Главное - петь

24 мая.
Сегодня первый день одиночества. Ушел, не попрощавшись. Вместо «До свидания» пара разбитых кружек из бабушкиного сервиза. Надо же так хлопнуть дверью! Я мерцаю по квартире, как тень отца Гамлета. Пугала своим видом собаку и не отвечала на звонки телефона.
В двенадцать ночи  появилась мысль о сне. Я долго удивлялась, что думаю не о хлопнувшей двери, а о чем то банальном, типа подушки… Уснула сразу, спала плохо.
Сегодня первый день одиночества и безработицы. Он ушел, намекнув, что в магазине я могу больше не появляться. Расчет придет переводом. То есть почтой. И фиг бы с ним с расчетом и с работой этой, но жить как-то нужно. Думаю. Весь день думаю. Истерически проведенная генеральная уборка закончилась опрокинутым ведром и сломанной стиральной машинкой. Фак! Как все плохо-то.

26 мая
Вчера слонялась по рекрутинговым агентствам. Ни о чем другом, кроме хлопнувшей двери думать я теперь не умею. В связи с этим шизоидным обстоятельством в агентствах меня принимали за дауна. Выпроваживали вежливо, но настойчиво.
Поймала себя на мысли, оказывается  мечтаю, что бы дверь хлопнула еще раз, только теперь не так сердито. Хлопнет, впуская, что бы больше никогда не выпустить.  И хочется петь.

31 мая
Шла сегодня по центру города, заметила, какие хмурые лица у прохожих. Ужас какой-то. Я, видимо, тоже не ахти выгляжу, но у меня весомая причина. Или… Или остается предполагать, что у всех причины веские, надевать такие неприятные маски на лица.
Надо чем то их развеселить. Эй! Слышь, там на верху!!! Зачем такие лица? Май месяц! Урежь процентаж несчастий, увеличь количество удач!!! И про меня не забудь.
Шла по короткому подземному переходу и решила про дверь больше не думать. Решила и старалась. Дверь не ушла совсем, но осталась на заднем плане. На переднем столпились хмурые прохожие. Шла по переходу и заметила, что чего-то не хватает. Надо над этим помыслить.

2 июня
Я нашла работу! Без агентств, без знакомых, без резюме. Я пою в переходе!
Отдала почти весь расчет, который пришел переводом местному переходскому начальству. Оставила только собаке на еду. А себе решила добывать самостоятельно. Без  п-о-с-т-о-р-о-н-н-е-й  помощи!!!! Все в сад! У меня забронировано место под перекрестком. В центре города. Пока на две недели. А потом поглядим. Завтра выхожу.

4 июня (6 утра)
Нашла себя.  Нашла у серой стены, разукрашенной вечными любовями к Игорю Талькову и Виктору Цою. Нашла среди белограненных стаканов магазинов, среди толкотни озабоченных граждан. Себя. Стояла и пела. То есть это я потом стояла и пела, а сначала я топталась и скулила.  Было страшно. Было стыдно. Я закидала свой страх, стыд звуками хлопающей двери и спела по-человечески. Во весь голос. Снайперов.

Кошка хочет курить,
У кошки намокли уши,
Кошка хочет скулить,
Ей как и собаке, хоть кто-то да нужен…

Переход замер, время остановилось. Эхо подпевало мне искаженным хором неровных ступеней и каменной кладки стен.  Бирюзовые отблески неоновых ламп засияли прозрачностью летнего неба.  Я нашла себя! Вчера заработала целых полторы тысячи. Ура! Жить можно, но это не главное! Петь можно…
Бегу, опаздываю. Меня никто не ждет, но я все равно опаздываю. Собаку беру с собой.

7 июня.
Полное  бесповоротное успокоение. Я забыла про дверь. Я целый день не думала о сервизных чашках. Я пела сегодня особенно. Меня потянуло на романсы.
В пять вечера лопнула вторая струна. Лопнула и больно хлестанула меня по пальцу. Пришлось собирать манатки, пристегивать пса и ковылять домой. Заработала шестьсот. Но успокоилась окончательно.

