Пёрышко пролог и часть первая

Пролог:

Когда наступает жаркое лето, и хочется пить, когда жажда жизни размягчается под палящими лучами солнца, мы ждём надежду. Однажды к нам залетит белоснежное пёрышко. Посмотрите на него внимательно, как переливаются его ворсинки на солнце. Горит ли в них радуга? Пахнет ли от него ладаном, мятой или свежим, морским ветром..? Посмотрите на него и не спешите выбрасывать его, рассмотрите его внимательно. Аккуратно возьмите его, чувствуете, как оно лёгко? Дрожат ли ваши руки под тяжестью совести, или это дрожит пёрышко? Поднесите его к огню. Горит ли ваша рука? Или это горит душа, сжигаемая огнем преисподнии? Или горит только пёрышко? Посмотрите, как огонёк переходит на мягкий белоснежный пушок. Если пёрышко расплавилось, если от него остался лишь пепел, то беспокоится не о чем. Но что если погас огонь? Что если вместо тепла он стал источать холод? Берегитесь, это перо ангела. Если к вам залетело перо ангела, то случилась беда.


Часть первая:

Солнце медленно ползло к линии горизонта, окрасив на прощание небо алыми и бардовыми красками. Наверное, ему было что осветить за этот долгий день, согреть своим теплом чьи-то сердца подарить свет, подарить надежду, но теперь оно устало, и через пару часов ему на смену должна была прийти его высочество безлуние. Было лето, если в этих краях когда-то бывает зима, и пахло созревшей ежевикой, свежей травой и чьими-то духами. Духами пахло везде и всюду, запах этот сильно различался, но всегда говорил о том, что в чьём-то сердце ещё тлеет надежда… а может ещё горит.
Что можно делать в такую прекрасную пору? Конечно, гулять, смеяться, любить… но что делать, когда страшная болезнь под названием одиночество поразила чью-то душу? Что делать, когда лица прохожих похожи на серые гипсовые маски, а голоса сливаются в один? Все близкие люди далеко, а те, кто близко находятся за каменной стеной, которую воздвиг, пусть сам, но не по своей воле. Тогда остаётся лишь надежда, слабое чувство, которым многие пытаются прикрыть свой срам, надежда.
Под густой тенью, которую отбрасывал старый дуб, сидело существо, оно сидело скрючившись, упёршись локтем в землю и о чём-то думало. Много народу проходило мимо, ведь в парк создан для случайных встреч и запланированных прогулок; некоторые любопытные прохожие, обычно без спутников, останавливались, заинтересовавшись интересной позой сидящего под деревом. Пристальней приглядевшись, они различали черты лица юноши, и, потеряв всякий интерес, шли дальше. Иногда родители, прогуливаясь со своими маленькими детьми, тяжело вздыхали, делали серьёзные лица и ускоряли шаг. А юноша думал, думал и наблюдал за прогуливавшимися по мягким тропинкам счастливыми парами, и никак не мог понять, почему он одинок.  Ночью ему приснился сон, а он много значения придавал снам, ведь, как известно, все сны вещие, только одни показывают твоё настоящие, другие будущее, третьи прошлое, а есть те, что показывают тебя изнутри… ему приснился сон, что он бежит по хлебному полю на встречу восходящему солнцу и пытается его остановить, но оно всё восходит и восходит, потом он падает на колени и замирает. Небо, покрытое тоненькой плёнкой из облаков. Ветер колышет колосья, всё поле похоже на бурное море, залитое золотом. К нему подходит девушка, она возникла из колосьев, её волосы цвета соломы, а глаза серые, как пасмурное небо. Тонкое белое платье облегает её фигуру, её ноги и грудь. Она двигается плавно, и колосья расходятся перед ней, она идёт вместе с солнцем. Она подошла к нему, когда яркий, огненный шар возвышался над их головами, потом она обняла его и он проснулся. Теперь он ждал её, ждал весь день. Юношу звали Сульда.

