Соло без скрипки

Дону Карлосу. За возвращение меня к жизни.

Соло без скрипки

Есть истории, которые можно выпить за 10 глотков.

Есть девушки, настроения которых похожи на запахи. Она – Муза и тишина тягучими каплями стекала по ее шее, которая этим пасмурным утром пахла лесным ветром и немного – мускусом.
Муза занималась в несвободное время тем, что ловила сны. А свободное время она коллекционировала, как коллекционируют марки – бережно складывая в толстый альбом и делая на полях его пометки. В старости, когда глаза ее перестанут пленять, Муза собиралась смешивать из собранного свободного времени коктейли, дающие пьянящее ощущение молодости. Потому что музы больше всего на свете боятся старости.
Пойманные сны Муза нанизывает на нити яви и дарит всем подряд, делая вид, что наступил Новый Год. Сны о Юноше, которого ей еще только предстоит встретить, она оставляла себе, вплетая в волосы и укладывала их короной. Бусину сегодняшнего сна Муза решительно укрепила на правом виске и в сердце бусины алмазом заблистала слезинка тайной радости.

Юноша крепко спал, а сон, смешиваясь с тишиной, струился через тьму его комнаты, он, как перо молодой сойки, скользил по ветру, заигрывал с ножками стула и шептал Юноше: «Завтра она поймает твой взгляд и сделает на нем маленькую зарубку. Завтра она будет таинственна и прекрасна, как ночь, что дарит исполнение желаний. В полночь ее поступь разожжет зрачки кошек, а грозной красотой своей она разгонит безумие похоти. Загляни в ее правый глаз и загадай желание». Наутро Юноша нашел эти слова запутавшимися в его волосах, счел вкус их пряно-солоноватым и покрошил их в свой утренний омлет с козинаками.

Муза расчесывала волосы вечерним октябрем, сидя на краю барной стойки и качая левой ногой. Вертясь на месте и улыбаясь проходящим мимо, Муза ни о чем не думала, открыв клетку с мыслями, чтобы могли они кружить над ее головой, подобно птицам над гнездом.
Юноша волновал воздух порывистыми движениями танца и думал о чеширских котах, наркотиках и прекрасных детях, которые будут счастливее нас. Его окликнули и взгляд упал на Музу, все еще расчесывавшую свои локоны вечерним октябрем, плавно переходящим в ноябрь. Кудри Юноши завились еще сильнее и дыхание стало слабым, как у спящего котенка.
Муза удивленно улыбнулась его взгляду, пощекотавшему ее брови, и отложила свой гребень, чтобы протянуть узкую и мягкую ладонь.
- Какая разница, какое имя я назову при знакомстве, - выдохнула она, - в твоей памяти я все равно буду под каким-нибудь другим. Если угодно, ты можешь запомнить меня как «Та, взгляд правого глаза которой отличается от взгляда левого».
Не зная, что сказать друг другу, они соединили уста в пламени поцелуя. Юноша украдкой заглянул в правый глаз Музы и забыл в нем пять минут своего сна. Потом, конечно же, они обменялись номерами виброфонов и Муза растаяла в волнующемся море тел. Юноша вздохнул, набрав полную грудь прокуренного, наполненного несбывшимися мечтами воздуха и продолжил свой танец на остриях взглядов. Потому что музы – на то они и музы, чтобы таинственно исчезать.

Юноша узнавал ее взгляд в похотливом блеске глаз окутанных в сумрак девушек, он видел ее руки и плечи в скользящих лучах фонарей, он чуял запах ее среди сотен беснующихся вокруг него запахов. Муза всегда была где-то рядом и где-то далеко, то прикасаясь к нему своими взглядами и ловя птицы его губ, то исчезая, подобно сну под утро. Откуда-то Юноша знал, что в ее коротких волосах спят сны, которые просыпаются среди тишины безумными мечтами, в которых все может сбыться. Он знал, что Муза томилась непониманием – играет ли тишина с нею в свои странные игры, окутывая ее молчанием или же природа тишины, как и у нее самой, непостижима людьми. Он знал, что сама Муза не видит снов, а видит возможные реальности. Он знал все эти странные вещи о Музе, но еще не знал всяких обычных вещей: как это - просыпаться и видеть ее голову на одной с собой подушке; как выглядит ее заспанное лицо, когда она только вырвется из цепких объятий сна; как быстро она засыпает, когда он тихонько дышит ей в плечо; каким становится огонь ее поцелуев, когда тела плавятся и мысли исчезают; какого цвета ее глаза, когда он внезапно повернется и пощекочет ей подбородок; какую музыку ей нужно ставить по утрам; какой его запах нравится ей больше всего. Ему еще многое предстояло узнать.
И когда сны Юноши пропитались насквозь запахом кокоса, он взял в руки виброфон и набрал номер Музы. Потому что даже муз иногда так просто найти.