9 июня
Ах как весело было сегодня! В обед я ела горячие пельмени из пластмассовой тарелки, делилась с собакой. На душе замечательно, на сердце фейрверк! Латанные джинсы превратились во что-то мега хипповое.  Задумчивый ньюмэн в новомодных очках долго стоял передо мной и слушал «Свечу». Положил двухсотку, но не ушел. Я просекла, улыбнулась и продолжила Макаревича «Он был младше ее…». Короче, дядя ушел после четвертой песни. Оставил мне целую тысячу и ушел.

11 июня
Сегодня не ходила. Пес заболел. Лежит и не спит. Лежит и нос сухой. Я металась от телефона к подстилке, уговаривала поесть, попить, погулять. Утром вышли, он поковылял к ближайшему дереву,  сделал все свои дела и смотрел на меня умоляющим взглядом.  Домой.
Я не знаю, что делать! Господи, помоги! Вызвала ветеринара. Приехал молодой. Усиленно кокетничал и с улыбкой говорил о болезни моей собаки. Я возненавидела его за эту улыбку. Он сказал, что пес долго не протянет. С удовольствием выговорил какое-то научное медицинское название болезни, которое  я тут же забыла. Старость.
Я и не заметила, как состарился друг. Все казалось, что мы проживем вместе еще долго-долго…
После того, как ушел, наконец ветеринар, я легла рядом с собакой на подстилку. И пела. Пела тихо. Плакала. По бежевой морде скатывались и терялись в коротких шерстинках соленые капли.  Ты же еще вчера был сильным. Ты рычал на ментов и заигрывал с соседской сучкой. Милый.  Еще вчера я пела в переходе, а ты внимательно следил, что бы прохожие не наступили на коробку с деньгами.
« Я возьму тебя с собой в небеса…
До небес лететь всего пол часа…»

13 июня
Я пою в переходе.  Дома меня никто не ждет. Ночью похоронила собаку. Одолжила лопату у соседа и все никак не мгла решить, как же я понесу друга и лопату. Отнести его, а потом вернуться за инструментом. Нет. Не сумела оставить его одного. Я привязала лопату к руке и она страшно грохотала по асфальтовой тропинке.
Я похоронила друга на берегу городского озера. Под  кустом джигиды. Земля была мягкая, теплая. Не спала совсем. Я похоронила друга и сидела у его могилы до утра.
Я пою в переходе.  Продавщицы из стеклянных магазинов подходили три раза и спрашивали о собаке. Я не отвечала, просто пела. Женщины стояли молча, а потом расходились по своим местам. Все было в молочном тумане, какие случаются в начале февраля. В тяжелом молочном тумане. 

14 июня.
Сегодня подошел какой-то хмырь и попросил освободить место. Дословно это звучало так: «Ты…. голосистая, давай-ка заканчивай. Здесь место заняли. Вали, вон, на ступеньки»
А я не могу петь на ступеньках, там эха нет. Там не слышно. 
«Я заплачу…» голос предательски хрип.
Хмырь дал мне два дня на оплату.

15 июня
Я продала соседке собачий корм, выскребла все заначки и заплатила вперед еще за неделю. Главное – петь.  Пела сегодня особенно. Какой-то истерический припадок настроения. Хочется совершить что-то глупое, безрассудное и опасное. Еле сдерживалась, что бы не поразбивать витрины стеклянных лотков.  Что со мной? У меня холодное сердце. В холоде закованы навсегда звук хлопающей двери и коричневый взгляд друга.
Предчувствие чего-то главного в моей жизни. Что-то должно случится очень скоро.
Пойду и лягу спать.



Он шел по теплой улице и не пытался отогнать настойчивую мысль о девочке в вытертых джинсах из пешеходного перехода.  Когда он начал ходить пешком? Когда понял для чего нужны переходы. Для кого они нужны. Для девочки с гитарой и большой рыжей собаки, для песен Макаревича и эха.  Он спустился по кривым ступеням и остановился перед ней. Собаки не было. Девочки тоже не было. Была темноволосая молодая женщина, поющая о небе. Были серые глаза, не видящие мир.

А рука у нее теплая.