Краткая автобелкография

Электричка в Нирвану (краткая автобелкография).

Не лисичка, не хорёк, юркий ласковый зверёк:
Твоя белочка - а - а - а - а!!!

И во сне ему приснится,
Как он гонит - гонит - гонит…

Но куда, интересно, уходит за черту,
Отрываясь от рельсов, всё вверх и в темноту
Электричка в Нирвану…

Всё началось с того, что мой флейтист услышал эту чёртову песню и заразил ей меня, а потом Масю с Рыжим, а потом и всех остальных. Песня прижилась. Мы не ограничились банальной подборкой аккордов и просклоняли её на все известные мотивы от «Мурки» до «Всё это рок-н-ролл» и «Ещё один кирпич в стене». Далее настал черёд любимых песен, в которых основные слова заменялись словом «белка». Например:
«Хорошенькие белочки мелькают там и тут,
Меняются прикидами и фенечки плетут.» (Умка)

«Здравствуйте, белочки, здравствуйте, зайчики!» (Цой)

«Нам досталась дырявая шкурка…» (Че Гевара Блюз)

«Белочки летят над нашей зоной» (народная)

Безумие продолжалось три дня и обрело устойчивую форму.
«А белки летят, белки,
Белки летят по свету,
А белки летят по свету,
Разносят всем песню эту!!!», - орали мы идущим за водой толкиенутым из соседнего лагеря. Толкиенутые улыбались и, пролетая мимо, покачивали крыльями, и особо сознательные личности, уяснив намёк и прихватив с собой полные полторашек рюкзаки, снимались с насиженных пенок и улетали за водой вместе с ними…
Нет, не так. Всё началось с того, что позвонил Минаков и приказном порядке сообщил, что мы едем в Дивногорье. Это было за неделю до белок и это были предтечи.Поскольку телефон не работал, я узнал об этом от Маси за день до отъезда. В авральном порядке собрав рюкзаки и зазубрив ЦУ (в 10 утра на ст. Дивногорье) мы с флейтистом прыгнули в собаку «Россошь - Лиски», свято веря в то, что Дивногорье и Мелогорье суть одно и то же. Ну или, по крайней мере, рядом…
Электричка ползла чуть быстрее черепахи, мы упорно репетировали, вследствии чего вагон опустел минут через сорок. Стюардесса, вдохновлённая нашими песнями, взяла с нас какие-то копейки. В двенадцать ровно мы вывалились из электирички, слегка подоглохшие и очумевшие на станции «Мелогорье». Как оказалось - зря. Единственный набравшийся смелости общаться с нами абориген, сообщил, что до искомой местности километров 25 по долинам, взгорьям и бездорожью, и посоветовал вернуться той же собакой до станции «Пухово», а оттуда добираться по трассе, как прийдётся, ибо там уже рукой подать - километров пятнадцать.
В ожидании обратной электрички мы приуныли. Так родился «Дивногорье блюз».

Двадцать пять километров до точки сбора,
С опозданием на стрелку плюс-минус пол-дня,
Где-то ждут друзьяи меловые горы,
Разбираем рельсы - будем стопить товарняк.