Муза возникла перед Юношей, как сбывшаяся мечта и чуть застенчиво коснулась губами его щеки. Сегодня она пахла малиной и обгоняла время. Недосмотренный сон застыл на ее губах чужими поцелуями и тонкой материей грусти. Пока они вдвоем гуляли, держась за руки, по вымощенным использованными взглядами улицам, кто-то посмотрел Музе вслед, но увидел не ответ, а вопрос. Юноша тайком наблюдал за Музой и понимал, что она может быть то зеркалом, то ветром и кто знает, что будет с тем, кто отважится ее любить. Потому что даже музы могут разбивать мечты.
- Тебе можно дать десятки имен, и ты ни одно из них не сумеешь забыть, - улыбнулся Юноша ей в волосы над ухом.
Муза смутилась и рассыпала горсть своих улыбок на воротник его пальто.
- Знаешь ли ты, - прошептала она, - что пойманный сон необходимо погладить по шерстке, подуть ему в темя и тогда сон свернется бусиной. Если бросить бусину в чашу с заблудившимися мыслями, то когда-нибудь она очнется мечтой. А если окутать бусину тишиной, то можно однажды проснуться рядом с ловцом снов.
Но подумала Муза другое: «Я хочу, чтобы в дворце снов моих ты был хозяином, я хочу окунуться в ритм твоего тела и поймать сотни золотых рыбок, когда ты овладеешь мной под горячую музыку своего дыхания. Я хочу, чтобы ты стал дядей моих племянников и отцом моих кошек. Я хочу, засыпая, красть тепло твоего тела, прильнувшего ко мне. Я хочу пить твои слова из уст твоих, не давая им пролиться. Я хочу…»
Но в это время внезапно настал поздний вечер и Музе пришлось отпустить руку Юноши. Потому что даже музам нужно уметь не переполняться радостью.
«Мы обязательно еще встретимся» - сказал ее страстный поцелуй в губы. Он поймал на прощание шлейф ее мыслей и завязал на маленький узелок.

Проходили дни и ночи, Юноша встречал Музу в своих снах, где она была игривой и таинственной, будто утреннее молоко еще спящей козы. Муза же сочиняла трогательные банальности, перекладывая их ломтиками своих фантазий. Потому что у нее были возможные реальности, которым никогда уже не быть и сны, которые сбываются. Потому что Музе хотелось дышать в унисон и улыбаться глазам цвета вечернего моря. Потому что даже музам до боли в кончиках пальцев хочется любить. Потому что даже музам хочется, чтобы в душе пряталась новая и самая важная тайна.
Все было также и иначе. Трудно было понять, где кончается расписное покрывало снов и где начинается мягкая подушка напоенной мечтами реальности. Бывало, что Юноша похищал Музу из сумрачного замка ее фантазий, а вздохи ее будили по утрам ранние купавки. Муза плела из волос своих золотые покрывала, вплетая ласковые имена для Юноши и обрывки своих снов, в которых любое чудо было доступно. Муза пела Юноше, когда он спал, что нет на этом свете кого-то другого, кто может разделить с ней ложе, а Юноша во сне собирал ей драгоценные цветы безумия, которые Муза каждое утро ставила в вазу возле своей кровати. Но как бы ни был долог сон, всегда приходит утро. Потому что даже музам приходится просыпаться.

Это утро пахло лилиями и миндальным печеньем. Вечер обещал душное помешательство и ослепительные стрелы глаз. Пойманные сны путались в когда-то ловких пальцах Музы и смысл дрейфовал. Одинокая женская фигурка под окном замерла в ожидании каких-то новых чудес. Посмотрев на нее, Муза подошла к зеркалу и удивилась. Казалось, правый глаз имеет тот же самый взгляд, что и левый. А бусины снов, вплетенные в ее волосы, казались лесными букашками и готовились упорхнуть. Три слезинки, одна за другой, пробежались по ее щеке и исчезли, не коснувшись пола.
- Волшебство кончилось, - сказала ручная ласка Музы.
Потому что даже музам не удержать чудо слишком долго.

