НА 7 Стриптизёрша

Стриптизёрша


Двое и телевизор

— Лежит тушка на подушках, растит тушка третье брюшко, — сказал Димон с порога. — Спасибо, я не переобуваюсь, у тебя тут действительно грязно.

— А я и не предлагаю, — заметил Боб. — Потом пол помоешь.

— Фантастическое воображение. Ты хоть раз мыл его?

— Зато подметал!

Боб Скотинец покоился в глубинах зелёного, кое-где поблескивающего, мистически необъятного дивана пяти метров в диагонали и радовался появлению гостя. Гости, как экранные заставки, вносили разнообразие в дизайн его внутреннего десктопа. Они блистали модными словами и товарными упаковками, подгружали в память свежеподцепленные идеи, охотно делились сезонными вирусами, передаваемыми через дыхание и зрачки. Иногда им удавалось заставить хозяина заняться чем-нибудь позитивным, например, рассчитать конфигурацию виброгасителей для трёхспальной постели или смоделировать обратное рассеяние сейфертовских ядер на схлопнувшемся квазаре. В такие минуты Скотинец отдыхал душой, всё остальное время он посвящал постижению Реальности.

Вот и сейчас он проницал бытие. Губы его кривились, затем складывались сердечком, взгляд бродил по плоскому, словно тундра после снегопада, телевизионному экрану.

— Чашечку кофе?

— Не откажусь.

— Тогда сделай и мне. Там есть смолотый, найдёшь.

— Сам ты «смолотый». Сам делай.

— Я занят. Посмотри на эту диву. Какие пёрышки в волосах! Какой носок на стопочке!

— И уздечка на попочке, — отметил злоязычный Димон.

— Если бы она обаяла не шест, а меня, я бы быстро спустил с неё сбрую, — заявил Скотинец. В его голосе отсутствовала уверенность.

На экране мельтешило тугозадое создание, облачённое в слишком тесный, несолидный, детский какой-то лифчик, чулки и смешные трусики из трёх полосок. Создание вело себя как кенгуру под ливнем. Прыжки пред шестом сменялись наскоками на проклятый ствол. Стояк вибрировал, но не сгибался.

— Да, ты бы быстро, — согласился Дикий Димон. И недоговорил, поперхнувшись. С ним случалось.

Физик-шизик Боб по прозвищу Скотин (ударение на первом слоге!) долго смотрел на своего приятеля, компьютерно-сетевого корсара Димона по прозвищу Диди (ударение на втором слоге). Получилась трагическая пауза.

— К моему прискорбию, это всего лишь мысленный эксперимент.

— Экспериментатор! — Димон напряг голос и сделался опасным. Ну прямо Кинчев, подумалось Бобу. — Ты смотри какой умелый! В мыслях! Да кто захочет обаять такого Обломова? Который только на диване и только в воображении! В гнусном похабном воображении теоретика! Пялься и дальше на голое пупьё, абстракционист секса!

— Ну, хоть так. Тоже клюква-земляника, — туманно молвил Скотинец. — Знаешь, я покой блюду. В нём сердце вызревает. А ты кипишь. Не выкипи.

На Диди его примирительный тон не подействовал.

— Почему, ну почему тебе так мало хочется? Как ты живёшь, блюдун? За формулами звёзд не видишь! Ты мужик или абажур? Я те бабу приведу сейчас же! С сердцем горячим в груди, — он перепрыгнул с края дивана на край компьютерной тумбы. Застучал по клавишам словно пулемётчик.

Боб погрузился в задумчивость.

Дробный стук стих. Димон изумлённо глядел на экранишко, тощее и плоское: разделочная доска после диеты. Отдёрнув руку от кейборды как от сковороды, он опереточным голосом выругался — красиво, гневно и нараспев.

— Где, ёть-ять, у тебя, урод, органайзер, колбась его в пищевод?

— А нету, — закручинился Боб. — Нетушки оргазмайсера. Мухи съели. Да и ну его к чертям.

— А работать чем?

— Головой, — немедленно отозвался Скотинец.

— Вот дуремар! Чем ты пользуешься в работе? Колись, кабан! Почему у тебя нормальные софты не стоят?

— Не встают.

— У, истукан! Где система? Где оболочки? Ох-медь, клеммы раком! Меловой период! Ну хоть бы Red Hat на свой голый BIOS натянул, похабник! — натужным баском кричал Димон, и гневно звенели бокалы в серванте. — Ты в каком тысячелетии живёшь? Будь как людь, двадцатый трап тебе в стартап!

— Распутный слог, чудные представленья… — бормотал в параллель ему Скотинец. — Распятый йог на светопреставленье…

— Куда прикажешь адреса сливать, мамонт?

— Программисты выглядят как люди, но людьми уже не являются, — ни к селу ни к городу выдал Боб. — Они эволюционируют в носителей алгоритмов и губителей культуры. Торжествуй, гунн! Жги храмы!

— Ладно, культуролог! Обойдёшься без девочек, без адресочков. Просить будешь, не получишь, — Диди взлетел над сморщенным половиком и плюхнулся в диван. Диван ойкнул. — Где тут моя мобила?

— Она, наверное, скончалась. Гунн, зачем ты сел на неё?

— Ё моё… Бобёр, слышь, ты меня достал! Не зли, я и так зол!