На обратном пути мы поняли что надо выбирать. Или возвращение несолоно похлебавши домой, или пятнадцать километров в Неизвесность, с неудобными сумками (рюкзаками мы почему-то не озаботились, решив что далеко ходить не прийдётся), без палаток и спальников с перспективой ночлега непонятно где.
Естественно, мы выбрали второе.
Оказавшись на трассе в Пухово, мы двинули в направлении, которое сердобольно указал нам едущий навстречу тракторист. Мы очень надеялись, что он человек серьёзный и к шуткам не склонен. Твёрдая решимость попасть таки в эту загадочную местность переполняла нас и зашкаливала все показатели. Через пять километров она была вознаграждена попуткой до поворота на Дивы.
В кузове бортового УАЗика мы пили остывший зелёный чай на скорости восемьдесят километров в час, старались не выпасть и не наглотаться пыли, и приближаясь каждым километром к цели понимали - Дивы приняли нас. Теперь-то уж точно всё будет хорошо.
Мысль была верной и думали мы её правильно - стоило нам сойти на повороте, как рядом с нами тут же материализовался молоковоз, двигающийся почти до точки сбора.
Утрамбовавшись в кабину через водительскую дверь (вторая была заварена намертво) и запихав сумки между кабиной и цистерной, мы закидали драйвера наводящими вопросами, суть которых сводилась к «А где собственно?…» Из ответов следовало, что Дивы местность загадочная, и где нам там кого искать, соверншенно непонятно.
Искать никого не пришлось - проходя через село, мы встретили у колодца группу смутно знакомых личностей, пришедших по воду. При ближайшем рассмотрении и установлении аудио-визального контакта, степень знакомства резко возросла. Ибо все мы виделись на Орфее, концертах Умки, Станции Мир, а кое-кто тусовался с нами в феврале на вписке с Че Геварой блюз. Покончив с приветсвиями и выяснив, кто кого когда где и с кем видел, мы задали сокровенный вопрос - а нет ли тут кого нибудь ещё из «наших».
По данным разведки кто-то ещё из «наших» стоял на лагерем на холме аккурат напротив станции. Условный сигнал - светловолосая девочка в хайратнике был в наличии. Выяснив, что у неё может быть мобильник, народ заметно оживился, ибо их поход по воду был успешен, а вот по телефоны - не очень.
На у подножия холма мы разошлись - народ двинул по уходящей вверх дороге, пообещав заглянуть на огонёк и разорить нас на мобильной связи. А мы заметив кого-то на холме и приветственно помахав (думая, что это свои), начали героическое восхождени. Это был наиболее трудный этап пути, но мы с честью прошли и это испытание (в тот день мы были почти всемогущи;). В предполагаемом направлении вела роща, плавно переходящая из березовой в засохшую, а вдали что-то смутно виднелось.
- Палатки, - сообщил Витя. Я поправил очки и согласно кивнул, изобразив,что тоже вижу. Загадочная фигура, махавшая нам с холма, поблизости не наблюдалась. То ли понесла в лагерь радостную весть о нашем прибыти, то ли пригрезилась, а может это вообще был местный дух. Мы собрались с силами и двинули по финишной прямой.
Палатки, действительно, наличествовали. Наличествовала и светлая девочка в хайратнике. И ни одного знакомого лица. Внизу в это время прощально просвистела последняя электрича на Лиски. Мы проводили её растерянными взглядами.
Зато буквально через минуту выяснили, что если в Дивах встречаются два незнакомых друг-другу человека, то они обязательно знают третьего, который знает их обоих, и скорее всего это Минаков. Через пять минут воцарилась атмосфера всеобщего братсва, взаимопонимания и анархии. Нам были предложены ужин и вписка в продуктовой палатке.
Это была высшая степень доверия. Люди! Если вы когда-нибудь встретите Сашу Кожевникова (то бишь меня), никогда не вписывайте его в продуктовую палатку, даже если у него доброе и располагающее к доверию лицо. Последствия могут быть самыми плачевными.

