершины добраться, отвлекаться нельзя. Вот заберусь на самый верх, достану трубу и осмотрюсь». Вот так-то вот.
    Эту сказку мне рассказал Приятель, когда мы сидели на кухне и пили чай. Я сказал: «Представляешь, что бы он там увидел?» Мы стали смотреть в окно – не Высокая Гора, конечно, а шестой этаж, но вдруг тоже что интересное заметим. На Земле лежал снег. Он недавно выпал и был ещё белый и чис-тый. По этому снегу шёл алкаш из моего подъезда – бутылки сдавать, наверное. Матерились подростки. У них забава такая – материться. Можно еще письменно, так даже забавнее – написать на стене: «Оля – сука и ****а». Соседи сверху громко ругались. С топотом, криками и глухими ударами – у них свои развлечения. «Нехорошо», - сказал Приятель. И правда. А с Высокой Горы, наверное, все то же самое, только в гораздо больших масштабах.
    Что-то мне и своего шестого этажа хватает.

    * * *

    Что можно увидеть поздним вечером на вокзале? Там уже не так людно, как часов в шесть-семь, когда люди едут домой с работы. Продавцы сворачива-ют свои палатки, увозят куда-то оставшиеся беляши, чебуреки, пирожки с картошкой и с капустой. Кто-то еще остается, ждёт, когда подойдет поздний голодный пассажир, протянет деньги и возьмет политый майонезом, кетчупом и горчицей хот-дог с сарделькой… Конечно же, остаются бомжи. А вот бабок, которые торгуют палёной водкой, уже нет. Ещё Ира рассказывала, однажды она видела, как к пьяному бомжу подошёл мужик и стал душить его верёвкой.

    В утренних электричках царит обстановка непринуждённости и веселья. Вагоны забиты студентами и рабочими, которые разговаривают друг с другом, смеются, играют в карты – не то, что в тех электричках, что попозже, где людей меньше, сидят они обособленно и молчат.
    И вот едем мы в такой утренней электричке, все бодрые, в приподнятом настроении. Антон вспоминает: «Я тут как-то ехал, где-то после Болшево вдруг слышу из-под колес: ”Мяу!” – он немного дико мяукает, - и затем так: “хлюп-хлюп-хлюп”». Яша, усмехаясь, рассуждает: «Наверно, кошку на колесо намотало и так до Москвы о рельсы и хлопало». Все смеются. Я тоже смеюсь. Пока мы едем до Москвы, мне этот рассказ время от времени припоминается и смешит меня до слёз.

    Иногда на улице можно встретить Улыбающегося Человека. Вокруг всё может быть плохо, все люди мрачные, а Человек идет себе медленным шагом, прогуливаясь, смотрит вокруг и улыбается. Улыбка у него, на самом деле, не очень приятная, но всё-таки улыбка. Бывает, он гуляет один, а бывает, за ним присматривает Женщина – он ведь слабоумный.

    «Станция “Щёлковская”, конечная. Уважаемые пассажиры, поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны». Двери открываются, и люди выходят из поезда. На лавочке посередине зала сидит молодой опрятный Мужчина с бородкой и настойчиво бьёт себя по лбу. Люди не обращают на него внимания, даже те, кто сидит рядом. Впрочем, некоторые посмотрят на него, подивятся чуть-чуть на ходу и дальше идут к выходу, а оттуда – на автовокзал, или по магазинам, или ещё куда-нибудь – по своим делам. У всех же свои дела, разные, а не только по голове себя бить. Да и Мужчина тоже это понимает, и, когда подходит очередной поезд, он уже не бьёт себя по лбу, а приговаривает: «Вот только бы сдохнуть, только бы сдохнуть, вот лишь бы сдохнуть!» А люди идут по своим делам к выходу, и зал опять пустеет.

    А ещё вот. Вы, наверное, знаете про вагоны с Бомжами. Ну, когда стоят Люди, ждут поезда, и вот он приезжает; люди смотрят: один вагон – пустой, вообще никого там нет. Все сразу туда и ломятся, а вагон-то на самом деле не пустой. А полон он Бомжами, просто те лежат на сиденьях и голов не высовывают, так что в окно вагона их и не видно. Людям это очень не нравится, и не только потому, что сесть негде. Ещё и потому, что Бомжи – они ведь не просто лежат. Они лежат и воняют. А Люди очень чувствительные, запах им не нравится, вот и лезут они обратно на платформу. Но не тут-то было. Сзади – целая толпа таких же Людей, только те ещё не поняли, что в вагоне творится, и лезут внутрь. И тех, что впереди, туда толкают, не дают вылезти.
    И почему-то мне кажется, что даже если бы Бомжи пахли лучше, всё равно Люди не захотели бы ехать в таком вагоне – не любят они Бомжей почему-то.

    Зима. Поздний вечер. Около автобусной остановки лежит мужик. Иногда чуть шевелится. Мы подходим к нему. Пьяный. «Перетащим его на лавочку, он на снегу замёрзнет». Перетаскиваем. А он тяжёлый. К мужику потихоньку начинает возвращаться речь; первое, что он говорит: «Убью!». Мы не обращаем внимания. Потом он вспоминает слово «дурак». Повторяет: «Убью! Ой, дурак, дурак!». Постепенно вспоминает еще какие-то слова, в конце концов, его активный лексикон насчитывает уже слов шесть. Успокоившись, он мочится в штаны. «Может, скажем кому-нибудь: скорую вызовут, а если он здешний – домой отнесут» - «Да ну его. Может, он здесь постоянно так лежит, и все его знают - придёт время, его заберут. Авось не замёрзнет».
    Авось не замёрз.

    Подумал о крови. Бывает, идёшь себе по улице и видишь пятно. Выглядит это, как будто кого-то стошнило чем-то красным, вот только нет кусков пищи. Сравнительно большая лужа была как-то около моего дома, на льду, у поворота пешеходной дорожки. Наверное, кто-то поскользнулся и разбил себе голову. А может, и нет. А может, это и не кровь вовсе.
    Такие пятна и лужицы встречаются в разных местах. Не знаю, откуда они берутся. Да мне это и не очень-то интересно.

    * * *

    «Нехорошо» - говорит Приятель. И правда нехорошо. Но мы ведь сейчас ничего не сделаем, так ведь? И правда, мы отходим от окна, садимся за стол и пьём чай.

Фурманов Кирилл, 2003-2004.