Диди выхватил из-под себя «хрустик» с красным фонариком на боку. Стиснул мобильник в могучей длани, точно пойманного скорпиона, и принялся тыкать пальцем в пупырчатый живот. На экранчике возникли монстры. Димон расстреливал их с невероятной скоростью. Он увлёкся, забылся и утратил интерес к греховодническим планам.

— Нелепо так переживать из-за бездушной вещи, — заметил Боб. — А впрочем… У каждой вещи должна быть пара, у каждой Марьи — Иван. У этой фетишистки с дрыном — он кивнул телевизору — должен быть я.

— У ротора коллектор, у ротозея лектор…

— Замечательно. Как ты толков! Я запомню твоё наблюдение. Но изначально пары всегда разделены. Отсюда и беспокойство. Мы всю жизнь ждём возмездия за непарность. Не создал требуемую связь — значит, ты никто. Это закон, въезжаешь? Статистика Бозе. И Эйнштейна.

— Бозон или не бозон, вот в чём вопрос! — продекламировал Димон рыдающим от смеха голосом. Он продолжал давить монстров — пары стравливал.

— Ты мне не веришь! — встревожено пробормотал Скотинец.

— Домыслы-вымыслы. Бренчи, балалайщик…

— Димок, мы игроки на рынке поступков. Актёры передвижного театра. Мир заточен под спектакль. И мы должны угадать сценарий.

— Мы, может, и актёры, а ты, по жизни, зритель. Обитатель дивана.

— Я, наверное, суфлёр… А впрочем… Кто-то ведь должен смотреть со стороны. Вдохновению требуется взгляд из зала. Рукоплескания или свист. Розы и шипы. А напортачит артист — несвежим томатом по ряхе отловит…

— Страшный ты тип, Скотин!

— Я-то? Ты посмотри на эту девочку в трусиках на босу ногу. Она убийственна! И прелестна, — добавил он осуждающим тоном.

— Топлессна, — уточнил Димон, на миг оторвавшись от ристалища. — Бесится кошка. Зад выставила, будто ветры пускает.

— Это неспроста. Всё, на чём задерживается взгляд, создано неспроста!

Дикий Димон кратко прокомментировал и это утверждение. Скотинец, однако, не обращал на его шняги ни малейшего внимания. Утеряв меру, лил воду:

— Всё, что нас магнитит и заводит, — пробные камни существования. Я вижу девушку с шестом — следовательно, существую. Она меня не видит — следовательно, не вполне жива. Известно ли тебе, что не всё в реальности воистину реально? Мир как компьютер: много-много скрытого и плоский экран на виду.

— Тогда трахни её, — посоветовал Диди. И чертыхнулся: вышло время игры. — Узнай, вполне ли ты существуешь. Только не полощи мне мозги! Реальность реальна, пока она есть. А ты — кто тебя поймёт? За тебя не поручусь.

— Тогда трахну тебя, — ответил Скотинец. — Холодным утюгом. За гнусный твой язык и образ мыслей грязных!

— А что я такого сказал? Одну лишь правду. Хочешь, я тебе твою стриптизёршу вызвоню?

— Это за пределами человеческих возможностей!

Видать, крепко хотелось Скотинцу кралю из телевизора, иначе не стал бы он так откровенно сталкивать Диди в распахнутый люк. Димон взглянул на Боба, поднялся, прищёлкнул к поясу «скорпиончик» и бросил всего лишь одно слово: «Жди!» После чего окопался на кухне и в течение часа блокировал всякие попытки хозяина хаты прорваться к кофе и томящимся в хлебнице пирожкам.

Скотинец страдал, но терпел. Он доверился сверхъестественной цыганской способности Димона уводить информацию из любого, самого охраняемого стойла. За это замечательное качество Диди удостоился звания хрякера — или хрюкера, смотря как язык повернётся. К тому же Димон как никто другой умел завораживать дам и дев, доводя их до зомбизма. Подробности этого процесса Боба не интересовали. Современный человек поручает свои проблемы специалисту и не тратит время на изучение чуждых ему технологий.

Тем более в случае разовой потребности в них.


Стриптиз заказывали?

Диди выглянул из кухни. Спросил:

— Сам с ней поговоришь или меня попросишь?

Боб засуетился:

— С ней? Она так хороша! Ты не шутишь? Ах, дай мне трубку! Нет, постой… что нужно ей сказать?

— Всю правду! — мрачно ответил Димон. — Где у тебя пиво?

— Там под окном картошка, я её на банки навалил, поищи… Какую такую правду?

— Жестокую! — заявил Диди. — Ну что вылупился? Дышите, покойник! — он вручил Бобу телефон. — Видишь надпись «Марьяна, стрипуха»? Жми на неё, потом на кнопку — вот сюда, где трубка намалёвана, — и будет тебе счастье. В бой, псих озабоченный! В ночной полёт над шестом несушки!

Он грюкнул дверью и тут же принялся пулять в неё картофелинами, сопровождая артобстрел разгульной песней о замоченной в Волге княжне.

— Алё, — сказал Боб, — это Марьяна? Это вас беспокою я. Да, я. Чьё имя? Кого позвать? Назвать? Минуточку, тут Димка шумит, я на балкон… что вы спросили? Денег нет, есть шампанское. Конфеты «белочка» есть. Какие условия? Нет, я не по поводу контракта, я сам по себе…

Некоторое время Боб оторопело разглядывал экран мобильника.