Наступило то сказочное время, когда солнце, уже спрятавшись за горизонтом, оставило небу часть своего света, который ещё не успела поглотить ночь. Именно в это время все волшебные персонажи становятся частью реальности, а сны становятся явью. Многое упускают те, кто ничего не ждёт в такие моменты, те, кто утратили способность верить. Они не увидят маленьких фей, заснувших в бутончиках тюльпанов, не заметят добродушную усмешку луны и не услышат, как ветер играет на волшебной флейте. Они потеряли дар видеть, и только сильное чувство может вновь вернуть им эту способность.
Из сцены с красочными декорациями, где играли сотни актёров, сотни музыкантов и зрителей парк превратился в царство теней. Где-то мелькали две тени – это возлюбленная пара старалась скрыться от чужих глаз; на скамеечке неподвижно, окружённая птицами сидела другая тень, одинокая от старости, уставшая от мирской жизни. А вот другая тень, быстро передвигающаяся по тропинке – это молодая женщина, спешившая попасть домой до наступления темноты. И царём всех теней был Сульда. Он сидел под тем же большим дубом и ждал.
На пустой тропинке начал неуверенно вырисовываться силуэт, как будто ещё неумелый художник водит кисточкой. Он рисует акварелью, сначала форму, потом тени, потом детали. Кончик кисти выводит линию губ; лёгкий штрих и светлые волосы развиваются на ветру. Кто может изобразить прекрасней, чем начинающий художник, рисующий саму жизнь? Что может быть прекрасней, чем то, что рисует природа? Прекрасная девушка шла, ступая по земляному ковру. Редкая трава приятно шелестела под её ногами, ветер приносил запах полевых цветов. Её лицо озаряла лёгкая улыбка, так знакомая поэтам. Сульда узнал её, словно она всегда сопровождала его, словно они всегда шли вместе, но не замечали друг друга, а теперь они решили поговорить. Поговорить в первый раз, вспомнить свою дорогу и остановится. Да и куда теперь было идти, после этой дороги был лишь обрыв.  Когда девушка проходила мимо Сульды он окликнул её. И она остановилась. Сколько величия было в её стане, она была сама природа: лес с его хрупкими берёзками и луга, покрытые самоцветами, мягкий рокот волн и изумрудная синева тёплых вод, она была утренней зарёй, что наполняет мир красками, запахами, звуками. Он не знал её имя, но мог обратиться к ней с тысячей имён; и она была готова откликнутся на каждое из них. Он был счастлив.
Сладкая дрёма окутала парк. Даже светлячки не осмелились тревожить священную темноту ночи и только два сердца, только два человеческих сердца горели и освещали путь, по которому должно будет пройти солнце. Как прекрасен свет, источающийся от чистых чувств. Он ярок, но не слепит глаза, от него тепло и телу и душе, но следует опасаться его лучей. Они могут сжечь.

Старый дуб видел многое, но ещё больше он помнил. Много лет живут деревья на земле, много лет они спасают живых существ в своих кронах, защищают своими ветками от глаз хищников.  Они хранители жизни, они же память природы. Каждый росточек несёт в себе память той ветки, с которой он упал. Дуб помнил многие влюблённые пары. И теперь, он укрывал их тенью от утренних лучей пока они спали, его листья напевали тихую и древнюю песню. Но вот пришло время просыпаться, пришло время будничной и серой жизни, время ожидания и нетерпения. Пришло время прощаться. Все, кто когда-либо прощался с любимым человеком, знают чувство бесконечного страха, ведь кто знает, может это последнее прощание, и тогда черты лица останутся острым осколком в сердце, и будут ранить каждое воспоминание; и будут упрёки себе, за то, что не успел, не смог сказать; не смог попрощаться так, как следует прощаться в последний раз. И тяжелее всего прощаться с чем-то вновь приобретенным и от того особенно желанным. Но было ли то последнее прощание? Они не сказали друг другу ни слова, но парк был их языком. Его дорожки всегда приводили к старому дубу, а голоса птиц, аромат цветов и травы всегда шептали так ласково, так нежно, что хотелось вырваться из объятий реальности и закружится в первозданном танце чувств. Но это будет вечером, а пока плотная и пыльная портьера обыденности закрыла их жизни.