Муза брела по вечернему городу и по любопытным взглядам прохожих. Бусины снов с ее волос осыпались и потерялись в сумраке чужих намерений. Сердце Музы то бешено колотилось, то замолкало на пару минут совсем.
«Как странно. Мой Юноша хочет, чтобы я стала совсем обычная и мне больше не пришлось расчесывать волосы вечерним октябрем. Я слышу его желания, они будто бы просачиваются сквозь его кожу. Он хочет, чтобы я пахла супом и кошками, а не искрящимися в мороз снежинками. Он хочет, чтобы я заболела банальностью и больше не чувствовала своих крыльев. А иногда он будто бы даже хочет прикрутить, как ручку звука, мою красоту, чтобы взгляды окружающих перестали лететь ко мне, как мотыльки на свет. Глаза моего Юноши больше не похожи на улыбку, когда он смотрит на меня. Потому что я пугаю его. Тем, что целуюсь с ветром. Тем, что кормлю с ладони вчерашние мечты. Тем, что никогда не смогу родить ничего, кроме чуда. Тем, что карманы мои полны пойманных снов и радужных конфет. Тем, что меня, как ветер, невозможно запереть.
Я отпустила на волю свой виброфон, потому что он больше не заговорит голосом моего Юноши. Я скормила дюжину своих дней молчанию, я стала истеричной и прозрачной. Я стала ронять слезы и курить пахучие пальцы Вечности. Мой Юноша сказал, что нам нужно отдохнуть друг от друга и этим закончил наше волшебство. Я перестала встречать его в своих снах и мне теперь больно произносить его имя, оно, как лед, режет мне горло.»

Муза заболела. Спутав волосы, она не ловила сны и не пила ничего, кроме скучных фраз. Кто-то мог бы подумать, что у нее простуда. А она шептала ветру, который гладил ее прозрачную кожу:
- Однажды я устану собирать твои мысли. Я устану сыпать порохом фраз. Я устану забывать и прощать. Я устану ловить твои взгляды. Я пойму, но не сразу. Я тихо скрипну дверцей и, не взглянув на прощание, не тронув лица.. Уберу фотографии и стану сильной. Однажды я разлюблю тебя. Ты поймешь это, когда мои ресницы начнут пахнуть свежим хлебом.
Потому что даже музам иногда так хочется напиться грустью.

Юноша рисовал свои картины каждого дня и незаметно проживал их, увлекшись. Казалось, что сны его не изменили запаха, когда в них перестала приходить Муза. Но почему-то его утренний омлет с козинаками был уже не так вкусен. И вечер перестал быть таким уж манящим. Иногда Юноша получал от Музы смс-сообщения на свой виброфон. Они были так пропитаны ее грустью, что стекали по руке, державшей виброфон и Юноша устало убирал волосы со своего лба и лужицы из слов с пола.
Однажды виброфон Юноши заговорил голосом Музы. Голос был так тих, что больше походил на шелест сминаемой шелковой бумаги. Голос зарылся пальцами в волосы Юноши и скользнул по спине, обвившись трижды вокруг его торса. Потому что музы так не хотят быть похожими на людей.
Муза еще какое-то время то и дело возникала перед Юношей, разгоняя течение будней, то ослепляя своей лучезарностью, то совершенно не стараясь быть красочной, прикрывшись грустной улыбкой, как скромной вторниковой шляпкой. Муза привычно касалась губ Юноши на прощание и прятала в маленькую сумочку оброненные слезинки.
А однажды к Юноше пришла ручная ласка Музы и принесла в зубах ставший ненужным хозяйке сачок для ловли снов Юноши, на котором были написаны рукой Музы стихи Омара Хайяма:

Зачем прельщаешься обителью в мирах,
Где жизнь твоя рассыпавшийся прах?
Ты ветра брат, а зажигаешь свечи
И крышу строишь на семи ветрах.

Юноша прочел эти стихи и из сачка выпорхнул один из его старых снов, когда-то пойманный Музой. Сон щекотнул ноздри Юноши запахом малины и трижды поцеловал его в губы. Так Муза попрощалась со своим Юношей.

Потому что любовь музы убить легче, чем любовь человека.