— Ангельский голосок! — произнёс он. — Гибка, волшебна, делова! — и снова набрал номер.

— Алё, Марьяна? Я уже насчёт контракта. Давайте заключим. А разве я не представился? Вовчик Скотинец, доктор наук. Это в перспективе. А пока кандидат. Кому перезвонить? Мне не нужен агент, мне нужны только вы. Конечно, немедленно! Я тут приберу пока… Конечно, наличными! Только денег сейчас нет. Но это неважно. Я у Димона попрошу… Постойте!..

— Отшила? — подобревший Димон, пиная картофелины, выкарабкивался из кухни. Пивные банки в охапке казались Бобу птенцами, пригревшимися на медвежьей груди. Вот-вот запищат, горемычные.

— У меня нет денег, и я дурак, — сообщил Скотинец.

— Это не имеет значения. Ты не за тот конец схватился. Дай мне!

Банки он швырнул на диван — диван поворчал и затих — а сам уселся у телевизора прямо на немытый ламинат. Замурлыкал в трубку:

— Марьяночка? Золотце, он дурак и у него нет денег, а у меня есть всё. Ты покажешь мне соски? Зови меня Димулей, мы скоро подружимся. Как хочешь, прелесть, только я с твоим Отеллой и разговаривать не буду, мы и без него поладим. Конечно, немедленно! Конечно, в еврах! Баксу не место в приличном обществе. Подумай, детка, только не сильно волынь. Тут сейчас Юльку показывают, ей до тебя далеко, но если что, и она сгодится. Ну всё, пока!

— Жди звонка, чудо! — сказал он. — Твоя мечта скоро спросит у тебя твой домашний адрес.

— Ты ей евриков наобещал! — заволновался Скотинец.

— Ну и что?

— Где я их возьму?

— Твои проблемы.

— Я побежал! У Гоблина займу!

— Молчи, мудрец, не утомляй. Кто тебе такому займёт? Ступай-ка ты картошку чистить. Танцовщицы, хоть и худые, а прожорливые как глисты.

— Звать девушку, не имея денег? Это непорядочно! — Скотинец глупел на глазах.

— Твой моральный облик её не волнует. Ты и без бабла хорош. Самец! Мыслитель! Диоген с глазами сатира! Захотел — завалил! Побольше огня, копоти, похоти, и она сама тебе приплатит.

— Куда уж больше! Я скоро скопчусь, — признался Боб.

— Терпи. И не психуй, как-нибудь обойдётся. Постарайся ей понравиться. Скажи, что назовёшь её именем малую планету и посвятишь порывы. Дави не на материальное, а на духовное. Ей, рабе шеста, недостаёт сочувствия и любви. А зелени она и без тебя насшибает, будь спокоен.

Скотинец поплёлся на кухню. Диди, довольный собою, расколупал банку, приложился к ней и принялся клацать дистанционкой. На всех каналах было одно и то же: кто-то крался с пистолетом по безлюдным апартаментам, кто-то с расширенными от ужаса глазами смотрел на иные миры, и вертелись голозадые красотки, и плели паутину бодрые ведущие.

— Значит, такой сценарий, — сказал себе Димон. — Время такое. Время обтёсывать камни и рушить невинность. Пора Бобу взрослеть.

— Презерватив! — раздался возглас Скотинца. Димон привстал:

— Как ты меня назвал?

— Димоша, у меня в доме совсем нет кондонов! Что делать?

— Соль есть?

— Соль… а зачем?

— В картошку бросишь. А то знаю я тебя. Всё пресное, как в реанимации.

— Я не о том!

— О том тебе пока рано думать. Вот увидишь, у неё в сумочке найдутся. Как раз твой рост. Женщины практичны. Скотти, отчего ты не женщина?

— Да как ты смеешь?

— Да не смею я… А вот и Марьянка на проводе. Диктуй адрес!

Через полчаса Боб, отбросив швабру, помчался открывать дверь. В двери возник широкоплечий могучий человек в чёрном.

— Стриптиз заказывали?

Боб молчал. В голове вертелись анекдоты и сериалы.

— Заказывали или нет?

— Проходи, раздевайся! — дружелюбно предложил Димон.

— Вы не так поняли. Стриптизёр не я. Исполнительница ждёт внизу. Ребята, вы уверены, что вы не геи?

— Сам ты… не так понял! — возмутился Димон. — Чем на пороге торчать, зашёл бы в прихожую. Почему девочку не привёл?

— У нас предоплата, — сообщил агент. — Можно сразу полную сумму. Рекламаций не бывает.

— Полную потом, — отмахнулся Димон. — Боб, заплати человеку, сколько не жалко.

Скотинец унёсся к своим шкатулкам-ящичкам. Димон с любопытством смотрел на агента.

— Тебя звать-то как?

— Андрей.

— Дмитрий. Очень приятно. Андрей, ты действительно из спецназа?

— С чего ты взял? Я из спортсменов.

— То-то, смотрю, к нам в дом живой шкаф прёт… Шутка! — поспешно добавил он. — Я остроумный.