Когда сонные летние ветры обволакивают толстые стволы деревьев, а облака накрывают зелёный ковёр своей пенистой массой, наступает желанная прохлада, так необходимая в череде жарких дней. В воздухе пахнет мятой и лимоном. Перебирая подошвами ботинок и туфель мелкий щебень и землю, ходят зеваки и привычные посетители парка. Маленькие дети с открытым ртом смотрят то на голубей, пугливо вертящих своими клювами, то на сытого здорового кота, затаившегося в густой траве. Кот ждёт некотороё время, потом плавно, как бы лениво, прыгает вперёд. Голуби успевают вспорхнуть. Тогда кот ложится на землю и облизывает довольную морду.  Около старого дуба, рассматривая сероватую глазурь неба, обожжённую ещё ранним утром небесным светилом, сидел Сульда. Он был счастлив и напевал в такт ветру, иногда мечтательно опуская веки, вдыхая свежий воздух, а вмести с ним и всю радость летних красок. Какую чудесную палитру дарит нам летний день! Сколькими оттенков играют красные розы и жёлтые тюльпаны! Но могут ли жёлтые тюльпаны расти вместе с красными розами?
Сульде опять приснился сон, пока они спали вместе, той прекрасной безлунной ночью. Ему приснился океан. Серое небо светилось призрачным светом, который, казалось, вот-вот исчезнет. Морщинистая, иссиня-черная масса; могучие волны, как будто застывшее стекло, выплеснутое нерадивым стеклодувом в чёрную бездну. Потом волны разбивались на миллиарды мелких осколков, и эти осколки повисали в воздухе, потом со звоном падали обратно в пучину. Чёрные скалы, разрезая бурную поверхность океана, высились над несметным полчищем волн… Скалы, похожие на зубы неведомого чудища, переливающиеся под тусклым светом, и на этих скалах стоял Сульда. Он стоял на пике самой высокой скалы и смотрел на волны. Вдруг небо разрезал луч солнца и упал на вершину скалы под Сульдой. Только теперь он заметил что рваные, чёрные камни складывались в силуэт девушки. Под силой света силуэт начал округлятся и наполнятся жизнью, волосы начали светлеть и вот уже непокорно колыхались ветром; каменные лепестки губ становились похожи на лепестки роз, а потом появилось, поначалу неуверенное и резкое, дыхание; стряхнув последнюю чёрную пыль, поднялись ресницы обнажив влажные глаза. Сульда сбежал к ней, обнял её, но, оглянувшись назад, он увидел кровавый след, его ноги были изрезанны камнями… Потом наступило пробуждение.
Сквозь серый небосклон начали пробиваться лучи солнца, и, как бы приветствуя их, заворковали голуби, спокойно усевшиеся на скамейке. Через некоторое время на эту скамейку сядет пожилая дама, которая приходит сюда каждый день, и будет разбрасывать хлебные крошки, остатки со стола, а может даже специально приготовленные из свежекупленного хлеба. Каждый по-своему встречает одиночество, кто-то с гордость, кто-то с позором; кто-то, сжимая в руках меч, а кто-то, всматриваясь в своё собственное отражение в зеркале. Но разве одинок тот, кто знает, что он кому-то нужен? Пусть даже это будут птицы, ведь может, они донесут весть о добром человеке на небеса.… Где-то вдалеке послышался звонкий смех. Девушка шла по дорожке вместе с каким-то молодым человеком, лицо её сияло радостью, они разговаривали так громко, что Сульда чувствовал, как его сердце разлетается на миллиарды осколков; и каждый осколок полетит в своём направлении, пока не потеряется в океане жизни и судеб; а может ему просто казалось, и девушка молчала, улыбалась лету? Девушка попрощалась с молодым человеком и подошла к Сульде. И он забыл всё: забыл мир, забыл парк с его цветами и запахами, - всё смешалось в неистовом водовороте желания. Мир опять перестал существовать, только она, её глаза, губы, тепло её тела. И он укрылся простыней, сотканной из переживаний, надежд и ночных мечтаний, он укрылся ею под ветками старого дуба.
Этой ночью месяц выполз из своей спячки, он ещё не окреп и был настолько тоненьким, что казалось его можно использовать как иголку, чтобы вышить им чудесные полотна, изображающие ночной парк. На этих полотнах можно вышить серебряными нитками ограду парка, а золотыми небольшой пруд в котором отражается месяц. Днём в пруду плавают два гордых лебедя, но ночью они спят. Месяц улыбается спящему парку. Звёзды смотрят на парк. Пролетающая между далёких планет комета смотрит на парк. Но на него смотрит кто-то ещё, кто-то, чей взор может видеть сквозь пространство и время, сквозь тьму и яркий свет. Кто-то, кто наблюдает за ним уже много-много лет, вздыхая и удивляясь, потом опять вздыхая. Парк излюбленное место для падений и его томные тени всегда рады приютить заблудшую душу.
Золотистая пыльца месяца ещё долго оставалась на дорожках и скамейках, но, как любое чудо, она начала исчезать с первыми признаками невежества и отсутствия веры. Сонный дворник медленно, покачиваясь как старая рыбацкая шхуна, шёл подметать улицы. Под его ногами пыльца превращалась в грязь с его ботинок, которую потом развеет шальной ветер. От дворника пахло спиртным и рыбой. Он медленно напевал какую-то пошлую песенку, единственную, которую ему удалось выучить; на его лице была улыбка. Он был счастлив. Был ли? Кончено был, и есть. Ведь сегодня прекрасное утро, и оно будет ещё краше, когда взойдёт солнце. Тогда он сможет купить себе пива и заснуть под мягкий щебет назойливых птичек.