Через десять минут мы расправились с ужином и принесёнными нами пирожками.
Через двадцать минут мы пожалели, что не знали раньше этих замечательных людей.
Через пол часа пожаловали встретившие нас у колодца личности.
Девочка в хайратнике (именовавшаяся Иррой и ещё не подозревавшая, что суждено стать мамой-белкой) извлекла мобильник (мы только переглянулись) и начался контрольный обзвон мам, пап, бабушек, старших сестёр и братьев, которым было сообщено, что в ближайшее время их чада появляться не намерены ни при каких обстоятельствах. Потом, напевшись, наигравшисьи выпестовав идею единения (пришедшие оказались последователями учения великого Д.Р.Р. Толкиена и решили мигрировать к нам.
Дивы приняли нас.
Потом были меловые пещеры - пара кмлометров по долинам и по взгорьям и почти отвесный спуск - метров тридцать по сетке Рабица. Лёгкий и приятный экстрим. В пещерах - холодно, темно и таинственно. Кельи, ведущие непонятно куда коридоры, мечущиеся лучи фонарей, полуобвалившиеся ходы. В таких местах время течёт по-другому, да с пространством случается что-то непонятное - кажется, что оно в любой момент может выкинуть в месте, не имеющим к этому миру никакого отношения. И я решил, что когда-нибудь обязательно вернусь сюда - один. Буду смотреть на дрожащее пламя свечи, вздрагивать от непонятных звуков и пропускать через себя тягучие медленные минуты, постепенно растворяясь в них…
По пути наверх я страховал фанатку «Че Гевара блюз» и обнаружил, что прилагаю максимум усилий, чтобы от неё не отстать. В ходе беседы (я в основном отмалчивался и пытался сберечь дыхание) выянилось, что помимо музыки она любит альпинизм, ролёвки и фехтование.
А потом, еле переставляя ноги по ровной поверхности, но абсолютно счастливый, вдруг услышал глас. «Кожевников!!!» - возопил он.
Это были не глюки, это были Дима и Женя, а следовательно где-то рядом должен был быть и Минаков. Как, выяснилось, он коварно дал указания поставить лагерь на живописных берегах Тихой Сосны и прибыл буквально час назад, когда палатки были уже поставлены, костёр горел и ужин был готов.
Короче, по ходу квеста, мы выполнили ещё дополнительную миссию, познакомившись с кучей народу.
В лагере Минакова царило пьянство и бардак. Впрочем оно царило везде, просто там было возведено в ранг абсолюта.
Солагерником Минакова было впадлу мигрировать на ночь глядя в какие-то дали, да ещё лезть в гору, поэтому далее моё сердце разрывалось между двумя сборищами отъявленно хороших людей, а жизнь протекала в скитаниях между их лагерями.
В процессе скитаний ветер донёс от одного из костров пеяню «Калинова Моста», и мы решили заглянуть на огонёк. Гитару пустили по кругу, хозяева угощали нас и угощались предусмотрительно захваченным Витей, махали руками, кричали «ещё - ещё», а Витя с Деном выдавали импровизированнй концерт для двух флейт с гитарой.
Далее наши пути разошлись. Я отправился в горы с твёрдым намерением заночевать в продуктовой палатке. Реализовать его не удалось - часов до четырёх продолжался музыкальный марафон, а далее, передав эстафету соловьям, мы отправились на заслуженный отдых. Искать продуктовую палатку в кромешной тьме я не рискнул, и дабы не быть слоном в посудной лавке, нашёл себе приют у костра на чьей-то пенке, укрывшись валявшимся рядос бревном.
Пробуждение состоялось под стук собственных зубов (барабанное соло из “Take Five”, концерт Дейва Брубека), а приступы озноба скручивали так, что позавидовал бы любой брейк-дансер. Пришлосьсрочно заняться пополнением топливно-энергетического запаса с его последующим испоользованием, благодаря чему я и остался жив. После чего с малой частью проснувшегося люда совершили коллективную попытку самоубийства под названием «Открытие купального сезона 2003».
Благодаря омовению, сопровождавшемуся дикими криками, заряд неисчерпаемой бодрости на весь день был получен, и я опять отправился в лагерь Минакова. Там царило похмелье и всё тот же бардак. Нанеся невосполнимый ущерб местной экологии путем мытья посуды в реке и получив за это кучу упрёков и порцию еды, я решил обидеться и доев причитающуюся мне порцию, отправился совершать очередное восхождение. В процессе был обнаружен чей-то тайник с картошкой и печеньем. Наверху эту весть приняли с энтузиазмом и отрядили экспедицию в лице меня и Ксёна. Экспедиция увенчалась успехом - пакет печенья порвали в клочья, а картошку отправили в продуктовую палатку. Всё произошло настолько быстро,что вкус печенья распробовать не удалось, да понять, какая же из палаток продуктовая, тоже.
День прошёл в непринуждённом стёбе по поводу ролёвок и всего связанного с ними, распеванием песен про белок и сочинением легенд об этих странных животных и причислении нас к ним, перезвонах на всех металлически предметах, попавшихся под руку, походах за водой и дровами, на которые нас сподвигла девушка, взявшая на себя функции гласа разума и совести (при взгляде на неё и первое и второе пропадали напрочь;) и обмене гостевыми делегациями. А к вечеру начали являться гости.
Первыми прибыли Ярик и Дюк из ДСП. То есть я к тому времени уже успел забыть, что мы знакомы, но это чувство неотступно преследовало и меня и их. (Люди! Если вдруг Саша Кожевников (т.е. я) столкнётся с вами лбом к носу и не узнает - простите его - у него напрочь отсутсвует память на лица и имена и зрение, как таковое. Лучше скажите: «Ага, а помнишь мы с тобой…» и если далее вас не задушат в объятих (даже если того, о чём вы упоминали не было и в помине), то далее все будет хорошо.
Пока нас терзали демоны сомнений, кто-то пустил по кругу гитару и незаметно очередь дошла и до меня.
Где-то я это уже слышал, - прокомментировал Ярик.
Лира, Непомнящий, - сказал Дюк.
«Электричка в Нирвану», - осенило меня.
Это прозвучало, как пароль и отзыв.
Мы все очень любим фест «СтароОскольская Лира», а ещё больше любим А.Непомнящего  Правда когда он начинает задавать вопросы типа «А почему электричка, а почему в Нирвану», мы немного теряемся. И не дождавшись ответа Непомнящий советует нам поработать над текстами и первоисточниками, быть более подкованными в теории и бросает опустошёную полторашку из под пива в груду таких же.
Дурак ты, и песни у тебя дурацкие, - говорит он Ярику и слышит в ответ тоже.
Ну, книжки ты правильные читаешь, Махарбату там, Олдей, но в песнях-то у тебя ничего нового. И вообще они у тебя несколько вторичны.
Я растерянно улыбаюсь - я не умею спорить. И только потом меня посещают запоздалые доводы. Но после драки, как известно… Но, тем не менее.