— А я просто умный, — сообщил «шкаф», перелистывая принесенные Бобом купюры. — Маловато даёте, но ладно… Значит так, ребята. Чтобы без фокусов. Марьяна профессионал, ей ваши лапы не нужны, даже когда она у вас на коленях извивается. Её работа — «завести» мужика, ну а дальше уже ваше дело. Остальное без неё, пожалуйста. А то я всякого навидался, — он подмигнул Скотинцу и вышел.

— Да кто она тебе? — крикнул ему в спину Димон.

— Марьяна — моя малышка! — гордо ответил «шкаф». — Пока, парни! Я за рулём перекемарю.

— Э… Нет, вы тоже возвращайтесь, прошу! — вдруг подал голос Боб.

— Ну… посмотрим. Спасибо за приглашение. — Андрей зашёл в лифт.

— Крупный какой, — сказал Димон. — Ты правильно сделал, что пригласил. Только вот хавчика мало стало. Иди все свои говяжьи банки пооткрывай. Может, цену сбавят.

— Кстати… У тебя с собой много? — робко поинтересовался Скотинец. Но ответа не удостоился.


В неё влюблялись москали и ляхи

Сеанс удался. Марьяна прельстила Боба старательной демонстрацией страсти и вынудила котом жмуриться на сверкающую красоту. Осанистая чернявка — осетинка или молдаванка, не понять — уже казалась ему давней знакомой, зашедшей в гости, чтобы отдохнуть и немного пошалить. Была она чудесно искусной в искусе, в мистерии соблазнения, и немного назойливой в его показе. Насмешливый взгляд из-под густых бровей мог становиться жгучим и мечтательным, обманывая и обещая, — но ведь это просто развлечение, пикантное шутовство. И всё же танец завораживал. Боб погрузился в созерцание как в нирвану. «Как им удалось скрыть от меня то, что она живая? Телевизионщикам приходится долго трудиться, доводя модели до мировых эрзацев» — думал он.

Димона, ценителя сосков, пробрало по-другому. Он всё рвался на «сцену», пытался убрать дистанцию, и сидевший рядом Андрей в такие моменты тяжелел, наваливаясь на его локоть и колено. Андрей глаз не сводил с танцовщицы, а никаких особых эмоций не проявлял. Работа, мол. Обычное дело.

Одевалась она тоже красиво.

Приближался час расплаты. Боб встрепенулся:

— Блестяще! Потрясающе! Давайте поедим! Шампанского выпьем!

— Ребята, хозяин приглашает нас к праздничному столу, — пояснил Димон. — У него даже пиво есть. Вообще, интересный человек.

— Нет, спасибо, нам пора, — улыбнулась Марьяна. Отвернулась к зеркалу, коснулась волос, что-то поправила, чем-то провела по губам — и вновь стала холодной и ослепительной, как Клеопатра на заре. Словно маску нацепила. Или сняла. Подбородок, глаза, даже нос другой, что за диво?

— Мы едем. Андре, с нами рассчитались?

Андрей красноречиво молчал.

— Боб обидится, — предупредил Димон. — Лучше не обижать его.

— Тогда давайте расплатимся за услуги, — предложил «шкаф».

— Нет проблем. Прошу к столу! Под шампанское и расплачиваться веселее.

— Рассмешил. Мне уже весело.

— То ли ещё будет. Останьтесь, посидите немного с нами, что вам стоит? Боб болен одиночеством. Я лечащий врач этого святого человека. Как врач, хочу его вернуть к жизни и не допустить рецидивов. Он же бешеный. В нём сочетаются чистота ребёнка и свирепость быка.

— И с чем они сочетаются? — спросил Андрей с ленцой.

— С мозгами Архимеда!

— Который из ванны воду вытеснял? Этот — много вытеснит. Если взять и погрузить…

— Нет, тот был другой, он арифметику изобрёл. Не стойте, гости дорогие, перемещайтесь на кухню. Не обижайте гения.

Клеопатра надменно взглянула на болтуна.

— Я не давала своего согласия. Вы будете платить?

— Марьяна, у тебя в лице два овала, — сообщил Боб. — И чужие зрачки. А красота своя. Я тебя полюбил.

— Ты не коси, Архимудь… — начал заводиться Андрей. Но девушка взмахом руки остановила его. Спросила удивлённо:

— И на кого я такая похожа?

— На царицу юга.

Она взглянула на Боба, затем — в зеркало. Оставила в зазеркалье гордую египтянку и в три жеста преобразилась в красавицу-еврейку. Глаза Марьяны стали миндалевидными, брови округлились, в зрачках, словно в темнеющем южном небе, появились звёзды. Полуулыбка, румянец, грация, внимательный взгляд…

— А теперь?

— На хозяйку бала.

— Во что мне одеться, мессир? — спросила она, чуть наклонив голову.

— Длинное платье из чёрного бархата. Погоди, вспомню… да, нужен плотный бархат, простой, без вставок и украшений, только здесь, внизу, по самому краю бежит узор. Рисунок мы найдём в «публичке», там эти альбомы есть. Плечи обнажены… как удачно, что их не коснулась татуировка. Сошьём, а где — сама решай. Ещё аксессуары понадобятся. Колье, браслет, кольцо, вот главное. Остальное, как говорится, по вкусу.

Димон тихонько сидел на диване и офигевал. Андрей чесал переносицу.