Сульда проснулся рано. Он улыбался бледному месяцу, который уже начал растворятся в небесной дымке. Ему казалось, что месяц дружески улыбается ему в ответ, шепчет ему что-то и желает счастливого пути. Вот только куда? Сульда решил, что путь уже пройден, мосты назад, равно как и вперёд, сожжены и разрушены. Да и что может быть впереди?.. Она ещё спала, свернувшись клубочком, как котёнок; её волосы закрывали лицо. Сульда поцеловал её тёплую щёку. Начинался новый день. Целый новый день и целая вечность до следующей ночи.

Что за неистовство овладело ветром! Со свистом он носился из стороны в сторону, подымая листья и клубы пыли, срывая даже бусинки росы с невысокой травы возле пруда. Тёплые потоки воздуха; по-прежнему душно. Даже если захотеть, нельзя было разглядеть в парке то, что находилось в нескольких шагах; как будто на прекрасную картину, разлили грязно-медную воду.
Вся трава и цветы растут на чёрной земле, и туча, как будто решив отмыть землю от грязи, начала сбрасывать с неба тяжёлые капли дождя. Они падали на землю и, оставляя маленькие воронки, соединялись в единый ручей, который проложил свой путь вдоль дорожек. Иногда, ссутулившись, как будто под тяжестью воды, пробегали редкие пешеходы. Другие, придерживая полы верхней одежды одной рукой, а дрогой держа ручку зонта и тихо ругаясь, делали вид, что совершают обычную прогулку. В такое время хочется переждать у огня, быть опьянённым парами горячего глинтвейна и планами о будущем. Можно строить грандиозные планы, ведь их никогда не придётся воплощать в жизнь; все веха ставятся спонтанно.  А можно просто забыть этот дождливый, но по-прежнему тёплый день, вычеркнуть его улыбкой из памяти, ведь завтра уже будет светить яркое солнце.
Сульда опять стоял под дубом. Он весь вымок. Как тяжко ожидание, как оно мучительно! Но в эти моменты не существует ни ветра, ни духоты, ни дождя, ни боли; а если они есть, то на них можно натянуть всю жизнь, и от этого хочется кричать, хочется рвать на голове волосы и проклинать своё существование. Что-то пугало Сульду, пугало больше чем то, что она может не прийти сегодняшним днём, больше чем то, что он может не проснутся одной прекрасной ночью. Его пугало неведение и двусмысленность жизни, но его также пугала красноречивая простота снов. Он много раз просыпался этой ночью, но когда он снова засыпал, калейдоскоп сна складывался в целую картину и продолжался.
Кусок серого камня, безжизненный, покрытый тонким слоем льда. Из таких камней уже давно делают человеческие сердца… И нет подножия у этого куска, внизу лишь облака, такие же серые как скала. Ничто не движет эту серую массу от камней, ведь даже ветер боится этих мест. Здесь нет жизни, здесь нет солнца; грозовые тучи висят на скалу. Сульда знал это место, он страшился его с самого рождения. В этом месте надо было делать выбор, первый выбор в жизни человека. Он сидел на сером выступе, его руки были розовыми пятнами на сером фоне, они диссонировали с окружающей средой. Медленно из дымки начала появляться она, облака расступались перед ней, но она была каменной. Безжизненно смотрели её глаза. Они приближалась к нему, неестественно плавно, но всё также грациозно. Вдруг, она остановилась, её тело превращалось в каменную глыбу, только глаза были открыты, пустые, серые глаза. Но только он подошёл ближе, как всё вокруг затряслось, скалы начали трескаться. Тогда Сульда взял осколок и разрезал свои вены. Кровь хлынула из них, обагрив серые камни. Постепенно всё начало оживать. Сульда сделал свой выбор.