Манифест А. Непомнящему и всем прочим уважаемым членам жюри:

Уважаемые члены жюри! Я лично никогда не читал Махарбату, а умное слово Калиюга вычитал в дешёвой фантастике. Просто прочувствовал это на себе и осознал. Не знаю почему и как. Иногда так случается.
Я не знаю, чем первичные тексты отличаются от вторичных. Если Калугин цитирует, как первоисточник Апполона Дионисийского, БГ с Бутусовым заводят теологические споры по поводу отхода на север, почему бы мне не поцитироватьи не постебаться над ними (как зачастую делал Дрантя) - для меня первоисточниками были они. И я никогда не скажу в своих песнях ничего нового - всё уже неоднократно было сказано до меня и не раз. Я просто буду петь о старом и добром, безрассудном, нелогичном и, увы, не вечном. Потому что мне это ближе и я этим живу, и я пытаюсь быть честным.
И меня всю жизнь будут терзать вопросы «почему».
Почему электричка в Нирвану (а не Воронеж - Лиски или Москва - Рязань), почему Бэль ревёт по ночам, куда уходят слоны и кого они там давят, и зачем, собственно, надо убивать янки?
Самое смешное, что я знаю. Или чувствую, что для меня одно и тоже. Просто это глубинное знание, сокрытое где-то внутри, и когда пытаешься вылить его в слова и вынести на поверхность, оно перестаёт быть таковым и превращается в обычный набор ничего не значащих слов.
Говорящий не знает, а знающий не говорит

А пока Дюк поёт, и я, секунду назад остро сожалевший, что эти песни нигде не записаны и мало кем услышаны, вдруг понимаю, что не стоит об этом жалеть - всё происходит здесь и сейчас и для нас - шершавый голос флейты, разбросанные маяками в ночи костры, у каждого из которых звучит гитара и сидят люди, объединённые чем-то большим, чем просто песня, и что этого не передаст ни видео, ни аудио, потому что при записи что-то - самое главное - будет потеряно. Но в памяти всё останется именно таким.
После концертных посиделок мы начинаем небольшими группами по 10-15 человек расползаться на ночлег. Я опять не нахожу продуктовой палатки и засыпаю на той же пенке укрывшись тем же бревном, но на этот раз основательно утеплившись парой свитеров. Свитера не спасают и утренние процедуры повторяются в той же последовательности. Нам уже пора на электричку, и тихонько прощаясь, я спрашиваю Дюка, где же есть эта загадочная продуктовая палатка.
Продуктовая палатка, загадочно улыбаясь, отвечает он, - это такая нематериальная сущность, в которой нет народу и полно жратвы. Это высшая форма воплощения палатки. Никто не знает, где она есть, но она всегда незримо присутсвует в любом лагере. Любая палатка стремиться стать продуктовой. А хочешь вписаться - вписывайся в любую палатку, кто тебя знает, может ты любитель поспать у костра.
Постигнув эту истину и благодарно пожав ему на прощание руку, я присоединяюсь к Минакову и Витьку, идущим по дороге, залитой Солнцем. И по фигу, что заря ещё только занимается, а идём мы по узенькой тропинке - любая тропа на заре рано или поздно становится дорогой, залитой Солнцем. И встречая на перроне рассвет, я понимаю, что мы ждём электричку в Нирвану. Ведь все электрички идут в Нирвану. Иначе и быть не может. Ведь именно за это их и любят ищущие просветления хиппующие личности, коротая дорогу за непонятными окружающим песнями И совсем незнакомые люди вдруг забывают, что на каждого из них давит атмосферный столб в тридцать километров, начинают подпевать и похлопывать в такт. В этот момент в них просыпается что-то, о чём они давно забыли, а может, и не подозревали. Ненадолго - сойдя на своей станции они спишут всё на проснувшееся детство и смущенно постараются об этом забыть. Но пока они улыбаются и слушают, электричка идёт в Нирвану.