— Подробнее, милый, подробнее!

Услыхав слово «милый», Диди вздохнул, обнял себя за плечи, вжал подбородок в грудь, хитро сплёл ноги и, уже не шевелясь, принялся смотреть в окно. Он стал йогом конкретным — из тех, кто всегда готов к падению потолков. Или небес, если дело происходит на открытой местности.

— Колье, тяжёлое и старинное, — продолжал Скотинец, — чеканное серебро, алые овалы, огранка… слезинки-бриллианты брызжут в глаза, это важно… Всё должно быть настоящим… — Боб загляделся на красавицу и замолк.

— Что ещё нужно? Отвечай!

— Ещё понадобится браслет из двух переплетённых змей, в пасти каждой по камню, но нельзя наделять их сходством… они должны спать, а не ползти, должны таиться, а не отражаться во взглядах. Кольцо с лучом… Туфли открытые, тоже с узором, я отсканирую, увидишь их… обязательно на толстой массивной платформе, это изоляция от земли, защита от огня. Где всё это взять, не знаю.

— А я знаю. Я умненькая девочка, хоть и голой танцую… улыбнись же!

— Мариша, но это чёрт знает как дорого! Дим, у тебя деньги есть?

— Погоди, — снова отмахнулась Марьяна, — отстань со своими деньгами. Я ещё кое о чём спрошу. Ты помнишь будущее?

— Которое из них? — Боб любил точность. Особенно если его вынуждали давать однозначные ответы.

— Наше.

— Нет. Там я не был.

— А оно есть?

— Оно всегда есть. Солнце зашло, жаль… Я бы призму взял, показал. Можно выделить любой цвет, по своему желанию. Можно любой вариант сделать ожидаемым. Вероятностная физика — моя специализация.

— А то, что ты мне сказал, — тоже физика?

— Я могу и второй раз в любви признаться, — ответил на это Скотинец.

Марьяна обернулась на зеркало, преобразившись в лукавую украинку. Ох эти брови вразлёт! чёрные птахи над карими омутами… кто сможет удержаться, не заглянуть, не утонуть? — никто, кроме панского евнуха, которому тоска выела плеши в глазах… никто более! Будь ты вражина-турок иль шляхетный лях, спрытный жид чи справный москаль — не гляди, человече, пропадёшь! Вслед за ней поворачивают тяжёлые головы подсолнухи и бегут, прячась в траве, васильки. За её благосклонность ведут жёсткую конкурентную борьбу виднейшие женихи уезда. Мотузятся парубки, трещат плетни, но сердце её уже отдано, а кому — не скажет, и не просите…

— Вовчик, —ласково сказала девушка, — ты самый лучший. Я пойду, а?

Боб поник. Улыбка и нежное слово — утешьтесь этим, парни, всё не зря сражались-потешались, уж и на мировую пора, горилка ждёт. Садись с нами, зубоскал-жид, садись поруч, забияка-москаль, и ты, лях, своё место май, будем пить и песню турка слушать, сердце заморской мечтой полонить!

— Я позвоню. Нужно подготовиться… найди, пожалуйста, альбомы, я очень на тебя надеюсь… — она чмокнула погрустневшего хозяина. Хотела в лоб крутой попасть, а угодила прямо в глаз. В левый. На глазах Скотинца тут же появились слёзы. На обоих. Дикое зрелище, доложу я вам.

— Рада знакомству с тобой, — сказала она с порога. — До встречи.

О существовании Диди стриптизёрша, похоже, и не вспомнила. Или вспомнила, но решила не тревожить «йога». Лишь Андрей, уходя, понимающе подмигнул Диди, замершему в неудобной позе. Дикий Димон слабо шевельнулся.

— Распаковывайся, — попросил его Боб. — У тебя неэстетичный вид. Ты как сосиски в морозильнике: твёрдые, скрученные, ни к чему не пригодные.

— Щас, — пообещал Димон. — Щас я мысль довыколупаю и раствердею.

— В прах твою мысль! Размораживайся так. Не могу на тебя смотреть. У меня заворот костей начнётся.

— Тогда рассказывай всё сам, Скотиняра!

— Расскажу. После. Ты вытаскиваешь из Интернета информацию о колечках-браслетиках, я тебе выкладываю всё что знаю. Договорились?


Повелительница зеркал

Скакал куда-то диван, настигая иные миры. Линзой кривился потолок, желая приблизить галактическую даль. Прочно оседлали стулья два астронавта: один массивный как рыцарь, второй злой как леопард. Пялились на экран компьютерный, плоскопараллельный. В экране свет, в каюте тьма, за бортом ночь, звёзды, звёзды, звёзды, и три подруги-туманности, и опускающаяся восьмушка луны, и око Венеры — искрящийся вселенский разлив.

Пили якобы мёд. Белый, медицинский. Преомерзительнейший.

— Горький, ох, мы пьём мёд, — с отвращением сказал злой и тощий. Толстый и зачуханый не отвечал. Он раскачивался. Заросшая голова моталась, перекрывая сияние свет-броузера, гонца-посланца Интернетушкиного.

Тощий прищурился и дунул изо всех сил. Дурно пахнущие брызги разлетелись по избе. Оросилась скучная рожа толстого. Он заморгал, пискнул и принялся быстро и смело отхлебывать из банки. Как бы оправдываясь.