Парк постепенно опустел, смолкли хлюпанья сапог и воркования влюблённых, только и раздавалась что барабанная дробь дождя; по дорожкам парка опять поплыли тени. Воздух был влажный и тяжёлый, на тоненькие ниточки дождя насадили тоску, печаль и всё ту же потрёпанную надежду. Когда кто-то проходил мимо, ниточки тихо звенели, оставляя на прохожем один из своих подарков… но кто хочет надежду? Лишь тот, у кого её нету… Сульда старался запечатлеть в своей памяти эту картину, этот хрустальный лес, но всё его мысли парили в воздухе, пытаясь найти любимый образ, и вот струйки дождя расступились, освободив путь, и по этому коридору шла она. Что с ней было? Она не улыбалась, лицо её было грустно. Или не счастлива она была? А может, пришла пора расстаться…Когда плотные ветви дуба укрыли их тенью, Сульда обнял её. Её глаза был влажные, и возможно ли, неужели она плакала? Или это капли с его шелковистых волос? Она плакала, плакала тихо, украдкой, опасаясь, что это будет заметно, но солёные слёзы, более солёные, чем печаль, стекали по всему её лицу. Бледное, мраморное лицо было по-прежнему прекрасно, но откуда такая печаль? Откуда эта грациозность, ведомая лишь смерти?
Старый дуб был беспомощен, он мог лишь наблюдать и сокрушаться, но ведь это участь жизни. Жизнь не может изменить историю, лишь смерть. Но ради этого стоит прожить миллиарды раз. Ради этого стоит наблюдать. Природа чувствует смерть, ведь смерть есть природа, или её часть, которая наравне с жизнью помогает держать чашу весов, ведь что будет, если одно перевесит другое..? Старый дуб понимал это, но ведь и ему было знакомо чувство жалости; всё канет в летах, но пока они находились под его эгидой, и он закрывал их от дождя, от ветра, и, пока он мог, от смерти.
Бывает, что в летний зной всё тело пронзает холод, конечности немеют, а кожа покрывается мурашками. И ни огонь, ни солнце не смогут согреть, лишь человеческое тепло. И счастлив тот, кто объят страхом! Страх не совьёт себе гнездо в душе… Сульда проснулся в холодном поту, он дрожал. И месяц освещал их пристанище чрез сени дуба, только сияние его было тускло. Он посмотрел туда, где лежала его возлюбленная; он хотел прикоснуться к её волосам, но в ужасе отдёрнул руку, от прекрасных локон веяло холодом. Она была мертва. Он не мог кричать, а может он и кричал, но не слышал себя. Как ему жить и что теперь делать. Как быть человеку, когда он понимает, что он сошёл с пути и, сам того не заметив, ступил за край бездны? Сульда поцеловал её щеку, с которой сошёл румянец; в руке она держала белое пёрышко. Как красиво оно искрилось в отсветах месяца!  Капли дождя падали на него, но скатывались. Каким тёплым оно было, как будто вся жизнь было заключена только в нём, и она билась и билась, стараясь вырваться наружу. Сульда стоял на перепутье, что он мог сделать? Он уже давно всё решил. Он обнял мёртвое тело, обнял так крепко как мог, он хотел согреть его своим теплом. И он засыпал, засыпал последним сном. Сульда улыбнулся луне, возможно, она расскажет о нём солнцу, а солнце звёздам и те будут бессмысленно моргать на чёрном фоне, оплакивая его погибель… но будут ли они оплакивать. Не важно. Когда ты видишь всё в последний раз, весь мир, вся жизнь теряет значение; зачем оно?.. Сульда закрыл глаза и слушал биение своего сердца. Когда ты готов отдать свою жизнь ради другого, нет надобности в громких подвигах и пышной смерти, смерть сама придёт за тобой, в тихое и уютное место, как то, что было под дубом. Надо только её попросить. Сердце Сульды билось всё реже, он с трудом чувствовал его удары. Листья старого дуба превратились в белоснежные перья, и они начали опадать. Они падали и падали, укрывая Сульду и его возлюбленную, они спешили скрыть их от назойливых глаз. Вскоре сердце Сульды остановилось, а перья всё падали и падали. Они накрыли их полностью, белоснежные перья, которые видят лишь раз в жизни.