— Скотти! — позвал тощий.

— Я! — вздрогнул толстый.

— Скотинец ты, — уточнил тощий, давясь мёдом.

— Факт, — уныло согласился зачуханый.

— Ты чем занимаешься?

— Ничем, — сознался Скотинец, зачуханый и толстый, мёдом убитый, в заботах погрязший, на скрипучем стуле сидящий в зелёных блестящих штанах и кожухе на голое тело.

— Зачем? — спросил, подумав, тощий.

— Мыследеяние радиацию выводит, — осторожно соврал Скотинец.

Тощий уставился в потолок — в потолке, за прозрачной маскировочной квазифанерой, разгульно катились кометы. Головастиками носились метеоры. Гневно горел Марс, синим пламенем полыхало млечное колесо Галактики. Диди заморочено заглянул в свою банку и, невзирая на омерзение, стал пить.

Толстый сопел и молчал, поскольку полагал, что является гением. Но им он не был, а был он открывателем неоткрытого. Как и тощий. Как и все на свете.

Впрочем, Скотинец отличался от всех. Внюхиваясь в белые пары, он размышлял о соотношении общего и индивидуального в Мироздании, для наглядности привлекая к этому дурацкому делу квантомеханические образы.

— Тут нарушение зеркальной симметрии. Сверхслабые поля, выдуманные для того, чтобы видеть сны… Магия отражений… Возьмем чистый ансамбль... — бормотал Скотинец. — Только где ж его взять? и почем выйдет?..

— Всё, слил я тебе твои картинки, — сказал Димон. — Класс! Взгляни. Колье — роскошь, браслет — мощь! Хочу себе такой.

— Не советую. Наденешь — ведьмой станешь. Переориентируешься.

Боб вглядывался в изображение. Две змеи сплелись на медном обруче, две пары сапфирных глаз глядели на людей.

— Сбрось на дискеты, пригодится. Эта магия Марьянке нужна, а мы и без магии могём. Звони.

— Ты о кольце забыл. Где его искать?

— Кольцо я ей сам обрисую.

— Тогда сам и звони, — Димон сунул в руку рыцарю свой «скорпиончик».

Едва коснувшись ладони Скотинца, трубка вспыхнула огнями и зазвучала мелодией из репертуара сладкозвучной Шакиры. Диди ушам своим не верил. Не было в его телефоне такой «темы»!

— Марьяна? Я уже… — длинная пауза. — Хорошо. Я понял. Так и сделаем. Приезжайте. — Боб вернул мобильник Димону.

— Едут. Скоро будут. Судя по приметам, нынче странная ночь. А ведь не полнолуние. Месяц только в рост пошёл.

— Опять умничаешь?

— Сколь терпелив ты, Димок. Как бомж в электричке. Тебя кусают вопросы, а ты даже не чешешься. Слушай же. Она не просто красавица. Она — колдунья. Настоящая, владеющая чародейством.

Димона перекосило. «Влюблённый мужик куда глупее петуха на заре», нарисовалась на лбу мысль. Её стёр кроткий взгляд Скотинца. Диди лишь вздохнул. Ехидный рот, открывшись, закрылся.

— У каждой колдуньи своё проклятие, — продолжал Боб. — Марьяна обречена жить во множестве образов, превращаясь из одной женщины в другую. А собственный образ, единственный и неповторимый, она утеряла. Девушка-отражение, вот кто она. Вокруг неё всегда кружит облако мотыльков-реальностей — танцуй, лови любую. Я дал ей надежду вернуть утерянное и снова стать собой. Вот, в сущности, и всё.

— Как мало требуется физику для выводов… — пробурчал Диди.

— Лишь глаза, голова и трезвость, — согласился Скотинец.

Марьяна появилась внезапно. Возникла вдруг в комнате, подошла к экрану. Она была одета в тяжёлое бархатное платье до пят. Тут же в дверях образовался Андрей. Стоял себе, усмехаясь, привалившись к стене.

Димон уже ничему не удивлялся. «У Боба хата нараспашку», вот что он решил. Скотинец, напротив, изумлённо хлопал глазами. «Запертая дверь ведьме не помеха», догадался он. Спросил:

— Что, нравятся безделушки?

— Это не безделушки, — откликнулась Марьяна, рассматривая фотографии браслета. — Это пойманные души. Давайте готовиться к ритуалу. Нужно переставить экран…

Вскоре жидкокристаллический монитор стоял на стуле в метре от зеркала, которое исправно — с точностью до «наоборот» — отражало всё, что появлялось на экране. Марьяна внимательно изучала картинки, просила приблизить их или повернуть. Диди сидел рядом с клавиатурой в руках. Он уже успел «инстальнуть» на компьютер кое-какую «софтовину» — истинный программёр всё своё носит с собой! — и с её помощью совместил несколько фотографий в одно «объёмное» изображение. Боб, по своему обыкновению, разлёгся на диване и ровно ничего не делал. Андрей молча сидел в уголке.

— Начнём, — сказала Марьяна. — Посмотрите в зеркало: диван, стул, Димчик на нём. Всё отражается как есть. Как на фотографии, только лучше. Теперь я хочу что-то изменить… Вы видите, что здесь находится крутой парень, настоящий супермен… Отец, подойди!

Андрей поднялся, приблизился к Марьяне. «Отец? Ну-ну… Действительно суперменище — уже первоклашкой девок портил», подумалось Димону.

— Вы видите полное соответствие. Что там, то и наяву. Только я одна знаю, каким должно быть правильное отражение. Закройте глаза. Ни о чём не думайте. Димка, это тебя касается!

— Я никогда не думаю, — буркнул Диди. — От думок весёлость чахнет.

— Замолчи! Когда досчитаю до десяти, можете смотреть. Я считаю! Раз… два… три… десять!

— Плохо арифметику знаешь… — но тут Димон в очередной раз поперхнулся. Андрея не стало. Вместо него в комнате образовался седой пятидесятилетний дядька. Ничего в нём не сохранилось от дюжего, кровь с молоком, спортсмена. Разве что военная выправка и колючий взгляд. Характер тот же, а внешность изменилась абсолютно.

— Марьяна Андреевна, как вам это удается? — спросил Боб, сияя.

— Всё очень просто. Нужно что-то увидеть «там», и тогда это окажется «здесь». Нужно не «представить себе», а действительно «увидеть», понимаете? Чтобы оно отразилось назад.

— Зеркала повторяют действительность, а действительность воссоздаёт всё, что находит в зеркалах, — подсказал Скотинец.

— Да-да-да! Но давайте вернём папе молодость, пока вы не забыли, как он выглядел. Это будет хорошей тренировкой. Просто смотрите в зеркало и попытайтесь превратить моего отца в того супермена, которого вы видели…

— Понятно! — прервал её Димон. — Замолчи, девчонка, чуда хочу!

Он вообразил, что в стекле, поверх отражения, появился прежний Андрей. В какой-то миг ему даже показалось, будто воображаемый заслонил собой настоящего, и он перевёл взгляд на отца Марьяны. Ничего не изменилось. Димону захотелось сказать, что с него хватит, иллюзиониста из него не получится, но тут он взглянул в зеркало — и тихонько заткнулся. Андрей, увеличившись в габаритах и вдвое помолодев, насмешливо скалился из волшебной глубины, способной преобразить саму Реальность.

Только теперь, так глупо прозевав появление чуда, Диди, наконец, понял, что значит — «не представить себе, а действительно увидеть». Для этого нужно отключить желание кем-то быть и чего-то хотеть, нужно ничего не слышать и не замечать, остановить всегдашний гул в голове…

— Класс! — сказал он. — Только этот у нас каким-то другим получился. Поменьше того, что ли…

Андрей, ни слова ни говоря, нагнулся, взял стул за задние ножки и поднял его к потолку вместе с программистом, клавиатурой и мобильником.

— Показалось! — пояснил Димон, покачиваясь рядом с люстрой.

— Крестись! — посоветовал богатырь.

В дальнейшем Димон не участвовал в «мыследеянии», занимаясь технической работой — выводом на экран нужного изображения в нужном ракурсе. А колдовство творили физик Боб и танцовщица Марьяна. «Хороша парочка: шут да ведьма», думал Диди, но не слишком язвительно. Зависть не могла зачеркнуть его симпатию к этим двоим чудикам.

В течение пятнадцати минут всё необходимое перекочевало из экрана на стол. Всё, кроме кольца.

— Осталось самое сложное. Мальчики, вы будете нам мешать, погуляйте пока, — попросила Марьяна.

Андрей поднялся и направился на кухню — как всегда, молча. Димон поплёлся следом.

Присели. Посмотрели друг на друга.

— Ты за рулём — или не очень? Медовуху будешь? — спросил Димон. Не дожидаясь ответа, разлил по кружкам остатки. — Ну, давай. За знакомство!

Андрей выпил всё одним длинным глотком. Скривился. Выставил перед собой бо-ольшой палец. Поискал взглядом что-нибудь. Зацепил вилкой маринад. Проглотил его как акула тунца — со всеми костями. Внимательно посмотрел на Димона. И стал вдруг рассказывать сказку.


Сказка о несчастливой девочке

Жила-была маленькая девочка. Как и все девочки на свете, любила перед зеркалом вертеться, собой любоваться. Она верила отражениям, потому что помнила поэмы Пушкина и знала: нет ничего правдивее зеркал.

Однажды глупый дядя назвал её чебурашкой. «А где наша Чебурашечка? Крокодил Гена принёс ей коробку конфет!» — «Геннадий Сергеевич, проходите, прошу вас, она скоро выйдет», сказала мама. Спустя какое-то время заглянула в детскую. Марьянка лежала в кровати, по самые брови утонув в одеяле. «Я хочу спать. У меня болит голова». «Капризничает доця», усмехнулась мама гостям. Она так и не узнала, в каком ужасе пребывала в этот миг её дочь. Заглянув в зеркало, чтобы выйти к гостям красивой и нарядной, Марьяна увидела в нём не себя, а мохнатую мартышечку с огромными ушами. Девочка плакала и не знала, что делать. Теперь её отдадут в страшный «закрытый интернат».

Поздним вечером, когда гости разошлись, она догадалась: дядя Гена — злой колдун. Это он, едва появившись в квартире, превратил её в чебурашку. Но его уже нет, значит… Зеркало отразило обыкновеннейшую зарёванную девчонку семи лет от роду.

Она никому так и не рассказала о том, что ей тогда привиделось, но дядю Гену боялась как чёрта. Вскоре он исчез: у родителей почему-то не заладились отношения с добрейшим Геннадием Сергеевичем.

Подобное повторялось вновь и вновь. Марьяна поняла: у неё в комнате находится волшебное зеркало. Она стала беседовать с ним. Научилась понимать его ответы. Зеркало не знало слов, но умело показывать всё что угодно. Оно  разговаривало отражениями.

Годы идут. Закрыв книгу о ведьме Маргарите, нагая девочка приближается вплотную к своему отражению и всем телом прижимается к нему, ощущая тепло девушки в стекле — той девушки, в которую она превратится через несколько лет. Она не спешит укладываться спать: разглядывает фигуру, лицо, глаза. Книг было так много, так много героинь, — а ещё актрис, восхитительно уверенных в себе, и Марьяна перемеряла их всех, каждый раз изменяясь столь неожиданно и странно, что родители, наконец, заметили это и забеспокоились.

Они приняли меры. Говоря попросту, мама стала подглядывать за дочерью.

Вскоре всё выяснилось. Сор из избы не выметали, ведь стоит кому-то пронюхать о тайне зеркала, как житья не станет от газетчиков-телевизионщиков. И неизвестно ещё, чем всё закончится… Пусть у ребёнка будет нормальное детство.

Девушка выросла. Её колдовское искусство окрепло. Теперь она умела и превращаться, и превращать. Теперь все зеркала стали волшебными, а волшебство сделалось ежедневным и ежечасным.

В этой фантасмагории образов, в бесконечном шествии отражений навек затерялась та пятнадцатилетняя Марьяна, которая ещё не забывала возвращаться вовремя домой. Отныне она могла быть кем угодно, но только не собой.

Однажды в грустный осенний вечер она сидела в своей «детской» перед старым зеркалом, много повидавшим на своём веку, и жаловалась на несчастливую долю, вынудившую её всегда принимать чужой облик. И тут в стекле появилась старуха. Марьяна испугалась, но вспомнила о том, что зеркала не всегда послушны — иногда они показывают то, что сами захотят, — и потихоньку разговорилась со старой женщиной. «Когда-то я была девочкой Алисой и ни слова не понимала по-русски», сказала та. «Впоследствии я становилась многими другими девчонками, из тех, которые никогда ни на кого не похожи. Таких называют баловницами. А ещё я часто бывала девушками на выданье…» — «А теперь стала мною?» — воскликнула Марьяна, забыв о вежливости и недослушав рассказ старухи. «Нет, что ты, я всего лишь твои горькие мысли», ответила та.

«Если ты — мои мысли, то…» — «Знаю! Я уже знаю о твоей беде. Выслушай меня внимательно. Тебе нужно найти человека, который тебя полюбит, он-то и увидит настоящую Марьяну: ту, которой ты должна стать. Но будь осторожна! Если этот человек не сможет как следует разглядеть тебя сразу, до следующей перемены в твоём облике, то не сделает этого никогда. Он так и не сумеет привыкнуть к твоему непостоянству и охладеет к твоей красоте. Тогда ты не получишь ни любви, ни себя самой».

Андрей замолк. Поднялся, выглянул в окно. «Вот такие пироги», сказал.

— А дальше?.. — спросил Димон.

— А дальше скучно, — ответил Андрей. — Мы ж не дети малые… Да что они там возятся? За такое время можно слона сотворить, не то что кольцо. Ну-ка, глянем!

Они вернулись в гостиную и очень удивились переменам в ней. Гирлянды и воздушные шары на стенах, цветные занавески на окнах — всего этого раньше не было.

Стоя на коленях перед девушкой в длинном платье до пят, толстяк с самозабвенным пыхтеньем вшивал в бархат серебряную нить. Девушка казалась незнакомкой. Донская казачка, густые брови, жгучий взгляд… понятно, характер тот же, внешность другая… но что с Андреем? Изменился в лице человек — ну прямо Гамлет, наступивший на тень отца своего!

— Марьяночка!

Незнакомка улыбнулась.

— Она вернулась! Вернулась моя малышка! — объяснял очевидное Андрей, дружески хлопая Димона по плечу. Диди устоял, лишь коробка с дискетами выпрыгнула из кармана. — Ай да Вовка, ай да сукин сын, справился! Мужик! А я не верил… Идём, кум, гульнём, пока я молод! Не будем им мешать, у них бал впереди. Утром и она, и я станем такими, какими мы и должны быть… Утром колдовство закончится — прощай, чужая личина! Даже грустно отчего-то, веришь?

— Да как не поверить? Верю. Я тебе, Андрес, вот что скажу: важно не то, как ты выглядишь, а…

Голоса стихли, растворившись в гудении лифта.

Боб снизу вверх смотрел на свою мечту. Несоответствие исчезло. Это была Она. Марьяна ответила на его взгляд — и после паузы произнесла низким ведьмовским голосом:

— К дьяволу узоры! Я начинаю, мессир!

И под звуки вальса, слышного только двоим, под шорох спадающего на пол платья она приступила к своему последнему колдовскому танцу.




"НАстоящее" - 7
 
35870 зн.